
Полная версия
Московское золото или нежная попа комсомолки
– Тогда давайте я её куплю! – предложил Лёха. – А чтобы тихо было, я матрас принесу из казармы и на пол пристрою. А потом уже, как уважаемые люди, на такой кровати только спать будем.
Мария Петровна задумалась, постукивая пальцами по столу.
– Ну, раз уж так дело стоит, – неуверенно сказала она, – давай так сделаем: покупать не надо, тащи свой матрас из части. Только смотри мне, чтоб всё по-тихому было!
Лёха победно выдохнул. Очередное небольшое препятствие было преодолено, и теперь он мог наслаждаться маленькими радостями жизни в этом новом – старом мире.
Оставалась сущая ерунда – найти девушку.
*****
«Фигня», – подумал Лёха, пристраивая на стену найденный под кроватью отрывной агитационный календарь. Сегодня явно отмечался день победы невыносимой грязи над трактором. Стараниями художника маленький, но смелый пролетарский трактор, не боясь грязи, уверенно пёр по целине – видимо, усиливая связь народа с землёй.
«Чего мы только не придумаем, лишь бы дороги не строить», – удивился Лёха, прочитав, что сегодня день автодорожника.
Проявив любопытство, он перевернул листочек и глянул в светлое будущее.
На завтра в календаре стоял – День колхозного пчеловода. «Пчёлы и пролетариат – вместе к новым рекордам!» – озвучил, усмехнувшись, Лёха. – Славься, мёд для трудового народа!
Глава 4. Голубое небо и нежная попа комсомолки
26 марта 1936 года. поселок Кача, район города Севастополь.
Первое, что привлекло Лёхино внимание, – новенькая красная книжка. Он осторожно взял её в руки, повертел, разглядывая тиснёную звезду на обложке и золотистые буквы, которые с лёгким блеском выводили: «Удостоверение личности командира ВМС РККА».
– Где я, и где морфлот! – взвыл Лёха, когда до него наконец дошло, что он держит в руках.
Ситуация стала ещё более абсурдной. Лёха, который в своей жизни максимум плавал на яхте, теперь оказался, судя по всему, в ВМФ.
– Эдак я ещё и в подводники сыграю! – пробормотал он, совершенно ошарашенный.
Открыв красную книжечку с золотистыми буквами, он вгляделся в фотографию. С чёрно-белой фотокарточки на него смотрел брюнет в чёрной форме, с прямым носом, еле заметными ямочками на щеках и слегка улыбающимися уголками губ.
Ещё в госпитале Лёха внимательно изучил себя, нового, в осколке туалетного зеркала и с удивлением обнаружил однозначное сходство с собой в прежней жизни. Конечно, не тем пенсионером, каким был в момент появления в голове голосов «зелёных человечков» и переноса, а со старыми фотографиями времён окончания школы.
Чувак на фотокарточке был явно Лёхе симпатичен – казалось, он сейчас подмигнёт.
Он вспомнил, как в прошлой жизни, будучи ещё маленьким, рассматривал пожелтевшие фотографии бабушки с дедом. Бабушка сидела на стуле, сложив руки на коленях по стойке «смирно», дед стоял рядом, напряжённо глядя в объектив. Лёха с детской непосредственностью спросил:
– Ба, а чего вы такие напряжённые с дедом? В туалет хотите, да?
Ох, и ржал тогда дед, когда бабушка гонялась за маленьким Лёхой по кухне, пытаясь отлупить его кухонным полотенцем.
Ещё в госпитале Лёха внимательно изучил себя, нового, в осколке туалетного зеркала и с удивлением обнаружил однозначное сходство с собой в прежней жизни. Конечно, не тем пенсионером, каким был в момент появления в голове голосов «зелёных человечков» и переноса, а со старыми фотографиями времён окончания школы.
Чувак на фотокарточке был явно Лёхе симпатичен – казалось, он сейчас подмигнёт.
Он вспомнил, как в прошлой жизни, будучи ещё маленьким, рассматривал пожелтевшие фотографии бабушки с дедом. Бабушка сидела на стуле, сложив руки на коленях по стойке «смирно», дед стоял рядом, напряжённо глядя в объектив. Лёха с детской непосредственностью спросил:
– Ба, а чего вы такие напряжённые с дедом? В туалет хотите, да?
Ох, и ржал тогда дед, когда бабушка гонялась за маленьким Лёхой по кухне, пытаясь отлупить его кухонным полотенцем.
*****
Предъявитель сего, Хренов Алексей Максимович, состоит на действительной военной службе, в Военно-морских силах РККА, 11-я ОМИАЭ, – было вписано блеклыми синими чернилами, и как раз в нужном месте перо слегка царапнуло бумагу.
«И там я был Хреновым, и тут я Хренов и Алексей, да ещё и Максимович! Вот это постарались же «зелёные человечки!» – усмехнулся Лёха.
Перевернув страницу, Лёха прочитал: «Присвоение военных званий. Лейтенант». – Интересно, – военных, а не воинских. Даже в письменном языке чувствуются некоторые отличия с двадцать первым веком.
Вспомнилась картинка: строй, парадная форма, затянутые ремни, начищенные сапоги. Звучит команда: «Равняйсь!» Он тянет подбородок направо, стараясь увидеть грудь третьего человека. «Смирно! Равнение на середину!» Следующий яркий кадр всплывает в памяти: мужик в форме, начальник Качинской авиашколы, точнее 1-й авиационной школы Красной армии, жмёт ему руку. Красный командир!
«Я ещё и лётчик!» – Лёха неверующе осмотрелся вокруг.
Откуда-то из глубины сознания всплыло, что Военно-морские силы Чёрного моря ещё не стали гордо называться флотом. Флотскую же авиацию помотало как следует. Сначала она на некоторое время оказалась в подчинении ВВС и буквально недели две назад в штаб отдельной эскадрильи спустили директиву, что все авиачасти морской авиации выходят из ВВС РККА и передаются в подчинение ВМС. «Дурдом на вылете», – подумал Лёха.
С этого момента флотско-армейский дурдом сменился полностью флотским.
– Цирк уехал, клоуны остались, – мрачно пыхтел Лёха, даже не пытаясь разобраться во всех этих хитросплетениях.
26 марта 1936 года. поселок Кача, район города Севастополь.
Вспомнилось, как Лёха сидел на табуретке и шил форму. Ему было глубоко наплевать на все, без сомнения, гениальные идеи Комиссариата обороны и лично товарищей Сталина с товарищем Ворошиловым. Как подсказывала память реципиента, будучи частью ВВС, он ещё как-то разбирался в треугольничках, квадратиках и прямоугольничках на петлицах – в Красной армии. Хотя все эти воентехники, техники-интенданты, военврачи и младшие политруки вызывали у него изумление вперемешку с бешенством.
Но флот, по глубочайшему Лёхиному убеждению, сумел и тут перещеголять всех. Филейная сторона телеграммы обернулась тем, что, став флотской авиацией, в его отдельно взятой эскадрильи начался переход с зелёной формы одежды ВВС Красной армии на чёрную флотскую! Естественно, завезти всю форму сразу на всю воинскую часть заранее никто не удосужился, да скорее всего, никто и не подозревал о готовящихся решениях. В результате, вот уже несколько месяцев, часть шлялась, одетая как партизаны, кто во что горазд, что вызывало приступы нервного зубного скрипа у командования.
Хитро выделанный заместитель командира по тылу получил выговор от флотского начальства и теперь просто рвал и метал, заламывая руки и крича, что нормы ношения обмундирования ещё не вышли, а это значит, что старое обмундирование надо сдать в идеальном состоянии, чтобы получить новое – чёрное. А тем, кто просрал или даже недостаточно хорошо отгладил старую форму, грозили вычесть её стоимость из денежного довольствия.
Лёха сидел и старательно пришивал две золотистые полосочки на чёрную ткань нового обмундирования.
– Хотя лучше быть клоуном у пид@расов, чем пид@расом у клоунов – почему-то вспомнилась Лёхе строчка из Пелевина.
Нет во флоте ни петлиц, ни кубарей, ни шпал! Есть галуны, Холмс! Такие золотистые полосочки на рукаве кителя и тужурки – да ещё надо помнить цвет, на котором всё это пришито. Вот у Лёхи его худенькая с толстенькой золотистые полосочки пришиты на светло-голубом фоне, что означает, что ты – мокрая авиация! Лейтенант! Но морская авиация сумела перещеголять даже флот: звания-то у нас остались, как у сухопутных лётчиков, а полосочки стали как у моряков! Так что не капитан третьего ранга, а товарищ гидро-майор!
Вспомнив про две полосочки, первое время Лёха ржал, приводя квартирную хозяйку в недоумение. До тестов на беременность оставалось ещё больше шестидесяти лет.
– Товарищ Сталин, вы уж, пожалуйста, побыстрее верните звёздочки и погоны, а то мы тут с ума сойдём, ходя как полосатые тигры, – шептал про себя Лёха, орудуя иголкой с чёрной ниткой.
*****
Родился 23 марта 1913 года.
– Так в день полёта у меня как раз день рождения был! – удивился Лёха. – Двадцать три года мне всего-то, или уже двадцать три. Тут как посмотреть.
– Какой местности уроженец: Москва, Фрунзенский район, – прочитал Лёха в удостоверении, задумавшись.
– Ого, я ещё и москвич! – удивился он.
Мысль неожиданно настигла его: «Фрунзенский район? Это где же такой – метро „Парк Культуры“, что ли?» Он попытался восстановить в памяти карту Москвы. В голове вдруг всплыли смутные обрывки воспоминаний. Детдом. «Имени Даздрапермы». Точно, ещё ржали над этим именем. Да, точно, детдом. Лёха помнил, как попал туда на несколько последних лет после исчезновения его родителей. Память подсказывала ему смутные, но яркие картины: вечный голод, драки за самые простые вещи и момент, когда он почему-то сидел у вокзала и играл на гармошке. Он мог почти почувствовать звук старых натягиваемых мехов гармошки.
– О как! – удивился Лёха. – Глядишь, с таким набором талантов, я ещё и на машинке вышивать умею.
Холост или женат: Холост.
– Холост!! Вау!! – Лёха радостно перечитал короткую строчку несколько раз. Фух… как показал опыт, Лёха был активным сторонником женщин, – больше девушек хороших и разных! – продекларировал Лёха.
Но вот так сразу получить в нагрузку незнакомую женщину в статусе жены, Лёха был пока морально не готов.
– Отлично, да здравствует холостяцкая жизнь! – пробормотал он с довольной улыбкой. – Время всё распланировать и подстроить под себя – а вдруг в этом времени женщины и дают по-другому, – постучалась в его мозг здравая мысль.
26 марта 1936 года. Аэродром Кача, район города Севастополь.
С утра Лёха получил от своей квартирной хозяйки, Марии Петровны, идеально отглаженную форму и, приведя себя в порядок, отправился на первое “свидание” со службой. Чего только ему стоило просто побриться! Поднеся опасную бритву к горлу, Лёха физически ощущал, как острое лезвие вжимается в нежную кожу шеи. Каждое движение бритвы казалось последним, рука предательски пыталась дрогнуть, и несколько порезов пришлось замазывать подорожником. Лёха, готовившийся к выходу почти два часа, всё равно едва успел вовремя.
В качестве бонуса от «зелёных человечков» в новом теле Лёха обнаружил, что его порезы затянулись буквально на глазах. Через полчаса от них и следа не осталось, и Лёха лишь мысленно пожал плечами, решив, что это ещё одно из преимуществ этого загадочного «переноса».
Дорога до части пролетела в каком-то коматозном состоянии. Всё, что запомнилось Лёхе, – это сильный ветер, поднимавший клубы пыли с дороги, и редкие деревья, разбросанные по пустынному ландшафту. Ноги сами несли его по маршруту, подсказанному воспоминаниями прежнего тела.
Когда он, наконец, добрался до места, перед ним предстал штаб части, который на первый взгляд больше напоминал большой сарай. Перед сараем стоял часовой с винтовкой у ноги, выполняющий свою задачу с абсолютной серьёзностью. Лёха остановился, оглядел здание и тяжело вздохнул, осознавая, что его новая жизнь красного командира начинается именно здесь.
– Ну что ж, – сказал он себе под нос, – добро пожаловать в главный флотский сарай, – сам себе радостно продекларировал Лёха, вызвав косой взгляд часового. – Главное, чтоб крыша не потекла.
*****
– О! А вот и наш комсомолец болящий проявился! – приветствовал Лёхино появление в штабе темноволосый плотный товарищ в кителе с тремя полосками на голубом фоне. Майор Зеленковский, Геннадий Васильевич, командир части – подсказала вовремя память.
– Товарищ майор, лейтенант Хренов из госпиталя прибыл, здоров, годен до полётов.
– До полётов, говоришь! – усмехнулся командир Гена. – Вот все зачёты сдашь и допуски восстановишь – и будут тебе полёты!
Обернувшись к обладателю чёрного кителя с прожилками красного цвета между галунами – огромному, одутловатому мужику с приличным шнобелем и маленькими глазками, – он произнёс:
– Товарищ старший политрук, забирайте Хренова на пару часов, а потом отпустите его со всеми на занятия по расписанию.
26 марта 1936 года. Кабинет политрука, аэродром Кача, район города Севастополь.
Дальнейший день Лёхи сложился забавно. Он выяснил, что является комсоргом звена и ему нужно проводить политинформации чуть ли не ежедневно, раз в месяц выступать на комсомольских собраниях и не забывать рисовать наглядную агитацию – выпускать боевой листок. В течение минут двадцати старший политрук Ляшенко, тот самый дородный украинец с красными полосками, увлёкшись, доводил до Лёхи сведения о международной обстановке и решениях партии и правительства. В результате Лёха был нагружен пачкой бланков боевого листка и обязательством поддержать стахановское движение и устроить в отдельно взятом звене авиаторoв социалистическое соревнование.
– Так вроде, помимо выработки, у стахановцев и зарплата выросла более чем в два раза, – влез Лёха, не кстати вспомнив про стахановцев из будущего.
Комиссар покраснел, запыхтел как паровоз и прочитал лекцию минут на десять о том, что нормы довольствия у нас и так по пятой лётной категории, пока голожопые дети в Африке голодают, и что Родина ждёт от нас самоотверженной службы на горе супостатам.
– Понял, понял, дадим сто пятьсот мильёнов часов налёта вашего истребителя без капремонта! Верю, партийцы поддержат эту инициативу, товарищ старший политрук! – заверил Лёха и постарался слинять, пока не началась очередная головомойка и следующая лекция.
26 марта 1936. Плац аэродрома Кача, район города Севастополь.
Потом Лёха успел поучаствовать в тактической подготовке красных военлётов, маршируя тройками на плацу, расставив руки, как крылья – пеший по-лётному: приседая на снижении, вставая на носочки в наборе высоты, гудя на повышенных оборотах мотора.
Лёха числился левым ведомым в звене старшего лейтенанта Фёдорова, командира первого звена третьей эскадрильи. На попытку внести изменения в этот порядок и предложение летать парами, а не тройками, Лёха был послан.
– Так при резком манёвре ведущего в левом крене правый ведомый заведомо отстаёт, потому что ему нужно идти по значительно большему радиусу, а левый ведомый будет рисковать опасно сблизиться с ведущим, особенно если не отследил заранее манёвр, – пытался аргументировать своё предложение Лёха.
– А нечего ворон считать и девок разглядывать с высоты! Должен был внимательно отслеживать манёвры и команды ведущего. Он ведь вам для чего заранее команды подаёт покачиванием крыльев? Чтобы вы приготовились к манёвру и вовремя его выполняли!
В итоге заместителем по лётной подготовке Лёха был отправлен в пешеходное эротическое путешествие – изучать ещё раз Наставление по полётной службе ВВС РККА от 1930 года, с угрозой не допустить его к полётам, пока он не выучит его наизусть.
26 марта 1936 года. Столовая, аэродром Кача, район города Севастополь.
В середине дня Лёху вместе с остальными участниками поджидало мероприятие под названием обед. Строем это назвать было сложно: лётчики эскадрильи попытались изобразить колонну по двое и такой растянутой толпой направились в сторону одноэтажного здания около штаба.
Когда Лёха вошёл в столовую вместе с остальными пилотами, его тут же окружили гул разговоров и звон посуды, а воздух был пропитан запахами тушёного мяса и свежего хлеба.
Командирская столовая была обставлена довольно прилично – столы из строганной сосны с длинными лавками, отдельный стол и стулья для старших командиров. На стене весело пела тарелка радио, транслируя бодрый голос о том, как хорошо жить в стране советской.
«А хорошо жить – ещё лучше», – подумал Лёха в стиле двадцать первого века, подмечая транспарант на стене: «Боец, ешь до дна – защити страну от врага!». С портретов на лётчиков строго смотрели оба вождя, явно следя за тем, чтобы все тщательно пережёвывали пищу.
Официантки сноровисто бегали между столами, разнося тарелки с солянкой, котлеты и стаканы компота. Лёха окинул взглядом столовую, пока его внимание не остановилось на округлом задике в белом халате, наклонившемся к окну раздачи. Владелица зада выпрямилась, развернулась, и Лёха наконец увидел её целиком.
Это была не то чтобы прямо красавица – рыжая, с веснушками, которые придавали ей особую живость, невысокая и плотненькая, как большинство женщин этого времени. Белый передник и завязанный на талии халат заставляли мужчин непроизвольно останавливать на ней взгляд. Однако в её образе было что-то провоцирующее и удивительно сексуальное.
Лёха, присев к столу своей третьей эскадрильи вместе с остальными, застыл, не в силах отвести взгляд от девушки.
– Лёха, ты чего застыл? – хлопнул его по плечу Макс Степанов, правый ведомый его звена и по совместительству лучший приятель тела. – Первое не будешь? Давай-ка его сюда. На Настю запал? Ты же её раньше выносить не мог, – продолжил он, проследив за Лёхиным взглядом. – Ты аккуратнее: говорят, кавалер у неё в штабе есть, да и наши многие чуть ли не в очередь строятся к ней.
– Ну, это не важно, – протянул Лёха, не отводя взгляда от Насти, которая как раз, ловко наклонившись над столом, расставляла тарелки. – Пусть за мной очередь образуется.
Настя, видимо, уловив фразу, мельком посмотрела в его сторону, прищурилась и, как Лёхе показалось, слегка подмигнула. Лёха кивнул, выражая больше, чем просто благодарность, и намеренно встретился с ней взглядом, улыбнувшись.
Девушка наклонилась чуть больше, чем нужно, и Лёха успел на секунду заглянуть в ворот халата, восхищённо разглядывая ложбинку между грудей, прежде чем официантка отошла к следующему столу.
Теперь Лёха знал свои планы на вечер: поход в женское общежитие был номером один в списке. Он бросил ещё один взгляд на Настю, прикидывая, как найдёт её в общежитии, постучит в дверь и продолжит немую беседу, начатую здесь, в столовой.
В это время Макс тянулся к его тарелке с котлетой, пока Лёха переглядывался с Настей, но тот ловко прижал тарелку рукой.
– Это наша котлетка, и есть её будем сами! – не совсем понятно, к чему относилось это высказывание больше – к блюду или к девушке.
Глава 5. Утром ЗАГС, вечером секс
27 марта 1936 года. Аэродром Кача и его окрестности.
Из остальных событий дня больше всего Лёхе понравилась штурманская подготовка. Получив секретную тетрадь в закутке штаба с железной дверью, Лёха поучаствовал в изучении района полётов. Каких-то проблем с изготовлением кроков у него не возникло. Достаточно быстро, перерисовав себе кальку с карты тысяча девятсот тринадцатого года издания и накидав условных обозначений, Лёха заработал потрясённый взгляд флагманского штурмана эскадрильи.
– Хренов! Тебе бы почаще биться головой о землю, глядишь, ты так и на штурмана звена сможешь претендовать, – удивился капитан Изместьев.
*****
Изучение материальной части новейшего биплана типа И-5, принятого на вооружение в 1930 году и только что поступившего в часть, у Лёхи никаких эмоций не вызвало. Разум двадцать первого века, привыкший к изобилию механизмов и девайсов, абсолютно элементарно воспринимал схемы, чертежи и небольшое количество данных. А уж считать эту летающую этажерку из досок и тряпок прорывным достижением техники Лёха органически не мог.
Прочитав несколько раз параграф инструкции по эксплуатации, он окончательно убедился, что авторы этой брошюры видели свою главную задачу в том, чтобы сбить с толку гондурасских и всех прочих шпионов. Выучить что-то, изложенное таким языком, по его мнению, было совершенно невозможно.
Из любопытства Лёха пробежал всю брошюру от начала до конца, аккуратно переписал заданный на сегодня объём в секретную тетрадь и пошёл сдавать. «Какая разница – звездообразный или рядный, принцип действия у всех двигателей внутреннего сгорания примерно одинаков», – решил он.
Удивившись очень толковому объяснению на пальцах принципа работы цилиндров поршневой группы двигателя, зампотех постепенно углубился в работу винто-моторной группы, и Лёху понесло.
– Сейчас мы используем двухлопастной деревянный винт – за неимением лучшего, – ляпнул Лёха.
– А какой же винт должен быть, на твой взгляд? – ехидно спросил зампотех.
– Ну это же очевидно, нужен винт из дюраля. Наверное, на три или даже четыре лопасти. Дюралюминий легче и прочнее дерева. Плюс нужен шаг-газ винта, чтобы лопасть могла поворачиваться во втулке, меняя угол атаки…
Класс лётчиков поражённо молчал, уставившись на разворачивающуюся беседу.
«Упс… похоже, я спалился», – подумал Лёха и даже вздрогнул.
– И мы, как комсомольцы, должны приложить все силы, чтобы наилучшим образом изучить сегодняшнюю технику, которую наша советская промышленность производит под руководством партии Ленина—Сталина. Наши советские инженеры и конструкторы неустанно работают, чтобы её усовершенствовать и дать нам ещё более грозное оружие для победы над империалистами! – ловко съехал Лёха на политическое прикрытие собственной осведомлённости.
– Это вот правильно! – отмер зампотех. – Все свободны. Хренов, зачёт по теме. И останься минут на двадцать – давай проверим остальные темы, а то раньше ты плавал в технике, как дерьмо в проруби.
Через полтора часа, счастливо прогуляв строевую подготовку, Лёха вывалился от зампотеха, получив зачёт. Зампотех поставил Лёхе допуск скорее не за знание конкретных систем самолёта – в некоторых моментах он откровенно плавал, – а за понимание принципа работы.
– Высшее техническое образование не пропьёшь! – гордился собой наш герой.
27 марта 1936 года. Штаб аэродрома, посёлок Кача.
Командир отдельной истребительной эскадрильи сидел во главе стола на командном пункте.
– И в заключение: что с Хреновым делать будем? Какие есть идеи, товарищи? – вопросил Гена Зеленковский.
Первым влез и высказался старший политрук:
– Считаю, политически подкован слабо. Надо подтягивать товарища комсомольца в понимании политики партии, а то он и выпить любит, и по бабам пройтись был замечен, да и с лётными навыками вопросы имеются. Так мы на то и старшие товарищи, чтобы поддержать комсомольца – взять его на работу в политотдел, – комиссар ловко обрисовал свои запросы на рабство Лёхи.
– Не знаю, не знаю… Наставление по полётам за авторитет не считает, тут против полётов тройками выступил, – откликнулся заместитель по лётной. – Про какие-то пары говорил.
– А может, пары – и неплохо, вместе двух троек отчитаемся как за три пары! – ловко увидел свою выгоду идейный вдохновитель партии.
– Про пары предлагаю вопрос изучить и написать представление в вышестоящий штаб, – быстро закрыл прения командир эскадрильи.
– А я до сих пор в шоке. Как подменили нашего комсомольца. Если раньше был дубом в технике, то сегодня выдал про шаг-газ винта. Я сам-то не сразу понял, что он имел в виду! – почесал зампотех свою лысую голову.
– А что за шаг-газ? – удивился командир.
– Делать винт из дюраля и менять угол атаки лопасти вращением во втулке! Так-то правильно: на взлёте больший шаг, на высоте – малый. Но фантастика, конечно. Может и сделают, но не сейчас и не завтра, – ответил лысый воентехник первого ранга Родион Михайлович, в просторечье именуемый помпотехом.
– И у меня чудеса: Хренов стал разбираться в картах. Район полётов так вообще через час наизусть выдал, – выступил штурман эскадрильи. – Где там у вас, Родион Михайлович, эта волшебная стрела, что Хренова по башке треснула? Может, нам всю эскадрилью через неё прогнать?
– Ясно. Нас из штаба давят по числу допущенных до полётов. Итого по Хренову решаем: дать вывозные ему, пусть в эскадрилье на У-2 слетают, и по результатам допустить до полётов, а потом допуск до истребителя, – подвёл резюме командир.
29 марта 1936 года. Лётное поле аэродрома, посёлок Кача.
Не выспавшийся Лёха нервно потёр лицо ладонями, стоя на стоянке третьей эскадрильи – на самом дальнем краю аэродрома, у настоящего истребителя И-5. Вчера он, как и было предписано, съездил на лётно-врачебную комиссию в Севастополь. Пройдя её на отлично, купив бутылку белого вина и кулёк шоколадных конфет, он остался ночевать у медсестры Машеньки. Машенька не подвела его самых смелых ожиданий, поставив ему шикарный засос на шее, подтверждавший оценку «отлично» – да ещё и с плюсом.
На женщин он пока мог только смотреть. С интересом, конечно, но пока только смотреть.
Утром, ещё затемно, на хлебовозке Лёха добрался до Качинского аэродрома и теперь, стоя на поле, отчаянно зевал.






