Пульс далеких миров: хроники той, кто слишком громко думала

Он взглянул на меня.

Швархи пришли ко мне не с оружием, а с вопросом: «Хочешь видеть миры, которые мы видим?»

Я согласился.

Теперь я – сердце их корабля. Мой свет греет их двигатели. Мои сны – их навигация.

Я не касаюсь смертных тел.

Но я вхожу в сны. В мысли. В воспоминания.

И в этом – моё спасение.

Потому что знать – значит быть частью.

А быть частью – значит не исчезать.

«Интересно… – подумала я. – А о чём вообще думает Корв, когда никто не смотрит?»

«А вдруг он по ночам тайком учится вязать? И в его каюте – гора шарфов для Вейры, но он не решается их отправить… потому что боится, что они окажутся слишком большими для её шеи?»

«Святая чёрная дыра… если это правда, я больше никогда не назову его грубияном.»

– А теперь – твоя история, Фэйла.

Ты – единственная искра, что не погасла в Облаке Без Снов.

Оно родилось из разрыва между мирами – как рана в ткани реальности.

Кто в него входит – не умирает. Просто перестаёт быть нужным времени.

Их тела дышат. Сердца бьются. Но души… души засыпают .

Наш корабль «Белая Тень» пришел на сигнал – слабый, как последний вздох умирающей звезды.

Десант пошёл за ним.

Все пали. Даже Вейра – невеста того, кого зовут Корв.

Мы вытащили тебя дистанционно.

Исследовали. Сканировали. Опрашивали молчанием.

Ты почти человек. Раса, о которой здесь слышали лишь в сказках для детей: «Были такие – слабые, но упрямые. Летали на жестяных коробках и верили, что звёзды – для всех».

Но твой разум… он заперт. И от нас. И от самого облака.

Ты несёшь то, что облако боится и не трогает.

Тишина повисла – мягкая, но тяжёлая.

Когда тишина стала невыносимой, я решилась спросить…

– Значит… я все же умерла? Раз я ПОЧТИ человек.

– Скорее нет, чем да, – ответил он. Голос его не звучал в ушах. Он звучал прямо в сознании.

«Интересно, что это значит? И что значит почти?» – подумала я.

– То есть вы сидите в закрытой банке и ходите по снам? Взамен отдаёте свою силу? Как-то не равнозначно. Хотя… если честно, я бы тоже согласилась на такую сделку, если бы мне обещали новые миры….Я бы пошла далеко, очень далеко…. А Гагарин? – спросила я, резко переключившись. – Мой таракан? Где он?

– Если его потеряли, а еще хуже… съели… я… я… я устрою второй межпространственный взрыв!

Элион улыбнулся. Впервые по-настоящему.

– Мои предки пересекались с представителями его рода в далёком прошлом.

Они выживали тысячелетиями. Выживут и теперь.

И я не удивлюсь, если ты ещё с ним встретишься.

«Он не сказал „если он жив“», – подумала я. – «Он сказал „встретишься“. Значит… он где-то рядом?».

– Почему именно я? – спросила я. – Почему я не уснула?

Элион молчал долго.

Потом произнес:

– Потому что ты несла послание. И оно ещё не доставлено.

«Отлично, – подумала я. – Значит, я не умерла. Я – курьер. Почти человек. С тараканом в сумке. Только сумки нет. И таракана нет. Но послание – есть».

«Ну что ж. Космос, я снова в деле.»

Глава пятая. Вернулась. Трансцендентно.

– А сейчас, Фэйла, тебе лучше вернуться в камеру и стать осязаемой, – произнесЭлион.

– Нет, я не могу стать осязаемой. Я пробовала. Всё, что я умею – это парить и пугать себя в душевых.

– Нет ты можешь. И всегда могла. Мне вообще кажется, что все вокруг либо ошибаются на твой счет, либо недооценивают тебя. Ты не призрак. Ты – почти человек. Большего я пока не вижу… но вижу загадку. А я очень люблю загадки.

Он улыбнулся.

– Ступай. Весь корабль уже на ушах – потеряли тебя. Если захочешь – приходи в любое время. Я буду рад пообщаться снова. Только приходи в бестелесной форме. В живом теле ты не пройдёшь сюда.

Я просочилась за дверь.

Поднялась выше – на этаж с тюремными камерами.

«Действительно потеряли. Забавно».

В коридоре – хаос.

Члены экипажа мечутся. Кричат. Сканеры мигают красным.

Один шварх ругается на трёх языках одновременно.

Другой пытается засунуть робота-уборщика в вентиляцию – «Может, она там?».

А Корв…

Корв стоит посреди всего этого, как вулкан перед извержением: хвост дёргается, рога светятся тусклым янтарём, глаза – два прожектора гнева.

«Оооо, – хихикнула я из-за угла. – Он просто в бешенстве. Прямо как Гагарин, когда я прячу его термоконтейнер».

Но ладно. Надо возвращаться.

Зашла в свою камеру, села на пол.

«Ну, воспрянь, Фэйла. Стань плотной. Как местный гриб – твёрдая и непонятная».

Закрыла глаза.

Вдох. Выдох.

Представила: пол под пятой точкой, стена за спиной, голод в животе (особенно голод – он всегда делает тебя очень реальной).

И вдруг – почувствовала.

Холодный пол. Шершавую ткань комбинезона.

Я – здесь.

Я – телесная.

Я – голодная.

Сидела в тишине и темноте. Ждала.

Потом надоело ждать.

И в животе загремело, вероятно в кишечнике запустили учебную тревогу „Внимание! Голод! Повторяю: голод!“

Выглянула в дверь.

Она – открыта.

«Ну конечно. Потеряли меня – и забыли закрыть? Отличная охрана».

Выкрикнула:

– Эй! Есть хочется!

Корв влетел в камеру как огненный шар, мгновенно заполнив всё пространство.

Схватил меня за плечи и начал бешено трясти, пытаясь вытрясти из меня не только ответы, но и завтрак.

– Ты где была, отродье бездны?!

Я тебя по атомам искал!

Ни один сканер тебя не засёк – ни тепловой, ни квантовый, ни гравитационный след пустоты; а он видит даже то, чего нет!

Что ты опять сделала?! Опять фокусы, как с облаком?!

Кстати, о нём – оно, знаешь ли, ускорилось!

Готова взять на свой счёт миллиарды жизней?!

Я уставилась на него.

Потом вскинула руку и ткнула пальцем в его раздутую от самодовольства грудь.

– Ты мне не даёшь шанса!

Только угрожаешь, орёшь, мучаешь то светом, то тьмою, держишь взаперти!

Вместо того чтобы работать вместе!

Это ТЫ тратишь время, а не я!

Он замер.

Потом смешно надулся, как разъярённый квазар с рогами.

– Я всё равно тебе не верю, – пробубнил он.

– Ну и не верь, – ответила я. – Но жрать хочу. Так что, если столовка еще открыта— веди. Только если там не будет инопланетного бульона. Я уже вижу, как он шевелится. Брррр…

Он фыркнул.

– Бульон – овощной.

– И не шевелится?

– …Вроде.

– Вроде – это не ответ, – проворчала я. – Ладно. Веди. Но если вдруг опять окажусь в мужской душевой – я обязательно расскажу Вейре, что ты коллекционируешь шарфы.

Рогатый громила поперхнулся.

– Что?! Откуда ты…

– Это не важно, – быстро парировала я, проходя мимо. – Веди к еде. И да… спасибо, что искал. Даже если искал, чтобы засунуть руку в мой мозг.

Он молча пошёл передо мной.

Но хвост его перестал дёргаться.

И рога – перестали светиться.

«Может, – подумала я, – он всё-таки не такой уж монстр. Просто очень плохой в общении.

И все-таки как же хочется потрогать хвост».

Столовая встретила тишиной. Лишь в углу инженер методично жевал что‑то зелёное, шипящее и подозрительно живое, не отрываясь от планшета.

Передо мной поставили поднос.

Аромат бульона – настоящий, не синтезированный – ударил в нос. Золотистая жидкость с кусочками овощей, румяный хлеб с хрустящей корочкой и фиолетовая паста, тёплая и маслянистая, созданная не для выживания, а для наслаждения.

«Ммм… Вкуснятина?» – мысленно протянула я.

Я села.

Шварх встал напротив, скрестив руки, вероятно боялся, что я исчезну вместе со стулом.

Я взяла ложку.

Он пыхнул.

– Что? – спросила я, делая глоток. – Боишься, что я отравлюсь и не смогу спасти миллиарды жизней?

Он молчал. Только хвост слегка подрагивал .

– Или, – продолжила я, намазывая хлеб чем-то фиолетовым, – ты думаешь, что если будешь смотреть достаточно грозно, я сама признаюсь, что управляю облаком с пульта в своём термоконтейнере?

Он фыркнул.

– Ты всё ещё бредишь.

– А ты всё ещё дуешься, как техник, которому сказали: «Нет, ты не можешь перепрограммировать чёрную дыру», – парировала я. – Только у тебя вместо гаечного ключа – взгляд, от которого плавятся сканеры, а вместо чёрной дыры – я.

– Ты ешь слишком громко.

– А ты стоишь слишком близко к моему подносу – заявила я.

Он фыркнул.

Но уголок рта дёрнулся – быстро, как если бы сам не заметил. Но я вииииидела….

Я доела, откинулась на спинку стула и посмотрела на него с видом «ну что, доволен?».

– Ладно, – объявила я. – Раз я не исчезла, значит, можно идти спать?– Или ты хочешь допрашивать меня посреди ночи?

– Раз уж ты не исчезаешь, будем считать, что ты временно не угроза. Пойдёшь в выделенную каюту. Или предпочитаешь остаться в камере?

– Каюта, – ответила я, не раздумывая.

Он кивнул и развернулся.

Я пошла за ним.

Пока мы шли к каюте, я наконец смогла разглядеть корабль во всей красе.

Коридоры «Белой Тени» были тихими – не мёртвой тишиной заброшенного судна, а глубоким, размеренным покоем живого организма. Свет – тёплый, приглушённый, с янтарным отливом. Может корабль тоже устал от облака, от сна, от ожидания? Он не резал глаза, не будил резкими бликами, а мягко обволакивал пространство, создавая ощущение защищённости, словно ты внутри огромного светящегося кокона.

Под ногами – мягкий настил из композитного материала, напоминающего упругий мох. Он гасил шаги почти полностью: даже тяжёлый шаг шварха растворялся в этом приглушённом шепоте корабля. Казалось, «Белая Тень» специально приглушала звуки, чтобы не нарушать хрупкую гармонию своих внутренних ритмов.

А в воздухе – лёгкий запах озона, старого металла и чего‑то древнего. Это не был запах ржавчины или разложения. Нет. Это была память: аромат тысячемильных перелётов, стыковки с древними станциями, прикосновений к артефактам забытых цивилизаций. Пахло космосом, но не пустотой – а его глубинной, живой сутью.

Стены коридора не были просто переборками. Они дышали. Едва заметно, на уровне подсознания: поверхность с перламутровым отливом слегка пульсировала, под ней текла невидимая кровь корабля. Вдоль стыков пробегали тонкие световые нити – то ли системы мониторинга, то ли нервная сеть «Белой Тени».

По бокам – ниши с прозрачными панелями, за которыми мерцали кристаллические накопители. Они напоминали спящих светлячков, хранящих в себе знания, маршруты, голоса. Иногда один из кристаллов вспыхивал ярче, реагируя на проходящего мимо члена экипажа.

Над головой – сводчатый потолок с микроскопическими световодами. Они создавали иллюзию звёздного неба: где‑то – россыпь голубых сверхгигантов, где‑то – туманность с розоватым свечением. Это не было просто декорацией. Корабль сам выбирал узоры, подстраиваясь под настроение экипажа, время суток или фазу полёта.

Вдали, за поворотом, виднелся перекрёсток с тремя ответвлениями. Одно вело к жилому блоку – там свет был мягче, с зеленоватым оттенком, напоминающим лесную поляну. Другое – к техническим отсекам: оттуда доносилось низкое гудение реактора и проблески синего аварийного освещения. Третье – к научному модулю: его дверь переливалась радужными волнами, напоминавшим поверхность мыльного пузыря.

«Белая Тень» не кричала о своей мощи. Она не сверкала хромированными поверхностями, не грохотала механизмами. Её сила была в тихом присутствии. В том, как она держала курс сквозь аномалии, как согревала экипаж в холодных глубинах космоса, как хранила их истории в своих кристаллических архивах.

Это был корабль‑хранитель. Корабль‑исследователь. Корабль‑дом. И сейчас он ждал. Ждал, когда его пассажиры сделают следующий шаг.

Он шёл впереди – огромный, невозможный, с хвостом, который мерно покачивался в такт шагам, и рогами, слегка отсвечивающими янтарём, в них всё ещё тлел остаток гнева.

Он вдруг остановился.

Я чуть не врезалась в него.

– Вот, – указал он, не оборачиваясь, и кивнул на дверь слева. – Каюта.

Коммуникатор на столе. Чистая форма в шкафу. Завтра брифинг. В шесть. Я за тобой зайду.

– Шесть?! – вырвалось у меня. – Это же ночь! Вы тут что все с ума, что ли, посходили?

Он медленно повернулся.

Глаза – янтарные, но уже не гневные. Скорее… усталые.

– Для тебя – да, – сказал он. – Для меня —рабочее время.

И ушёл.

Я смотрела ему вслед, пока его силуэт не растворился за поворотом.

«Как же хочется потрогать хвост… Нет, рога. Нет – и хвост, и рога», – подумала я про себя.

«Святая чёрная дыра, Фэйла, ты что, сошла с ума?! – заверещала моя голова. – Это же Корв! Тот самый, кто называл тебя „отродьем бездны“! А ты тут что?… мечтаешь о тактильном контакте?!»

***

Каюта оказалась маленькой, но достаточно уютной:

– узкая кровать с мягким одеялом,

– стол с коммуникатором (старый, но рабочий),

– шкаф с аккуратно сложенной формой,

– и дверь в санузел.

Я открыла её.

Душ. Настоящий. Без таймера?

«Ооооо…»

Я стояла под тёплой струёй так долго, что, кажется, вся пыль Луны-3, страх облака и призрачная усталость просто стекли по стенам.

Потом вытерлась, натянула чистую форму и рухнула на кровать.

Сознание погасло мгновенно.

***

Сквозь сон я уловила знакомый щелчок.

Так Гагарин щёлкал антенной, когда хотел внимания.

Или когда находил запасной фильтр.

Я открыла глаза.

В углу, на краю стола, сидел маленький, блестящий, невозможный таракан.

Он посмотрел на меня.

Щёлкнул ещё раз.

– Ну наконец-то, – прошептала я. – Я уже думала, тебя съели.

Я замерла. Неужели это он? Или мне просто снится сон, где всё ещё возможно?

Он не ответил.

Но подполз ближе и остановился прямо под коммуникатором, как если бы говорил:

«Спать можно. Но завтра – работа. И я уже нашёл, где тут слабое место в их системе».

Я улыбнулась.

Гагарин вернулся.

А значит – я не одна.

Глава шестая. Швархи на выбор.

Я проснулась от стука.

Не вежливого «тук-тук».

А именно – бах-бах.

Сползла в скомканное одеяло, моргнула на коммуникатор.

5:57

– Нееееетттт…

Открыла дверь.

Стоит он.

Донельзя весь такой серьёзный, янтарноглазый, с хвостом, который явно уже проснулся и злится за двоих.

– Я велел быть готовой, – произнес он.

– А у меня ещё три минуты, – ответила я и шмыгнула в ванную.

Умылась.

Пригладила волосы (пальцами – расчёски нет, надо выпросить).

Поправила форму (она, к счастью, не помялась – видимо, тоже устала).

И выскочила в каюту.

– И ещё минута осталась! – гордо сообщила я.

Он приподнял одну бровь.

– Ты спала в одежде?

– Да. Удобно, когда нужно рано вставать. Или когда тебя могут вытащить из постели для спасения галактики.

Корв стоял, подпирая косяк в такой невозможной позе, что так и захотелось подколоть:

«Если бы ты был статуей – тебя бы поставили в музее под названием „Гнев, праведный“».

– Идём, – велел он.

***

Мы зашли в просторное помещение.

С порога нас уже встречала Лира – ангел в белом, с глазами-бельмами и улыбкой, от которой даже Корв чуть расслабил хвост.

– Здравствуй, Корв. Доброго утра, Фэй. Хорошо ли спалось? Ой… а это кто? – Она уставилась на моё плечо.

Там, выползая из воротника с видом „я тут не гость, я – надзор“, сидел Гагарин.

– Это Гагарин, – представила я. – Мой таракан.– Он сам выбрал меня, а не наоборот. Так что, если он вас укусит – это не моя вина, это дипломатический инцидент.

Лира рассмеялась.

– Очень рада знакомству. И позволь мне теперь представить тебе остальных.

Лира обводит взглядом собравшихся на брифинге и, чуть приподняв подбородок, произносит с тёплой, но твёрдой интонацией:

– Это наш капитан Дариэн – человек, который держит в руках не штурвал, а саму суть «Белой Тени». А это… – она делает плавный жест в сторону панорамных экранов, где мерцает звёздный простор, – наше исследовательское судно «Белая Тень».

– Док – Келлис.

– Зам по науке – Маро.

– Главный техник – Вирн.

– Ну а Корва ты уже знаешь.

Я со всеми поздоровалась.

Капитану подмигнула.

«Ой, ну какой красавчик! И какая улыбка! Ну само заглядение! И глаза-то у него фиолетовые! Ой, не могу…»

Он не пожал руку, как все.

Он поцеловал тыльную сторону кисти.

«Ой, какой галантный жест! Всё. Я официально влюблена. (Надеюсь, Корв не читает мысли. А то опять начнёт фыркать.)»

Все расселись.

Лира выдерживает паузу и продолжает:

– «Белая Тень» – не просто корабль. Это наш дом. Это живой организм из света и стали, где каждый узел, каждый экран дышит вместе с нами. Она несёт нас сквозь звёздные туманы, сквозь аномалии и забытые тропы космоса, чтобы мы могли найти то, что скрыто от других. Её броня впитывает свет далёких солнц, её двигатели поют на частоте вселенной, а её сердце – гравитационный реактор – бьётся в такт нашим сердцам. Здесь нет места случайности: каждая деталь, от иллюминаторов‑глаз до кормовых крыльев, создана для того, чтобы мы шли вперёд – без страха, без оглядки, с верой в то, что за горизонтом нас ждёт истина.

Лира кратко пересказала ситуацию – про облако, про сон, про меня, единственную, кто не уснул.

– У меня есть идея, – воскликнула она. – Док, помнишь нашего чешуйчатого приятеля?

Док закатил глаза.

– Как не помнить? Он громит мою лабораторию уже третий месяц. Каждый раз приходит, нюхает пробирки, чихает и уходит с обиженным видом.

– Так вот, – продолжила Лира, – насколько я помню, Риэль может проникать в разум спящего человека и копошиться там, как захочет.

– Может, подсунем ему работку в виде Фэйлы?

– Не пройдёт, – буркнул Корв. – Я уже копался в её мусоре много раз. И нет там ничего!

«Он копался в моей голове?!» – заверещала моя душа.

«Бескрайний космос… А я всё это время думала о его рогах и хвосте! Как стыдно то!»

– Да, Корв, ты именно что рылся, – мягко промурлыкала Лира. – А нужно аккуратно заглянуть в замочную скважину, поманить и выманить нужную мысль.

Он фыркнул.

– Ну а ещё, – добавила Лира, – я дам ей каплю своей крови. Это расширит сознание максимально.

– Звучит интересно, – резюмировал капитан и снова подмигнул.

« Лапочка.»

– Фэй, ты согласна? – спросила Лира.

– Будет больно?

– Нет, что ты! И наш друг очень милый и обаятельный юноша. Он тебе обязательно понравится.

– Вот уж точно, – пробубнил Корв. – Они одинаково шипучая заноза в реакторе.

– Ну раз все согласны, – протянула Лира, – Фэй, Док – идёмте в медотсек.

***

По пути я подкралась к Лире и спросила шёпотом:

– А почему твоя кровь расширит моё сознание?

Она улыбнулась.

– Потому что я – Сильван.

– Наша раса… мы – живые проводники сознания. Наша кровь – как мост между мирами.

– Ты, наверное, даже не слышала о нас?

– Уууу… – прошептала я. – Я о таком даже в дипломатических сводках не читала.

– Это потому что нас очень мало, – промолвила она. – И мы не любим шум.

«Отлично, – подумала я. – Сначала древний двигатель-старец, потом таракан-надзор, теперь – ангел-проводник. Кто следующий? Пылесос с душой?»

Гагарин в это время спрыгнул с плеча и направился к Доку, явно решив, что лаборатория – его новый дом.

Док вздохнул.

– О нет. У меня теперь два чешуйчатых.

– Не волнуйся, – хихикнула я. – Гагарин не чешуйчатый. Он – глянцевый. И очень требовательный к качеству тишины.

Корв опять фыркнул.

– Что? Ты всё ещё считаешь меня «отродьем бездны»? – спросила я, догоняя его.

Он не ответил.

– Потому что если да – предупреждаю: я могу начать вести себя соответственно. Например, подать официальную жалобу в Галактическую комиссию по правам пленных переводчиков. С требованием компенсации за моральный ущерб, нанесённый фразой «туполобый взгляд». И за отсутствие инструкции «Как выжить, если тебя допрашивает рогатый демон с хвостом и плохим настроением».

– Ты не отродье, – буркнул он.

– А кто тогда?

– …Переводчик. Слишком громкий. Слишком упрямый. И слишком привыкший лезть туда, куда тебя не просят.

– Это комплимент?

– Это диагноз.

Я ухмыльнулась.

– Ну, хоть не «туполобая».

– Не туполобая, – согласился он. – Просто… опасная.

– Для кого?

Он посмотрел внимательно, очень……

– Для меня.

Развернулся и пошёл.

Хвост взмахнул – комета в безмолвной пустоте: не стремится быть замеченной, не ищет взглядов, но неизбежно оставляет за собой след. Этот след – не просто размытая полоса света, а дрожащая дуга энергии, тонкая нить, пронзающая воздух, вплетающая в него неведомую силу. Я пошла за ним.

Медотсек был уже через два поворота.

Глава седьмая. Память на экспорт.

Медотсек.

Там лежали спящие члены экипажа – не забытые, не выключенные, не замороженные, а просто… застрявшие. Словно их сознание вышло из корабля, но тела остались. Дыхание ровное. Сердца бьются. Глаза закрыты. А где они?.. В облаке. В сне. В тюрьме, которую никто не мог представить.

Я стояла у койки одного из них и думала: «Ну вот, опять. Как же это похоже просто на сон. И я была в этом сне, вот только я не лежу. Я стою. И мне страшно… страшно, что я виновата в их состоянии. А ещё страшнее, что сейчас все решат: „О, Фэй проснулась – значит, она знает, как всех разбудить!“»

Я скептически осмотрела ряды койко‑мест.

«Ну да, конечно. Фэй, ты же у нас главный эксперт по „странным состояниям сознания“. Потому что кто ещё, как не я, умудрился вляпаться в это первой? Браво, Фэй, ты – звезда невезения!»

Я пощелкала пальцами перед лицом спящего коллеги. Никакого эффекта.

«Может, крикнуть „подъём“? Или станцевать утреннюю зарядку? А вдруг сработает?» – мысленно фыркнула я.

Но тут же осеклась. Шутки шутками, а внутри всё равно скребётся мысль: «А если это действительно моя вина? Если мой „выход из тела“ запустил какой‑то механизм, о котором мы даже не подозреваем?»

Я провела рукой над койкой, пытаясь нащупать невидимую границу между миром реальным и тем, куда ушли их сознания.

«Ладно, допустим, это ловушка. Допустим, кто‑то очень умный сидит где‑то там и ухмыляется: „Ну что, Фэйла, справишься?“ А я стою тут, как дурак с мылом, и не знаю, с какой стороны подступиться».

Я скрестила руки на груди и вздохнула.

«Так, план действий: 1) не паниковать; 2) не поддаваться на провокации внутреннего паникёра; 3) вспомнить всё, что знаю. Хотя, если честно, знаю я примерно… ничего».

Взгляд снова упал на спящего. Его лицо было таким безмятежным, что захотелось ткнуть его в плечо и сказать: «Эй, ты там отдыхаешь или как? Мы тут волнуемся!»

Я выпрямилась, сжала кулаки.

«Хорошо. Раз я – главный эксперт по странным состояниям, значит, пора соответствовать. Только бы этот „экспертный статус“ не оказался пожизненным…»

Лира стояла рядом, белая, как всегда, вышедшая из голофильма про святых. Риэль – тот самый юноша с кожей, покрытой зелено-чёрной чешуей, глазами, которые видят сквозь тебя, и улыбкой, точно он только что выиграл в космическом лото, – был рад меня видеть. Очень рад. Слишком рад.

– Фэй, – представила Лира, – это Риэль. Он поможет тебе вернуться туда, откуда ты пришла.

– Привет, – воскликнул он, протягивая руку. – Я слышал, ты умеешь говорить на всех языках. Даже на том, который не существует.

–Это комплимент? – спросила я, пожимая его руку.

– Ага, – улыбнулся он. —Я рад, что ты здесь.

Он рассмеялся – звонко, вероятно его чешуйки были сделаны из хрусталя.

Я легла на кушетку.

Риэль встал у моей головы. Его руки легли на мои виски – холодные, но не жёсткие. Чешуйки на коже слегка блестели, отражая свет.

Док подошёл – с пробиркой, в которой мерцала капля крови Лиры. Не красная. Не фиолетовая. А серебристая, как капля звездного света.