
Полная версия
Дочери Дракона. Снежка. Герда-2.0 (Мир черных зеркал). Три почти реальные истории
– Вдвоем на одном коне? От двадцати воинов? Думаешь, получилось бы?
– Ну… Наверное, нет.
– То-то же. Я думала… – передразнил он.
– И что же тогда делать?
– А что делают обитатели пустыни, если не получается сбежать? Например, суслики. Охотилась на них когда-нибудь?
– На сусликов не охотилась. Но наши лесные обитатели делают, наверное, то же самое. Прячутся.
– Правильно. Вот и мы спрячемся.
– Но куда? Вокруг один песок! Это же не лес…
– А куда прячутся суслики?
– В норки… Поняла! В песок зароемся?
Он удовлетворенно хмыкнул – надо же, сообразительная.
– А они подумают, что мы на коне ускакали и поедут по его следам, – она радостно продолжала выкладывать свои догадки.
– Хватит болтать. Торопиться надо, – снова повторил Ирвиз.
Походную палатку, найденную вчера в седельных сумках угнанного коня, они не стали убирать – во-первых, некогда было возиться с ней, а, во-вторых, пусть преследователи увидят, что они убегали в спешке и убедятся в том, что их можно быстро догнать.
Ирвиз внимательно осмотрел горизонт, вслушался в свист ветра.
– А нам, кажется, везет.
– Везет? – не поняла Мила. – В чем?
– Ветер усиливается. Я вчера песчаную бурю ждал, но она так и не началась, не помогла нам. Следы не замела, вот нас и нашли. А сейчас поможет.
– Но она ведь и следы нашего коня заметет. Обманка наша не сработает.
– Нет, не успеет, те следы глубокие и крупные. Они смогут их заметить. И здесь не задержатся, потому что торопиться будут, чтобы его следы не потерять, пока их совсем не замело. А буря еще и луну скроет, совсем темно станет. Вот я и говорю, что нам везет…
* * *
Красота степной ночи очаровывала своей дикой первозданностью и безграничной свободой. Огромный диск полной луны делал окружающие сумерки прозрачными и эфемерными, подчеркивая растворившуюся в воздухе магию природы. Бесконечные россыпи звезд всевозможных форм и размеров мерцали серебряным светом на угольно-черном небосклоне, словно множество огненных алмазов, рассыпанных в бесконечности мироздания. Их отдохнувший конь мчался по упругому ковру бескрайней равнины, унося прижавшуюся к спутнику Принцессу прочь от привычного ей мира, и сверкающие штрихи падающих звезд прочерчивали небеса тонкими нитями. Все тяжелое и печальное осталось где-то далеко позади, и опьяняющая эйфория безудержной скачки под серебряным звездопадом поглотила сознание Любомилы. Ее золотистые кудри развевались бесконечным потоком, искрили яркими брызгами и перекликались отблесками с лунным светом. Она подставила лицо навстречу теплому ветру и дышала полной грудью, не сводя глаз с распростершегося вокруг сказочного очарования.
Ей казалось, что все опасности и тревоги остались позади. Да, пустыня закончилась. Теперь перед ними расстилалась степь. И Мила начинала понимать, почему ее называют Великой Степью.
Два дня пути через пустыню дались ей тяжело. Хотя Ирвиз был прав – им везло. Сначала песчаная буря быстро замела их убежище – берлогу, наспех вырытую у подножия бархана, в которой они спрятались, плотно завернувшись в плащи. Преследователи не стали останавливаться и обследовать окрестности их ночлега, сразу же отправившись по лошадиным следам. А когда буря закончилась, и они вылезли наружу, случилось настоящее чудо. Во всяком случае, Ирвиз считал именно так. И подозрительно поглядывал на Принцессу, предполагая, что это она опять применила какие-то свои неведомые ему чары. А дело было в том, что их конь… вернулся. Видимо, переждал где-то песчаную бурю и решил, что лучше уж вернуться к тем людям, которые его только что прогнали, чем бродить в одиночестве по этой опасной и непонятной пустыне без шансов выбраться отсюда. И, что немаловажно, люди дадут ему и еду, и воду.
Ирвиз, определив направление по звездам, решил идти прямо в сторону степи. Преследователи после бури их окончательно потеряли, опасаться больше было нечего, а вода заканчивалась, так что стоило поторопиться. И вот они дошли – теперь перед ними расстилалась бескрайняя и прекрасная степь…
…Они сидели чуть в стороне от костра, отодвинувшись подальше от искр и жара. Ирвиз подождал, пока огонь хорошо разгорится. Потом взглянул на звезды, сложил руки перед грудью ладонями вверх и запел…
Странная это была песня. Тихая и заунывная, на неведомом Миле гортанном языке, она рвала душу. Голос Ирвиза плавно поднимался и так же плавно затухал, чтобы через секунды вновь зазвучать в ночи. Порой, когда он брал особенно низкую ноту, Мила чувствовала дрожь в груди, даже пламя костра начинало трепетать, пуская к небу вереницы гаснущих на лету искр.
Мила не понимала слов песни, это был древний язык Великой степи. Но более печальной и по-своему торжественной мелодии ей еще слышать не доводилось. Она не замечала, что по щекам ее текут слезы, сидела, глядя на огонь, и в ее мокрых глазах отражалось мерцающее пламя.
А он продолжал петь эту тревожащую душу и в то же время успокаивающую песню, теперь добавив в мелодию новый ритм, более веселый и радостный.
И девушка не выдержала – одним движением сбросила с себя накидку и начала танцевать. Ирвиз пел и восхищенно смотрел на грациозно извивающуюся в прекрасном танце почти полностью обнаженную северную красавицу. Наслаждаться ее танцем можно было бесконечно, настолько это зрелище завораживало.
Тело Принцессы словно струилось в плавных движениях, то сливаясь, то выныривая из перекрестья теней, что отбрасывала собою прелестная танцовщица в отблесках разгоревшегося костра. Каждая пядь ее тела была поглощена танцевальным движением, демонстрируя поразительную гибкость и виртуозность. Даже волосы ее, рассыпавшиеся золотым водопадом, казалось, участвовали в этом невероятном действе.
Было в ней что-то необычное – чудесное, завораживающее, она казалась ему не просто девушкой, а сошедшей с небес богиней. Все ее движения были просты – и в то же время удивительно пластичны и отточены, а своеобразная детская непосредственность только добавляла ей шарма.
Это было совершенство, тот идеал, к которому всегда стремилась природа. И, кажется, на этот раз она его достигла…
В бесконечности Великой степи растворялась древняя песня, в свете костра создавала такой же древний танец одинокая фигурка стройной девушки. И была в этом давно забытая первобытная правда и непорочность…
Казалось, вся вселенная затихла, зачарованно наблюдая за происходящим, и звезды были не в силах оторвать свои взгляды от этого волшебства, пораженные невероятным буйством стихий, воплощением которых в данный момент оказалась она…
Лунный свет искрился в потоках ее волос, переливался на гранях материнского амулета, висевшего у нее на груди…
…Потом все закончилось. Ирвиз опустил руки, склонил голову. Не говоря ни слова, Мила присела рядом с ним.
Трепетали на подернутых пеплом углях последние языки пламени, на душе у Милы было нестерпимо горько. Она вспоминала далекий отчий дом, покинутый навсегда, Великого князя и братьев… Воеводу Ратибора и его дружинников, погибших, защищая ее… Аглаю, судьба которой осталась ей неизвестной…
Но точно так же была ей неизвестна и своя собственная судьба.
* * *
Здесь, в родной степи, Ирвиз решил, что можно и расслабиться. И, как оказалось, зря…
– Я дома! – не уставал он радостно восклицать. – Еще несколько дней пути, и мы окажемся в наших землях. Видишь горы?
– Где? Ничего не вижу…
– Вон, на востоке, на горизонте. Смотри внимательнее.
В утренней дымке там на самом деле смутно просматривались вершины каких-то далеких гор.
– Да, что-то вижу. Ой, как же они далеко!
– Зато там мы будем в безопасности, там везде друзья, там нас никто не тронет. Наоборот, помогут и защитят. Там, за Большой рекой, в предгорьях, и лежит наша степь. Там лучше, чем здесь.
– Разве степь не везде одинаковая?
– Нет, конечно, – рассмеялся Ирвиз. – Наша лучше.
Теперь рассмеялась Мила:
– Каждая лягушка свое болото хвалит?
– Мы говорим, что каждый повар хвалит собственный бульон. Но у нас и в самом деле лучше. Там прохладнее, сказывается близость гор, поэтому палящее летнее солнце не выжигает траву, как здесь – она всегда сочная, пастбища всегда обильные, скот откормленный. Вот куманы и зарятся испокон времен на наши земли. Но им не видать их!
– Почему ты их то кипчаками называешь, то куманами? – заинтересовалась Мила.
– Это по сути одно и то же, – объяснил Иргиз. – Когда-то давно было два племени, кипчаки и куманы. Они воевали между собой, и в итоге одно из них подчинило другое. Кто из них победил, то ли кипчаки куманов, то ли куманы кипчаков, не знаю. И знать не хочу. Но названия теперь оба используются. Их еще и сарочинами называют. Если я ничего не путаю. Дед всегда мне говорил, что врагов надо знать… Только я плохим учеником был, ничего не слушал, мне больше нравилось на коне скакать и стрелять из лука…
– Да? Мне мой дед Белозар говорил то же самое. Но я тоже предпочитала коня и лук…
– Белозар? Какие смешные имена у вас, – рассмеялся Ирвиз.
– Смешные?! – возмутилась она. – Это у вас смешные. И не просто смешные, а нелепые и бессмысленные. Как можно человека назвать горным козлом?! Ир-виз… Или даже не козлом, а бараном? То ли дело Бе-ло-зар. Как звучит! Белая заря. Ты представь рассвет, когда солнце встает, и небо становится все белее, все светлее. Потому что имя это означает «просветленный», то есть имеющий ясный, светлый ум. Или Ратибор. Наш воевода, который погиб там, в оазисе. Ратибор значит «победить войско», то есть «бесстрашный воин».
– Ладно, не сердись, Принцесса. Я же понимаю, что все народы разные. Нам еще много предстоит рассказать друг другу. И привыкнуть ко многому.
– Что ты имеешь в виду? – кокетливо улыбнулась Принцесса. – Уж не замуж ли меня приглашаешь?
– Нет, конечно, – он явно засмущался от такой ее прямоты.
– Нет?! – шутливо возмутилась она. – А я уже надеяться начала.
Он окончательно растерялся.
– И что я вижу? – она весело рассмеялась. – Смелый и бесстрашный Ирвиз краснеет от слов скромной девушки? Да шучу я, не бойся меня.
– Я… Не боюсь тебя, – как будто оправдываясь, промямлил Ирвиз.
– Разве? Ну, значит, мне показалось. А ведь интересно будет, если я, невеста сына Великого султана, вдруг стану невестой простого кочевника.
– Так ты это… серьезно?
– Шучу! Я же сказала, что шучу! Ты, кажется, совсем не привык общаться с девушками?
– А твое имя что значит? Лю-бо-ми-ла… – он ушел от ответа на ее вопрос.
– Так тут же все ясно, – улыбнулась она. – И все очень просто. Милая людям.
– Я думал «любимая»…
– Хорошо думал. Мне нравится, как ты думаешь. И как ты это сказал. Ну, продолжай…
– Принцесса, прекрати! У нас, между прочим, все имена тоже со смыслом. Моего отца например, зовут Ульмас, что значит «бессмертный», а младшего брата Ильмас, то есть «смельчак».
– У тебя и брат есть? А сестры? Расскажи мне о своей семье. Большая она?
Так, весело болтая и чуть-чуть заигрывая друг с другом, они загасили костер, собираясь продолжить свой путь навстречу восходу…
…Картина перед ними была необыкновенной. Она заставляла забыть о проблемах и наслаждаться именно этим моментом. Солнце поднималось огненным заревом, и его золотые лучи начинали отбрасывать причудливые тени. Они стояли вместе, наслаждаясь свободой и этим умиротворением. Сегодня они решили пойти пешком, дать коню отдых, тот был благодарен им за это и послушно бродил поблизости, готовый отправиться в путь вслед за ними.
– Ты готова? – Ирвиз протянул ей руку. – Тогда пошли…
– Расскажи, о чем ты пел ночью у костра?
– Тебе понравилось? Только я не смогу рассказать. Это очень древняя песня, ее невозможно перевести на современный понятный язык. Я тебе лучше спою другую песню. Она тоже древняя, ее пели наши предки в те далекие времена, когда жили еще в родных землях. А им она досталась от того народа, который жил там до нас. Ее пел мой дед, а ему его дед. Так она и передается из поколения в поколение. Эту песню поют шаманы в ритуале посвящения. Слушай.
Ночью той небеса засветились,Стало ярко повсюду как днем,Это боги на землю спустились,Опаленные жарким огнем…Даже скалы вдали задрожали,Люди в ужасе падали ницИ, не в силах подняться, лежалиУ подножия тех колесниц…Ирвиз остановился. Видимо, петь такую песню на ходу было невозможно. Голос его теперь звучал гораздо громче, чем ночью, а печали в нем стало меньше. Но по-прежнему остались искренность и торжественность. Мила тоже остановилась, они по-прежнему держались за руки. Ветер кружил вокруг них, развевая ее длинные золотистые пряди.
Только люди боялись напрасно,Из огня появился Дракон,Возвестил он тогда громогласно,Что отныне их бог – это он.И со свитой железных чудовищБог судьбу всех людей изменил,Он немало чудесных сокровищИм как детям своим подарил.Посреди бескрайней степи он пел древнюю торжественную песню своих предков. Казалось, что шелест травы и свист ветра присоединились к этой мелодии, создавая идеальную природную гармонию. Мила закрыла глаза, сжимая его руку и вслушиваясь в слова и вдумываясь в их смысл.
Но не золото, не самоцветыЛюдям он просто так раздавал,Тот подарок ценней, чем монеты —Он им знания передавал.А потом небеса потемнели,Потекли беспросветные дни…Просто боги назад улетели,Люди снова остались одни…Боги молвили им на прощанье,Что они снова к людям придут.Люди помнят про их обещанье,И с тех пор люди преданно ждут…Наступила тишина, даже ветер смолк. Мила хотела много сказать Ирвизу по поводу этой песни, задать много вопросов… Но не успела…
На вершине ближайшего кургана показались фигуры нескольких всадников. Они приближались со стороны солнца, поэтому Ирвиз не сразу смог их увидеть и определить, кто именно это был. А когда понял, было уже поздно.
– Это кипчаки! Как же я не догадался! Мы же на их территории. Кроме них, здесь никого и быть не может. Ну и глупец же я! Получается, что они по всей приграничной пустоши патрули разослали. По-прежнему нас ищут. Ох, как же ты им нужна, Принцесса!
– И что же делать? – огляделась по сторонам Мила. – Здесь, конечно, не пустыня, но все равно ничего нет, никаких укрытий.
Панорама вокруг была на самом деле не очень обнадеживающей – редкие невысокие холмы-курганы, еще более редкие кусты-деревья. Да кое-где каменистые гряды-возвышенности.
– Есть. Я, когда за дровами для костра ходил, пещеру обнаружил. Мы сейчас совсем рядом с ней. Бежим туда!
– Пещера? Но это же западня! Мы там будем заперты.
– Никакая не западня, а хорошее укрытие, откуда можно бой вести. Дозорных всего трое.
– Ты уверен, что других поблизости нет?
– Нет, не уверен. После того, как ты первым же выстрелом поразила того охранника в пустыне, я бы на их месте опасался нас. И выслал бы на поиски усиленные патрули. Тем более что у них проблем с людьми не должно быть. За тебя, наверное, такую награду назначили, что желающих хоть отбавляй. Но другого выхода нет. Бежим вон к той груде камней. Пещера там.
Но добежать он не успел. До укрытия оставалось совсем немного, всего несколько шагов, когда Мила споткнулась и упала. Ирвиз остановился и повернулся к ней, чтобы помочь. И в это мгновение в его грудь воткнулась стрела. А следом за ней – еще одна…
Не понимая, что же именно изменилось, Ирвиз попытался подхватить за руку поднимающуюся Милу, как вдруг почувствовал, будто его мозг моментально вспыхнул, подобно Дикому Огню, что иногда привозят купцы с востока из далекой страны Чань. В глазах потемнело, ноги подкосились, и он осел на землю, пытаясь нащупать руками опору для неожиданно сделавшегося ватным тела. От невыносимой боли сознание отключилось, и несколько мгновений он не видел и не слышал ничего, кроме искрящейся черными точками тьмы перед глазами…
…Что-то теплое, мягкое и невесомое осторожно излилось на его голову, проясняя зрение. Та самая искрящаяся тьма, застилавшая взор, пропала, оставляя вместо себя в памяти необычайную пустоту, и Ирвиз понял, что не знает, кто он, где находится и что вообще происходит.
– Постарайся не двигаться, скоро неприятные ощущения закончатся. – Перед ним на коленях сидела завораживающе прекрасная девушка с огромными нежно-синими глазами и с еще более огромной копной золотистых волос и беззастенчиво разглядывала его лицо.
Он окинул взглядом окружающее пространство и понял, что сидит на полу внутри мрачной пещеры. Прямо перед ним девушка, чуть в стороне светится холодным бледным светом выход наружу. Что-то зашевелилось в глубинах сознания. Девушка провела рукой над его головой. Ее миниатюрная ладошка сияла теплым и мягким белым свечением. Сознание начало проясняться.
Во сне Ирвиз увидел Принцессу. Они скакали бок о бок по цветущей степи, золотистый водопад ее волос развевался в порывах свежего ветра, и мелодичный смех, словно переливистый колокольчик, негромко звенел в такт перестуку конских копыт. Девчонка разогнала своего коня, устремляясь вперед, Ирвиз помчался за ней, но почему-то никак не мог ее догнать. Она удалялась все сильнее, и вскоре он почувствовал, что задыхается от простой скачки. Грудь пронзило острой болью, и он увидел торчащие из нее стрелы. Их древка оказались покрыты пылью, как если бы находились в его теле уже очень давно. Он попытался выдернуть их, но лишь обломал древка, и оставшиеся в пробитой груди наконечники заныли болью еще сильнее. Сидеть в седле стало тяжело. Ирвиз остановил коня, спешился и почувствовал, что ноги не желают держать его. Пришлось лечь на спину и смотреть на плывущие по бескрайнему небу легкие облака. Не желая оставить его в покое, боль в груди начала шевелиться, словно ползущая змея. Небо над ним потемнело, собираясь грозовыми тучами, солнце скрылось, и все вокруг погрузилось в полумрак, с каждым ударом боли сгущавшийся все сильнее.
Где-то недалеко от него забрезжил свет. Ирвиз пытался посмотреть на приближающееся свечение, но не смог повернуть голову, пробитая стрелой мышца не слушалась разума. Вскоре свет приблизился, и он увидел девчонку. Она склонилась над ним, застенчиво улыбаясь, и что-то тихо зашептала, творя свою неведомую магию. Тело окуталось ласковым теплом, и боль исчезла, словно растворяясь вместе с шевелящимися подобно змеям обломанными стрелами в потоках исходящего от целительницы света. Грозовые тучи рассеялись, освобождая яркое солнце, и небо над ними вновь засветилось бесконечной лазурью. Мила закончила плести чары и оценивающе посмотрела на Ирвиза. Убедившись, что с ним все в порядке, она заговорщицки огляделась вокруг, словно опасалась быть замеченной, и наклонилась к лицу парня. Ее губы коснулись его губ в поцелуе, и нежный, завораживающе приятный аромат ее кожи, донесшийся до него, показался настолько настоящим, что Ирвиз открыл глаза. Зрачки Принцессы в панике расширились, и она торопливо отпрянула.
– Ты что делаешь? – поинтересовался он, разглядывая ее порозовевшие щеки.
Закончив исцеление, она не смогла удержаться и поцеловала спящего Ирвиза, потому что твердо знала, что при других обстоятельствах не решится на подобное. И в этот самый миг он проснулся, чем поверг ее в крайнюю степень смущения. Мила поспешила выскочить из пещеры наружу и успокоить колотящееся в груди сердце.
Ирвиз только широко улыбался, вспоминая перепуганное лицо Принцессы, застигнутой врасплох его неожиданным пробуждением. Мысли о ней приятно согревали сердце, и он подумал, что не прочь получить еще пару стрел ради такого исцеления…
Он тоже поднялся и вышел из пещеры. Сначала зажмурился от яркого солнца, а когда раскрыл глаза…
– Это… Ты сделала?!
На разном расстоянии от входа в пещеру лежали три поверженных врага с торчащими из тел стрелами. Все еще смущаясь, Мила просто пожала плечами:
– А что мне оставалось делать?
– То есть их все-таки было только трое?
Она молча кивнула и вздохнула:
– Мне бы лук хороший, настоящий. Мой. Зря отец не разрешил мне его с собой взять. Говорил, что не пригодится. И стрелы.…
Ирвиз не мог найти слов, чтобы высказать ей все, что сейчас про нее думает. Ему, степняку-кочевнику, было не впервой видеть девушку, умеющую так хорошо стрелять из лука. Но чтобы светловолосая северная красавица-принцесса так легко расправилась с врагом!? Да не с одним, а с тремя…
– Погоди, получается, что и в пещеру меня ты затащила? – вдруг сообразил он.
– А что, надо было тебя там бросить? – рассмеялась она.
– Но как? Ты же такая… худая.
– Как ты смеешь?! – возмутилась Мила. – Я не худая! Я стройная.
– Да? Пусть так. Как тебе будет угодно. Просто в наших краях в цене более упитанные женщины.
– Странно. Я думала, что стройность везде привлекательна.
– Ну, как сказать. Им же рожать. Широкие бедра с этой точки зрения выгодней.
– Фу, какое потребительское отношение к женщинам.
– Почему? Тебе ведь тоже рожать…
Она фыркнула:
– Это все ерунда. Главное, что у нас теперь есть вот они..
– Кони?! – сообразил Ирвиз.
И в самом деле, невдалеке виднелась четверка коней – тот верный спутник, что вывез их из пустыни, и еще три свежих упитанных коня, доставшиеся им теперь от дозорных.
– Ну, сейчас мы быстро домой доберемся, – обрадовался Ирвиз. – Одвуконь-то.
– Как ты сказал? – не поняла она.
– Со сменными лошадьми. У нас же теперь по паре на каждого…
Но все опять получилось не так, как они рассчитывали.
Они оба были слишком слабы, чтобы немедленно отправиться в путь. Ирвиз – от полученных ран. Да, в результате лечения они чудесным образом затянулись, но чувствовал он себя по-прежнему «не совсем живым», как он сам определил свое состояние.
А Мила – от этого процесса лечения. Она пришла к выводу, что оно сводится к тому, что она каким-то образом передает пациенту часть своих жизненных сил.
И еще она поняла, что эта ее способность может быть и опасной – что будет, если она отдаст слишком много сил? Ведь в таком случае она сама может умереть. А контролировать этот процесс она еще не умеет. И вообще не понимает, как это происходит и можно ли его в принципе контролировать. Все это ей еще предстоит узнать и понять…
Ирвиз с нескрываемым удивлением поглядывал то на свои раны, то на две стрелы, которые сжимал в руке. То на Принцессу – теперь не столько с удивлением, сколько с плохо скрываемым страхом. Кто же она такая? Ладно, сейчас надо другие вопросы решать…
Мила предложила спрятаться в той же пещере, чтобы хоть немного отлежаться и прийти в себя. Но Ирвиз отговорил – кипчапки скоро обнаружат пропавший дозор и отправятся на поиски. Трупы, допустим, можно спрятать в этой же пещере. Неприятное соседство? Ничего, потерпеть можно. И не такое видали. Но куда деть коней? Их-то в пещере не спрячешь.
Поэтому решили ехать немедля – столько, на сколько хватит сил. А там найти какое-нибудь более надежное укрытие – рощу или заросли кустов в долине какой-нибудь речки.
Немало времени ушло на то, чтобы приручить коней. Мила, конечно, не думала, что они с разбегу вскочат в седла и поскачут навстречу заходящему солнцу, а ветер красиво будет развевать ее волосы. Не так все быстро делается, как нам хочется – это она давно поняла.
Ирвиз, рожденный в степи и севший в седло раньше, чем научился ходить, знал все приемы обращения с лошадьми. Да и Мила не в первый раз их видела – достаточно много поездила на них еще дома, в княжестве. Но даже им пришлось повозиться изрядно, прежде чем кони признали в них новых хозяев и стали беспрекословно подчиняться и слушаться. Ведь лошадь по натуре существо пугливое и требующее нежного обращения. Особенно если это чужая лошадь, не привыкшая к новому хозяину.
Кроме того, при долгих остановках с лошади полагается снимать все лишнее. И Мила, не зная, как долго она будет оживлять Ирвиза, именно так и поступила – кони паслись налегке. Но… Если потом надо срочно куда-то податься, нельзя на лошадь вскочить в одно мгновение. Надо опять возиться с потником, седлом, уздечкой. Следить, чтобы все легло без складок, затянуть не туго, а чтобы в самый раз. А ведь чаще всего это ленивое создание вовсе не горит желанием покидать симпатичную полянку, заросшую сочной травой, поэтому начинает брыкаться, сильно мешая процессу.
Но и этого мало. Уже оказавшись в седле, нельзя коня сразу пришпоривать, стараясь как можно быстрее набрать полный ход. Все надо делать постепенно, если ты хочешь ехать далеко и долго. И вообще не надо надеяться часами галопом мчаться. Даже на хорошей дороге лошадь быстро выдохнется, а уж по степному бездорожью – гораздо быстрее. Если загонишь, то дальше вообще пойдешь пешком. Это, конечно, менее хлопотно, чем верхом, но гораздо медленнее…
* * *
Лишь на следующий день они оба чуть-чуть пришли в себя…
– А ты как в плен попал?
– Честно говоря, по глупости. Кипчаки ведь по внешней и внутренней сути своей шакалы или волки. Налететь, укусить, отскочить. Загрызть слабого или толпой сделать это с сильным. Не уважать никого и ничего, кроме правил стаи и вожака. Их образ жизни отражается у них в глазах. Взгляни в них и увидишь агрессивный мрак. Я был на охоте, далеко отъехал от становища. Они на меня ночью напали, на спящего, вот и скрутили сразу. Я один, а их много. Честный бой не для них. Я, конечно, виноват, надо было спать более чутко. Но устал я тогда очень… Ладно, не будем об этом…









