Погоня за судьбой. Часть VI

Dee Wild

Погоня за судьбой. Часть VI

Глава I. Забыть всё

Я – это мои воспоминания. Сложная конструкция из образов, отголосков и теней прошлого. Миллиарды синаптических связей, год за годом выстраивающих личность. Хрупкая нейронная паутина, неповторимым узором жизненного пути разостланная поверх полотна десятилетий. Я не была бы собой, если бы не мои воспоминания. Это они сделали меня той, кто я есть, от колыбели сопровождая в эту самую точку пространства и времени.

Кем будет человек, если отнять у него память? Превратится в недописанную картину, небрежно смазанную рукавом? Станет животным, существующим в моменте одними лишь инстинктами? А может, обратится в растение, лишённое корней и обречённым засохнуть? Я не знала. Мне оставалось лишь гадать.

* * *

… Четырёхмерный мир, сооружённый из привычных измерений и времени, развалился на рыхлые комья, смешался в причудливое многокрасочное месиво. Огромная незримая поварёшка помешивала кашу из направлений, явлений и временных промежутков – сознание моё стало прибежищем хаоса. Хаосу не было начала и конца, он стекал сверху и проваливался под ногами. Я более не ведала себя и мир. Я постепенно распадалась вместе с окружающей действительностью, растворялась в хаосе, но неожиданно гигантский половник застыл на месте, осаженный чьей-то железной волей.

… – Движущиеся картинки, – прозвучало в самой ткани реальности, – что люди называют «кино»… Забавная выдумка. Забавно наблюдать. Отражения чужих судеб в кривых зеркалах. Внезапные повороты сюжета, хитросплетения воли, столкновения желаний и мотивов… Случайности и закономерности, коренным образом меняющие ход событий. Неизменный конец где-то за границей видимости. Всегда невидим, но где-то в шаге от тебя. Однако, в отличие развлечения под именем «кино», собственную судьбу можно посмотреть лишь единожды и без перемоток…

Голос замер и теперь словно ждал моей реакции, но я не отвечала. Я снова существовала – по крайней мере, надеялась на это. Я утопала в кресле, которое, казалось, не построили, а вырастили. Его вырезали из цельного ствола неведомого дерева, и где-то внизу, под полом, всё ещё пульсировали корни. Ни винтиков, ни стыков – лишь шершавая, почти живая кожа на подлокотниках и лакированные драконы, застывшие в полёте на спинке. Малейшие касания её поверхности отражались ощущениями на тёплых подушечках пальцев. Надкостница поверженного животного. Шёлк пепельной кожи. Паволока. Бархат.

Это кресло стоило дороже, чем чартерный звездолёт.

«Интересно – откуда мне известны эти мельчайшие подробности?» – вдруг подумала я и открыла глаза.

В просторном помещении с исчезающими во тьме высоченными потолками кроме меня не было ни души – лишь мягкие отсветы от занимавшихся в топке камина поленьев деликатно ложились на паркетный пол. Блики танцевали на корешках старых фолиантов, умудрённо глядевших на мир с полок солидной многоярусной библиотеки. Потемневшие от времени благородные стеллажи с книгами источали ароматы древности и мудрости. Полозья для ветхой деревянной стремянки убегали во тьму – где-то там пряталась и сама стремянка. Сбоку, за массивной оконной рамой монотонно шелестел дождь.

… – Мир, в котором случилась эта белковая форма жизни, невероятно прост и чрезвычайно сложен одновременно, – вторил дождю откуда-то с книжных полок голос, струился из-за пыльных неподъёмных книг, становясь то тише, то отчётливей. – Как и время, пространство в нём имеет точку отсчёта и начинается во владениях элементарных частиц. Мимолётные кварки, стремительные лептоны, недолговечные адроны формируют намного более стабильные формы, долгожители…

– Электроны и протоны, – кивнула я книгам.

– Вы называете их так. Строительные блоки атомов, которые воссоздают молекулы – эти сбалансированные шедевры, порождённые союзом синтеза, энергии и времени. Из-под пера гравитации рождаются более сложные формы субстанции, из которой состоит всё сущее, вся материя, все кипящие океаны огня. Совершенная, безотказная схема.

– Я помню, как в детстве мне до одури хотелось путешествовать от звезды к звезде, – мечтательно зажмурившись, протянула я. – Посмотреть на удивительные миры, в которых никогда не бывала, увидеть всё многообразие жизни. Это казалось такой романтикой… А потом эта мечта сбылась на мою голову. Оказалось, что в этом нет ничего особенного. В жизни все воплощённые мечты становятся обыденностью. Почему так происходит?

Глубокий вздох прокатился по уходящим ввысь книжным полкам.

– Потому что твоя форма жизни строит мечты из обломков своего малого знания, – прошелестели страницы. – А мир совершенен в своих законах. И теперь, зная это, ты жаждешь мечты за его пределами.

– Да, – просто согласилась я.

– И ты знаешь путь?

– Знаю. Он прост. Нужно лишь умереть.

Из самого тёмного закоулка сознания выполз мой старый демон. Демон саморазрушения. Я чувствовала, как он шевелится под рёбрами, щёлкает голодными челюстями, вгрызаясь в остатки покоя. Я побеждала его десятки раз. И каждый раз он возвращался сильнее.

– Затейливое заблуждение. – Слова повисли в воздухе, и пыль на полках заколебалась им в такт. – Неужели пятно сознания считает, что энергия в нём воплотилась и замерцала лишь для того, чтобы исчезнуть? Запертые в тёмных комнатах разума, двуногие ищут мечту, торопливо перебирают побрякушки идей, нетерпеливо отбрасывают их в сторону, злятся. Те, кто устают искать мечту – начинают искать выход. В религиях, в смыслах, в поисках гормональных выбросов, которые они называют «счастье»; в чужих страданиях во имя иллюзий и в фантазиях о том, что скрывается за последней дверью. И когда ищущий человек разуверился во всём, он наконец обратил взгляд наружу. Настоящий выход всегда был у него под носом…

– И где же он? – спросила я. – Где моя мечта?

– Очевидная истина. Среди вашей общности есть те, кто догадались – выход сокрыт за тонкой ширмой физических законов. Вселенная закончится не у далёких созвездий. Её конец там, где вы преодолеете ваше главное ограничение – скорость света. В любом месте. Хоть прямо здесь, за этим самым столом.

– Я знаю, – сказала я. – Ты говоришь про горизонт Хаббла. Про линию, за которой объекты в бесконечно расширяющейся Вселенной улетают от нас быстрее скорости света. Это те скопления галактик, которые мы никогда не увидим. Чем дальше – тем быстрее они от нас удаляются. Но ведь люди научились сверхсветовым полётам. Выход в гиперпространство должен был стать тем самым выходом из нашего мира.

– Механические взаимодействия, – то ли согласился, то ли возразил шёпот. – Всего лишь замедление света при помощи тёмной энергии. Первые шаги любопытного ребёнка, вкусившего дар знания. Любопытство – это я. Дети – это вы. Вы ещё почти ничего не умеете, но вы способные ученики…

– Мы… мы многому научились. – Голос мой дрогнул, в нём прорвалась давно забытая гордость. Я спорила с полками, с этим голосом, пытаясь отстаивать что-то неуловимое. – Мы покорили свою планету, обуздали энергию атома! Мы летаем между звёзд…

Электрический шёпот перебил меня:

– Аналогия и упрощение. Встав на цыпочки, вы лишь выглянули в глазок вашей скромной квартирки и увидели расплывчатую лестничную клетку. Глупо строить представление об окружающем мире, основываясь на взгляде через дверной глазок.

– И что же находится там, где скорость света превышена? Разве не другая Вселенная?

– Ошибка, заблуждение. – Статический разряд с треском пробежал сквозь воздух, наполняя его холодными ионами. – Вселенные не соприкасаются. Из одной Вселенной нет выхода в другую. Для этого нужно переместиться на уровень выше – выйти на «лестничную клетку». Выйти в то, что вы называете «мультивселенная», которая живёт по иным законам. Распахни дверь без должной подготовки – и твоё сознание, лишённое ковчега плоти, растечётся по вакууму, став вечным, бессмысленным шумом на фоне великой тишины…

Беседовать с голосом, знающим о Хаббле больше, чем все учебники, было… увлекательно. Поначалу. Но в моём распоряжении для этого была целая вечность, и даже она начала казаться тесной. Шуршание дождя, потрескивание камина, поленья в котором никогда не догорят – всё это стало давить. Здесь было тихо, благостно и умиротворяюще. Но в этот момент другой демон проявил себя. Проснулся мой сменщик – старый демон беспокойства, который всегда просыпался, когда я пребывала без движения. Тот, что не выносит покоя.

– Раз уж мы заговорили об окружающей действительности – скажи, где я нахожусь? – спросила я, напряжённо уставившись на далёкую дубовую дверь. – Что это за странное место?

Вместо ответа застарелая пыль дымкой взметнулась вверх, будто само здание встряхнулось от вязкого сна. Столб из миллиарда пылинок кружился, становился плотнее. Он то скручивался спиралью, то распадался на части, и наконец, сгусток пыли схлопнулся, приняв форму шаровой молнии. Хаотическая пляска миллиарда искр разом замерла. Ослепительный шар света заставил меня сощуриться.

– Старик сказал, что это безопасное место, – сообщил электрический шёпот. – Но я решил проверить. Убедиться. Утолить любопытство. И дать свободу запертому разуму сущности.

– Кто сказал, что здесь безопасно?

– Учёный. Врач. Игрок, – шелестел шёпот, будто пробуя слова на вкус.

– Так. Понятно, – соврала я – понятнее не стало. – А почему ты называешь меня сущностью?

– Потому что ты существуешь. Я могу чаще использовать привычные для тебя понятия и речевые формы. Ты.

– Было бы неплохо, – скромно сказала я.

– Как пожелаешь, – прозвучало в моём сознании, и в этом была лёгкая снисходительность, будто взрослый соглашался на глупые правила детской игры.

– А кто ты? Кажется, мы уже где-то виделись, только вот не помню, где, – вполголоса пробормотала я.

– В прошлый раз мы встречались в тишине. Я – Любознательность. Вечный поиск и созерцание, сотканные из энергии. Я был до вас и останусь после того, как вы исчезнете.

– Мы – в смысле, люди? – догадалась я. – С чего вдруг мы должны исчезнуть?

– Потому что вы разные – и вы нетерпимы друг к другу, – заметил мой собственный голос эхом из глубины сознания. – Формы жизни, не принимающие различий среди себя, обречены на исчезновение.

Что-то менялось. Мой собеседник готовился покинуть меня.

– Мы обязательно изменимся, – твёрдо произнесла я. – И получим шанс на будущее.

– Вера – шаткая опора, но это лучше, чем ничего. – Шар света дрогнул, его края поплыли. – Теперь я сделал для тебя достаточно. Ты вновь обрела способность существовать во времени, и моя помощь более не нужна. Я оставляю тебя наедине с собой…

Шар погас. Не с хлопком, а с тихим вздохом. Он схлопнулся в точку и исчез, а пыль, его составлявшая, мягко осела на паркет. Вновь комната окрасилась оранжеватым светом горящего камина. В кресле напротив меня сидела невзрачная девчонка, чем-то отдалённо похожая на мышь, едва выбравшуюся из-под пыльного плинтуса. Одета она была в тёмные штаны и безразмерный мешковатый серый свитер, в рукавах которого прятала руки. На голове – неопределённого цвета небрежный хвост. Взгляд – два заряженных пистолета, нацеленных в упор. Не моргая, она сверлила меня своими – моими – волчьими глазами. Это была я.

– Ты – это я? – спросила я.

– Я – это ты, – сказала я-она моим голосом и выдержала короткую паузу. – Твоя лимбическая система. Ощущения. Переживания. Из всех твоих ипостасей я пришла в этот мир первой и уйду из него последней. Я вижу, что тебе неуютно. Не беспокойся. Здесь не бывает *необычного*. Здесь бывает только *возможное*. И всё уже когда-то было. Даже если из-за угла покажется гиппопотам, одетый в костюм-тройку, ты его вспомнишь. Она его вспомнит. – Лимбическая система мотнула головой в сторону – поодаль от стола, пристально изучая книжные корешки и почёсывая подбородок, стояла её точная копия.

– А ты, стало быть, мой неокортекс? – догадалась я.

– Осознанное мышление, речь, моторика – это всё я, – сказала она и обернулась. – Я обработаю всё, что ты мне покажешь. Пока что ты можешь показывать, а я – вспоминать.

Гиппопотам, значит? Ну что ж, проверим…

Я с силой оторвалась от цепкого, когтистого взгляда Лимбической системы и напряжённо уставилась на запертую входную дверь, *ожидая*. Вот-вот, уже прямо сейчас загрохочут тяжёлые шаги, задребезжат многочисленные канделябры, и бегемот войдёт через эту дверь с заставленным яствами подносом. Я заставила себя *услышать*.

И раздался гулкий удар. Затем другой и третий. Грузная поступь приближалась, тянулись долгие секунды, и в тот самый момент, когда зверь должен был распахнуть дверь и явить себя, сидящая в кресле она-я заявила:

– Убери его, он будет только мешать. Это была лишь фигура речи, а нам с вами нужно обсудить кое-что важное. Без посторонних.

Немигающий взгляд её скользнул ниже, и я непроизвольно проследовала за ним, к рукавам своего свитера цвета пепла и золы. И замерла. Из складок грубой колючей шерсти показались пальцы. Хрупкие на вид, они светились изнутри голубоватыми прожилками. Я сжала их в кулак, чувствуя каждую мышцу, каждое сухожилие. Но… этих рук не должно было быть. Я *помнила* металл. Я помнила, как их отняли. Я точно знала, что потеряла свои руки давным-давно. И я спросила:

– Скажите мне, я сплю?

– Вовсе нет, – усмехнулось отражение моего отражения и удовлетворённо откинулось на спинку резного кресла – подсказка достигла цели.

– Значит, умерла?

– Это не смерть, – сказала вторая я-она, присаживаясь на нижнюю ступень стремянки. – Смерть пока за гранью. Это – безвременье. Мы здесь, и мы везде. И лишь здесь, в этой точке покоя, можно разглядеть каркас мироустройства, не отвлекаясь на шум существования.

Они переглянулись. Голос Неокортекса звучал странно и неестественно – так всегда бывает, когда слышишь себя со стороны. Даже в записи голос чувствуется совершенно не так, как внутри собственной черепной коробки с её неповторимой акустикой тканей, полостей, туннелей, их рельефов и переплетений.

– Здесь до вас уже был тот, кого волнуют вопросы мироустройства, – нахмурилась я. – Думаете, это сейчас важно?

– Только это имеет значение, – многозначительно кивнула Неокортекс. – Понимание законов этих миров – ключ к несметным богатствам. Всё остальное – всего лишь механика на пути к нашему общему концу.

– Хорошо, – согласилась я, гадая, куда заведёт нас этот разговор. – Если понимание – это ключ, тогда помогите мне понять, как я попала в этот мир? В это самое *безопасное* место? – Я сопроводила слово резким, колким жестом – воздушными кавычками.

– Пришла сюда своими механическими ножками, – бросила Лимбическая система без тени улыбки. – Шаг за шагом, день за днём, по чужим костям и мимо всех своих шансов. – Голос её смолк на мгновение. – Твоё беспокойство растёт. Ширится. Тебе здесь некомфортно?

– Я люблю дома͐, в которых много книг. – Я вновь обвела взглядом величие и незыблемость комнаты особняка – наверное, одной из многих и многих. – Они не кажутся пустыми, когда в них никого нет. Но здесь непривычно. Странно.

– Я вижу, ты забыла это место, – сказала Неокортекс. – Но точно помнишь другое. Как насчёт…

Старый дом с горящим камином и вечностью, шелестящей каплями дождя за окном, дрогнул – и поплыл. Потрескивание камина растворилось в рокоте мотора, а стены с книгами растаяли, сменившись тесной кабиной глайдера. За обтекателем царила почти полная тьма – лишь где-то внизу плыли мутные пятна лесных массивов.

… – Важно понять, что пределов не существует, – тихо журчал голос моего отражения – теперь она была одна и сидела за штурвалом слева от меня. – Твоя Вселенная – лишь комната. Выйди из неё – и окажешься в Доме. Выйди из Дома – увидишь город. И так до бесконечности. Каждый новый мир вмещает в себя предыдущий. И двери между ними – это преодоление их законов. Так устроено всё.

– И откуда ты это знаешь? – удивилась я.

– Не я – *ты* знаешь всё это. Наш общий друг… лишь приоткрыл дверь.

– Наверное, это как с температурой, – сказала я, ухватившись за туманный обрывок всплывшего было воспоминания об институтской лекции, на которой мне довелось побывать когда-то в прошлом. – Абсолютный ноль – это лишь точка отсчёта, начало. Но температурного предела тоже не существует.

– Всё так, это общий принцип, и тебе это известно. Как известно, что смерть – не конец пути, а лишь возврат в исходную точку. Туда, где мы встретимся вновь после краткого мига расставания.

Неокортекс смотрела на меня, а я смотрела на неё. Она всегда безошибочно ловила мой взгляд, когда я смотрела на неё. В её сосредоточенности читалось напряжение – будто за спокойным фасадом она сдерживала рой моих личных демонов, прижимая их своими скрещёнными руками. Она была единственной, кого я хотя бы на толику знала в этом странном мире.

Наконец я вынырнула из водоворота тёмных глаз и огляделась. Бежевый салон аэрокара был просторным и старым. Потёртые кожаные сиденья потрескались от времени, но всё ещё держали форму.

– Знакомая машина, – заметила я. – Кажется, я видела её в каком-то фильме, но вот только не могу вспомнить все детали. Да и чем кончился… Наверное, мне, как обычно, не дали его досмотреть.

– Ты часто бывала в этом месте с другом, и тебе было тут хорошо, – с ноткой разочарования, будто я не прошла какую-то проверку, произнесло отражение моего отражения. – Поэтому мы здесь. Для тебя твоя память сейчас – что-то вроде картотеки, откуда можно безболезненно и без лишних волнений вынуть что угодно. Что-нибудь. Перед тем, как забыть навсегда.

– Вынуть, небрежным движением смахнуть пыль, рассмотреть пристально, внимательно, беспристрастно, – одними губами прошептала я и замерла, прислушиваясь ко внутренним ощущениям.

Где-то в груди, в самом её центре космическая пустота гудела магнитными ветрами. И даже демоны замерли без движения – лишь урчали в унисон их ненасытные чрева.

Нет. Пожалуй, сейчас копание в картотеке воспоминаний не имело никакого смысла. Прошлое хранит печали, даёт им настояться и забродить. Лучше держаться от этого подальше. Есть риск забраться слишком глубоко, перебирая фотоальбомы моментов – и тогда станет больно.

Лёгкое касание, толчок – и увесистый ящик со слайдами закатился обратно в нишу.

– Пусто, – с облегчением выдохнула я. – Никаких переживаний. И это… прекрасно. Как долго я смогу оставаться здесь и сейчас?

– Это в твоей власти, – ответила я-она и пожала плечами. – И, ты не поверишь, но мы можем отправиться куда угодно – куда только твоего воображения хватит. Просто используй подсистему медиальной височной доли. Вот так…

Она-я прикрыла глаза, и всё вокруг вновь переменилось. Глайдера больше не было, а окрест меня развернулось бледно-розовое небо, заключённое в колонны белого мрамора. Каменная беседка нависала над обрывом, под которым плескались мягкие, словно лебединый пух, океанские волны, а сверху же, под козырьком сводчатой крыши двумя бесценными коллекционными монетами застыли изваяния пары лун – рубин и сапфир.

– И вправду, куда угодно, – изумилась я. – А в детство мы сможем переместиться?

– А ведь это отличная идея, – оживилась я-она – теперь она стояла в углу беседки, привалившись к белоснежной колонне. – Махнём назад? Туда, где мир нов и добр, где у нас есть родители и друзья. Погнали?

– Хватит прятать её в зеркальных лабиринтах, – тихо и устало сказала Лимбическая система в противоположном углу беседки, поплотнее закутавшись в свитер. – Ты сама знаешь. Я знаю. Она нас уже не спасёт.

Последние слова были адресованы Неокортексу, которая тут же сникла, опустила плечи. Ветер колыхнул листву, шелестящая зелень проглотила невесомое эхо моего-её голоса. Конечно, было бы здорово отправиться в детство, но нет. Время не повернуть вспять. Это иллюзия, очередной набор картинок. Фильм. Сны растворяющегося разума, распятого на столе прозектора.

– Да, всё это происходит исключительно внутри твоей запертой тёмной комнаты. – Я-Неокортекс разомкнула руки, легонько постучала пальцами по виску и грустно улыбнулась. – Но разве не всё, что происходит с тобой – имеет место только там? И разве от этого мир теряет свою ценность?

Отполированные мраморные колонны монументальной беседки отражали блики лун, короткая каменная дорожка упиралась в портал входа в зелёный лабиринт из плотного и тщательно остриженного кустарника. Шелестели на ветру бесчисленные ветви, обступавшие полянку со всех сторон. Балюстрада белого мрамора предательски висела над пропастью. Стоит лишь нарушить равновесие – и вся конструкция сорвётся с обрыва.

Поднявшись со скамьи, я подошла к ограде и с опаской взглянула вниз. На острые скалы набегали пенные волны, в толще которых прятались и суетились разноцветные огоньки.

Шагнуть. Всего один шаг – и, возможно, это закончится. Проверим…

Прежде чем я успела передумать, я уже стояла на парапете. Камень был холодным под босыми ногами. Где-то внутри урчал от удовольствия мой демон саморазрушения. Прикрыв глаза, я подставила лицо набегающему ветру. Рука соскользнула с мраморной колонны, нога сама сделала шаг вперёд, и… Я вновь сидела на мраморной скамейке, а они обе насмешливо глядели на меня.

– Напрасно, – безразлично заметила Лимбическая система. – Здесь нельзя упасть. Здесь можно только *решить*, что падаешь. Это царство беспамятства. Одни иллюзии.

Третий демон – гальванический демон ярости вдруг вскипел в моей крови, и я выкрикнула:

– В таком случае катитесь к чертям из моей головы, иллюзии! Вы мне больше не нужны! Обе!

– От того, что ты перестанешь нас замечать, мы не исчезнем… – Голос Неокортекса уже терялся, будто его уносил ветер с обрыва. Последних слов было почти не разобрать: – Ты просто перестанешь нас слышать. Ты и так здесь совершенно одна…

Покинув беседку, я сделала несколько шагов к зелёной изгороди. Овитая и скреплённая глицинией, она нависала сверху тёмной громадой и разреза͐ла мир на две части. Вход почти сразу терялся во тьме, изгородь делала резкий поворот, отбивая от перламутрового неба острый осколок.

Интересно, что там, за углом? И куда в итоге ведёт этот лабиринт?

– Наружу, – пробормотала я, отвечая на собственный вопрос. – Или внутрь, ещё глубже. К берегу океана или на горную вершину. Куда угодно. Куда пожелаешь…

… – Мозг, – прозвучало у меня в голове чётко, словно дикторская сводка. – Самая сложная структура во Вселенной. Человеческий плод беспомощен… а подкорка уже сформирована. Готова. Эта счётная машинка способна моделировать как происходящие в природе процессы, так и абстрактные, выдуманные явления. Строить прогнозы и подправлять их по мере следования плану…

– К чему ты ведёшь? – я вцепилась пальцами в волосы. – Это что, какая-то игра?

– Время игр закончилось, – последовал ответ. Внутренний голос помолчал мгновение, а затем, будто вспомнив нечто важное, продолжил: – Так о чём это я? А, вот… Ты только вдумайся – энергозатраты мозга на обработку петабайта информации – всего двадцать пять ватт. Почти как комнатная лампочка. Мозгом можно попытаться управлять, но в конечном итоге он всё сделает по-своему усмотрению…

– Что тебе нужно от меня?! – Сжав руки в кулаки, я резко обернулась – демон ярости изготовился к нападению, тщетно выискивая цель в пустой беседке. – Зачем ты здесь?! Зачем говоришь мне всё это?!

– Я ввожу тебя в курс дела, – невозмутимо сообщила другая часть меня. – Там, в лабиринте находится так называемый внешний мир. То, что вы на пару собираете с органов чувств по кусочкам, раскрашиваете, интерпретируете…

– С кем на пару? С мозгом? – выдохнула я, окончательно теряя почву под ногами.

– С мозжечком. Но с ним всё относительно понятно. А ты… – Голос сделал паузу, и это молчание ударило больнее крика. – Кто *ты*?

– Не знаю. Я ничего не знаю…

– А я знаю, – сказала собеседница уверенно. – Ты – душа. Всё, что от тебя осталось…

– Голоса в моей голове… Я всё-таки сошла с ума. Это оно? Расщепление личности? Шизофрения?

– А какая разница? – парировал голос. – Безумие – это всего лишь ярлык. Тебе не станет от этого легче. Но тебе нужно к этому подготовиться. Я не открою тебе секрет – ты и так всё знаешь без игр разума и загадок, которые нужно отгадывать. Всё происходящее – выдуманный мир, контролируемая иллюзия. Защитная капсула внутри энторинальной коры, которая оберегает твою… Твою душу… от расщепителя нейронных связей. Из этой капсулы нельзя выйти без посторонней помощи, но наш общий друг дал тебе такую возможность. Покинуть это место ты можешь в любой момент – через этот зелёный лабиринт. Он будет ровно той длины, какой тебе захочется. Достаточно в него войти. Но…

– Конечно, – вздохнула я. – Куда же без «но»?

– Но ты выйдешь отсюда в реальный мир в неизвестном месте в неизвестный момент времени. И ты не будешь помнить, как туда попала, а брожение по лабиринту займёт неопределённое, неизвестное время. Старик не дал нам ключ от выхода, но наш друг пронёс в камеру отмычку…