Дочери Дракона. Снежка. Герда-2.0 (Мир черных зеркал). Три почти реальные истории

– Хорошо, не будем, – согласилась Мила. – Дай я осмотрю твои раны.

– Незачем, уже все в порядке. Можно ехать. А ты как?

– Тоже хорошо.

– Ну, тогда пора в путь. Ехать долго…

Хорошо, что у них были заводные кони, это значительно облегчало дорогу – так они могли ехать практически весь световой день. Но они углублялись все дальше и дальше в земли кипчаков и периодически видели то здесь, то там их всадников. Чаще всего это был какой-нибудь одинокий охотник, и тогда они срочно меняли путь, сворачивали в сторону и пришпоривали коней в надежде, что он не будет их преследовать. Но ведь, вернувшись в стойбище, он обязательно расскажет об этой встрече. Поэтому они еще дальше уходили в сторону, запутывая следы. Но тем самым значительно удлиняли свой путь и теряли время.

Но иногда встречалась целая группа всадников – видимо, дозор. Уходить от них галопом в расчете на скорость своих лошадей было бесполезно, и им приходилось срочно прятаться, надеясь на то, что их не успели заметить. Поэтому дорогу выбирали так, чтобы где-то поблизости было какое-нибудь укрытие. Так и ехали – от рощи до рощи, от кустов до кустов, что также значительно удлиняло путь.

А как-то встретился многочисленный военный отряд. В тот раз им повезло, их не успели заметить, но они решили теперь ехать только по ночам. Так им удавалось впредь избегать встреч с подобными отрядами. Но чем дальше проникали они в центр территории кипчаков, тем чаще видели следы сотен и даже тысяч лошадей. Казалось, вся степь пришла в движение и, подобно тому как муравьи стекаются в свой муравейник, так и бесчисленные колонны двигались к какой-то неведомой цели.

Но если муравьи двигаются тоненькими ручейками, то кочевники текли полноводными реками.

– Куда они все направляются? – тревожилась Мила. – И что за сила заставила их начать это движение?

– Насчет движущей силы я догадываюсь, – не менее обеспокоенно ответил Ирвиз. – Их Великий Хаан сумел объединить вечно враждующие племена и теперь собирает огромное войско.

– Так и есть, ты прав, – Мила подтвердила его слова. – Отец говорил то же самое. Ты думаешь, почему я стала невестой сына Великого султана? Вот из-за этого Хаана и его войска! Отец опасался, что эта орда вот-вот нападет, и срочно искал союзников. Братьев моих отправил в соседние княжества, а меня в Султанат. Только он не знал, когда это произойдет, думал, что время еще есть. Оказывается, он ошибался. Времени нет.

– Ты знаешь, я тоже думаю, что он ошибался. Но не только насчет времени. Они не пойдут к вам, на север. Может быть, и пойдут, но потом, позже. Сначала им надо завоевать нас, непокорных и неподвластных кипчакам и Хаану. Ему нужна степь, вся Великая степь! И только потом он будет думать, идти ли дальше. И, если идти, то куда. Но сначала будем мы…

– Скорее всего, ты прав, – согласилась Мила. – Раньше я, наверное, стала бы с тобой спорить, но теперь, более-менее узнав степь и вас, степняков, думаю, что так и будет.

– Значит, нам надо поторопиться, предупредить наших. А на твоем месте, Принцесса, я бы хорошо подумал.

– О чем?

– Стоит ли со мной ехать. Ведь ты рискуешь оказаться в самом пекле будущей войны.

Однажды ночью они заметили странное зарево за ближайшими холмами, освещающее полнеба, как будто солнце запуталось и решило вставать раньше положенного времени, в разгар ночи. Оставив лошадей в темной лощине, они поднялись на вершину, стараясь быть максимально незаметными.

Вся долина была покрыта мерцающими в темноте точками, словно кто-то раскинул гигантский ковер из светлячков.

– Их сотни, тысячи! – ахнула Мила.

В долине горели бесчисленные костры. Именно сюда и держали путь отряды воинов со всех концов степи, откликнувшиеся на зов Великого Хаана. Здесь и было место сбора…

– Да, нам надо торопиться, – прошептал Ирвиз.

Решили, что стоит рискнуть и ехать не только ночами, но и днем, без отдыха.

Далекие горы на горизонте постепенно приближались. Но уж очень медленно…

7. Вероника

Ника проснулась еще затемно – ей приснился необычный сон. Что же ей снилось? И она никак не могла понять – это был хороший сон или плохой?

Она вылезла из своего укрытия, спустилась к ручейку поблизости, сполоснула лицо холодной водой, прогоняя остатки сна. Поежилась – утро было прохладное.

Ника смотрела на медленно текущую воду, потом подняла глаза к небу. Вспомнила – во сне к ней приходил Бог и пожурил ее за неверие в него. Мол, вот же я перед тобой. Видишь? Значит, существую. А уж правильный я или не правильный – каждый решает сам…

«Ладно, Господи, не обижайся на меня. Я всего лишь девушка, к тому же не самая умная на этом свете – что с меня взять? И если я порой думаю про тебя что-то обидное, то не по злому умыслу, а по незнанию своему. Хочется верить, что есть ты где-то там, в небесах, справедливый и мудрый. Может, и жизнь где-то там есть другая, лучше и красивее нашей. Даже наверняка красивее, куда хуже-то. Должна она быть, иначе зачем все это?

Только все равно, Господи, я многого не понимаю. Маргарита-Пума вот умерла… А зачем? Если ты ведешь по жизни хороших людей, ведешь их к счастью, то почему погибла Пума? Чем она-то перед тобой провинилась? Ведь хороший был человек, добрый. Да, сказал полковник, что мы с ней еще встретимся, поверила я в это, ведь полковник всегда должен говорить правду. Только как это может быть и когда? А главное, где? Видишь, сколько вопросов у меня к тебе, и эти далеко не самые важные. Говорят, что у Бога полагается что-нибудь просить. Просила ли я у тебя что-нибудь? Просила, наверное…

Даже точно просила. Давно, в детстве, когда родители разводились. Видела, как бабушка моя молилась, прося тебя даровать моим родителям разум. Глядя на нее, потом просила и я. Но разве помог ты мне? Или просила я неправильно, не так, как положено? Не на коленях, не при свечах, без иконы даже. Просто лежала в постели и просила. Не помог ты мне тогда. Не услышал. Знаю, много нас, миллиарды, и у каждого свой маленький ад. Трудно тебе уследить за всеми нами, хлопотно. Только зачем же тогда давать надежду? Зачем, если даже молитвы ребенка остаются без ответа? Не понимаю я этого, Господи. Не могу понять. Не хочу понимать…

Здесь ты еще, Господи? Или надоело тебе слушать мой жалкий лепет? Буду надеяться, что все-таки ты меня слышишь. Видишь, опять надежда. Люди всегда надеются, и что у них есть еще в этом мире, кроме надежды? Только не привыкла я ничего просить, Господи. Наверное, это и есть гордыня, я понимаю. Но не буду я ничего просить у тебя. Зачем, если ты и так все мысли мои знаешь? А не знаешь, так посмотри, загляни в мою душу, должна же она где-то быть у меня. Не болела бы, если бы не было ее. Ты же такой всемогущий, всезнающий, так посмотри, узнай, чего я хочу. Зачем просить, если ты и так все видишь? Ты сильнее, мудрее, могущественнее нас. Говорят, что именно ты нас и создал. Зря ты вообще-то сделал это, но речь сейчас не о том. Ты мудрее нас, а значит, лучше нас должен знать, что нам надо. Так помогай же нам сам, не жди, пока мы просить тебя будем. Ведь это нормально, так должно быть.

Если я вижу, что кому-то нужна помощь, а я могу помочь, ведь не жду я, пока попросят меня, сама помогаю. И стыжусь, смущаюсь, когда благодарят меня потом. Могла бы, так вообще помогала бы инкогнито. Да, кто-то скажет, что это мое эго говорит недоразвитое, выпячивает себя, благодетелем хочет почувствовать. Только не так все это, тебе ли не знать этого? На деле ведь все гораздо проще оказывается. Помогай, если можешь помочь, если видишь, что нужна человеку твоя помощь. Вот и все, зачем нужны все эти мольбы, почему человек в слезах должен помощь твою вымаливать? Тебе ведь стыдно должно быть, когда перед тобой на колени падают. И если даже мы, малые и неразумные, понимаем это, то неужели ты не понимаешь? Не верю я, что не понимаешь, отказываюсь верить…

Знаю, что, может быть, ошибку делаю, только все равно не буду я тебя ни о чем просить. Ты велик, мне никогда не сравняться с тобой, да и не думаю я об этом. Но если ты стремишься к свету, то ведь и я не против этого. Так почему не идти нам вместе? Да, я еще не знаю свои возможности, но понимаю, что они в любом случае не сравнятся с твоими. Но ведь не всем создавать миры, должен же кто-то и мелочами заниматься. Готова ли я до конца пройти свой путь, каким бы он ни был? Да, наверное… Но не на правах раба. То есть рабыни. И если моего желания сотрудничать с тобой, а не служить тебе, мало, если я не права и не достойна помощи твоей, то просто убей меня сейчас, на этом самом месте…

Только ответь сначала – почему я? Почему именно меня ты выбрал для этой роли? Или не ты выбирал? И решает на самом деле кто-то другой? Но зачем вы дали мне эти возможности? И что мне теперь с ними делать?»

…В ручье громко плеснула рыба, Ника вздрогнула. Ого, здесь, оказывается, и рыба водится… Провела мокрой рукой по волосам, потом медленно поднялась с земли.

«Ладно, Господи, не серчай там на меня. Но и не забывай того, что я сказала. А мне, однако, возвращаться пора».

Она попыталась сообразить, как ей выбраться из этого захолустья. Ладно, выйду поближе к людям, а там посмотрим…

Улица этого деревенского предместья шла в гору, Ника поднялась на вершину холма. И увидела панораму всего города в лучах поднимающегося солнца. Окраины пока еще были окутаны туманом, но высотки центральной части уже играли солнечными бликами на фоне прозрачного синего неба.

А дальше она не смогла сделать ни шагу – так и встала посреди безлюдной улицы… Яркие краски солнечного утра вдруг поблекли, в глазах сначала потемнело, а потом стало появляться какое-то изображение – и она очень четко увидела резкую и контрастную черно-белую картину…

…Она стояла в проеме разбитого окна, держась руками за чудом уцелевшую раму. Порывы ветра доносили запах гари. Какой это был этаж – девятый, десятый? В любом случае – высоко…

Перед ней простирался разрушенный город.

Небесный свод не был скрыт густыми тучами или растворенным в атмосфере пеплом пожарищ, однако назвать утро ясным было трудно. Свет спрятавшегося за скелетами высоких домов солнца был каким-то удручающе серым и тусклым. Далекая перспектива торчащих ввысь огрызков разгромленного мира хорошо просматривалась, словно демонстрировала редкому созерцателю всю тяжесть того, что случилось здесь недавно. Изредка по небу проплывали черно-бордовые облака, похожие на истерзанные трупы.

Где-то этажом ниже раздался шум – значит, она была здесь не одна, там кто-то был еще. А потом этот «кто-то» хриплым мужским голосом запел:

Я иду по земле обгоревшей,

Серый пепел скрипит под ногами.

Тяжело на душе опустевшей…

О война, что ты делаешь с нами?!

Геростраты мы все поголовно,

А ведь были когда-то творцами,

Для чего же тогда мы любовно

Этот мир наполняли дворцами?

Все дома превратились в скелеты,

И своими пустыми глазами

Обреченно встречают рассветы…

О война, что ты сделала с нами?!

У Ники даже мурашки пробежали по спине – и мелодия, и слова песни удивительно точно отражали ее собственное состояние… Надо только выяснить, кто такие «геростраты».

И странно – голос почему-то показался ей знакомым. Где же она могла его слышать?

Люди больше сюда не вернутся,

И теперь лишь собаки хромые

На развалинах в стаи собьются,

Собирая останки гнилые…

Горизонт затянуло пожаром,

Черный дым вырастает столбами,

Мы и там оказались кошмаром…

О война, что ты делаешь с нами?!

Она по-прежнему смотрела вниз, а там обугленными шрамами тянулись борозды и трещины разбитых улиц, отбрасывали черные тени погнутые как увядшие растения столбы, искореженные машины и изуродованные деревья…

И повсюду торчит арматура,

И земля от огня почернела,

Для любителей ада натура

Появилась тут после обстрела…

Вместо города здесь лишь руины,

Боль утрат не расскажешь словами.

Говорили, что были причины…

О война, что ты сделала с нами?!

Если бы кто-то сейчас там, внизу, поднял взгляд на окно верхнего этажа уцелевшего дома, то удивился бы и ужаснулся, видя, как в оконной раме, расставив ноги и уперев руки в переплет, стоит молодая девушка. Удивился бы самому факту наличия хоть кого-то живого в этом мертвом городе. А ужаснулся бы, если бы заглянул в ее глаза…

…В себя ее привел шум остановившегося рядом автомобиля, потом звук открываемой двери. Она оглянулась – возле нее действительно появилась какая-то машина.

Разрушенного черно-белого города больше не было – яркое солнце разгоняло утренний туман над микрорайонами и сверкало в стеклах высоток. Но… Она же так явственно ощущала запах гари! А вкус пепла до сих пор чувствуется на губах. И хриплый голос все еще звучит в ушах…

Дверь машины открылась, и Ника остолбенела. Сказать, что она удивилась – это ничего не сказать. Она могла бы ожидать увидеть кого угодно, но никак не профессора. Но это был именно он. Подошел с улыбкой и сказал, как будто извиняясь:

– Привет, Ника. Меня за тобой отправили. Поедем?

Она с трудом вернулась в реальный мир.

– Куда поедем?

– Обратно.

– Так я туда и направляюсь.

– Сама решила? Правильно. От себя не убежишь.

– Но как вы меня нашли?

– У тебя же смартфон с собой. Гарантии не было, конечно, что ты его не выбросила. Но, как только он в движение пришел, решили, что пора ехать. И вот я здесь. Ты скажи, есть хочешь?

– Что хочу?

– Кушать хочешь? Голодная, наверное…

– Хочу, – честно призналась Ника.

– Я здесь рядом кафе видел, сейчас заедем. Заодно и поговорим.

– Откуда здесь кафе, в этой деревне? – удивилась она.

– А там стоянка дальнобойщиков. Ну, и кафе круглосуточное… Ладно, поехали.

– Хорошо, поехали, – согласилась она. – А о чем вы хотели поговорить?

– Ну, для начала расскажи мне, что с тобой происходит в те мгновения, когда ты… Ну, становишься другой. Что ты чувствуешь? И, если можно, подробнее…

8. Любомила

– Я теряю слишком много времени при наложении стрелы на тетиву.

Расстроенная Мила подъехала к Ирвизу и остановилась.

– И почему так получается, как думаешь? – спросил Ирвиз, выдергивая стрелы из мишени.

– Быстрая скачка замедляет мою руку, – недовольно вздохнула девушка. – Когда я стою или бегу, то чувствую движение во всех подробностях, и рука действует безошибочно! Но на скаку двигаюсь не я, меня несет конь, и мне приходится подстраиваться под тряску. Это отнимает время, и рука, чтобы не ошибиться, действует медленнее!

– Нужно больше упражняться, – Ирвиз протянул ей стрелы. – Ты должна не просто ощутить и понять движение коня. Необходимо уметь сливаться с ним воедино, словно ты и он одно целое. Только так можно нанести таранный удар копьем с максимальной силой. Только так можно соскочить с коня на полном ходу в боевом прыжке, который заканчивается мощным ударом, сила которого сложилась из твоей скорости и скорости твоего скакуна. И только так можно почувствовать, как должна двигаться рука из-за спины, в тот миг, когда ты уже схватила пальцами стрелу и должна наложить ее на тетиву не только безошибочно, но и быстро. Сейчас будем отрабатывать подготовительное упражнение. Вставай ногами на седло и стреляй стоя, прямо на скаку!

– И это ты называешь подготовительным упражнением? – удивилась она. – Так же намного трудней!

– Поэтому и подготовительное упражнение, – подтвердил Ирвиз и рассмеялся. – Ведь после него стрельба из седла покажется тебе совсем несложной! Набирай скорость и приступай!

Ирвиз поигрывал шестом с мишенью, словно копьем, и Мила дала Зунгару поводьев. Тот пошел галопом чуть ли не с места – умному коню хватило легкого понукания. Ирвиз почувствовал нечто вроде легкой ревности.

Хороший у Ирвиза конь, а ведь как все смеялись над мальчишкой, умолявшим не резать неказистого жеребенка. И ведь отбил его, не дал тронуть. И что? Выросло из корявого создания чудо степное – длинноногое, гибкое, выносливое, проворное словно ветер. Старики плевались, шептали о демонах, выкормивших скакуна кровью кобылы-матери. Догнать Зунгара лишь стрела может, да и то не всякая. Никого не подпускал к себе норовистый конь, кроме хозяина. И так много лет.

Пока не появилась Мила. И случилось невероятное – конь ее не только признал и позволил себя кормить, но и в седло пустил. Причем, как справедливо заметил Ирвиз, в шутку сам себя называвший «бывший хозяин», теперь Зунгар явно предпочитал, чтобы в седле находилась именно Принцесса.

Миле надо, конечно, подобрать хорошую молодую лошадь. Но Ирвиз не торопился – он знал, что далеко не все в стойбище, да и во всем Союзе племен рады появлению Белой Принцессы. И прекрасно понимал, сколько проблем она принесла с собой вождям и старейшинам. В ближайшие дни должен состояться Большой курултай, гонцы уже понесли вести о нем во все стойбища…

…Зунгар тут же радостно ринулся с места в карьер, наслаждаясь скоростью. Мила заложила поворот, разворачивая его в сторону Ирвиза, и на полном скаку одним движением выскочила из стремян, вставая ногами на седло.

Оказалось, что стоять на спине у мчащегося во весь опор коня не являлось совсем уж невыполнимой задачей. И не зря ведь Любомила с детства считалась самой искусной танцовщицей княжества, ее гибкое тренированное тело быстро научилось держать равновесие и легко балансировать на скаку. Но вести так скоростную стрельбу невозможно! Ну, или не в пример тяжелее, нежели сидя в седле и опираясь на стремена.

Между тем Ирвиз уже поднял мишень на длинном шесте, требуя от нее выстрела, и Мила выхватила из колчана стрелу. Необходимость одновременно удерживать равновесие, соблюдать точный баланс системы стрелок-оружие и совершать быстрое прицеливание вынудили ее действовать не столь быстро, и в результате выстрел запоздал.

– Попадание точное, но ты не уложилась в нужное время. У тебя на выстрел ушло целых одиннадцать шагов! – сообщил Ирвиз. – Противнику удалось скрыться. Давай снова.

Следующий час Мила провела, стоя на скачущем Зунгаре и пуская стрелы. Сделать выстрел с нужной скоростью не получалось, а тут еще этот противный и вредный Ирвиз специально путал ее, то стоя на месте, то бросаясь бежать навстречу или прочь от коня. Уложиться хотя бы в девять шагов никак не удавалось, и хорошо еще, что она не промахивалась по мишени в принципе.

Ирвиз все это время находился в состоянии невообразимого удивления и восхищения. Подумать только – его подопечная ни разу не промахнулась! Ни разу! У мужчин обычно уходил не один месяц тренировок, чтобы научиться хотя бы просто попадать в мишень. А тут – какая-то девчонка…

С каждым выстрелом его изумление только возрастало, но он старался не подавать вида и поэтому становился все более суровым и серьезным.

К счастью, она-то об этом не знала. От осознания собственных неудач в груди разгоралось жгучее желание обязательно добиться совершенства там, где оно ускользает, и Мила вновь и вновь производила выстрел за выстрелом. Тем более что она видела, как расстраивается и печалится Ирвиз, и пыталась хоть немного порадовать его. Но никак не получалось…

В конце концов, даже Зунгару надоела эта беготня, и пришлось признать, что за одну тренировку достичь совершенства невозможно. Что ж, ей не впервые упражняться луну за луной по многу часов в день.

Мила сделала очередной выстрел и поняла, что колчан за спиной пуст.

И сама она безумно устала…

* * *

Этот самец был хитер. Очень хитер. Но Ирвиз тоже не дурак – нет в степи такой антилопы, что сможет его перехитрить. Да и не настолько хитер вожак этой маленькой стайки, раз приперся под самое становище, – похитрее козлы бывают. Грех упускать такой момент. И такие рога.

– Посмотри на его рога, – тихо прошептал Ирвиз. – Видишь? Рога отменные. Причем оба.

– Вижу, – едва слышно ответила Принцесса.

Она впервые оказалась на охоте в степи. Все было непривычно, совсем не так, как в родном лесу на княжеской охоте – ни загонщиков, ни самого леса.

– У антилоп вечная проблема с рогами, – объяснил Ирвиз. – Как брачный период, так ломают их друг о дружку. Тупые создания лупят по крепким лбам. Часами стучат, покуда у кого-то из противников не помутится в глазах или рог наконец не сломается. Хотя в этом свой резон, в таком бою антилопы не убивают друг друга. Но и сломанный рог не отрастает. А если сломал оба, то все. Уже не самец. Таких выгоняют из стада, и долго подобные одиночки потом не живут. И верно, ведь стаду нужны самцы с крепкими рогами, чтобы любому хищнику можно было бока пропороть. Раз этот самец дожил до таких лет и сохранил оба рога, значит, они у него крепкие. А учитывая их длину, какой же замечательный лук выйдет. Как раз для тебя, Принцесса! Тебе ведь нужен лук?

– Конечно! – выдохнула Мила и чуть не завизжала от радости. У нее будет свой лук! Наконец-то. Такой, какой ей нужен. Вот тогда она всем покажет!

– Настоящий воин должен принести мастеру все свое, добытое своими руками. И ты сейчас это сделаешь.

– Я?

– Конечно! Сегодня твоя охота. И твоя добыча.

– Хорошо, я готова.

– Тогда слушай. Жизнь на равнинах, по соседству с нами, научила местное зверье опасаться человека. Даже самая глупая тварь знает, на что способен лук в руках опытного охотника. Поэтому антилопы держатся подальше от мест, где охотник может подкрасться на расстояние выстрела. Хотя если не торопиться, то можно змеей проползти по траве и, вскочив, подбить зверя чуть ли не в упор. Но сегодня не тот случай. Эти рога ты должна взять в честном поединке.

– Это как? – не поняла Принцесса.

– Давая добыче шанс на спасение, – улыбнулся Ирвиз. – Только, учитывая, какая у тебя сегодня лошадь, шанс этот, честно говоря, слабый. Но все же это шанс. Ты должна его догнать и снять на скаку.

– Ладно, я готова, – повторила Мила тут же вскочила на лошадь.

– Тогда вперед!

Девушка за эти несколько дней успела привыкнуть к Зунгару, но Ирвиз был прав – пришла пора заиметь свою лошадь. Мила назвала свою лошадку Зинга, что означало «младшая сестра Зунгара». На ее взгляд, она ни в чем не уступала знаменитому Зунгару, а в скорости, пожалуй, и опередить его могла. Ирвиз, конечно, с этим не соглашался, но должное лошадке отдавал – поэтому и посчитал шансы добычи на спасение ничтожными.

…Вожак антилопьего стада рванул с места, будто заяц. Хорошо пошел – такого попробуй догони. Будь у Милы простая лошадь – не догнала бы, конечно, но ведь несет ее Зинга. А от такой резвой лошадки не уйти самому быстрому хоть зайцу, хоть оленю. Ближе, ближе, еще ближе… Беременная самка отстала, испуганно шарахнулась в сторону.

«Беги, дурочка», – не ты нужна Любомиле. Да и позорно такую добычу брать – разве что от голода умирая. Но голодом и не пахнет – уж мяса степным кочевникам хватало.

Мила сжала ноги, давлением колена заставляя Зингу пойти правее. Умная лошадь отреагировала мгновенно, пошла куда попросили, заходя на удобную позицию для выстрела. Так, теперь подцепить тугую жильную тетиву, отвести назад, под самое ухо, развести пальцы… Широкая охотничья стрела ударила вожака прямо под затылок. Мила тут же приготовила вторую стрелу, но она не понадобилась. Замечательный выстрел – после такого не надо гоняться за подранком.

Козел перекатился через голову, забил копытами, захрипел. Подскакав к нему, Мила осадила лошадь, потянулась за мечом, но и вытаскивать даже не стала – добивать добычу уже не надо.

Ее молодая горячая лошадка недовольно фыркнула и принялась бить копытом. Она, как оказалось, обожала лихие погони на высокой скорости, и потому обычно бывала недовольна частыми остановками. Пришлось успокоить ее поглаживанием и похлопыванием по шее.

Подъехал Ирвиз на Зунгаре. Конь недовольно косил глазом в сторону Зинги – он, видимо, сам хотел поучаствовать в охоте.

Зрение у степняков орлиное – даже на расстоянии Ирвиз ни одной подробности охоты не упустил:

– Ну, Принцесса, ты не перестаешь удивлять! Хороший выстрел! Одной стрелой обошлась! Тренировки не зря прошли? Научилась все-таки на скаку стрелять! Можно я наберу крови?

– Можно, – удивленно ответила Принцесса. – Но почему ты спрашиваешь?

– Твоя добыча. Ты ею распоряжаешься. Поэтому и спрашиваю твоего позволения. И рога тогда я сам сниму. И печень вырежу, можно?

– Можно, конечно, – рассмеялась довольная Мила…

…Но угостить Принцессу горячей дымящейся кровью и свежей печенью, да и самому насладиться этим непревзойденным лакомством Ирвизу не удалось.

Со стороны стойбища примчался всадник – это был его младший брат Ильмас.

– Срочно возвращайтесь! Там курултай собрался, хотят видеть Белую Принцессу!

– Меня? – удивилась Мила.

– Тебя, конечно, – в ответ удивился Ильмас. – Ты же Принцесса! Из-за тебя и спорят, вообще-то…