Искушение Ксилары. Книга девятая

– Скромный, – фыркнул Зирах, окидывая взглядом это собрание магических диковинок. – Напоминает музей сумасшедшего волшебника. Или свалку. Не могу определиться.

Кэлан не удостоил его ответом. Его взгляд был прикован к Ксиларе.

– Здесь вас не найдут. Стены покрыты моими рунами. Они скрывают любое магическое присутствие. Даже твой… уникальный дар, Ксилара, должен быть невидим для их сканеров.

– «Должен быть» – не то слово, которое вселяет уверенность, – парировала она, скрестив руки на груди. Она чувствовала себя голой под его пристальным взглядом. Он изучал ее, словно редкий экспонат. – Что ты хочешь, Кэлан? По-настоящему. Не говори про защиту. Мы оба знаем, что ты не благотворитель.

Он медленно прошелся к центральному прибору, провел рукой над мерцающим воздухом.

– Я хочу того же, чего и всегда. Порядка. Контроля. Но мои методы… изменились. Магический Совет – кучка старых, трусливых интриганов. Они не видят угрозы, которая нависла над всем миром. Они видят лишь свою власть. «Серая Сфера»… они опасны. Их философия, их стремление к тотальному контролю над магией, если их не остановить, уничтожат все, что мы знаем. Включая тебя. Ты для них – аномалия, которую нужно либо изучить и обезвредить, либо уничтожить.

– И ты решил их опередить? Изучить и обезвредить меня первым? – в ее голосе зазвенела сталь.

– Я решил, что союз с тобой может быть взаимовыгодным, – поправил он ее. – Ты – ключ. Ключ к пониманию природы истинной магии, магии желания, магии воли. Тот дар, что они называют проклятием, я считаю… эволюцией. А эволюцию нельзя уничтожить. Ею нужно управлять.

В этот момент тяжелые шаги раздались у входа. Все трое обернулись. В проеме коридора стоял Игнис. Он вернулся. Его лицо было мрачным, одежда – в пыли и морской соли, а в глазах бушевала буря. Он застал их здесь, в этом логове своего врага, и эта картина, казалось, подтверждала все его худшие опасения.

– Якорь, – коротко бросил он, его голос был низким и опасным. – Я нашел его. Корабль будет ждать в условленном месте. Но я не оставлю тебя здесь, Ксилара. Не с ним.

Напряжение в зале, и без того достигшее критической точки, взорвалось. Три мужчины, три мощных, доминантных присутствия, сошлись в немом, но яростном противостоянии.

Зирах, все еще бледный от боли и ярости, стоял, сжимая рукояти клинков. Его преданность Ксиларе была безоговорочной, но и его гордость была ранена. Он видел в Кэлане не просто угрозу, а олицетворение всего того, против чего он всегда боролся – холодную, бездушную власть, презирающую таких, как он, полукровок-изгоев.

Игнис был дикой силой, не признающей полутонов. Для него Кэлан был врагом. Точка. Его драконья природа требовала либо изгнать его, либо уничтожить. Видеть Ксилару под одной крышей с ним было пыткой. Его ревность была примитивной, животной и оттого еще более мощной.

А Кэлан… Кэлан был холодным расчетом. Он видел их обоих как помехи, пешки в более великой игре. Но пешки, обладающие силой, которую пока нельзя было просто убрать с доски. Он терпел их присутствие только потому, что они были частью Ксилары. И это делало его терпение хрупким, как лед.

– Ты оставишь ее, потому что она этого хочет, – ледяным тоном произнес Кэлан, обращаясь к Игнису. – И потому что твое присутствие здесь, в городе, только привлечет внимание. Ты – дракон. Ты не умеешь прятаться.

– А ты научился? – парировал Игнис, делая шаг вперед. Воздух вокруг него заколебался от жара. – Прятаться в норе, как крыса?

– Я научился выживать. И побеждать. В отличие от некоторых, кто полагается лишь на грубую силу.

Зирах резко повернулся к Ксиларе, его золотой глаз пылал.

– Ты действительно собираешься остаться здесь? С ним? После всего, что он сделал?

– А что я должна делать, Зирах? – в ее голосе прорвалось отчаяние. – Вернуться на улицу, где на каждом углу висят плакаты с моим лицом? Ждать, пока «Сфера» пришлет следующий отряд, который будет больше и сильнее? У меня нет выбора! По крайней мере, здесь у нас есть шанс перевести дух, составить план.

– План? – с горькой усмешкой повторил Зирах. – Его план очевиден. Он заполучил тебя обратно. В свои владения. На свою территорию. Ты снова в его власти, Ксилара. Только на этот раз ты вошла в его клетку добровольно.

Эти слова вонзились в нее больнее любого клинка. Потому что в них была доля правды.

Игнис, не в силах больше сдерживаться, подошел к ней вплотную, игнорируя Кэлана.

– Я не уйду, пока не буду уверен, что с тобой все в порядке. Он… – он бросил уничтожающий взгляд на герцога, – он смотрит на тебя не как на женщину. Он смотрит на тебя как на вещь. Я видел этот взгляд.

– А ты смотришь на нее как на свою самку, которую нужно пометить и защитить от других самцов, – холодно вклинился Кэлан. – В этом мы не сильно отличаемся, дракон. Разница лишь в методах.

Эта фраза повисла в воздухе, голая и безжалостная, обнажающая простую, животную суть их конфликта. Это была битва самцов. А она – приз.

Ксилара почувствовала, как ее собственная ярость, долго тлевшая под спудом усталости и страха, наконец вспыхнула. Она отступила на шаг, отдаляясь от всех троих.

– Хватит! – ее голос прозвучал с неожиданной силой, заставив эхо прокатиться по залу. Даже стрелки на центральном приборе дернулись. – Я не трофей. Я не приз. И я не вещь. Я принимаю решения. И мое решение сейчас – остаться здесь, чтобы выжить. Чтобы мы все выжили. Игнис, – она повернулась к дракону, и в ее глазах стояли слезы ярости и бессилия. – Ты должен уйти. Ты должен вернуться с драконами. Только так мы сможем дать отпор «Сфере». Только так. Это не прощание. Это… тактика.

Игнис смотрел на нее, и буря в его глазах медленно утихала, сменяясь глубокой, пронзительной болью. Он видел ее решимость. И видел правду в ее словах. Его сила была в небе, в огне, в ярости его сородичей. Здесь, в каменном мешке, он был скован.

Он медленно, будто против своей воли, кивнул.

– Я вернусь, – сказал он, и эти слова прозвучали не как обещание, а как клятва, высеченная в камне. – С первыми лучами солнца над самыми высокими пиками. И если он, – он снова посмотрел на Кэлана, – причинит тебе хоть малейший вред, я сотру этот город с лица земли. И начну с этой его норы.

Затем он повернулся к Ксиларе. Игнорируя присутствие других, он взял ее лицо в свои горячие, сильные ладони. Его прикосновение было одновременно грубым и бесконечно нежным.

– Моя Буря, – прошептал он, и его дыхание, пахнущее дымом и диким ветром, обожгло ее губы.

Их поцелуй не был ласковым. Он был яростным, горьким, полным непроизнесенных слов, страха и обещаний. В нем была вся боль предстоящей разлуки, вся ревность, пылавшая в его груди, и вся безоговорочная, дикая вера, которую он питал к ней. Он был жаждой и утверждением, болью и наслаждением. Когда их губы наконец разомкнулись, они оба тяжело дышали.

– Никто не коснется тебя, кроме меня, – прорычал он ей на ухо так тихо, что слышала только она. – Никто.

Он отпустил ее, резко развернулся и, не оглядываясь, зашагал к выходу. Его уход был подобен внезапному затишью после урагана – в воздухе осталась только пустота и ощущение надвигающейся бури.

Дверь закрылась за ним. Тишина в зале стала абсолютной, давящей.

Зирах стоял, отвернувшись, его плечи были напряжены. Он сжимал раненую руку так сильно, что костяшки пальцев побелели.

Кэлан наблюдал за сценой с тем же холодным, аналитическим выражением лица.

– Театрально, – повторил он свое прежнее замечание, но на этот раз в его голосе прозвучала легкая, едва уловимая нотка… раздражения? – Но эффективно для примитивных натур.

Ксилара не ответила. Она стояла, все еще чувствуя на губах жаркий вкус Игниса, глотая подступивший к горлу комок. Она сделала свой выбор. Она вошла в убежище своего бывшего тюремщика, отпустила своего самого яростного защитника и оставила своего самого верного друга в состоянии ярости и боли. Цена выживания оказалась горькой. И она боялась, что это была лишь первая выплата по долгу, который ей еще только предстояло оплатить. Она была в неволе. Снова. И на этот раз цепи были невидимыми, но оттого не менее прочными.

Глава 6. Игра с огнем

Тишина в подземном зале после ухода Игниса была густой, тягучей и звенящей. Она висела между ними, как стена из самого прочного стекла, через которую они смотрели друг на друга – три изолята, объединенные лишь обстоятельствами и взаимным недоверием. Воздух, еще недавно наполненный грохотом битвы и яростными словами, теперь казался спертым и тяжелым, насыщенным непрожитыми эмоциями.

Ксилара стояла, обняв себя за плечи, пытаясь унять дрожь, пронизывающую все ее тело. На губах все еще пылало прикосновение Игниса – горькое, прощальное. Она чувствовала на себе взгляд Зираха – раненый, язвительный, полный немого укора. И взгляд Кэлана – холодный, аналитический, оценивающий. Она была растерзана на части их противоречивыми ожиданиями, их амбициями, их болью. И ее собственная боль, ее собственный страх и ярость искали выхода, кипя в глубине ее существа, смешиваясь с эхом тысячи чужих душ.

Зирах первым нарушил молчание. Он резко развернулся и направился к одному из дальних стеллажей, уставленным книгами, делая вид, что изучает корешки. Его спина была прямая и напряженная, каждый мускул кричал о желании оказаться где угодно, только не здесь. Он не мог смотреть на нее, зная, что она осталась, и не мог смотреть на него, боясь, что не сдержит ярости, копившейся годами ненависти ко всему, что олицетворял собой герцог.

– Ну что, – его голос прозвучал хрипло и неестественно громко в тишине зала, – каков план, о великий стратег? Будем сидеть в этой норе, пока твои руны не просочатся нам в мозг?

Кэлан, не отрывая взгляда от Ксилары, ответил с ледяным спокойствием:

– План, полудемон, заключается в том, чтобы выжидать и собирать информацию. Мои источники в Совете и, что более важно, в самой «Сфере» еще не передали ничего существенного. Мы должны быть терпеливы.

– Терпеливы? – Зирах фыркнул, все еще не оборачиваясь. – Пока они окружают город? Пока за твоей спиной уже готовят нож?

– А у тебя есть лучшая идея? – наконец Кэлан повернул голову в его сторону, и в его гладах вспыхнули те самые острые искры. – Кроме как рубить все и вся своими клинками? Твои методы примитивны и предсказуемы. Именно поэтому ты всегда был пешкой.

Слова прозвучали как пощечина. Зирах замер, его плечи напряглись до предела. Ксилара видела, как сжимаются его кулаки.

– А твои методы привели тебя к тому, что ты прячешься в подвале, как крыса, и вынужден просить помощи у тех, кого презираешь, – парировал Зирах, медленно поворачиваясь. Его золотой глаз пылал адским огнем. – Не такой уж и великий стратег.

– Хватит! – крикнула Ксилара, не в силах больше это выносить. Ее нервы были натянуты до предела. Каждое их слово, каждый взгляд впивался в нее острыми крючками. Она чувствовала, как ее дар, этот необузданный зверь, начинает метаться внутри, реагируя на накал страстей. Он питался эмоциями, а здесь их было в избытке – ярость, обида, ревность, жажда власти. – Вы ведете себя как дети! Мы в ловушке, за нами охотятся, а вы меряетесь… чем? Чья ярость сильнее?

Она шагнула вперед, встав между ними, ее руки были сжаты в кулаки. Она смотрела то на одного, то на другого, и ее собственная ярость, отчаянная и беспомощная, переполняла ее. Она хотела их встряхнуть, заставить замолчать, прекратить эту бессмысленную борьбу за доминирование, в которой она была лишь призом.

И в этот миг, когда ее воля, и без того ослабленная усталостью и стрессом, на мгновение дрогнула, случилось непоправимое.

Она не направляла его. Не концентрировалась. Она просто… выпустила пар. Отчаянный, неконтролируемый выплеск всей накопленной энергии, всей боли, всего страха и гнева.

«Чароцвет» вырвался на свободу.

Это не была та целенаправленная, хоть и грубая волна, что сбила с ног наемника в коридоре. Это был взрыв. Немой, невидимый, но сокрушительный по своей силе. Волна чистейшего, нефильтрованного, магически усиленного влечения, которое не выбирало объекта, а накрыло всех троих сразу, как цунами.

Эффект был мгновенным и ужасающим.

Ксилара сама почувствовала его первой, как всегда. Проклятый симбиоз. Волна жгучего, всепоглощающего желания ударила по ее нервной системе, затуманивая разум и заставляя кровь петь в жилах. Это было в тысячу раз сильнее, чем в коридоре. Это было похоже на удар молнии, сжигающий все на своем пути, оставляя лишь первобытный инстинкт. Она вскрикнула, ее ноги подкосились, и она едва удержалась на ногах, схватившись за холодный край центрального прибора. Ее тело вспыхнуло, каждая клетка требовала прикосновения, близости, соединения.

Зирах, стоявший к ней ближе всех, отшатнулся, словно от удара током. Его золотой глаз расширился, синий закатился, и на его обычно мрачном, контролируемом лице появилось выражение шока и животной, необузданной страсти. Его демоническая природа, всегда таящаяся под тонким слоем самообладания, вырвалась наружу. Он смотрел на нее, и в его взгляде не было ни язвительности, ни преданности. Была лишь голодная, всепоглощающая жажда. Его рана, его боль, его обида – все смешалось в этом едином порыве.

– Ксилара… – прохрипел он, и его голос звучал чужим, низким и хриплым, на грани рыка.

Но самым пугающим была реакция Кэлана. Его ледяная броня, его холодная, перерожденная магия не смогли полностью защитить его. Он не отшатнулся. Он замер, его тело напряглось, как у хищника, готовящегося к прыжку. Его глаза, те самые бездонные пустоты, вспыхнули ослепительно-белым светом, тем самым, что испепелил наемников. Но на этот раз в этом свете читалась не разрушительная сила, а та же самая, дикая, первобытная страсть, что и у остальных, лишь пропущенная через призму его воли и усиленная его новой магией. Он смотрел на нее, и в его взгляде не было прежней хищной одержимости. Было нечто более примитивное. Потребность. Владеть. Взять. Подчинить.

Три пары глаз, пылающих разными оттенками одного и того же огня, встретились. Стыд, ярость, обида – все было сожжено дотла этой внезапной, магически вызванной бурей желания. Разум отступил, уступив место инстинктам.

Зирах двинулся первым. Его демоническая скорость сработала опять. Он не шел, он оказался рядом с ней в мгновение ока. Его руки, шершавые и сильные, впились в ее плечи, не с нежностью, а с яростной потребностью. Его губы обрушились на ее губы в поцелуе, который был лишен всякой ласки. Это был укус, клеймо, попытка поглотить. Он был грубым, требовательным, отчаянным. Его тело прижалось к ее телу, и она почувствовала его готовность, его напряженную, почти болезненную жажду через тонкую ткань одежды. Он рычал что-то нечленораздельное, его пальцы рвали ткань ее рубашки, обнажая плечо.

И она отвечала ему с той же яростью. Ее собственное тело, преданное своим же даром, требовало этого. Она впивалась ногтями в его спину, чувствуя под пальцами жесткие мышцы и шрамы, ее губы отвечали на его яростные атаки с такой же силой. Это не было любовью. Это была битва. Битва за господство, за забвение, за право чувствовать что-то, кроме боли и страха.

Но они были не одни.

Кэлан подошел медленнее, но его присутствие было подобно надвигающемуся леднику. Он не схватил ее. Он просто положил свою холодную, почти безжизненную ладонь на ее обнаженное плечо, туда, где только что были пальцы Зираха.

Прикосновение было как удар льда по раскаленной коже. Она вздрогнула, и Зирах оторвался от ее губ, его золотой глаз метнул в Кэлана молнию ненависти и вызова.

– Руки прочь, аристократ, – прошипел он.

– Она не твоя собственность, – холодно ответил Кэлан, и его пальцы сжались, оставляя на ее коже белые отпечатки. – Ничья. Сегодня она принадлежит только этому моменту. Только этому огню.

И его слова, произнесенные с ледяной уверенностью, словно сняли последние запреты. Это была не просьба, не требование. Это было разрешение. Разрешение на хаос.

Зирах, с рычанием, снова набросился на ее губы, а его руки скользнули вниз, срывая с нее остатки одежды с грубой, нетерпеливой силой. Кэлан в это время не оставался в стороне. Его холодные пальцы скользнули по ее обнаженной спине, исследуя, словно ученый анатом, каждый изгиб, каждую мышцу, но его дыхание, ровное и контролируемое, стало чуть более частым. Он наклонился, и его губы, холодные как мрамор, коснулись ее шеи, чуть ниже уха. Это было прикосновение вампира, высасывающего тепло. Но от этого контраста – жар Зираха и ледяной холод Кэлана – ее тело взвыло от наслаждения, смешанного с болью.

Она была зажата между ними, как между молотом и наковальней. Грубая, животная страсть Зираха и холодная, аналитическая жажда Кэлана. Ее разум отключился. Остались только ощущения. Грубые руки, рвущие ткань. Холодные губы на ее коже. Жаркие поцелуи, больше похожие на укусы. Тяжелое, прерывистое дыхание. Запах пота, кожи, демонической серы и озона.

Они не дошли до кровати. Они рухнули на пол, на холодный камень, застеленный дорогим, а теперь рвущимся ковром. Зирах был над ней, его тело, мускулистое и покрытое шрамами, пылало жаром. Его вторжение было стремительным, яростным, почти насильственным, но ее собственное тело, взведенное даром как курок, ответило ему такой же яростью. Каждое движение было борьбой, каждое прикосновение – вызовом. Он смотрел на нее сверху, его золотой глаз был диким, а на губах играла кривая, почти злобная усмешка торжества.

– Видишь? – прохрипел он. – Вот кто ты есть. Дикая. Буря.

И в этот момент Кэлан, стоя на коленях рядом, положил свою холодную руку на затылок Зираха. Это не было лаской. Это был жест власти.

– Не забывай, с кем ты делишь ее, полудемон, – его голос прозвучал тихо, но с невероятной силой.

Зирах взревел от ярости, но не остановился. Наоборот, это лишь подстегнуло его, сделало движения еще более резкими, почти болезненными. А Кэлан… Кэлан наблюдал. Его холодные пальцы скользили по ее телу, по напряженным мышцам Зираха, изучая их реакцию, как будто проводил некий извращенный эксперимент. Потом он наклонился, и его губы нашли ее грудь, и холод его прикосновения смешался с огнем, исходящим от Зираха, создавая невыносимую, головокружительную смесь боли и наслаждения.

Это продолжалось вечность. Или одно мгновение. Время потеряло смысл. Это не была близость. Это была война на истощение, где тела были оружием, а оргазм – побочным эффектом сражения. Стыд и ярость подпитывали их, делая каждое движение более резким, каждое прикосновение – более требовательным.

Когда волна наконец отступила, наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь тяжелым, прерывистым дыханием. Они лежали на полу, среди обрывков одежды, три тела, сплетенные в непристойном, изможденном клубке.

Ксилара пришла в себя первой. Осознание случившегося обрушилось на нее с такой силой, что ее стошнило. Она отползла от них, к одной из колонн, и ее тело содрогалось от рыданий, которые она не могла издать. Стыд сжигал ее изнутри, жгучий и всепоглощающий. Она использовала их. Они использовали ее. Ее дар снова превратил ее в оружие, в источник хаоса.

Зирах лежал на спине, его глаза были закрыты, а на лице застыла маска отвращения и к себе, и к миру. Его кулаки были сжаты.

Кэлан поднялся первым. Он был так же спокоен и холоден, как и до этого. Он поправил свою одежду, его движения были точными и выверенными. Он подошел к Ксиларе, склонился над ней, но не прикасался.

– Вот что ты есть, Ксилара, – произнес он тихо, и в его голосе не было ни осуждения, ни торжества. Лишь констатация факта. – Огонь, который сжигает всех, кто подходит слишком близко. Сегодня мы все обожглись. Усвой этот урок.

Он развернулся и ушел вглубь зала, оставив их двоих – ее, раздавленную стыдом, и его, объятого ненавистью, – лежать на холодном камне в лучах утреннего солнца, пробивавшегося сквозь высокие зарешеченные окна. Они играли с огнем. И все трое получили ожоги.

Глава 7. Уроки прошлого

Сознание возвращалось к Ксиларе медленно, нехотя, словно тяжелый, покрытый тиной якорь, который вытаскивали со дна темного океана. Первым пришло физическое ощущение – ломота в каждом мускуле, тупая, разлитая по всему телу боль, будто ее переехал каток. Затем – холод. Холод камня под голой кожей, холодный воздух, заставляющий покрываться мурашками. И только потом, как удар ножом в незащищенное тело, пришло осознание.

Она лежала на полу, прислонившись спиной к шершавой поверхности каменной колонны. Ее одежда представляла собой лишь несколько жалких, изорванных лоскутьев. Все тело было испещрено ссадинами, синяками и следами пальцев – фиолетовыми, синими, красными. Отметинами ярости, а не страсти. Память вспыхнула уродливыми, обрывочными кадрами: жаркие, почти злые прикосновения Зираха; холодные, исследующие ладони Кэлана; сплетенные тела; тяжелое дыхание; боль, смешанная с вынужденным, магически вызванным наслаждением; и всепоглощающий, удушающий стыд.

Она сглотнула комок тошноты, подкативший к горлу. Во рту был противный, металлический привкус, как после тяжелого похмелья. Но это было похмелье не от вина, а от собственной силы, от собственного проклятия. Она снова все испортила. Она превратила их – верного Зираха и опасного Кэлана – в марионеток своего неконтролируемого дара. И себя – в орудие их взаимной ненависти и борьбы за доминирование.

Тихий стон заставил ее повернуть голову. В нескольких шагах от нее, тоже на полу, лежал Зирах. Он был на боку, спиной к ней, его могучие плечи были напряжены. Она чувствовала исходящее от него напряжение, ярость и отвращение, почти осязаемые в холодном воздухе. Он тоже помнил. И ненавидел себя за ту часть, что ответила на магический зов ее дара, за ту животную ярость, что вырвалась на свободу.

Кэлана нигде не было видно. Но его незримое присутствие витало в зале, как запах озона после грозы. Он был тем архитектором этого хаоса, тем холодным наблюдателем, который спровоцировал взрыв и остался невредимым.

Собрав всю свою волю, Ксилара заставила себя подняться. Ноги дрожали, подкашиваясь. Она нашла свой рюкзак, валявшийся в стороне, и, дрожащими руками, достала оттуда запасную одежду – простые штаны и рубашку. Одеваясь, она избегала смотреть на синяки на своей коже. Каждое прикосновение ткани к телу было напоминанием о случившемся.

– Ты довольна? – раздался хриплый, пропитанный желчью голос.

Зирах сидел теперь, обхватив голову руками. Он не смотрел на нее.

– Ты всех поставила на место, да? Напомнила, кто здесь настоящая угроза. Не «Сфера», не Совет. Ты.

Его слова обожгли ее больнее любого удара.

– Я не хотела этого, – прошептала она, и ее голос прозвучал слабо и жалко. – Это вышло… случайно.

– Случайно? – он резко поднял голову, и его золотой глаз пылал такой ненавистью, что она отшатнулась. – Твой дар – это часть тебя, Ксилара! Как моя демоническая кровь – часть меня! Ты не можешь просто «случайно» превратить всех вокруг в животных! Ты либо учишься это контролировать, либо… – он не договорил, с силой сжав кулаки.

– Либо что? – в ее голосе зазвенели слезы. – Уничтожу себя? Чтобы не представлять угрозы для других?

– Может, и так! – выкрикнул он, вскакивая на ноги. Его рана, казалось, его больше не беспокоила, заслоненная душевной болью. – Потому что то, что произошло… это было не мы. Это была магия. Грязная, насилующая магия! И ты… ты…

Он не смог подобрать слов, лишь с силой провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть с себя воспоминания.

В этот момент из теней в глубине зала вышел Кэлан. Он был безупречен – одет в свежие, темные одежды, его волосы были убраны в строгий пучок, лицо – маска спокойствия. На его губах играла та же холодная, почти невидимая улыбка. В руках он держал небольшой, темный деревянный ларец с инкрустацией из серебра.

– Бурное утро, – заметил он, его голос ровный и безразличный, будто он комментировал погоду. – Надеюсь, вы смогли… выпустить пар.

Зирах взревел от ярости и бросился на него. Но на этот раз он не использовал клинки. Он просто ринулся вперед, как разъяренный бык, желая врезать ему кулаком в это холодное, надменное лицо.

Кэлан даже не пошевельнулся. Он просто поднял свободную руку. Воздух перед ним сгустился, стал видимым, мерцающим барьером. Зирах врезался в него с размаху, и барьер издал глухой, звонкий звук, отбросив полудемона на несколько шагов назад. Зирах покачнулся, потирая ушибленное плечо, его грудь тяжело вздымалась.

– Контроль, полудемон, – холодно произнес Кэлан. – Всегда контроль. Твоя проблема в том, что ты подчиняешься своим эмоциям. Я же заставляю эмоции служить мне.

– Каким эмоциям? – прошипел Зирах. – От тебя пахнет пустотой, Даркбис. Как от могилы. Что ты с собой сделал?

Кэлан медленно опустил руку. Его взгляд скользнул по Ксиларе, задерживаясь на синяке на ее запястье, потом вернулся к Зираху.

– Я эволюционировал. Как и говорил. Но, похоже, вы оба заслужили более… развернутый ответ. – Он подошел к массивному каменному столу, стоявшему рядом с центральным прибором, и поставил на него ларец. – После твоего побега, Ксилара, и последовавшего за ним фиаско, мое положение в Совете пошатнулось. Мне была нужна сила. Не политическая. Реальная. Та, что не зависит от интриг и мнения старых дураков.