Алекс Рейн

Я заметил у дальнего ящика треснувший экран – древний монитор, подключённый к сети, которая, по идее, давно должна быть мертва. Но светился он ровно, с лёгким жужжанием, как будто кто-то недавно его включал.

– Не трогай, – сказала Лина. – Такие системы автономные. Они могут быть частью старых временных экспериментов.

– Тем более хочу тронуть, – сказал я и подошёл ближе.

Пыльная клавиатура, на ней – отпечатки. Свежие. Я провёл пальцем. Кто-то действительно был здесь недавно. Я нажал пару клавиш. Экран мигнул, побежали строки системного кода. Потом появилось изображение.

Тёмная комната. Камера направлена на лабораторный стол, на котором лежит тело человека. Его лицо скрыто под простынёй, но по очертаниям можно понять – мужчина, средних лет. За кадром слышны голоса. Один из них я узнал мгновенно.

– Майкл Крейн.

Лина поднялась, подошла ближе.

Голос на записи был спокойный, как у человека, для которого смерть – часть протокола.

– Субъект 14. Эксперимент «Отражение». Временной сдвиг составил 6 секунд. Разделение личности произошло успешно. Вторая копия стабильна… пока.

Я почувствовал, как холод пробежал по спине.

На экране оператор отдёрнул простыню. Под ней – лицо. Моё.

Лина выдохнула так, будто ударила по стеклу.

– Это… —

– Я, – сказал я тихо. – Или кто-то, кто был мной.

Камера приблизилась. На шее – тонкий металлический браслет с маркировкой «XPN-7». Я не знал, что это значит, но где-то внутри щёлкнуло: такое я уже видел, когда-то, мельком, в старом деле, из-за которого меня и выкинули из полиции.

На экране кто-то другой подошёл к столу. Второй голос, глухой, уверенный:

– Уберите образец. Вторая версия должна быть активна. Первая – ненужный шум.

Звук выключился. Экран погас.

Я стоял, не двигаясь. В груди что-то опустело. Если это настоящая запись, значит… я – не один. Возможно, не оригинал. Может, копия. Тень, созданная вместо человека, которого уже нет.

– Алекс, – прошептала Лина. – Это могли сфабриковать. Ты сам говорил – камера врёт.

– Да, – сказал я. – Но эта ложь слишком точно знает, где бить.

Я подошёл ближе, провёл рукой по монитору. Пыль липла к ладони. Вдруг экран снова вспыхнул – белый фон, и на нём простая надпись:

ТЫ – ОШИБКА.

Монитор зашипел, из динамика вырвался свист. Лина дёрнула кабель из розетки, и комната погрузилась в темноту.

Мы молчали. Только дождь капал сквозь трещины в крыше, падал на пол, создавая тихий, неумолчный ритм.

– Теперь ты понимаешь, почему они хотят тебя стереть, – сказала Лина. – Если ты… если существуешь не один, значит, ты сбой. А сбои нужно устранять.

Я провёл рукой по лицу. Пальцы дрожали.

– Значит, кто-то создал вторую версию меня. Или я – вторая версия. И кто-то решил, что ошибка – не он.

– Что будем делать?

Я поднял взгляд на дверь. За ней тихо гудело – шаги или электричество, не понять.

– Мы найдём источник этого. Если кто-то играет временем, значит, должен быть центр. Машина, лаборатория, проект – что угодно. И пока я дышу, я хочу знать: кто запустил мой двойник.

Лина посмотрела на меня, и в её глазах уже не было страха – только решимость.

– Тогда начнём с корпорации, – сказала она. – «Хронос». Если где-то и могли провернуть подобное, то там.

Я кивнул.

– А пока – надо выбраться отсюда живыми.

Из коридора донёсся звук. Мягкий, как шепот воды, но с металлическим оттенком.

Я сжал зубы.

– Похоже, время снова пришло за нами.

Воздух в подземелье вдруг изменился. Он стал плотнее, как будто город вдохнул и не собирался выдыхать. Свет фонаря, висящего под потолком, дрогнул, вытянулся в тонкую линию и застывал, словно кто-то нажал паузу на реальности.

Я поднял руку – и понял, что пальцы двигаются медленно, вязко, будто через густую воду. Лина тоже почувствовала это: она попыталась сказать что-то, но звук не вышел. Только губы двигались, беззвучно.

Потом пространство дрогнуло, как ткань под ветром, и мир, казалось, рванулся вперёд. Всё вернулось. Воздух, звуки, движение. Лина резко вдохнула и отшатнулась.

– Что это было? – прошептала она.

– Разрыв, – сказал я. Голос звучал хрипло. – Малый временной скачок. Кто-то пытается синхронизировать реальность.

Она глотнула воздух, прижимая сумку к груди, будто в ней был якорь, который мог удержать её в этом времени.

– И кто-то делает это сейчас, – добавил я.

Я подошёл к двери, убрал железный прут, приоткрыл щель. В коридоре – тишина, но не та, что бывает, когда всё спокойно, а та, что кричит. Далёкий гул шагов отразился эхом, и на секунду я не понял, откуда он – сверху или снизу.

Мы вышли. Лампы мигали с разным ритмом, будто каждая жила в своей секунде. Когда мы проходили мимо одной из них, я заметил, что наша тень на стене опаздывает. Шаг – и только потом она повторяет движение.

Лина увидела то же и сжала моё плечо.

– Это ненормально.

– В этом городе всё ненормально, – сказал я. – Главное – не привыкнуть.

Мы дошли до развилки. Две двери. На одной табличка: Сектор D. Архив. На другой – просто номер: 0.

– Что выберем? – спросила Лина.

– Там, где меньше логики, – ответил я и толкнул дверь с нулём.

Она поддалась. За ней – длинный коридор, освещённый редкими лампами. На полу – тонкая полоса воды, как жила, бегущая куда-то вдаль. Я шёл первым, считал шаги. Раз, два, три… Шестнадцать – и всё вокруг изменилось.

Стены стали другими – гладкими, без трещин. Лампы горели ярче, а воздух был тёплый, сухой. Я остановился. Позади Лина тоже замерла.

– Это не тот же коридор, – сказала она тихо. – Мы перешли.

Я кивнул. Всё выглядело слишком чисто, слишком ново. На стене – логотип: Chronos Research Division.

– Лаборатория, – прошептал я. – Та самая.

Она смотрела вокруг, поражённая.

– Как мы сюда попали?

– Разрыв открыл проход, – ответил я. – Мы просто шагнули в другую линию.

Мы двигались осторожно. Двери по обе стороны были закрыты, но за некоторыми горел свет. В одном из окон я мельком увидел тень – человеческий силуэт. Секунда – и пусто.

– Алекс, – сказала Лина, – посмотри.

На стене, рядом с нами, висел экран. Он мигал, будто хотел привлечь внимание. Я подошёл ближе. На экране – кадры из камер наблюдения. Но не из этого времени.

Я видел себя. И Лину. Мы шли по тому же коридору, но чуть раньше. Только теперь, на записи, за нами кто-то стоял. Мужчина в длинном пальто, лицом в тени. Он двигался ровно в такт нашим шагам.

Я обернулся. Коридор был пуст.

– Это запись? – спросила Лина.

– Или предсказание, – ответил я.

На экране цифры времени начали скакать: 23:42, 23:41, 23:44, 23:40… и снова 23:40. Всё замкнулось на одной секунде.

– Мы должны уйти, – сказала она. – Пока всё не схлопнулось.

Я кивнул. Мы двинулись назад, но коридор стал длиннее. Дверь, из которой мы вошли, исчезла.

Свет моргнул, и вдруг весь коридор ожил – лампы начали мигать с ритмом человеческого дыхания. Я услышал шум шагов. Не один, не два – десятки. С разных сторон.

Лина схватила меня за руку.

– Алекс…

– Я знаю, – сказал я. – Они нашли нас.

Из конца коридора выплыли фигуры. Люди в чёрных плащах, с неоновыми полосами на лицах. На этот раз не двое – целый отряд.

Я достал из внутреннего кармана металлический цилиндр – старую флеш-гранату, ещё со времён службы. Не факт, что сработает, но другого выбора не было.

– Когда скажу – беги, – сказал я.

Она кивнула.

Я выдернул чеку, бросил гранату вперёд. Вспышка – белая, беззвучная, как мгновенный полдень. Мир застыл. Всё вокруг стало прозрачным, и я увидел на секунду – весь коридор, все их лица, все временные линии, наложенные друг на друга.

И где-то среди них – себя. Стоящего посреди света, глядящего прямо на меня.

Я не знал, кто из нас настоящий.

Белая вспышка съела всё – свет, звук, даже само ощущение времени. Казалось, мир вдохнул и забыл, как выдыхать.

На миг я ощутил, что стою между двух кадров: прошлое уже закончилось, а будущее ещё не началось.

Потом реальность хлынула обратно, как вода из прорванной трубы. Гул, крики, сыплющийся потолок.

Я схватил Лину за руку и рванул к ближайшей двери, не глядя. Главное – движение. Всегда движение.

Дверь поддалась. Мы влетели в небольшое помещение, залитое мигающим красным светом.

На стенах – панели с кнопками, разбросанные инструменты, на полу – стекло от разбитой капсулы. В углу что-то булькало в пробитой колбе. Пахло озоном и железом.

За дверью слышались шаги. Они шли по коридору, синхронно, без пауз. Я знал этот звук – ритм людей, для которых время стало приказом.

– Алекс, – прошептала Лина, указывая на стену.

Я повернулся и увидел: зеркальная поверхность панели отражала нас двоих. Но в отражении я стоял чуть ближе, чем должен. И… двигался медленнее.

Отражённый я поднял голову и прошептал беззвучно:

“Не здесь”.

Я моргнул, и отражение исчезло.

Лина побледнела.

– Он… ты… только что…

– Я знаю. – Я сжал зубы. – Если отражение предупреждает – значит, мы действительно в чужом времени.

Снаружи грохнула дверь. Металл треснул, посыпались искры. Они были уже близко.

Я огляделся. В углу – вентиляционная шахта, полузакрытая решёткой.

– Сюда, быстро!

Лина забралась первой. Я подтолкнул её, потом сам влез, втянул ноги.

Через секунду в комнату вломились люди в масках. Один из них осмотрел помещение, поднял голову, и наши взгляды встретились через щели решётки.

Он не выстрелил. Просто посмотрел.

В его глазах, за стеклом маски, мелькнула странная… жалость.

Потом он сказал кому-то за спиной:

– Отражение активировалось. Они уже внутри линии.

Я понял не сразу, но смысл ударил позже: они не ищут нас, они ждут, когда мы сделаем то, что уже сделали.

Мы ползли по шахте, воздух густел от пыли и металла. Внизу слышался гул – не машин, а чего-то большего. Яркое свечение пробивалось через щели – ровный, голубоватый свет.

Мы вылезли на платформу.

Под нами – огромное помещение.

Сотни стеклянных капсул, соединённых трубками, вспыхивали поочерёдно. В каждой – человеческий силуэт.

Одни спали, другие шевелились.

На стене – символ «ХРОНОС», а под ним надпись:

Проект “Отражение”.

– Боже… – выдохнула Лина. – Это… копии.

Я смотрел вниз и искал глазами лицо, которое боялся найти.

Нашёл.

Пятая капсула слева. Мужчина с закрытыми глазами. Моё лицо. Та же щетина, тот же шрам над бровью. Только кожа бледнее.

Я почувствовал, как дыхание сбивается.

– Алекс… – Лина дотронулась до моего плеча.

– Я живой, – сказал я, не отрывая взгляда. – Значит, тот – нет. Или наоборот.

Мы услышали крики. Наверху, где-то за стеклянным куполом, мигали красные сигналы тревоги.

– Нас засекли! – крикнула Лина.

Я выхватил лом, что валялся рядом, и ударил по стеклу капсулы. Трещины пошли по поверхности, тонкие, как паутина. Изнутри посыпались пузырьки воздуха.

Лина пыталась остановить меня:

– Алекс, нельзя! Если ты разрушишь систему, может произойти откат времени!

– Пусть, – сказал я. – Если это всё иллюзия – пусть рушится.

Я ударил ещё раз. Стекло лопнуло. Голубая жидкость пролилась на пол, и всё помещение загудело, как пробуждающийся зверь.

В ту же секунду потолок ослепительно вспыхнул.

Всё дрогнуло.

Воздух стал густым, как стекло.

Капсулы начали исчезать – одна за другой. Люди внутри таяли, как дым.

Лина кричала что-то, но я не слышал.

Мир складывался вокруг нас, стены тянулись, пол уходил вниз.

Я понял: это не просто лаборатория. Это – сердце аномалии. И, разрушив её, я запустил цепную реакцию.

Последнее, что я увидел, прежде чем свет поглотил всё, – моё отражение в разбитом стекле.

Оно улыбалось.

Глава 4. Сломанное время

Я очнулся в тишине. Настоящей, плотной – той, что возникает не от покоя, а от отсутствия всего.

Ни звука, ни ветра, ни дождя. Только слабое гудение где-то в глубине черепа, будто город шептал прямо в нервы.

Я лежал на мокром асфальте. Надо мной – небо, разорванное пополам: одна половина – ночь, другая – серое утро. Между ними проходила тонкая, дрожащая линия, как порез на коже реальности.

Я сел, пошевелил пальцами – целы. Плащ мокрый, руки дрожат, но жив.

Вокруг – развалины. Лаборатория, в которой мы были, исчезла. Остались лишь куски бетона и металлические балки, торчащие из земли, как обломки гигантского механизма.

– Лина! – крикнул я.

Эхо ответило дважды. Один отклик пришёл сразу, другой – на секунду позже.

– Алекс! – голос донёсся справа.

Я повернулся и увидел её. Она стояла среди пыли, растрёпанные волосы прилипли к лицу, на лбу кровь, но глаза ясные. Она тоже выжила.

– Ты цела? – спросил я.

– Думаю, да. Хотя… – Она обернулась. – Что с городом?

Я посмотрел. И не сразу понял, что вижу.

Часть улиц двигалась. Дома на дальнем горизонте повторяли одно и то же: машины проезжали перекрёсток, поворачивали – и снова возвращались в ту же точку. Люди шли по тротуару, исчезали за углом – и появлялись снова, делая те же шаги. Один мужчина поднимал зонт, ронял бумажный стакан, наклонялся… и снова поднимал зонт.

– Петля, – сказал я. – Пространственная или временная.

– Это из-за лаборатории?

– Из-за нас, – ответил я. – Мы её разорвали. Время не выдержало и пошло по кругу.

Мы подошли ближе к улице. Воздух здесь был плотнее, как будто пропитан электричеством. Стоило сделать шаг – и я почувствовал, как кожа покрылась мурашками.

Лина достала из сумки планшет, включила анализатор. На экране побежали графики.

– Пространство нестабильно, – сказала она. – Здесь как минимум три временных слоя. Один – то, что мы видим. Второй – задержка на несколько секунд. Третий… – она замолчала.

– Что?

– Он идёт назад.

Я посмотрел на неё. В её глазах мелькнуло не просто удивление – страх, который появляется, когда понимаешь: объяснения нет и не будет.

– Если один слой движется назад, – сказал я, – значит, кто-то управляет направлением.

– Или что-то.

Мы сделали ещё несколько шагов. Мимо прошла женщина с пакетом. Я остановился, посмотрел на неё – и через несколько секунд она прошла снова. Те же движения, та же походка.

Я протянул руку и коснулся её плеча. В тот же миг мир дрогнул – и всё потемнело.

Картинка сменилась.

Я стоял на той же улице, но теперь вокруг было светло, сухо, и дождя не было. Люди спешили по делам, вывески горели ровно, как будто ничего не случилось. Только один мужчина остановился напротив, посмотрел прямо на меня и тихо сказал:

– Ты не должен был вернуться.

Я моргнул – и снова оказался в разрушенном городе.

– Алекс? – Лина трясла меня за плечо. – Что это было?

– Не знаю. Воспоминание? Прорыв времени? Или просто предупреждение.

Она смотрела на меня так, будто пыталась понять, где я был.

Я опёрся о стену. В голове шумело. Все эти циклы, отражения, сбои – город превращался в живое существо, которое теряет память и каждый раз пытается вспомнить себя заново.

– Надо найти центр, – сказал я. – Где-то должен быть узел, точка, где линии времени сходятся.

– Может, уцелела часть лаборатории. Или серверный узел.

– Если он остался, – кивнул я, – значит, там ответы.

Мы пошли вдоль улицы. Ветер донёс запах гари и чего-то сладковатого, химического.

Я поймал отражение в разбитом окне – и остановился.

В отражении я стоял немного ближе, чем в реальности. И улыбался.

– Алекс? – позвала Лина.

– Всё в порядке, – сказал я. – Просто… кажется, у нас гости.

Она повернулась.

На другой стороне улицы стоял человек. Тот самый силуэт в длинном пальто. Лицо не различалось под капюшоном, но я уже знал, кто это.

Я сам.

Он стоял неподвижно, пока город за его спиной ломался и собирался заново. Потом медленно поднял руку и указал на нас.

Мир снова дрогнул.

Он стоял посреди улицы, неподвижный, как статуя, но каждая капля дождя, падая на него, двигалась иначе – будто время вокруг него подчинялось другому ритму. Я видел, как вода зависает в воздухе на мгновение дольше, чем должна, прежде чем касаться его плаща.

– Алекс, – прошептала Лина, – это… ты?

– Не знаю, – ответил я. – Но он знает нас.

Фигура медленно повернулась и пошла. Не прочь, не к нам – просто сквозь улицу, сквозь дождь, как по сцене, где все декорации ожили. Шаги не звучали. Лишь след от подошв оставался на асфальте чуть дольше, чем следы обычного человека.

Я шагнул вперёд. Лина схватила меня за руку:

– Подожди! Мы не знаем, кто это.

– Именно поэтому надо узнать.

Я вырвался и пошёл за ним. Сердце билось ровно, почти спокойно. В таких моментах страх не мешает – он превращается в топливо. Город казался пустым, но не мёртвым – просто застывшим, как стоп-кадр между вдохом и выдохом.

Двойник шёл не спеша. Я ускорился, но расстояние не сокращалось.

Он миновал перекрёсток – и мир вокруг на секунду сдвинулся. Машины исчезли, неон потускнел, и я понял: время снова сместилось. Мы вошли в другой слой.

Лина догнала меня, её дыхание сбивалось.

– Это не просто копия, Алекс. Он двигается между моментами.

– Значит, он знает дорогу.

Мы шли за ним, как за призраком, через петляющий город.

Дома повторялись – я узнавал те же вывески, те же окна, даже ту же кошку, затаившуюся под козырьком. Всё повторялось, но чуть иначе: цвета бледнее, звуки тише.

Двойник свернул в подворотню. Когда мы вошли – его уже не было. Только открытая дверь лифта, старого, с мигающим индикатором «♥».

– Не нравится мне это, – сказала Лина.

– Мне тоже, – признался я. – Но если он хочет, чтобы мы пришли, значит, за этим что-то есть.

Я шагнул в лифт. Кабина дрожала, панели облезли, но на кнопках – странные отметки: вместо этажей – цифры времени. 23:38, 23:39, 23:40, 23:41…

– Это невозможно, – прошептала Лина.

– Мы уже перешли за грань невозможного, – ответил я и нажал 23:40.

Двери закрылись.

Металлический скрежет, дрожь, и вдруг тишина. Кабина не двигалась ни вверх, ни вниз. Свет мигнул – и исчез.

Когда снова загорелся, стены лифта были другими. Новыми. Чистыми.

Мы вышли.

Коридор. Белые панели, идеально ровный пол, мягкое освещение. И запах – тот самый, стерильный, больничный, от которого внутри всё сжимается.

На стене висела табличка:

ХРОНОС. Отдел временной синхронизации.

– Мы вернулись, – сказала Лина. Голос дрожал. – Но не в ту точку. Это… раньше.

Я смотрел на стеклянные двери, за которыми мелькали тени людей в белых халатах. У них в руках планшеты, инструменты, датчики. Они не замечали нас.

Будто мы были лишь отголоском, помехой.

– Алекс… – Лина указала вперёд.

Я увидел себя. Настоящего.

Стою у лабораторного стола, разговариваю с Майклом Крейном.

Сцена выглядела так реально, что я почувствовал, как в груди сжимается что-то тяжёлое.

– Субъект стабильный, – говорил Крейн. – Память частично сохранена, отклонений нет.

– А если произойдёт наложение? – мой голос.

– Тогда система сама скорректирует. Линия не выдержит двойного существования.

Я сделал шаг вперёд. На полу разошлись ряби, словно я наступил на воду. Картинка дрогнула. Мой двойник обернулся и посмотрел прямо на меня – сквозь время, сквозь стекло, сквозь всё.

Лина схватила меня за плечо:

– Алекс, не надо! Если ты приблизишься, может произойти слияние!

Но я уже не мог остановиться. Я подошёл к прозрачной стене, положил ладонь.

С другой стороны – он сделал то же самое.

И тогда я понял – это не прошлое. Это сейчас.

Стекло между нами треснуло.

– Алекс! – крикнула Лина.

Я отпрянул. Взрыв света ослепил. Мир рванулся.

Мы снова упали – и оказались в темноте. Только один звук остался: тиканье. Чёткое, ровное, бесконечное.

Я поднял голову. Передо мной – часы. Те самые, остановленные на 23:40. И стрелки медленно пошли назад.

Стрелки двигались назад – медленно, с тихим, почти вежливым щелчком, будто время извинялось за то, что снова приходится менять направление.

Я смотрел, как минуты возвращаются к началу, и не мог понять, где нахожусь: в прошлом, будущем или между ними.

Лина стояла рядом, её лицо освещалось тусклым светом циферблата.

– Алекс… – голос её дрожал. – Они идут назад. Мы… в откате?

– Похоже на то, – сказал я. – Но если это откат, то мы должны увидеть, как всё началось.

Я огляделся. Мир вокруг изменился. Лаборатория снова была целой, чистой. Мониторы работали, лампы горели, коридоры не разрушены. За стеклом двигались люди.

Я чувствовал, что это не просто воспоминание – всё было слишком реально: запах антисептика, жужжание серверов, отдалённый гул машин.

– Мы в прошлом, – прошептала Лина. – Но не как наблюдатели. Мы внутри.

Я кивнул.

– И если сделаем неверный шаг – станем частью цикла, который сами же запустили.

Она медленно достала планшет, подключилась к ближайшему терминалу. Экран загорелся. На нём – логотип ХРОНОС и список проектов.

Один файл был помечен красным:

Проект “Отражение – Субъект #14 (А. Рейн)”

Я почувствовал, как внутри всё сжалось.

– Открой.

Она колебалась, но послушалась.

На экране появились записи. Видео, даты, отчёты. Первый файл был помечен:

«Эксперимент 23:40 – попытка стабилизации временной копии»

Мы запустили.

Камера показывала лабораторию. Я – в защитном костюме – лежал на столе. Рядом стоял Майкл Крейн, молодой, сосредоточенный.

– Начинаем фазу разделения, – говорил он. – Контроль частоты 0.73.

Свет мигнул. Тело на столе дёрнулось.

Из воздуха над ним будто вытянулась тень – и приняла человеческую форму.

Моё лицо. Второе.

Я – наблюдатель – сделал шаг назад.

– Господи… это я.

Лина прикрыла рот рукой.

– Разделение прошло успешно, – сказал Крейн на записи. – Сознание делится на два канала. Один остаётся в базовой линии, второй – в зеркальной.

– Зеркальная линия… – пробормотала Лина. – Они создали не копию. Они создали альтернативное время.

– И поселили в нём меня, – добавил я. – Или наоборот.

Запись продолжалась.

– Если оба субъекта останутся активны, возникнет эффект наложения, – говорил Крейн. – Один из них начнёт вытеснять другого.

Я посмотрел на экран. Второй «я» на записи открыл глаза.

Глаза, в которых было слишком много осознания. Он сел, посмотрел прямо в камеру – и тихо сказал:

– Он не должен знать.

Кадр оборвался.

Лина медленно выдохнула.

– Алекс… выходит, ты – тот, кто выжил после разделения. А другой… где-то рядом.

– Нет, – сказал я. – Он не “где-то рядом”. Он и есть тот, кто ведёт нас. Тот, кого мы видели на улице.

Я подошёл к стеклянной стене лаборатории. Всё происходило снова – я видел себя на столе, Крейна, вспышку света. Только теперь я понимал, что этот момент – не просто прошлое. Это центр.

То место, где всё начало ломаться.

– Если мы сможем изменить здесь хоть секунду, – сказал я, – может, остановим петлю.

– Или разрушим реальность окончательно, – добавила Лина.

Я усмехнулся.

– Зато впервые почувствуем, что живём.

В этот момент лаборатория дрогнула. Пол вибрировал, стекло зазвенело. Люди за стенами бежали, что-то кричали. Свет начал мигать – неравномерно, как будто каждая лампа светила в своём времени.

– Нас заметили! – крикнула Лина. – Система восстанавливает цикл!

Я схватил её за руку.

– Назад, к лифту!

Мы рванули по коридору. Вокруг всё искажалось: двери исчезали, стены меняли цвет, пространство сжималось.

Лина споткнулась, я подхватил её. В воздухе мелькали образы – мои собственные лица, то молодые, то старые. Времена, которые больше не знали, где им быть.

– Алекс! – закричала она. – Он снова здесь!

Я обернулся. На другом конце коридора стоял он. Второй я.

Тот, что вышел из отражения.

Он поднял руку.

И в этот момент всё вокруг остановилось.

Капли дождя повисли в воздухе. Свет застыл. Воздух перестал двигаться.

Он подошёл ко мне – шаг за шагом, медленно, словно сквозь стекло.

Когда оказался в метре, заговорил.

– Мы оба – ошибка. Но только один из нас может остаться.

Его голос был моим. Только холоднее.

Я понял: петля не разрушится, пока кто-то не исчезнет.

Он стоял напротив меня – тот же рост, та же походка, даже шрам над бровью был на месте. Только глаза… другие. Холодные, как будто из них выжгли всё, что делало меня человеком.

Я смотрел на него – и видел себя таким, каким боялся стать: без сомнений, без боли, без усталости.