Чревовещатель

Мир духовный долгое время оставался для меня абстракцией пока однажды его внезапное вторжение не повергло меня ниц.

Откровения имеют свойство посещать человека в самый неподходящий для этого момент. Со мной это случилось, когда я служил армии, в стройбате. Часть располагалась в городе Северодвинске, знаменитом своими подводными лодками, на верфях которого их строили и производили ремонт. Мы же, «зеленые», воздвигали жилые дома и казармы для моряков Северного морского флота. Строили как умели и, конечно, много хуже, чем они того заслуживали, морозя свои яйца в северных походах по студеным морям Заполярья.

Среди огромного разнообразия духовных развлечений доступных в армии, едва ли не самым популярным было пьянство. Пили все, что лилось: пиво из оцинкованных ведер, технический спирт, одеколон «Хвойный», клей БФ, антифриз и прочее. Однако на гауптвахту я попал по иной, недостойной даже упоминания здесь причине. Одним из высших предназначений «губы», как мы это понимали, было вносить элемент романтики в однообразную жизнь воина-строителя. На этот раз мои ожидания более чем оправдались.

В то утро нас – восемь арестантов-славян, под конвоем двух вооруженных автоматами казахов, повезли в кузове грузового автомобиля на кондитерскую фабрику.

Зато на кондитерской фабрике мне понравилось. Там работали какие-то изможденного вида невеселые и малоразговорчивые женщины, которых визит группы отчаянных арестантов несколько отвлек от монотонного занятия лепки булочек из теста. В два щелка, они добыли лимонную эссенцию, которую мы тут же разбавили в металлической кружке водой и пустили по кругу.

Лично я был разочарован. Никакого действия этого зелья на организм я не ощутил, и только уже в просторной камере, после сытного ужина тушеной капустой я почувствовал неладное.

После отбоя, во время традиционного обмена анекдотами и историями из жизни я, вдруг, осознал, что смысл рассказов от меня ускользает. То есть, я все слышу, но соль уловить не могу. Не смешно мне. «Тогда чему же я улыбаюсь?» —спросил я себя и тут же получил ответ от голоса, внезапно начавшего вещание в моей голове:

– Ты улыбаешься самому авторитетному человеку в камере.

Эта мысль меня удивила, и я усилием воли стер с лица прилипшую гримасу.

– Почему я улыбаюсь? – продолжал я вопрошать внутренний голос.

– Потому, – отвечал мне голос, что миром страх, все в нем основано на том, что люди подчиняются любой власти и любому авторитету, под страхом наказания или смерти. Улыбкой ты выражаешь свою лояльность.

И тут, перед моим мысленным, что называется, взором начали вращаться Земля, планеты солнечной системы, галактики. Все атомы и вещества, из которой состоит мироздание, пришли в движение. Причем двигалось это с ускорением, достигая каких-то космических скоростей, грозящих взорвать меня изнутри.

Это напрягло. Но диалог с внутренним голосом не прекратился. Голос излагал сжато, точно, конспективно, сопровождая сказанное визуальным рядом, как на хорошей лекции с 3D проектором.

Дальше последовали объяснения, из которых я понял, что вечное движение – это и есть реальное свойство мироздания. И даже время в этой системе не имеет никакого смысла – в одну секунду рождаются и умирают тысячи миров, и ничто не прибывает в покое и в протяженности. Времени нет, как нет и смерти. Смерть это всего лишь переход из одной формы в другую. Есть только скорость вечных преображений, и переживание этого состояния подобно тому, что испытывал бы человек, мчащийся на болиде прямо по Млечному пути.

Тут стало ясно, что надо тормозить, потому что можно и не вернуться из этого путешествия. Те самые молекулы, из которых состояло мое тело, начали набирать потенциальную скорость, норовя включиться в этот торжественный парад элементов во Вселенной. Я попытался сосредоточится на том, что происходит вокруг меня в реальности, и понял, что никто не замечает происходящих со мной метаморфоз. Мои приятели и соседи по камере продолжали лениво травить анекдоты и с ними явно ничего экстраординарного не происходило. Тем временем, внутренний голос продолжил увлекательный экскурс в процессы мироздания.

Покой, а вернее его иллюзия, устроены только на Земле. Это состояние, когда мы переживаем свою жизнь в истории, от рождения до смерти, само понятие истории, как протяженного во времени процесса, возможно только здесь. И страх смерти, это, собственно, условие того, что это состояние покоя останется незыблемым, потому что сама жизнь, в той форме, которая она существует на земле, нуждается в поддержании этой иллюзии. Власть, любой авторитет, словом, все те, кому мы улыбаемся, призваны следить за тем, чтобы люди продолжали бояться смерти, и поэтому сурово наказывают за всякое отступление от правила. Те из людей – самые просвещенные, кто осознал условность смерти, перестают испытывать страх и, тут же, нарушают равновесие системы.

Христос, как частный случай этой истории. Одна и та же история повторяется на Земле с постоянством часового механизма. Всегда находятся тот, кто поднимает бунт. Для него все заканчивается. Поскольку смерти нет, то он не умирает, а включаются в процесс бесконечных преобразований, в центре которого стоит некая Мысль, приближение к которой сулит достижение истинного счастья, недоступного на Земле.

Тут я смекнул, что речь идет о чем-то серьезном, что меня, по всей видимости, ожидает. Стены камеры должны были с минуты на минуту рухнуть и обнаружить выход в открытый космос. Я уже был твердо уверен в том, что меня окружают декорации. Система держала палец на спусковом крючке и требовался только знак, чтобы его нажать.

Я огляделся вокруг, и почувствовал, что мои сокамерники смотрят на меня с подозрением – это они были сейчас той властью, которая была призвана заметить сбой системы. Надежды на благополучное возвращение к привычной реальности почти не осталось. Я слишком много знал и поэтому должен был или умереть, или, как минимум, сойти с ума.

Впрочем, смерти нет, уверял меня голос, меня ждала скорость и вечный кайф преображений, в обмен на индивидуальность. И вот тут-то мне стало себя жаль, жаль этой своей жалкой индивидуальности, закованной на Земле в законы страха. Я не желал никаких преображений. От скорости, разрывающей организм, тошнило, хотелось вернуться к состоянию покоя любой ценой. В тот момент, мне не пришло ничего умнее в голову, чем произнести несколько раз вслух, родившееся в уме заклинание: «Я признаю законы страха». Это было, наверняка, глупо, но действенно. Вскоре газы лимонной эссенции прорвались из желудка и ударили в нос. Камеру наполнило благоухание лимона, а я буквально облился слезами. Слезы лились рекой. Мои суровые сокамерники не могли понять причины столь внезапной сентиментальности.

– Пахнет как в лимоновой роще! – заметил я, вытирая слезы, промокшим насквозь полотенцем.

Все дальнейшие эффекты более или менее походили на симптоматику банального отравления. Ночь прошла незаметно, утром я уже был в состоянии разговаривать с посетившим гауптвахту врачом, которому вкратце изложил свою версию произошедшего, предусмотрительно взвалив вину за свое отравление на ни в чем не повинную тушеную капусту. Честно говоря, мне стоило большого труда удержаться, чтобы не начать проповедь в духе: смерти нет. Это было откровением, с которым я не знал, что делать.

На следующий день мы всем личным составом гауптвахты загружали в грузовик декорации местного театра, уезжающего на гастроли. Тогда я был слишком погружен в себя, чтобы оценить тонкую иронию напрашивающейся аналогии. Первое время я находился под влиянием того опыта, который пережил и мне хотелось рассказать о нем всякому, кто встречался у меня на пути, но потом благоразумие одержало верх, и я постепенно успокоился. Сейчас я думаю, что высшим силам виднее, и мне не обязательно настаивать на сверхъестественной причине своего опыта, тем более что у него была вполне банальная причина – отравление алкоголем. То, что меня одного коснулось это откровение говорит лишь о более подверженной внешним влияниям природе моего организма. Эта индивидуальная особенность возможно та единственная особенность, которая и отличает меня от других людей. Но что мешает иным силам пользоваться этой особенностью как дверью, в которую они входят по своему желанию. Так или иначе это еще один повод благоразумному хозяину задуматься и постараться сделать все от него зависящее, чтобы этой дверью сильно не стучали. Как сказал кто-то из великих писателей: Меня никогда не привлекали сакральные знания именно по той причине, что чудеса подстерегают меня буквально на каждом шагу. Не дословно, но главную мысль я передал.

Компетентные люди наследуют землю, предоставляя фантазерам небо в полное распоряжение. От чего же так глупо устроена жизнь на земле, если на ней так крепко укоренены компетентные люди? Не скрою, я немного злорадствую. Компетентные люди вновь не справились с элементарной задачей.

В 70-е годы прошлого столетия, было много разговоров о войне, ядерной бомбе, и Лохнесском чудовище, ну и выпивали в компаниях, конечно. Я внимательно прислушивался к разговорам взрослых, поскольку меня вопрос войны сильно волновал. Был в компании один врач-кардиолог, он любил пошутить на тему того, что ядерный гриб прекрасен, и он был бы не прочь на него взглянуть. Его восторгов по этому поводу я не разделял. Женщины снисходительно просили его не пугать ребенка, но ему похоже льстило их внимание, и он всеми средствами поддерживал репутацию циника. В Лохнесское чудовище он не верил. Я таскал ему статьи из «Науки и жизнь» со снимками очевидцев, но он даже на них не смотрел, прикрываясь рукой с налитой рюмкой коньяка. С его слов, он единственный в городе владел приемами джиу-джитсу и поэтому легко одерживал победы в пивных, где любил устраивать потасовки. Это был яркий и неординарный человек, но погиб он в бою и не в пивной, а на воде, купаясь пьяным.

Это я к тому, что и тогда шутников хватало, но их еще не пускали на телевидение.

Писать не просто. Если долго заниматься одним и тем же делом, невольно начинаешь повторяться. Можно легко заблудиться в трех соснах, если пытаешься заработать себе на жизнь литературой. В этом деле ты один против всех. Домашние первые враги твои. И даже кот способен уронить ноутбук и погнуть вход зарядного устройства в твой планшет. Ты постоянно в минусах, и не знаешь, какая беда тебя подстерегает за углом. Но самый главный враг – это ты сам. Даже если ты действительно талантлив, способен ли ты с толком распорядиться своими дарованиями? Достаточно ли в тебе упорства, чтобы разобрать сюжет по полкам, расставить все точки и запятые по местам, поддерживать порядок в своих текстах, и каждый божий день устраивать им проверку, как дежурный офицер в казарме зеленых новобранцев?

«Мое любимое занятие» -

похоже на тему в начале текста.

Мое любимое занятие писать херню,

а могло быть: «Изделия из теста».

Снились демоны – будь они прокляты. Говорят, мол, в России две религии: спи до обеда и спи до ужина. И замашки у них воровские. Встретят людей, бахвалятся, идут между ними, будто в толпе, пытаются отсечь по одному от группы, фокусы показывают, как они ловко финки свои из карманов вытаскивают одним движением. Сами крупные, рослые, немного выше среднего человеческого росту, наглые, смуглые, будто с примесью восточной крови.

И все они вокруг духовного вертятся, будто старосты какие, присматривают за всем, что делается. Вдруг начали церковные предметы из монастырей выносить и в музеи помещать. Люди ходят, как на моление, но не всем эта суета нравится. Я тоже икону несу, кто-то увидал, из рук выхватил: смотри, дескать, что за редкость – «Солнце многоликое!». А следом еще несут – на ней семь крестов изображены. И по толпе шумок:

«А у наших батюшек все семь собраны!» В общем, благодать, как водится в таких местах.

Демоны кружком стоят, обсуждают что-то. Затем один из них к православным обращается с усмешкой: «Что ж вы такие хмурые, православные? Видать не много из вас истинно верующих, иначе бы живее ходили, и веселее пели!»

Двое в сторонке стоят, поглядывают.

– А ты чего едва ногами передвигаешь, словно старушонка?

– Не могу, – отвечаю – спина у меня болит.

– Это не спина у тебя болит! – другой мне говорит – рыжий, такой, кучерявый – Это говна в тебе много.

Я смотрю, что у рыжего в голове над глазом дыра, а в ней след, как от пули.

– Это – говорю – в тебе говна много. Смотри, вон, оно у тебя из головы лезет!

Ух и разозлились они!

– Ну, все, конец, тебе, сейчас мы тебя сношать будем.

– Да как же вы меня сношать будете, если конец у меня. Подгребайте скорее, вот я вас от тарабаню на пару.

Сам думаю: сто бед один ответ. Больше шуму поднимать надо, они огласки боятся. Давай их задирать и глумится, смотрю – отошли они от меня, зубами скрежещут, но решили с дураком не связываться.

Прежде чем что-то наступило, нужно что-то из себя выдернуть. Что-то напоминающее боль, жало, стрелу, которая пронзает тебя и мешает сосредоточится, как мне сейчас. Мне мешает сосредоточится боль в области желудка, но, с другой стороны, именно она заставляет меня собраться и искать выход из положения, потому что просто терпеть боль, не отвлекаясь ни на что другое очень трудно, это требует концентрации всех сил. Да, именно так, боль, с одной стороны, мешает сосредоточится, но, с другой, – заставляет собраться. Ерунда какая-то на первый взгляд, но мне трудно определиться с тем, какая оценка правильная. Да, меня боль заставила, наконец, отключить свой аккаунт в соцсети, где я просто бесцельно пропадал большую часть времени, открыть ноутбук и начать писать, потому что я ощущаю свою болезнь как неспособность выйти из своих бесцельных блужданиях в лабиринтах чужих проекций, чтобы наконец заняться чем-то, что для меня жизненно важно – своей болью, своим жалом, своей неспособностью быть человеком. Боль заставила меня отбросить все другие занятия. Так, когда у тебя бред, ты можешь заниматься только им, только в структуре самого бреда ты ищешь пути к выздоровлению, дергая за все двери подряд, в надежде, что какая-нибудь откроется, и ты целиком и полностью отдаешься этому занятию, хотя и понимаешь, что оно бессмысленно, но, с другой стороны, какой у тебя выбор? – нужно тянуть время и пытаться постепенно выбираться из того состояния в котором ты увяз. Для этого я отключил все внешние раздражители и целиком сосредоточен на причинах своей боли, стараясь ее как-то приглушить, обмануть, отвлечь ее от себя.