Время Майя

– Смотри, – сказала Ила Хавьеру, указывая на увеличенное пространство над картой на мониторе перед Аяной. – Здесь когда-то был изображен глиф, читается на майянском «аак», и означает «черепаха». Необычно, что он был высечен отдельно. Традиционно глифы майя располагались парами, в колонках.

– Черепаха? – переспросил Хавьер, но в его голосе не было сомнения, а скорее подтверждение мысли.

Подошел Маркес, выпустил облако сизого дыма из своей любимой трубки и прокомментировал:

– Для древних майя образ черепахи был связан с понятиями времени и космоса. Её медлительность напоминала циклы движения небесных тел. На сохранившихся изображениях панцирь часто поделён на сегменты с рисунками. Возможно, это связано с системой календарных циклов и астрономическими вычислениями.

– Мы нашли кое-что интересное! – прозвучал голос Яромира с лестницы. И вся команда поспешила на верхнюю площадку.

– Механизм приводился в действие после установки глиняной фигурки в углубления на диск, – стал объяснять Яромир коллегам, собравшимся возле разобранной по камушкам части верхней площадки обсерватории. – Установленная в правильное положение фигурка снимала блокировку стопора, и диск поворачивался. После чего, усилие от поворота передавалось на граненный штифт, уходивший вниз через постамент в перекрытие между этажами. Там, штифт соединялся с другой частью механизма, которая запускала в движение открытие замка скрытой двери.

– Она вон там, – показал рукой в пыльной рукавице довольный Эван в сторону стены с картой.

Все, кроме Эвана и Яромира, с недоумением смотрели на каменную стену.

– Сам механизм за века разрушился, что облегчило нам работу по открытию этой двери. – продолжил, сияя улыбкой, Яромир. – Главное, было понять куда приложить усилие, так сказать.

– Это наш профиль, – гордо отметил Эван.

Он подошел к стене, картинно приложил руку к изображению древней карты, замер. Затем, сделав два шага вправо, едва заметным движением надавил на один из каменных блоков. Рядом с ним медленно отодвинулась в сторону часть кладки, оказавшаяся имитацией массивной каменной стены. Открылся проход.

– Вау! – ёмко выразила всеобщий восторг Аяна.

Маркес крепко сжал в объятиях стоявшего рядом Яромира, а затем сгреб в охапку своих могучих рук и раскрасневшегося от избытка всеобщего внимания Эвана.

– Вы – лучшие! – не пытался сдерживать эмоции Маркес.

Осветив открывшуюся темноту, исследователи увидели узкий спуск с каменными ступенями, который был устроен внутри круглой стены обсерватории.

– Оригинальное решение, – прокомментировал Эван.

Ступени по спирали уходили вниз. Первым пошел Эван, за ним Маркес, потом Хавьер.

– Мы уже ниже уровня фундамента, глубоко под землей, – заметил Маркес через несколько минут после начала спуска.

Луч фонаря неожиданно выпрямился. Спуск закончился. Открылся коридор. Его стены древние строители сложили из массивных каменных блоков различной формы, тщательно подогнанных друг к другу. Свод вверху был невысоким и полукруглым, – можно было достать рукой. В ширину вполне могли разойтись два стройных взрослых человека. Воздух был плотным, пахло древней пылью и временем. Шоколадно-кофейные оттенки поверхности каменных блоков как будто поглощали падавший на них свет.

Коридор закончился совсем скоро: впереди высилась массивная плита, наглухо перекрывавшая проход. Маркес нахмурился, освещая её фонарём.

Эван осторожно провёл рукой по холодному камню, всматриваясь в едва заметные линии:

– Эта плита когда-то двигалась…

– Но теперь она намертво зафиксирована, – добавил подошедший Яромир. – И это не бутафорская стена, как наверху. Вес плиты десятки тонн, навскидку. Поиск механизма, который приводил её в движение вряд ли что-то даст. Он, скорее всего, также разрушен временем. Краном мы сюда не скоро доберемся…

– Чёрт! – выругался Маркес и добавил: – Да и местные власти вряд ли дадут добро на то, чтобы мы пригнали тяжёлую строительную технику и разобрали древнее наследие с риском больше никогда его не собрать…

Яромир с Эваном нахмурились ещё больше.

Разочарованный Маркес отправился назад, наверх – перекурить. За ним последовали Эван с Яромиром.

В подземелье спустилась Ила и застала Хавьера изучающим изображения, высеченные древними мастерами на стенах коридора.

– Смотри, красота какая, – позвал он Илу, осветив фонарем часть каменной кладки, уходящей на несколько шагов перед.

По стене тянулся ряд кошачьих глаз, высеченных с потрясающей детализацией. Художник заложил интересную последовательность: глаза начинались с почти сомкнутых век, словно в дреме, и постепенно открываясь шире, заканчивались широко распахнутым, наполненным первобытной силой и угрозой. Создавалось ощущение, будто камень пробудился от векового сна и наблюдает за каждым их движением.

– А вот здесь, по твоей части, – указал Хавьер на столбцы ажурных глифов, вырезанных на гладкой каменной поверхности.

Ила подошла, смахнула пыль, и навела камеру смартфона на барельеф.

– Чаак Ба'лам хоч» ц'еч ку'уч ц’ак’баан, – прочитала Ила. – Сейчас… Ещё немного времени, подберу наиболее подходящий ситуации смысл.

И через несколько секунд, торжественно произнесла:

– Вот! Красный ягуар откроет собрание мудрости достойному.

– Это, конечно, сразу всё объясняет, – улыбнулся Хавьер.

– Ты сомневаешься в точности работы моей нейросети? – Ила комично прищурил правый глаз и уперла одну руку себе в бок.

Хавьер рассмеялся, а следом прыснула звонким смехом Ила.

– Ещё одна загадка, будем разбираться, – весело подытожил Хавьер.

Пройдя вдоль изображений глаз ягуара, они подошли к массивной плите, перегородившей коридор. Хавьер провел ладонью по камню, посыпался тонкий слой пыли, открывая рельефный рисунок.

Ила отшатнулась. На них смотрела голова огромной змеи.

С потрясающей деталировкой на поверхности плиты была изображена сцена, от которой веяло мощью и тревожной загадочностью.

Огромная змея, извиваясь кольцами, обвилась вокруг черепахи, сжимая её в своих смертельных объятиях. Глаза змеи вырезаны так искусно, что точно ловили взгляд каждого наблюдателя, вставшего перед ней. Куда бы он ни отшагнул.

Раскрытая пасть демонстрировала острые зубы, а витиеватый узор чешуи лишний раз подчеркивали мастерство древнего резчика.

Черепаха выглядела величественной, даже спокойной. Её массивный панцирь был украшен замысловатыми узорами. Голова поднята вверх, в противостоянии змеиному захвату.

Хавьер провёл пальцами по гладко отполированным линиям рисунка, ощутив прохладную шероховатость камня.

– Ещё одно послание, теперь с угрозой, – прокомментировал он.

По камням под ногами что-то зашуршало и мелькнула еле уловимая тень. Ила резко отпрянула, а Хавьер, не раздумывая, шагнул ближе, прикрывая её собой. Свет фонаря выхватил из темноты чернохвостого скорпиона, явно не довольного и светом, и пришельцами, нарушившими покой его владений.

Изогнув вперёд угольно-черный хвост, он широко расставил шесть упругих лап и угрожающе развел в стороны массивные клешни. Постояв так несколько секунд, оценив весовое преимущество непрошенных гостей, недовольно попятился и скрылся в трещине камня.

Хавьер медленно убрал руку, но Ила не отстранилась, её пальцы всё ещё касались его предплечья. В воздухе витали остатки тревоги, и он заметил, как неровно вздымается её грудь после испуга, как напряжены плечи. Несколько секунд Ила словно колебалась, а затем медленно опустила голову на грудь Хавьера, прижавшись сильнее.

Голова кружилась от цветочных запахов её волос и кожи. Она посмотрела ему в глаза и прижалась ещё сильнее.

Глава восьмая

Вечер окутал лагерь археологов мягким, тропическим сумраком. Сквозь кроны высоких деревьев проглядывали серебристые блики далёких звёзд, а в воздухе витала смесь ароматов свежесваренного какао, поджаренной кукурузы, кориандра и лёгкой горчинки дыма костра.

Ветерок, несущий влажный запах листвы и прелых древесных стволов, шевелил края навеса из сухих пальмовых листьев, под которым собралась команда. Тёплый свет фонарей колыхался в полутьме, отбрасывая длинные тени на грубый деревянный стол, где плясали неровные отблески очага.

Тьяго – неиссякаемый оптимист и признанный кулинар – был в своей стихии. Серьёзный, как дирижёр перед началом симфонии, он ловко помешивал соус в керамическом горшке и в полголоса напевал себе под нос на португальском. Его загорелые руки уверенно управлялись с деревянной ложкой, а вечно взъерошенные волосы упрямо сопротивлялись любому порядку. Тьяго не просто готовил – он создавал атмосферу.

– Сегодня у вас ужин, достойный правителей древних майя! – с гордостью сообщил Тьяго, расставляя перед каждым глубокие миски с дымящимся касеуэлита – густым рагу из тушёных овощей, кокосового молока и корня маниоки, источающим терпкий, обволакивающий аромат.

– А это что? – с любопытством спросила Аяна, разглядывая высокий сосуд с прохладным напитком, покрытым узорами, будто вырезанными вручную.

– Фреска-де-кас, – пояснил Тьяго с лёгкой улыбкой, разливая в глиняные кружки жидкость густого янтарного оттенка. – Ферментированная кукуруза, ваниль, какао, немного мёда… Майя знали толк в удовольствиях.

Хавьер поднял кружку, вдохнул тёплый, чуть землистый аромат и сделал осторожный глоток. Напиток оказался густым, насыщенным, с мягкими нотами сладости, переходящими в лёгкую терпкость.

– Определённо, они знали толк, – согласился он, улыбнувшись Иле, которая сидела рядом. Она ответила тёплым, легким, тем самым живым блеском в глазах, который невольно приковывал к ней взгляд.

За столом воцарилось приятное оживление – еда, разговоры, тихий смех, шёпот листвы в ночи. По воздуху плыли ароматы томатного соуса с лаймом и пряных лепёшек. В широкой миске на столе красовались свежесобранные дикие помидоры – крошечные, размером с виноградину, с гладкой блестящей кожицей. Они были насыщенного красного, оранжевого и даже золотистого оттенков, словно рассыпанные самоцветы. Их вкус, в отличие от привычных фермерских томатов, был ярким, интенсивным. С пряной кислинкой, напоминающей смесь спелых ягод и свежих трав. За столетия селекции культурные томаты стали крупнее, но утратили этот дикий, взрывной вкус предков.

Все ели с удовольствием, нахваливая Тьяго, который, наконец, сел с тарелкой и довольной улыбкой.

– Немецкие учёные обнаружили следы табака и коки в египетских мумиях, – вдруг сообщил Маркес, довольно улыбаясь в ожидании реакции собравшихся.

– Да, ну?! – поднял голову Вито. – Но ведь эти растения родом из Южной Америки!

– Значит, древние цивилизации контактировали между собой гораздо раньше, чем мы думали, – оживился Асгар.

– Совсем не удивительно, – добавила Пэй-Линг, задумчиво покручивая глиняную кружку в руках. – В древних китайских текстах есть упоминания о морских путешествиях на тысячи километров. А в сохранившихся бумажных документах майя, которые уцелели после завоеваний испанцев, есть рисунки кораблей, созданные задолго до их прихода.

– А фигурки ольмеков, так напоминающие африканские маски? – вмешалась Аяна. – Простое совпадение?

– Вот именно, – усмехнулся Маркес. – Древние цивилизации Египта, Аравии, Индостана, китайские империи… Майя вполне могли быть частью этой большой общности. Есть доказательства, что они использовали те же технологии, что и римляне!

– В каком смысле? – изумился Хавьер.

– Мы с Эваном выяснили, что майя изготавливали известковый раствор почти так же, как древние римляне в третьем веке до нашей эры, – пояснил Яромир, отставляя свою кружку. – Высокотемпературный обжиг известняка, гашение водой, тщательное смешивание с песком и вулканическим пеплом… Именно так они создавали прочные покрытия для мощёных дорог – сакбе и строили здания!

Эван кивнул, поставив локти на стол.

– И это объясняет, почему их сакбе до сих пор в таком хорошем состоянии, – продолжил Яромир. – Настоящие магистрали шириной до десяти метров, прочность которых только увеличивалась с годами. Все на искусственных насыпях из камней и щебня – для устойчивости к влажности и разливам рек. Инженерные шедевры!

– Что поразительно, – добавила Пэй-Линг, – мощёные светлым камнем на известняковом растворе сакбе получились светлыми и видимыми даже в темноте. Кстати, в Мексике, приступили к тщательному изучению Великой белой дороги майя – с помощью лазерных радаров и беспилотников. Почти сто километров по джунглям – как вам?

– То есть, если бы не колонизация, технологии майя развивались бы дальше… – задумчиво произнёс Хавьер.

– Безусловно, – поддержала Пэй-Линг. – На прошлой неделе, здесь, в Вака, мы нашли детские игрушки с колёсами. Это окончательно рушит миф о том, что майя не знали колеса. Они его знали – факт.

Аяна достала смартфон и пролистав несколько снимков, передала Хавьеру.

– Вот они. Две фигурки – ягуар и крокодил, обе на четырёх колёсах. Майя, выходит, не только создавали прочные дороги, но и вполне могли использовать колесо…

Когда ужин закончился, постепенно все начали расходиться. За столом остались только четверо: Маркес, Пэй-Линг, Ила и Хавьер. В свете догорающего костра лица казались загадочными, а разговор постепенно сместился в более личное русло.

Пэй-Линг удобно устроилась рядом с Маркесом, её рука легко лежала на его предплечье, пальцы лениво скользили по коже, словно играя с огнём, который отражался в её тёмных глазах. Никто в лагере не сомневался в их отношениях – между ними была тихая, зрелая близость, выстроенная за годы совместной работы и путешествий.

– Где вы познакомились? – спросил Хавьер, наблюдая, как Маркес чуть наклоняется к Пэй-Линг, ловя её взгляд.

Маркес усмехнулся, его губы тронула тень улыбки. Он слегка откинулся назад, позволяя Пэй-Линг перехватить инициативу. С лёгкой улыбкой она провела пальцами по запястью Маркеса, её движения были задумчивыми, почти ласковыми.

– Мы встретились в Гонконге, когда Маркес читал лекцию о майя. Я задавала слишком много вопросов, и в какой-то момент мы просто ушли из зала, продолжая обсуждать каждую деталь.

– В итоге, спор превратился в ужин, ужин – в прогулку по набережной, а на утро я понял: не хочу представлять экспедиции без неё, – подхватил Маркес, накрывая руку Пэй-Линг своей. Его пальцы слегка сжались, передавая больше, чем можно было выразить словами.

Ила слушала с живым интересом:

– Часто ругаетесь, совмещая работу и отношения?

Пэй-Линг слегка прижалась к Маркесу, её голос стал мягче:

– Мы научились ладить. Ведь история – это не только прошлое, это ещё и то, что мы строим вместе.

Хавьер кивнул. В этих словах было больше, чем просто романтика.

Когда Пэй-Линг и Маркес ушли, оставив их вдвоём, Ила и Хавьер не спешили расходиться. Они чувствовали незримую энергию друг друга ещё во время ужина – теперь, у костра, она стала почти осязаемой.

– Расскажи о себе, – нарушила молчание Ила, подперев подбородок рукой и внимательно глядя на Хавьера.

Он чуть склонил голову набок, словно примериваясь, с какой нити потянуть за клубок своей памяти.

– Родился я в городе Мерида, в Эстремадуре. Это самый малонаселённый край Испании, рядом с Португалией. Там время течёт так медленно, что иногда кажется – оно остановилось.

Подбросил в костёр сухую веточку, и следя, как огонь жадно охватывает её, продолжил:

– День рождения у меня 13 января. В детстве это число было поводом для насмешек: считали несчастливым. А потом я узнал, что в далёкой России в этот день отмечают праздник со странным называнием – Старый Новый год. И понял: смысл часто зависит от точки зрения.

– Забавно, как культура меняет восприятие, – сказала Ила, чуть подавшись вперёд.

Хавьер кивнул, в его взгляде мелькнула задумчивость.

– В нашей семье всегда хранили память о прадеде, Сергее. Он приехал из Советской России в тридцатые, воевать за республиканцев против Франко. Встретил Алисию – мою прабабушку. Они влюбились, поженились. Серхио – так она его называла… Но вскоре он погиб. А через восемь месяцев родилась моя бабушка Альба.

Он замолчал, сжимая кружку в ладонях.

– Я знаю о нём немного. Сохранился альбом с фотографиями. В детстве я мог часами их рассматривать. Особенно две. На одной – прадед с прабабушкой в виноградниках, за спиной горы. Он держит чёрную кошку, она – светлого кота. Простая сцена, но в ней – удивительная нежность.

Хавьер посмотрел вдаль, словно видел тот кадр.

– На другой фотографии прадед Сергей сидит за столом с Эрнестом Хемингуэем. На столе – деревенская еда, вино, миска с оливками. Рядом стоят винтовки. Для меня это больше, чем снимок. Это символ свободы, искренности, разговоров, после которых жизнь уже не может быть прежней.

Ила смотрела на него, как будто слушала не только словами, но и сердцем.

– А ты? – спросил он. – С чего началось твоё увлечение историей?

– Детство в Ассаме. – Ила чуть прикусила губу. – Помню, как смотрела на звёзды, слушая истории о богах и великих царях. Мне всегда казалось, что это не просто мифы, а подсказки из прошлого. Позже я узнала о древних астрономах: они умели предсказывать затмения и рассчитывать движения планет.

Она провела пальцем по ободку кружки, будто чертила воображаемую орбиту.

– Многие уверены, что Коперник первым сказал: Земля вращается вокруг Солнца. Но индийский учёный Арьябхата писал об этом за тысячу лет до него. А ещё раньше грек Аристарх Самосский выдвинул ту же гипотезу.

Ила подняла глаза, и в них вспыхнул азарт исследовательницы:

– Уверена, если заглянуть глубже – к ассирийцам, аккадцам, шумерам, – мы тоже найдем следы этого знания. Понимание Вселенной складывалось тысячелетиями. Это потрясающе – видеть истоки, собирать целую картину, а не только ту часть, которую принято считать правильной.