Кирос должен победить

Когда они снова забрякали, Кирос уже успел поесть и сесть за длинный почерневший стол возле выхода. Жирное мясо с хлебом приятно обволакивало желудок, поднимая настроение, плечо оттягивала лямка походной сумки.

– Ужо уходить собралися? Продлить не желаете? – спросил Фукол, поглядывая на потрепанную кожу сумки.

– Нет.

– Ну ладненько. Сейчас пойдем, обождите.

Толстяк торопливо засеменил к барной стойке, возвращаясь с двумя аккуратно сколоченными и обтянутыми обручем ведрами. Толкнул тяжелую дверь локтем.

– Таки пойдемте, пойдемте, – то и дело причитал толстяк с одышкой, бренча ведрами о дверь.

Во дворе гулял легкий ветер, принося и унося запах гнили, влаги, лошадиного навоза и сена. Дождь наконец прекратился. По затянутому, густо-свинцовому небу три черные изогнутые линии плыли прочь от красного зарева, прячущегося за облаками. Кирос следовал за ними взглядом. Летели на запад, высоко, так, чтоб стрелы не достали. Оттого карканье доносилось глухо, еле слышно. Будучи мальчишкой, он всегда провожал ворон взглядом, гадая, от кого и кому они носили послания.

По лужам хлюпал паренек, зевая и потирая глаз. Кирос узнал мальца-конюха. Паренек тоже его узнал, остановился. Сонное лицо его взбодрилось, побледнело.

– Дядь, конь-то ваш того…

– Прошка! – шикнул на него Фукол.

Кирос поднял ладонь, успокаивая обоих.

– Знаю. Это я его вывел ночью, забудь.

Прошка кивнул, озадаченно почесал под шапочкой. Фукол громко вздохнул, позвав Кироса дальше. Прошли они недолго – свернули за таверну, к небольшому леску. Под ногами скрипела вымокшая трава, понемногу расправляющая набухшие побеги. Хлопал крыльями старый, облезлый петух. Выпучив желтые глаза, он напрягся, вытянул шею и протяжно, сипло прокукарекал.

Лесок, если несколько осин можно было так назвать, тянулся к каменной башне таверны, служа естественным забором. От потемневших, набухших веток к каменным выступам тянулись сети паутин, побитые многодневной непогодой. Подул ветер. Листья затрепетали шурша, имитируя шум дождя. Ветки качнулись в стороны, растягивая полупрозрачные нити.

Фукол, пройдя по травяной тропинке, остановился возле небольшого замшелого колодца со склизкими боками, скинул ведра рядом.

– Идите туточки напрямую, пока не уткнетесь вооон в ту избушечку, – сказал Фукол, рассекая воздух тыльной стороной ладони в направлении нескольких срубов из бревен, – ташняя, которая между теми что побольше, видите?

Кирос всмотрелся в заданном направлении. То, что Фукол назвал избушкой, оказалось полуразвалившейся хибарой, закиданной ветками. Он кивнул.

– Тамочки и живет она.

– Спасибо, – еще раз кивнул Кирос, поправив пояс с кинжалами.

Фукол подошел к колодцу, прицепив ручку к крюку, скинул ведро вниз. Из недр колодца раздался всплеск. Он обхватил железную ручку цилиндра, раскручивая его с громким скрипом.

«Могли бы и ворот смазать.» – пронеслось на задворках сознания, пока Кирос шел в указанном направлении, а противный скрип удалялся все сильнее. Минув деревья, он вышел на узкую серую дорогу, присыпанную каменной пылью, которая хрустела при каждом шаге. Пройдя несколько срубов, наемник остановился у бурой от разводов плесени, кривой двери. Вместо ручки в нее был вбит широкий, ржавый гвоздь, искривленный у шляпки. Наемник постучал. Никто не открывал. Кирос пнул дверь ногой так, что та грохнула. Снова ничего.

Только лишь когда он замахнулся снова, внутри послышалось шарканье. Дверь приоткрылась, и сквозь щель на Кироса уставилась пара ледяных глаз.

– Ну, что, приперся-таки? – раздался низкий, скрипучий голос.

Кирос ничего не успел ответить. Дверь распахнулась, и старушка скрылась в плохо освещенной хибаре. Он пошел за ней, держа руку на навершии кинжала. Внутри воняло гнилым деревом и кошачьей мочей. Окон не было. На потрепанных, потемневших настенных досках играл свет от единственной свечи на небольшом столе. Вокруг нее скопилась полукруглая гора из воска, навсегда слившаяся с запятнанной льняной скатертью.

Старуха сидела за столом. Носила она черное – простая рубаха, длинная юбка в складках, подпоясанная широким потертым поясом. Поигрывая длинными ногтями на скрещенных руках, она оценивающе оглядела гостя.

– Сними проклятие, – спокойно попросил Кирос, смотря поверх ее непокрытой седой головы.

Ему было неприятно смотреть в ее серое, обвешанное морщинами лицо, но самыми неприятными были глаза. Старушка фыркнула, ничего не ответив. Где-то внутри кольнуло раздражение, и наемник молниеносно подлетел, вынимая кинжал и прижимая его к обвисшей шее. Она даже не шелохнулась.

– Если проклятие не снимешь ты, я сниму его сам, – скорее выплевывал слова Кирос, – Я не хотел убивать твоего чертового сына, не хочу убивать и тебя. Подумай и прими верное решение.

Она посмотрела ему в глаза, склонила голову и ухмыльнулась.

– Верное решение здесь принимать лишь тебе. Убьешь меня – проклятие останется. Снять уже ты его никак не сможешь, и тут либо тебя разыщет администрация, либо мои мальчики. И поверь мне, – ее взгляд стал тверже, слетела ухмылка, – тебе бы пришлось молиться, лишь бы это были не они.

Он отшатнулся, нервно провел рукой по волосам, не спуская с нее глаз. Отросшие ногти царапнули кожу головы. Раздражение от того, насколько легко его, наемника и бывшего администранта Кироса, загнали в ловушку, жгло изнутри. Ножки покосившегося табурета грохнули об пол, когда Кирос плюхнулся напротив ведьмы. Он оперся локтями на стол, наклонился. Желтый свет танцевал на его лице, пуская тени от нахмуренных бровей на стену.

– Чего тебе надо? – спросил он сквозь зубы.

– Я сниму проклятье, если вернешь мне то, что отнял.

– Того увальня? Его уже не вернешь.

Ведьма повторила его позу, приблизившись. Выглядела она спокойно, неподвижно, как скала.

– Ты должен занять его место.

Тишина. Спустя секунду, Кирос фыркнул, почувствовав, как обе его брови взлетают вверх.

– Но сперва докажи, что этого достоин, – продолжала старуха, вообще не обращая внимания на реакцию собеседника, – Выполни три моих задания. Справишься – заключим сделку. Я получу то, что нужно мне. Ты получишь.. То же самое.

Снова тишина. Кирос играл желваками, сжимая и разжимая руки в кулаках. Столько лет в бегах от администрации, уходов от погонь, ночевок в лесу, столько дней без еды, и все это для того, чтобы попасться в лапы старой ведьме почти на границе. Ситуация была невыносимо раздражающей и абсурдной. Он вздохнул. Раздражающей, но при этом временно безвыходной.

– Что за сделка? Подробнее.

Старуха ухмыльнулась, откинулась на жалобно скрипнувшую спинку стула, поставила ноги на стол, испачкав и без того запятнанную скатерть.

– Встанешь на место Гаврилы на год. Будешь мне служить, выполнять приказы. Золотом не обделю, условиями тоже.

– Полгода.

– Договорились, – быстро согласилась старуха, довольно прищурив глаза.

Ветер набирал силу и гнал серые куски туч на север. Кирос быстрым шагом шел к центральной площади. Под ногами скрежетала каменная крошка – чем ближе к центру, тем лучше дороги. Найти ему нужно было озеро за площадью. Из озера нужно было достать шкатулку. Что было внутри, Кирос не знал – не любил задавать лишних вопросов. Со слов старухи, опасаться администрантов ему не было нужно, а вот членов другой банды – их называли коршунами – стоило. Кирос решил не попадаться на глаза ни тем, ни другим.

Гнев наемника сошел на нет, осталась лишь неуверенность. Та была гораздо хуже. Неуверенность означала незнание, слабость. Если бы вчера на границе города его попытались остановить хоть десять таких Гаврил – он бы справился. Черт, да даже если бы это была армия, он не чувствовал бы себя так паршиво – сделал бы все что мог в честном бою. Но нет. То была сила неизведанная, и оттого страшная. Кирос попросту не знал, как с ней бороться. Оттого и не был уверен. Оттого и паршиво было, и, как сложно бы ни было это признать – страшно.

Вся площадь была вымощена брусчаткой. В ногах чувствовалась легкость, стоило ступить на твердую, ровную каменную кладку. Площадь была в пять раз меньше столичной, и в тысячу раз тише. Мимо прошли лишь несколько человек, пробежала вприпрыжку стайка ребятни. Слева доходил гул, выглядывали прилавки – Кирос не сомневался, что там был рынок. Справа возвышалась база администрации. За ней, чуть поодаль – регарий. Перед базой, буквой Г разлеглась ратуша. Прямо посреди площади, на небольшой платформе стояло главное, любимое развлечение всех горожан в этой стране, от Параны до Катапории – эшафот. На нем обычно объявляли результаты судов, выносили приговоры и осуществляли казни. Без громких событий, площадь пустовала. Не было слышно крикунов с новостями, звонкого бабьего смеха, оханий, аханий, стука копыт. Был бы на этом эшафоте сейчас преступник, по типу тех, коих Кирос ловил за деньги и сбывал посредникам, то сюда слетелся бы весь город. Толпа бы не утихла и не разошлась вплоть до вечера, обсуждая казнь и ее причины. Так было и в столице. Так было везде. Кирос искренне этого не понимал.

За эшафотом, на паре каштановых деревьев, висела доска объявлений с пологим козырьком. Начинающая желтеть листва легла на козырек, прилипнув. Продается сруб… Продам свинину… Нарублю дров… Кирос бегал глазами от одного серого листа из льна к другому, пока не наткнулся на слово «Розыск». Розд Колкен – двадцать монет. Гаврила Урков – сорок монет. Кирос фыркнул. Слишком большая цена за ублюдка. Однако же, он все еще в розыске, а значит, что вчерашняя версия была верна – тело убрали свои же. Он прочитал весь список, не нашел своего имени и удивленно присвистнул. Чудеса. Его имя красовалось на многих досках. Где-то и не было, но чтобы на доске столицы одной из частей страны? Неужели связь со столицей настолько плоха?

Брусчатка быстро сменилась на заезженную дорогу. Куски камней тонули в грязи, играя под ногами. Дорога уткнулась в участки фермеров, и сворачивала в поля. Там же виднелось озеро. Кирос повернул. Он двигался спокойно и уверенно, пока не подошел ближе. Сквозь спокойствие пробились ростки тревоги, стоило вглядеться в обстановку. Камыш, аир. Редкие птицы, сидящие на ветках. И три замаскированных администранта. Знает ли старуха про засаду? Конечно знает, что за вопросы. Администрантам на глаза ему лучше не попадаться вовсе, так что задача усложняется.

Быстрым шагом наемник свернул в лес справа от дороги. Лес заполнил шелест листьев. Ветер колыхал кроны осин, каштанов и ив. Шум леса топил в себе осторожные шаги наемника, крадущегося сквозь желтеющие ветки. У края леса он остановился под куполом раскидистой ивы, оглядывая озеро. По наводке ведьмы, он должен был найти большой валун, под которым на дне и была шкатулка. Озеро оказалось большим. Ветер гнал темную крупную рябь к берегу, кидая в лицо запахи затхлой сырости, травы и рыбы. Один администрант разжигал костер. Делал он это, как успел заметить Кирос, систематически – разжигал, позволял потухнуть, разжигал снова. Еще двое рыбачили, раскинувшись на извилистом берегу, и потому сидели спиной друг к другу, словно поссорившиеся дети.

Кирос скривился в лице. Предполагаемая маскировка никак не служила своей цели и была максимально очевидна. Затерявшись среди гражданских, у них может еще что-то бы и получилось, но местные жители, уставшие от сырости из-за сезона дождей, сидели по домам у печек.

Но сейчас важным было другое. Кирос нашел валун, и именно под ним сидел один из «рыбаков». Опершись боком на шершавый камень, он покачивал вытянутыми на траве ногами и изредка посматривал на остальных, вертя желтой макушкой. Сидеть в засаде и выжидать смысла не было – сами администранты этим же и занимались.

Кирос стянул одежду, перевесил через сумку, которую он зацепил ремнем за ветку внутри ивы так, чтобы никто не смог ее сразу увидеть. На границе леса он сел и пополз сквозь высокую траву, не издавая ни звука. Наемник не замечал, как кололись старые жесткие стебельки, как осенний ветер холодил кожу. Все свое внимание он сосредоточил на четырех – администрантах, которые могли его обнаружить, и на нем самом, который мог себя выдать. Оружия с собой он не брал, поэтому никак нельзя было это допустить.

До желтой макушки оставалось всего ничего…

– И сколько нам еще тут торчать? – повернулась и крикнула макушка.

Кирос молча выругался. Голос с хрипотцой сорвался, и последнее слово паренек пропищал. Льняная рубаха потемнела от влаги под лопатками и ниже. Подрагивая, он отложил удочку в траву и начал растирать предплечья.

– Ты бы помолчал, – ответил «костровой».

– А смысл? Здесь кроме нас нет никого. Только задницы застуживаем.

– Ну не скажи, мы ж не знаем что там такого, может они еще верну…

– Пасти позакрывали! – гаркнул второй «рыбак».

Значит, он был командиром. Воцарилась тишина. Желтая макушка отвернулась к озеру. Резким движением, парень схватил удочку и положил к себе на колени. Кирос хмыкнул, пробираясь дальше. Психуют. Суетятся. не воспринимают задание всерьез. В столице уже все полетели бы из службы, включая командира, который их так распустил.

Нужно было как-то пройти через рыжего. Он смотрел по сторонам, иногда оглядываясь назад. Примерно раз в полминуты. Аккуратно пригибая траву, чтобы не шелестела, Кирос прополз за серый камень и замер. Рыбак посмотрел назад, как по расписанию, полминуты спустя. Успел.

Рыжий снова отвернулся к озеру, не замечая, как к его шее потянулись жилистые руки. Мгновение спустя, он начал насвистывать. Кирос резко пригнулся, почувствовав укол раздражения.

– Да затихни ты уже! – снова сорвался командир.

Еще никогда Кирос не был ни с кем так согласен. Свист прекратился. Не теряя ни секунды, сильные руки ухватились за голову и крутанули. Раздался тихий хруст.

Кирос разжал руки и голова упала назад, неестественно выгнувшись и повиснув. Удочка упала на ноги вместе с худощавыми руками. Кирос притянул труп к валуну и посадил его, задрав рыжую макушку так, чтобы казалось, что тот все еще сидит и смотрит вперед.

Раздражение отошло на второй план. Мыслей ноль, тело двигалось само по себе. Руки убрали леску с крючком на берег, ноги оттолкнулись от берега, пока руки плавно рассекали темную пленку. Он нырнул бесшумно, словно рыба. Холод окутал тело, сдавливая легкие, заставляя выплюнуть весь воздух. Кирос его удержал, ныряя глубже, чувствуя плотные водяные потоки под руками.

Вода оказалась чистой, но не достаточно прозрачной, чтобы разглядеть дно. Наемник шарил руками по илу. Тот вздымался при каждом движении, и был похож на темные грозовые облака. Воздух был на исходе, когда он больно стукнулся пальцами о что-то твердое, сразу же обхватывая это что-то рукой. Ладонь обняла скругленность, и Кирос сразу понял, что нашел то, что нужно. Оттолкнувшись от дна ватными ногами, он греб на поверхность, что есть силы. «Только бы не выдохнуть.» – думал он, выплывая на поверхность. Воздух образовал бы пузыри, на которые мог обратить внимание второй «рыбак».

Он пробил головой темные толщи, вырываясь на поверхность. Сделал выдох, вдох, игнорируя резь в легких. Оглянулся. Капитан все еще сидел к нему спиной. В нос ударила гарь от костра. Не спуская глаз со второго рыбака, он плавно подплыл к берегу, задел носками скользкую глину, повернулся, и вздрогнул. Оперев голову о шершавый камень, на него смотрел парень с карими, безжизненными глазами. Ветер тормошил его желтые волосы, то открывая, то закрывая лоб на все еще пухлом, по-детски лице. Совсем еще мальчишка. Кирос тряхнул головой, вздрогнув от холодного ветра на мокрой коже. Подрагивающей, холодной рукой он коснулся детского лица опуская веки и закрывая широко распахнутые глаза.

Глава 3. Город

Сапоги цокали о брусчатку. Вода стекала по шее с мокрых волос. Кирос шагал по площади, рассматривая шкатулку. Сделана из меди, на крышке аккуратно вырезаны цветы, листики, стебельки. Карие глаза. Грубый палец прошелся по выпуклому орнаменту, который поблескивал рыжим. В углублениях скопился темный налет. Широко раскрытые, полные ужаса и удивления, карие глаза ребенка. Он сжал шкатулку так, что орнамент впился в ладонь.

Стоил ли тот мальчик этого медного барахла? Не важно. Он старался не думать, уже давно, еще с тех пор, когда совершил нечто, отчего назад вернуться не получится. Он не думал о том, что творят его кинжалы, не думал о том, сколько крови скопилось у него на руках. Не думал, чтобы жизнь казалась проще. И она казалась. Хотя, туманными утрами, безветренными ночами, он чувствовал, что что-то было не так. Не так, да. Но он старался не думать об этом.

Путь назад показался быстрее, может потому, что он уже точно знал, куда идти. Мимо проплывали дворы с побеленными домами, двухэтажными срубами, свежими заборами из ивняка. По обочинам дорог повыскакивала ребятня, тыкая палками, пальцами в червей, пытавшихся спрятаться в траве. Возле таверны уже ошивались полуживые, согнувшиеся пополам и стонущие пьяницы.

Кирос зашел в старую хибару без стука. Дверь была открыта. Ржавые навесы омерзительно скрипели, будто ворча на беспокоящих их, неугомонных людей. Старухи не было на месте. Скрипя половыми досками, он прошел мимо черной, закоптившейся печи к темной дыре в стене, которая, по-видимому, когда-то была аркой. Ботинок пнул что-то, и оно покатилось по полу, пропав в большой темной щели.

Кирос заглянул в в крошечную, еле освещенную комнату. В нос ударил запах гниющего тряпья и плесени. Поморгав, он привык к темноте, и смог разглядеть лавку с покрывалом, занимающую почти всю комнату. Комната же больше походила по размерам на шкаф в любом доме среднего класса. Покрывало было изрешечено дырами с кулак. И хотя он не мог разглядеть точнее, наемник был уверен, что по ветхому тряпью сейчас ползала армия молей.

Он развернулся, и чуть не подпрыгнул, но гордость позволила сдержать бурную реакцию. Посреди комнаты, скрестив руки, стояла ведьма. Кирос дернулся, но реабилитировался, притворившись что разворачивается. Небрежно кинутая шкатулка была проворно поймана когтистыми серыми руками, поднесена ближе к лицу. Старуха прищурилась, как-будто разглядывая орнамент.

– Хорошая работа, – сказала ведьма, пряча шкатулку в складках черной юбки и ухмыляясь, – Замок цел. Что, совсем не интересно, зачем ты нырял?

– Не особо.

– Как знаешь. Ну, на сегодня все, можешь отдыхать.

– Нет, – ответил наемник, скрещивая руки на груди.

Старуха приподняла седую бровь, хохотнула.

– Чего тебе еще?

– Давай второе чертово задание, старуха! Я не планирую торчать в этой дыре оставшуюся жизнь…

Он остановился на полуслове, увидев, как стоявшая посреди комнаты ведьма внезапно оказалась у выхода, открывая дверь. В хибару ворвались последние теплые солнечные лучи, продиравшиеся через стайку кучевых облаков. Ветер подул на короткие седые волосы, растрепав их еще больше. Старуха фыркнула, указав костлявым пальцем на улицу.

– Только я решаю, сколько тебе здесь оставаться, не забывайся, отброс. Если я сказала, что на сегодня все, значит на сегодня все. Выметайся.

Сдерживаемый порыв гнева вырвался из-под контроля. Рукоять кинжала привычно легла в руке, лезвие завыло, рассекая пустоту. Чертова ведьма просто исчезла. Кирос нахмурился, убрал кинжал, чувствуя себя идиотом. Его шантажируют и используют. Безнаказанно. Что дальше? Поклясться в верности королю, этому идиоту и трусу? Стирать его исподнее, охранять его во сне, подтирать ему зад, носить еду, пока сам не превратишься в крысу и труса? Кирос пнул дверь так, что она отлетела и шлепнулась на стену снаружи. Даже в мыслях, в моменте вспыльчивой слабости, такое развитие казалось тошнотворным.

Солнце висело над горизонтом – белый круг, просвечивающий сквозь затянутое облаками небо. Кирос вернулся к таверне. Из-за влажных, и оттого ярких каменных стен глухо доносились смешки, ругань, восторженные крики. Местные пьянчуги-бездельники уже были на своем посту, хрюкая от смеха, пропивая последние монеты, еду и утварь, пока их жены трудились в полях. Это было не его дело, но Киросу всегда хотелось закинуть таких граждан в регарий, чтобы они почувствовали, каково это – работать день напролет, чтобы потом вернуться и быть побитым сокамерниками. Уже не раз, будучи в гостях, он видел, как такие мужья избивают и без того упаханную женщину. При случае, наемник пытался урегулировать ситуацию с помощью физической силы и запугиваний, но слишком часто его руку останавливали сами же обиженные супруги. Этого он не понимал. И как следствие, старался не думать.

Снаружи, прямо возле водяных бочек, в грязи лежали те, кто уже устал веселиться. Они спали, прижавшись друг к другу, к стене, кутаясь в потрепанные кафтаны. Рядом крутился облезлый пес. Животное задирало ляжку со свисающими, свалявшимися шерстяными клоками, и оставляло свои метки. Спящих пьяных пес тоже не обходил стороной. Кирос не хотел идти в таверну. Не хотел смотреть на распухшие грязные рожи, не хотел чувствовать запах перегара и блевотины, не хотел слушать противный визг. Он скитался без цели.

Помог ему конюх Прошка. Не сразу заметив Кироса, он выбежал из конюшни с ведрами, подбежал к бочке с водой. Плюх, плюх. Лишняя вода сочилась через край. Прошка набрал воды, повернулся, и тут заметил Кироса. Глаза его расширились, он плюхнул ведра в грязь и помахал обеими руками.

– Дядя, конь ваш нашелся! Сам пришел, во дела! Я уж о нем позаботился, все как надо, только сумки не знаю куда девать.

– Молодец, спасибо, парень. Седлай.

Подобрав ведра, Прошка ринулся обратно, скрылся в проеме, через пару минут появляясь уже с конем за спиной. Он передал поводья Киросу. Тот осмотрел седло, пряжки, проверил содержимое сумок. Все как и было. Потрепал коня по загривку.

– Умная ты животина. Хоть и пугливая.

Вскочил в седло. Раз уж появилось время, нужно использовать его по максимуму. Кирос решил исследовать город. Пришпорил коня, и неспеша направился на юг, по уже знакомой дороге. В южной части, словно болото из грязи и гниющего дерева, расползлись трущобы. Покосившиеся сараи, почти не отличающиеся от них хибары, заборы, упавшие в разной степени. В каждом есть дыры, в некоторых торчала пара палок, они напоминали челюсти старика с выпавшими зубами. Почти все дороги утопали в лужах и грязи. По ним шли, пачкая юбки, женщины в потускневшей, штопаной одежде, раскачиваясь и неся ведра, узелки, вилы. Пожалуй единственное, что воодушевляло, что радовало глаз это платки. Яркие, пестрые, нежные, однотонные – они обнимали уставшие лица, украшая улицы цветом.

Мимо сиганул мокрый насквозь серый кот, шлепая по лужам и задирая задние лапы от недовольства. За ним бежала стая полуголых, тоже мокрых детей.

– Лови его!

– Арта, подбеги сбоку! Сбоку давай!

– Сейчас на крышу запрыгнет!

Словно волна, вопя и активно жестикулируя, ребята пронеслись, поворачивая на другую улицу, из-за которой шел, шатаясь в разные стороны, словно дерево в шторм, босой пьяница. Он ворошил и без того лохматые, сальные волосы, смотря по сторонам затуманенным взглядом.

Кирос поехал дальше. Трущобы больше походили на лабиринт, полный тупиков и непроходимых, узких улиц. Он плутал, игнорируя любопытные, презрительные, кровожадные взгляды, пытаясь запомнить каждый тупик, проход и улицу. Наконец, он выехал к периферии, где проходы стали шире, а дома будто кто-то проредил, вырвав. Отсюда он увидел поля, куда и направился.

– Вот помяни мое слово, попадется твоишный Зыка! Такой лбина, а ума-то нету! И чего ты плачешь? Деньги мне слезами воротить собралася? Не плачь!

Возле дома из почерневшей от влаги древесины стояли две женщины. Одна из них, та, что кричала, размахивала руками, тряся головой и полу русыми-полу седыми прядями, выбившимися из-под платка. Вторая чуть склонилась, пряча лицо в покрасневших руках.

– Ой, горе мне, горе! Чтож делать-то теперича, ох! – не унималась первая.

Кирос отвернулся. В полях ветер дул сильнее. Он бил в лицо словно горный родник – холодный, мощный, принося запах сена и влажной земли. Наемник рысцой петлял по грунтовым дорогам меж полей и загонов со скотом, запоминая каждый поворот. В решающий момент, знание местности всегда оказывалось полезным.

Сделав круг, он оказался у западного тракта, который вел в следующий город. Кирос с тоской посмотрел на желтеющие поля и дорогу в лужах и колеях, исчезающую за темнеющей щеткой леса. Тучи так и не рассеялись, а наоборот, сделались темнее, грозя очередным дождем. Они улеглись черным полотном на верхушки деревьев. Душа всадника рвалась туда, к этим деревьям, к неизвестному, к границе, к другой стране. Но даже сейчас, хоть он и не видел и не чувствовал этого проклятого ведьминого ветра, его воображение рисовало образ стены на границе города. Конь чавкнул копытами, потянувшись к пожухлой траве. Кирос вздохнул, натянул поводья из окаменевшей, потертой кожи и повернул обратно, вглубь Хнайна.

Западный район отличался от южного. Вдоль широких улиц, вымощенных брусчаткой, величаво выстроились каменные заборы. Мрамор, гранит из гор Заркана, сланец и песчаник из Ганиша. Некоторые с орнаментами, выгравированными девами в плащах, с укором смотрящими на прохожих неживыми глазами. Из-за заборов выглядывали статные особняки, стриженные редкие деревья и кустарники. Тянуло цветочным, свежим ароматом.