Искушение Ксилары. Книга восьмая

Игнис фыркнул, но не стал спорить. Он тоже это чувствовал. Давление, которое было не физическим, а ментальным. Оно подкрадывалось к краю сознания, шепча о бессмысленности любого усилия, о вечности, перед которой все их стремления – лишь пыль.

Шли они, казалось, целую вечность. Солнце не двигалось, время застыло. Их трое, связанные странной, причудливой связью, в молчании пробивались через царство, где сама мысль о связи казалась кощунством.

И тогда на горизонте показалось Нечто.

Сначала это было похоже на гигантскую, исполинскую сосульку, вросшую в небо. По мере их приближения форма начала проступать четче. Это не было строением в человеческом понимании. Не было прямых линий, квадратных блоков или четкой архитектуры. Фильхейм был колоссальным, ажурным творением природы, слепком из самого льда, выросшим из недр плато. Он напоминал гигантский, полый сталактит, уходящий своим острием в молочно-белое небо. Его стены были не гладкими, а испещренными бесчисленными гранями, ячейками и выступами, которые переливались мириадами бледных, призрачных отсветов. Он казался одновременно хрупким и незыблемым, творением мгновения и вечности.

– Великие небеса, – вырвался у Игниса сдержанный возглас. Даже его драконья натура, видавшая пики своих собственных гор-гнезд, была поражена масштабом и неестественностью этого зрелища.

Они остановились у его подножия. Воздух здесь звенел с новой, пронзительной силой. Тишина была не просто отсутствием звука, а активной, давящей субстанцией. Она впитывала в себя любой шум, любое движение, делая их шаги неслышными, а дыхание – призрачным.

Ксилара подняла голову, пытаясь разглядеть вершину, но терялась в сложной игре светотени на ледяных стенах. Внутри, сквозь полупрозрачный лед, угадывались очертания чего-то большего – залов, галерей, арок. Целый город, застывший в момент гибели, погребенный в сердце ледяного исполина.

– Он… живой? – прошептала она.

– Нет, – ответил Зирах, его аналитический ум пытался осмыслить невозможное. – Но и не мертвый. Он… существует. Вне времени. Вне жизни и смерти.

Игнис подошел к стене и с силой ткнул в нее кулаком. Раздался глухой, невыразительный стук. Лед даже не дрогнул.

– Прочнее стали, – проворчал он, отряхивая руку. – Ни зацепиться, ни проломить. Как мы попадем внутрь?

Внезапно Зирах замер, его взгляд устремился к основанию Фильхейма, где лед образовывал нечто вроде арки, больше похожей на вход в пещеру.

– Следы, – коротко бросил он.

Они подошли ближе. На снегу, едва заметные, виднелись отпечатки. Но это были не следы людей и не следы зверей. Они напоминали очертания странных, гусеничных механизмов, оставленные чем-то металлическим и тяжелым. А рядом – глубокие, правильные отверстия, словно от штативов или анкерных креплений.

– «Серая Сфера», – мрачно констатировал Зирах. – Они уже здесь.

Игнис оскалился, и по его телу пробежала судорога, будто он пытался силой воли вызвать свою драконью форму.

– Где они? Я разнесу их в клочья!

– Сомневаюсь, – Зирах указал на несколько странных предметов, валявшихся неподалеку. Это были металлические коробки с потухшими световыми панелями и причудливые механизмы, покрытые изнутри толстым слоем инея. Один из них был раскурочен, словно его разорвало изнутри. – Смотри. Их технологии. Они замерзли. Буквально. Магия Вельгарда не просто подавляет их. Она их убивает. Физически. Металл становится хрупким, энергия – недостижимой. Они попытались разбить лагерь здесь, у входа. И потерпели неудачу.

Ксилара подошла к одному из мертвых механизмов. Она почувствовала исходящий от него холод, еще более глубокий, чем окружающий. Это была не просто температура. Это была абсолютная нейтральность, прекращение любого процесса.

– Они не смогли войти, – сказала она, и в ее голосе прозвучала надежда. – Фильхейм их не пустил.

– Но они не ушли, – Зирах указал взглядом дальше, где следы уходили вдоль стены крепости. – Они ищут другой путь. Или ждут. Возможно, ждут, когда мы сделаем всю работу за них.

Мысль о том, что за ними наблюдают, заставила Ксилару содрогнуться. «Серая Сфера» была как раковая опухоль, проникающая даже в самые недоступные уголки мира.

– Тогда нам нельзя медлить, – решительно сказала она и направилась к ледяной арке.

Вход в Фильхейм был гигантским туннелем, уходящим вглубь. Стены здесь были гладкими, словно отполированными за тысячи лет. Воздух внутри был неподвижным и таким холодным, что больно было делать вдох. Но это был не просто холод. Это было ощущение погружения в нечто грандиозное и абсолютно чуждое.

Они вошли внутрь. И замерли, пораженные.

Они стояли в гигантском зале, чьи своды терялись где-то в вышине, в синеватой дымке. Весь зал, колонны, поддерживающие потолок, арки и галереи – все было вырезано изо льда. Лед здесь был разным – где-то мутным и молочно-белым, где-то кристально чистым, открывающим вид на застывшие в нем призрачные фигуры, напоминавшие гигантские соцветия или замерзшие фонтаны. Свет проникал сквозь толщу стен, преломлялся в миллионах граней, наполняя пространство призрачным, мерцающим сиянием. Не было ни факелов, ни светящихся камней. Весь свет был рожден самим льдом.

И стояла абсолютная тишина. Та самая, о которой говорил Хорг. Тишина, которая давила на уши, на мозг, на душу. Она была густой, вязкой, почти осязаемой.

– Никогда… я не чувствовал себя таким… ничтожным, – прорычал Игнис, и его голос, обычно громоподобный, здесь прозвучал жалким шепотом, поглощенным молчанием.

Зирах молча осматривался. Его глаза, привыкшие к теням и опасностям, не находили здесь ни угроз, ни укрытий. Только бесконечный, безразличный лед.

Ксилара же чувствовала сквозь онемение, сквозь ледяную пустоту внутри нее, начало пробиваться смутное, глухое эхо. Не звук. Скорее, состояние. Бесконечная печаль. Она витала в воздухе, была вморожена в стены, составляла самую суть этого места.

– Он здесь, – прошептала она. – Он смотрит на нас.

Они двинулись дальше, по залу, который, казалось, не имел конца. Их шаги не отдавались эхом. Звук умирал, едва родившись. Они прошли под гигантской аркой и оказались в еще большем пространстве. Замерзшее озеро, по берегам которого возвышались ледяные скульптуры, изображавшие исполинов в динамичных, величественных позах. Казалось, вот-вот они двинутся, но они были лишь прекрасными, скорбными памятниками самим себе.

Внезапно Зирах снова поднял руку. Он указал на одну из галерей, уходящую наверх.

– Там. Движение.

Игнис мгновенно напрягся, его ноздри расширились, словно он пытался уловить запах.

– Ничего. Ни запаха, ни звука. Твои демонские глаза играют с тобой, полудемон.

– Я не обоняю, я вижу, – холодно парировал Зирах. – Отблеск на льду. Металл.

«Сфера». Они все-таки нашли способ проникнуть внутрь. Возможно, неглубоко, но они здесь.

Призрачное сияние вокруг вдруг померкло. Будто огромная туча закрыла солнце снаружи. Но неба видно не было. Тень легла на зал, и вместе с ней пришло новое ощущение – тяжести, внимания, направленного на них.

Воздух задрожал. Не от звука, а от изменения давления. Тишина стала еще более глубокой, еще более неестественной.

И тогда из глубины гигантского зала, из-за леса ледяных колонн, бесшумно показалась фигура.

Он был так огромен, что сначала сознание отказывалось воспринимать его как живое существо. Это была гора, ожившая и принявшая форму. Его кожа цвета старого, векового льда сливалась со стенами Фильхейма. Длинные, спутанные волосы, похожие на сосульки, свисали на плечи. Черты лица были грубыми и величественными, как скалы, а глаза…

Ксилара встретилась с его взглядом, и у нее перехватило дыхание.

Его глаза были цвета ледниковой расселины – бледно-голубые, почти белые, бездонные. В них не было ни гнева, ни интереса, ни любопытства. Лишь вселенская, бесконечная усталость. Усталость, прошитая такой глубокой печалью, что сердце Ксилары сжалось от ответной боли.

Он не издал ни звука. Он просто смотрел. И в этом взгляде была вся история, которую рассказал им Бруни. История потери, долга и одиночества, длящегося целую вечность.

Это был Йормунд. Последний страж. И он наконец обратил на них свое внимание.

Глава 4. Первый контакт

Он не двигался. Он просто был. Его присутствие заполняло гигантский зал, переопределяя саму реальность. Воздух, и без того леденящий, стал густым и тягучим, словно превратился в жидкий азот. Давление нарастало, физическое и ментальное, заставляя барабанные перепонки сжиматься от беззвучного гула, который исходил не извне, а рождался внутри черепа, как отзвук чудовищной, нечеловеческой печали.

Йормунд.

Его глаза, эти бездонные расселины в леднике вечности, были прикованы к ним. Но это не был взгляд стража, оценивающего угрозу. Не был и взглядом хищника, высматривающего добычу. Это было созерцание пылинок, занесенных ветром в его вечный дом. В нем не было ни злобы, ни любопытства. Лишь апатичная усталость, прошедшая сквозь тысячелетия и отполировавшаяся до состояния абсолютного, безразличного покоя.

Игнис застыл в полуприсев, его тело напряглось инстинктивно, готовое к броску или трансформации. Но броситься было некуда. Сражаться – не с чем. Как сражаться с горой? С океаном? Его мускулы дрожали от беспомощности, а внутри бушевала ярость, не находившая выхода. Он был воплощением огня, которому нечего было жечь.

– Черт… – его шепот был похож на скрежет камней, едва слышный в поглощающей тишине. – Он… смотрит сквозь нас.

Зирах стоял неподвижно, его рука лежала на рукояти кинжала за спиной, но он не делал попытки его извлечь. Его демоническая сущность, всегда откликавшаяся на угрозу ядовитым жаром, была мертва и холодна. Впервые за всю свою жизнь он чувствовал не страх, а нечто худшее – полную нерелевантность. Он был ничем. Пятнышком, не стоящим внимания.

– Не двигайся, – его голос прозвучал с непривычной для него осторожностью. – Он не атакует. Он… изучает. Или нет. Даже не изучает. Просто воспринимает.

Но Ксилара чувствовала нечто иное. Да, его взгляд был пустым. Но в этой пустоте была бездна. И в эту бездну теперь устремлялась часть ее сознания. Ее дар, «Чароцвет», все еще молчал, замороженный, как и все вокруг. Но что-то другое, более глубокое и фундаментальное, начало откликаться на присутствие исполина.

Это была не магия.

Она, как и он, была чужой в этом мире. Она, как и он, носила в себе бремя, отделявшее ее от других. Ее одиночество души, застрявшей между мирами, было лишь бледной тенью его вечного затворничества, но природа его была той же. И сейчас, под этим безразличным, усталым взглядом, она ощущала свою собственную, человеческую, ничтожную усталость. Усталость от бегства, от борьбы, от необходимости постоянно быть настороже, постоянно кого-то соблазнять, подчинять, бояться или любить.

Он просто был. И в этом «бытии» было больше покоя, чем во всей ее сумбурной, наполненной страстями жизни.

Не думая, повинуясь импульсу, рожденному где-то в глубине ее израненной души, Ксилара сделала шаг вперед. Один маленький шаг навстречу гиганту.

– Ксилара! – прошипел Игнис, его рука инстинктивно потянулась, чтобы остановить ее, но замерла в воздухе.

Зирах лишь сжал губы, его желтые глаза пристально следили за исполином, пытаясь предугадать его реакцию.

Реакции не последовало. Йормунд не пошевелился. Его глаза не изменили выражения. Он просто продолжал смотреть. Но Ксилара, стоя теперь чуть впереди своих спутников, почувствовала едва уловимое изменение в давлении воздуха. Оно стало… внимательным. Будто гигантская, спящая психика на мгновение сфокусировалась на точке своего внимания. На ней.

Она подняла голову, чтобы встретиться с его взглядом, и ее сердце бешено заколотилось в груди, посылая по жилам приливы горячей крови, такой хрупкой и временной перед лицом его вечного холода.

– Мы пришли не сражаться, – сказала она, и ее голос, тихий и чистый, не был поглощен тишиной. Напротив, он повис в воздухе, единственная вибрация в застывшем мире, и каждая его нота отдавалась в ее собственном теле. – Мы пришли… поговорить.

Слово прозвучало нелепо, почти кощунственно. «Поговорить» с существом, которое, вероятно, не слышало ни одного звука со времен гибели своего народа.

Йормунд не ответил. Он не шелохнулся. Но вдруг Ксилара ощутила не мысль, не образ, а чистое ощущение, пришедшее не извне, а возникшее внутри нее самой. Оно было тяжелым, холодным и безграничным, как океан. Это было чувство вопроса. Не словесного, а экзистенциального. Вопрос, обращенный не к ее разуму, а к самой сути ее существования.

Зачем?

Вопрос витал в воздухе, он исходил от ледяных стен, от мерцающего света, от самого пронизывающего холода. Зачем приходить? Зачем нарушать покой? Зачем существовать, если существование – это лишь краткая вспышка боли в вечном мраке?

Слезы снова выступили на глазах Ксилары, но на этот раз не от страха или облегчения. Они были от сострадания. Она поняла, что он не просто смотрит на них. Он смотрит сквозь них. Он видит их хрупкие, мимолетные жизни, их суетные страсти, их ничтожные надежды – и не понимает их. Для него они были лишь напоминанием о том, что все проходит. О том, что он остался один.

– Я… я тоже знаю одиночество, – прошептала она, и ее голос дрогнул. Она говорила не как хранительница, не как соблазнительница, а просто как женщина. Как Маша. – Я не из этого мира. Моя душа… заблудилась. Я ношу в себе силу, которая отделяет меня от других. Которая заставляет других хотеть меня, но не видеть меня. Как эти стены. Все видят их красоту, их холод… но никто не чувствует боли, что в них заперта.

Она не знала, понимает ли он ее слова. Но она чувствовала, что он воспринимает сам посыл. Эмоцию. Волну человеческой, ничтожной, но от этого не менее острой тоски.

Игнис и Зирах молча слушали, завороженные и обеспокоенные. Они видели, как Ксилара говорит с великаном, и понимали, что происходит нечто, лежащее за гранью их понимания. Это была не магия, не битва. Это было нечто более примитивное и более возвышенное одновременно. Диалог душ, одна из которых была размером с гору, а другая – с пылинку.

Внезапно Йормунд медленно, очень медленно повернул голову. Всего на несколько градусов. Лед под его движением не скрипел, не трещал. Он просто… перемещался, как часть единого целого. Его взгляд скользнул с Ксилары на Игниса.

Игнис почувствовал это как физический удар. Холод пронзил его насквозь, погасив на мгновение внутренний огонь. В этих бледных глазах он увидел не угрозу, а… оценку. Оценку чего-то знакомого, но чужеродного. Огонь в царстве льда. Жизнь в царстве смерти. И в этой оценке не было враждебности. Было нечто вроде отдаленного, апатичного удивления, будто он смотрел на редкий, но бесполезный минерал.

Затем взгляд исполина переместился на Зираха. И здесь что-то изменилось. Бездонные глаза сузились на долю миллиметра. В них мелькнула тень чего-то, что можно было принять за… распознавание. Зирах, существо раздора, полукровка, разрывающаяся между двумя природами, был ему понятнее. В нем была внутренняя борьба, дисгармония, которая, возможно, резонировала с его собственной, гигантской, застывшей болью.

Зирах выдержал этот взгляд, не отводя глаз. Его собственная, выстраданная ярость и боль встретились с безмолвной, вселенской скорбью. И в этом беззвучном диалоге не было победителя. Было лишь взаимное признание двух разных, но одинаково глубоких страданий.

Йормунд снова перевел взгляд на Ксилару. И на этот раз Ксилара почувствовала не вопрос, а разрешение. Слабый, едва уловимый луч внимания, лишенного былого абсолютного безразличия. Он не приветствовал их. Он не был рад их видеть. Но он… допускал их присутствие. Пока.

Затем, так же бесшумно, как и появился, он начал отступать. Его гигантская фигура растворилась среди ледяных колонн, становясь частью пейзажа, пока не исчезла из виду совсем.

Давление ослабло. Воздух снова стал просто холодным, а не давящим. Тишина осталась, но теперь она была привычной, лишенной того вселенского внимания.

Игнис выдохнул, которого, казалось, не делал все это время, и прислонился к ледяной стене, проводя рукой по лицу.

– Великий огонь… – пробормотал он. – Я дрался с горными троллями, с небесными змеями, но никогда… никогда я не чувствовал себя таким… букашкой.

Зирах медленно отпустил рукоять кинжала. Его пальцы онемели от холода.

– Он не рассматривает нас как угрозу, – констатировал он. – Мы для него… погода. Мимолетное изменение в вечном постоянстве. Это хуже.

– Хуже? – переспросил Игнис. – Он мог бы просто раздавить нас!

– Именно, – Зирах посмотрел на Ксилару, которая все еще стояла, глядя в ту сторону, где исчез великан. Ее щеки были влажными от замерзших слез. – Чтобы раздавить, нужно приложить усилие. Проявить волю. У него нет на нас ни малейшей воли. Мы для него не существуем на уровне, достойном действия. Мы – пыль.

Ксилара обернулась к ним. В ее глазах не было страха или унижения. В них горел странный, новый огонь.

– Нет, – тихо сказала она. – Он нас увидел. В конце. Он увидел меня. Не как пыль. Как… кого-то, кто тоже знает боль. Это начало.

– Начало чего? – скептически спросил Игнис. – Начало долгой и бессмысленной беседы с глыбой льда?

– Начало контакта, – ответила Ксилара. – Он не говорил с нами словами. Но он говорил. Молчанием. И я должна научиться его слушать.

Она посмотрела на огромный, безмолвный зал. Где-то в его глубинах бродил исполин, несущий бремя целой цивилизации. И где-то здесь же прятались агенты «Серой Сферы», ждущие своего часа.

Их миссия только началась. И первый, самый трудный шаг был сделан. Они были замечены. Теперь предстояло самое сложное – быть услышанными.

Глава 5. Неверный шаг

Тишина, последовавшая за уходом Йормунда, была наполнена отзвуком того безмолвного диалога, что состоялся между гигантом и людьми. Воздух, по-прежнему леденящий, вибрировал от невысказанных вопросов и призрачного внимания. Они получили отсрочку, разрешение на временное пребывание, но каждый их шаг теперь был под незримым контролем.

Игнис первым нарушил молчание. Он оттолкнулся от стены, на его лице застыло выражение глубочайшего недовольства.

– И что теперь? Будем стоять здесь и ждать, пока он снова соблаговолит показаться? – он провел рукой по своим мощным бицепсам, пытаясь разогнать онемение. – Мы теряем время. Пока мы тут переглядываемся со льдинами, «Сфера» не дремлет.

– Он не льдина, – тихо, но твердо возразила Ксилара. Она все еще смотрела в ту сторону, где исчез исполин, словно пытаясь удержать нить того хрупкого контакта. – Он страж. И он страдает. Мы не можем просто требовать то, что нам нужно. Мы должны… заслужить это.

– Заслужить? – Игнис фыркнул. – И как, интересно, мы можем заслужить внимание того, для кого мы – мимолетный ветерок? Ты слышала старика. Его не прельщают ни золото, ни слава. Его сердце замерзло. В прямом и переносном смысле.

Зирах, до сих пор остававшийся в тени, внезапно заговорил. Его голос был низким и задумчивым.

– Старейшина говорил, что он помнит. Что его миссия – хранить память. – Он медленно прошелся вдоль ледяной колонны, касаясь ее пальцами. – Но что такое память? Это не просто картинки в голове. Это энергия. Эмоция. Отпечаток. Все, что имеет энергию, можно считать. Можно проанализировать.

Ксилара почувствовала холодный укол тревоги.

– Зирах, что ты задумал?

– Он не позволил нам использовать магию, – продолжил полудемон, словно не слыша ее. – Но мой дар… он всегда был другим. Он часть меня, как рука или глаз. Он не требует внешних потоков. Он исходит изнутри. – Он остановился и повернулся к ним. Его желтые глаза сверкнули с мрачной решимостью. – Если я смогу хотя бы на мгновение коснуться его ауры, просканировать ее… возможно, я пойму, с чем мы имеем дело. Узнаю его слабость. Его истинное желание.

– Нет! – воскликнула Ксилара, инстинктивно чувствуя опасность. – Это слишком рискованно! Он воспримет это как вторжение! Как атаку!

– А что он воспринимает иначе? – резко парировал Зирах. – Наши слова? Наши слезы? Он не человек, Ксилара. Он даже не дракон. Он – сила природы. И с силами природы не ведут переговоры. Их изучают. Ими овладевают.

Игнис, к удивлению, хмыкнул в знак одобрения.

– Полудемон прав. Мы ходим вокруг да около, как испуганные кролики. Нужно действовать. Если его способ может дать нам преимущество… я за.

Ксилара хотела возразить, привести десяток доводов, но было уже поздно. Зирах закрыл глаза, его лицо исказилось от концентрации. Он стоял неподвижно, но Ксилара, связанная с ним незримыми узами, почувствовала, как внутри него что-то шевелится. Не магия в привычном понимании, а нечто темное, вязкое, врожденное – его демоническая сущность, пытающаяся прощупать окружающую реальность своими невидимыми щупальцами.

Сначала ничего не происходило. Игнис наблюдал с напряженным ожиданием. Ксилара замерла, сердце ее бешено колотилось, предчувствуя беду.

И тогда случилось.

Это не был звук. Это было ощущение. Словно гигантская, спящая нервная система внезапно получила укол в самое чувствительное место. Воздух дрогнул. Не физически, а на каком-то более глубоком, фундаментальном уровне.

Ледяной пол под их ногами, до этого идеально гладкий и монолитный, издал тихий, высокий звук – словно лопнуло гигантское стекло. От места, где стоял Зирах, во все стороны побежали тонкие, как паутина, трещины.

– Зирах, хватит! – крикнула Ксилара.

Но было уже поздно. Зирах, погруженный в свой опасный сеанс, либо не услышал ее, либо не смог остановиться. Его демоническая природа, однажды выпущенная на волю, с жадностью впивалась в невидимую ауру великана, и это вторжение было подобно касанию раскаленного железа к обнаженному нерву.

Фильхейм проснулся.

Не Йормунд. Сам Фильхейм.

Стены зала, до этого неподвижные, вдруг пришли в движение. Это было медленно, неизбежно, как движение тектонических плит. Гигантские ледяные панели начали сдвигаться, скользя друг относительно друга с тихим, ужасающим скрежетом, который, казалось, скоблил самое душу. Потолок над ними затрещал, и с высоты посыпалась ледяная крошка, а затем и целые глыбы размером с повозку.

– Двигайтесь! – проревел Игнис, хватая Ксилару за руку и оттаскивая ее от центра зала.

Зирах наконец открыл глаза. Они были широко раскрыты от шока и боли. Его демоническое зондирование было резко обрублено, и обратная связь ударила по нему, как молот. Он пошатнулся, кровь тонкой струйкой потекла из его носа и мгновенно замерзла на губах.

– Он… он повсюду… – прошептал он, с ужасом глядя на оживающие вокруг стены. – Весь замок… это он…

В этот момент пол под ним просто исчез.

Огромная плита прозрачного льда ушла вниз, словно ловушка, открывшаяся по команде. Зирах, дезориентированный и ослабленный, не успел среагировать. Он провалился в черную, зияющую расщелину с коротким, обрывающимся криком.

– ЗИРАХ! – крик Ксилары был полон чистого, животного ужаса.

Она рванулась вперед, к краю пропасти, но Игнис удержал ее с силой, заставившей кости хрустнуть.

– Безумие! Все рушится!

Она вырвалась, упав на колени у самого края. Внизу, в глубине, виднелось лишь непроглядное мрачное сияние, и не было ни звука, ни признака жизни.

– Он умер… – прошептала она, и мир вокруг поплыл. Зирах. Ее тень. Ее защитник. Тот, кто жертвовал собой снова и снова. Погиб из-за собственной опрометчивости, на ее глазах.

Ярость, горячая и слепая, поднялась в ней, сметая страх и осторожность. Она подняла голову, глядя на сдвигающиеся стены, на рушащиеся своды.

– Довольно! – закричала она, и в ее голосе зазвучала не ее собственная сила, а эхо той власти, что она когда-то имела. – Мы пришли с миром! Мы не враги!

Но Фильхейм не слушал. Он был живым организмом, реагирующим на угрозу. А Зирах был угрозой. Ледяные щупальца начали выползать из стен, пытаясь схватить их, отсечь пути к отступлению. Игнис, рыча, отбивался, выламывая целые глыбы, но на их место тут же нарастали новые. Его сила была бесполезна против целого замка.

Вдруг движение прекратилось так же внезапно, как и началось. Скрежет стих. Падение льдин прекратилось. Стены замерли в новых, причудливых позициях, изменив геометрию зала до неузнаваемости. Давление в воздухе спало.

Тишина вернулась, но теперь она была тяжелой, укоряющей.

Игнис, тяжело дыша, опустился на одно колено. Ксилара продолжала сидеть у края пропасти, ее плечи тряслись от беззвучных рыданий. Она проиграла. Они все проиграли.

И тогда она услышала. Слабый, едва уловимый звук, доносящийся из глубины. Не голос. Не стон. Скорее… скрежет. Металла о лед.

Сердце ее замерло. Она свесилась еще ниже, рискуя упасть.

– Зирах? – крикнула она, и ее голос сорвался на шепот.

Пауза. И потом – слабый, прерывистый звук, который она с трудом узнала как его хриплый голос.