Искушение Ксилары. Книга восьмая

– Здесь… Я здесь…

Он был жив.

– Держись! – закричала она, оборачиваясь к Игнису. – Он жив! Мы должны его спасти!

Игнис подошел к краю и заглянул вниз. Его зоркие драконьи глаза что-то увидели в темноте.

– Он неглубоко. Упал на выступ. Но он в ловушке. Лед сомкнулся вокруг него.

– Мы можем спуститься? – лихорадочно спросила Ксилара, оглядываясь в поисках хоть какой-то возможности.

– Спуститься? – Игнис мрачно рассмеялся. – Посмотри вокруг, женщина! Лестниц тут не предусмотрено. А магией мы не владеем. – Он с силой пнул ледяную глыбу. – Сила здесь бесполезна. Ты была права. Полудемон был не прав. Его сила, моя сила… она ничего не значит перед лицом этого.

Осознание этого было горьким, как полынь. Они, обладатели могущественных даров, маги, воины, оборотни, были здесь беспомощнее детей. Фильхейм доказал это с безжалостной наглядностью.

Ксилара закрыла глаза, пытаясь заглушить панику. Сила бесполезна. Значит, нужно что-то иное. Что-то, что не является силой. Что-то, что она уже пыталась предложить.

Диалог.

Она поднялась на ноги. Слезы на ее щеках замерзли, превратившись в ледяные бриллианты. Она выпрямила спину и повернулась лицом к пустоте зала, к невидимому присутствию, которое наблюдало за ними.

– Йормунд! – позвала она, и в ее голосе не было ни требования, ни мольбы. Была лишь ясность и решимость. – Мы понимаем. Мы совершили ошибку. Мы попытались взять силой то, что можно получить только с разрешения. Мы просим прощения.

Она сделала паузу, давая тишине впитать ее слова.

– Наш друг ранен. Он в ловушке. Он действовал по глупости, из страха и непонимания. Но он не заслуживает смерти в ледяной могиле. Я прошу тебя… позволь нам помочь ему. Позволь нам исправить эту ошибку.

Ничего не происходило. Игнис смотрел на нее с нескрываемым скепсисом. Снизу доносилось лишь тяжелое, прерывистое дыхание Зираха.

И тогда, прямо на стене рядом с ними, лед начал меняться. Он не сдвигался, а… перетекал. Образовалась узкая, едва заметная пологая рампа, спиралью уходящая вниз, в темноту расщелины. Это не было дружелюбным жестом. Это было холодное, функциональное разрешение. Как если бы человек почесал там, где его кусает комар, чтобы прекратить раздражение.

Этого было достаточно.

– Идем, – сказала Ксилара Игнису и, не дожидаясь его, ступила на ледяную рампу.

Спуск был опасным. Лед под ногами был скользким, а перилл не существовало. Но они добрались до низа. Зирах лежал на небольшом выступе, его нога была зажата гигантской ледяной глыбой, придавившей его с бедра до щиколотки. Его лицо было белым от боли и холода, но сознание было ясным. Он смотрел на Ксилару, и в его глазах читалась не боль, а жгучий стыд.

– Я… подвел тебя, – прошептал он.

– Молчи, – коротко бросила Ксилара, опускаясь рядом с ним на колени. Она осмотрела ледяную ловушку. Сдвинуть ее было невозможно. – Игнис…

Дракон-оборотень уже был рядом. Он уперся плечом в глыбу, мышцы на его спине вздулись от напряжения. Он рычал, из последних сил пытаясь сдвинуть неподъемную тяжесть. Лед даже не дрогнул.

– Бесполезно, – хрипел Зирах. – Оставьте меня. Спасайтесь сами.

– Мы не оставим тебя, – сквозь зубы проговорил Игнис, делая еще одну безнадежную попытку.

Ксилара смотрела на лед, сковывающий ногу Зираха. Сила бесполезна. Что же тогда? Она прикоснулась к ледяной глыбе ладонью. Холод обжег кожу. И снова, повинуясь интуиции, она заговорила. Не с Йормундом. С самим Фильхеймом. С замком. С льдом.

– Мы не враги, – шептала она, гладя шершавую, холодную поверхность. – Мы причинили боль. Мы вторглись. Мы понимаем. Но он страдает. И его страдание… оно беспокоит и тебя, не так ли? Ты – часть его. Ты чувствуешь его боль. И боль не должна длиться вечно. Иногда ее нужно отпускать.

Она не знала, понимает ли ее лед. Но она вкладывала в свои слова все свое сострадание, всю свою волю, всю свою надежду. Она не требовала. Она просила. Она предлагала облегчение.

И лед ответил.

Он не растаял. Он просто… разжался. Медленно, беззвучно, глыба приподнялась на несколько сантиметров, ровно настолько, чтобы можно было вытащить раздробленную ногу.

Игнис не поверил своим глазам. Он быстро, но осторожно потянул Зираха на свободу. Нога была в ужасном состоянии, но он был жив.

Ксилара сидела на ледяном полу, дрожа от перенапряжения и облегчения. Она подняла голову и снова посмотрела вверх, в тающую темноту.

– Спасибо, – прошептала она.

Ответа не было. Но ледяная рампа, по которой они спустились, оставалась на месте. Это был единственный знак, который им был нужен. Сила действительно была бесполезна. В царстве вечного льда и скорби единственной валютой было понимание. И им предстояло научиться ей пользоваться.

Глава 6. Язык холода

Воздух в боковом гроте, куда они в конце концов отступили, был чуть менее леденящим, но не менее насыщенным безмолвным укором. Они устроили импровизированный лагерь у стены, подальше от зияющей расщелины, все еще служившей мрачным напоминанием о том, как легко равновесие здесь может быть нарушено. Зирах лежал на разостланном плаще, его лицо было серым от боли, а сломанная нога, туго перетянутая с помощью Игниса и кусков дерева от их скудных запасов, пульсировала огненными вспышками, которые он стискивал зубами, чтобы не закричать.

Игнис ходил взад-вперед по небольшому пространству, его энергия, не находя выхода, копилась внутри, угрожая взрывом. Он то и дело бросал мрачные взгляды в сторону основного зала, словно ожидая, что ледяные стены снова придут в движение.

– Мы как мыши в ловушке, – проворчал он, останавливаясь и сжимая кулаки. – Он позволяет нам ползать тут, но один неверный шаг – и все. Конц. Мы не можем так работать. Нам нужен план. Нам нужно хоть какое-то преимущество.

Ксилара сидела рядом с Зирахом, прижимаясь к нему боком, делясь скудным теплом своего тела. Она смотрела не на Игниса, а на бледное, искаженное болью лицо полудемона. Его провал, его почти гибель стали для нее последней каплей. Подход Игниса – сила и агрессия – и подход Зираха – анализ и скрытность – оба потерпели крах. Они пытались играть по чужим правилам, и проиграли.

– Преимущество? – тихо произнесла она, и оба мужчины посмотрели на нее. В ее голосе не было ни страха, ни неуверенности. Была усталая, кристальная ясность. – У нас нет преимущества. И оно нам не нужно.

– Что? – не понял Игнис.

– Сила бесполезна. Хитрость – тоже. Мы пытались применить здесь то, что работало там, – она махнула рукой в сторону, где остался внешний мир. – Но здесь другие законы. Здесь… другой язык.

Она медленно поднялась на ноги, ее суставы скрипели от усталости и холода.

– Я иду поговорить с ним.

Игнис заслонил ей путь. Его лицо выражало откровенное недоверие.

– Опять? Ксилара, ты видела, чем закончилась твоя последняя «беседа»! Он чуть не убил Зираха!

– Потому что мы говорили на неправильном языке, – парировала она, глядя ему прямо в глаза. – Зирах попытался «просканировать» его. Это язык вторжения. Язык силы. Язык «Серой Сферы». Я же… я попыталась говорить на языке разума. Слов. Но он не слышит слов. Он слышит… суть.

– И какую же суть ты собираешься ему донести? – с вызовом спросил Игнис.

– Ту, что он понимает лучше всего. Одиночество.

Она обошла его и направилась к выходу из грота.

– Иди к черту, – хрипло проговорил Зирах с земли. – Он раздавит тебя, как насекомое.

– Тогда так тому и быть, – не оборачиваясь, ответила Ксилара. – Но я больше не могу прятаться. И я не могу сражаться. Мое оружие всегда было другим. И сейчас пришло время использовать его по-настоящему.

Она вышла в главный зал. Ледяной пол был испещрен новыми трещинами, стены стояли под причудливыми углами. Фильхейм залечивал свои раны, нанесенные недавним катаклизмом. Воздух снова был неподвижным и безмолвным, но теперь она чувствовала в этом безмолвии настороженность. Ожидание.

Она не стала искать Йормунда взглядом. Она знала, что он видит ее. Всегда.

В центре зала, под самым куполом, она остановилась. Здесь, в эпицентре его власти, она чувствовала себя особенно хрупкой и ничтожной. Но именно это ощущение она и решила использовать.

Достав из походной сумки несколько последних сухих поленьев, оставшихся от их путешествия по плато, она сложила их в скромный костерок. Драгоценное тепло, последняя связь с миром живых, с миром огня. Игнис, наблюдавший за ней из грота, издал подавленный стон. Он видел в этом костре оскорбление, вызов. Но для Ксилары это было нечто иное.

Она не стала использовать магию, чтобы разжечь его. Она терла друг о друга два куска кремня, высекая скудные искры, пока одна из них не упала на сухой мох. Тонкая струйка дыма поднялась вверх, а затем вспыхнуло маленькое, но упрямое пламя. Оно было таким хрупким в этом царстве льда, таким мимолетным. Как и они сами.

Устроившись поудобнее у костра, скрестив ноги и положив руки на колени, она подняла голову. Она не смотрела в какую-то конкретную точку. Она смотрела в саму тишину.

И начала говорить.

Не уговаривать. Не требовать. Не оправдываться. Просто говорить.

– Я не знаю, понимаешь ли ты мои слова, – начал ее голос, тихий и ровный, но не поглощаемый тишиной, а вплетающийся в нее, как еще одна нить в гигантском гобелене. – Но я надеюсь, что поймешь чувство, что стоит за ними.

Она сделала паузу, глядя на трепетное пламя.

– Я пришла из другого мира. Мира, где нет такой тишины. Мира, который кричит. Кричит машинами, голосами, желаниями. Я была там никем. Обычной женщиной. Машей. Я просыпалась, шла на работу, где меня никто не видел, возвращалась в пустую квартиру и ложилась спать, чтобы на следующий день сделать то же самое. Я была так одинока, что это стало фоном моей жизни. Шумом, который заглушал все остальное.

Она замолчала, давая образу улечься. Воздух вокруг не дрогнул. Но она чувствовала, что ее слушают. Не с интересом, но и не с отвержением. С нейтральным, отстраненным вниманием.

– А потом я оказалась здесь. В этом теле. С этой силой. И я подумала – вот он, шанс! Шанс быть замеченной. Услышанной. – Горькая улыбка тронула ее губы. – И моя сила… мой «Чароцвет»… он дал мне это. Он заставлял людей хотеть меня. Но это было не настоящее. Это была иллюзия. Магия. И с каждым таким… завоеванием… я чувствовала себя еще более одинокой, чем в своей старой квартире. Потому что они хотели не меня. Они хотели мое проклятие. Я снова стала невидимой. Спрятанной за завесой чужой страсти.

Она протянула руки к огню, грея замерзшие пальцы.

– Я смотрю на тебя и вижу то же одиночество. Но в миллион раз большее. Ты не просто одинок. Ты – единственный. Ты – целый мир, который остался в живых, чтобы хоронить свой народ. Ты несешь в себе не просто память. Ты несешь в себе целую вселенную, которая больше не существует. И никто, никто не может понять, каково это.