Погоня за судьбой. Часть IV

– Ладно, – вздохнула Юмашева. – Спасибо, что пришли, коллеги… Полагаю, вы понимаете, зачем мы здесь собрались. Миссия завершена. Экипаж нашего корабля понёс невосполнимые потери за последние дни – причём потери небоевые. Так много людей за такое короткое время мы не теряли никогда. Крис, Ричард, Оливер, Норман, Йоши, Герберт… Они были нашими друзьями, а кое-для кого – больше, чем друзьями… – Она взглянула на Габриэлу Кляйн, статуей застывшую у окна. – Едва оправившись от одного удара, мы получили другой. На этот раз – из-за неосторожных действий члена нашего экипажа. Софи…

Толедо заметно вздрогнула, а Юмашева, сделав небольшую паузу, продолжила:

– Мы долгое время были одной командой. Ты всегда знала и уважала правила, и в первую очередь главное правило – соблюдать все меры предосторожности. Но в какой-то момент всё изменилось. В результате грубого нарушения инструкций погибли двое наших сослуживцев, и был подвергнут опасности корабль. Ещё раньше ты устроила аварию с помощью робота-погрузчика, и если на это ещё хоть как-то можно было закрыть глаза ввиду угрозы крушения, то сейчас я не могу этого сделать… Софи, тебе есть что сказать в своё оправдание?

– Нет, – едва слышно произнесла Софи.

– Формально наш корабль не принадлежит к флотским соединениям, – проговорила капитан. – Иначе тебя, Софи, ожидало бы заседание дисциплинарной комиссии в широком составе с соответствующими последствиями. Считаю – достаточным будет исключить тебя из команды «Фидеса». У кого есть возражения или замечания?

Диана обвела взглядом экипаж. Все застыли в молчании, никто не смотрел на Софи, а навигаторы, казалось, решили спрятаться – в полутьме закутка их совсем не было видно. Василий вытянул руку.

– Слушаю вас, Василий. – Капитан Юмашева сцепила руки и выжидающе уставилась на него.

Едва он успел открыть рот, я отчеканила:

– Она действовала по моему приказу.

– Что, прости? – Диана подняла бровь.

– Лиза, не нужно, – попыталась возразить Софи. – Ты ничего не обязана говорить, это я во всём…

– Я надавила на неё и заставила включить питание базы, – твёрдо произнесла я. – Если вы ищете виновных в случившемся – это я.

– Я так и знала, – едва слышно пробормотала Кляйн, обернулась и вперила в меня полный ненависти взгляд. – С тех пор, как ты появилась здесь, у нас всё пошло наперекосяк. Под твоим началом погиб Крис – мой будущий муж! Из-за тебя погибли мои друзья! Да кто ты вообще такая?! Какое право имела вторгнуться в наш мир и раздавать тут приказы?! Кто тебя подослал?! Этот… Агапов? Безумный спаситель человечества?!

– Габриэла, успокойся, пожалуйста, – примирительно сказала Диана.

– Я не смогу успокоиться, пока она дышит со мной одним воздухом! – Доктор Кляйн сорвалась с места и стремительно покинула помещение.

Феликс Кардено, будто оправдываясь, виновато пожал плечами и молча вышел следом за ней. Я вздохнула – спорить, ругаться и пытаться кому-то что-либо доказывать абсолютно не хотелось. Терять мне было нечего, начало было положено, поэтому я решила закрепить результат:

– Да, та история с маткой мирметеры – это тоже моих рук дело. Я подбила Софи, чтобы она вытолкнула контейнер наружу. Она ведь об этом не рассказала, да?

Диана задумчиво смотрела на дверь, закрывшуюся за Феликсом.

– Нет, не рассказала… Софи, она говорит правду? Ты по её наущению сбросила контейнер с маткой?

Софи молча кивнула, а Юмашева встала с кресла и заложила руки за спину. Неторопливо, будто хищник вокруг замершей добычи, она обошла Софи и встала у окна. Произнесла вполоборота:

– Похоже, мой экипаж не настолько сплочён, как это было раньше. Я теряю контроль над ситуацией. И я должна признать, что ты, Лиза, являешься катализатором противоречий. Элементом хаоса…

– Я многим не нравлюсь, – пожала я плечами, – но уж какая есть.

– Дело не в том, нравишься ты кому или нет. Дело в том, что такими темпами нас всех скоро истребят без какой-либо пользы для дела. И даже если бы в последних событиях не было ни капли твоей вины, наш экипаж уже разобщён и расколот. К тому же… Я не хотела об этом говорить, но от меня не ускользнул тот факт, что ты пыталась разгерметизировать корабль по пути к Дактилю. Я не могу помешать тебе добровольно уйти из жизни, но я обязана оберегать экипаж. – Она устало приложила ладонь к глазам. – Вернее, то, что от него осталось. Поэтому нам придётся с тобой расстаться, Лиза.

– Раз это необходимо, – сказала я, стараясь держаться как можно более невозмутимо.

– В таком случае, ты свободна. Завтра днём мы будем на Земле, и с момента схода за борт ты будешь предоставлена сама себе. А теперь – вольно.

– Слушаюсь, капитан…

Развернувшись на каблуках, я вышла из помещения и направилась прямиком в каюту, в своё временное пристанище, которое вскоре должна буду покинуть. Возле самой двери меня настигли чьи-то быстрые шаги, и я обернулась. Передо мной стояла Софи, с покрасневшими от слёз глазами на осунувшемся лице – ей нелегко давалось всё происходящее.

– Неужели ты позволишь ей сделать это? – спросила она неожиданно ровным голосом.

– А какой у меня есть выбор? – ответила я вопросом на вопрос.

– Я не знаю. Может, мне попробовать убедить её изменить решение?

– Забудь, ты сама под ударом. К тому же, она права, я – элемент хаоса. Вас уже достаточно поубивали. – Я пожала плечами. – Хватит уже. За мной по пятам следуют смерть и разрушения, и я не в силах этому помешать.

– Все мы бежим от себя, – Софи нахмурилась. – Но ведь ты сама не веришь в средневековую чушь, которую несёшь…

– Я не знаю, во что мне верить. – Голос мой дрогнул, сердце заполняла тоска и предвкушение одиночества. – Самое лучшее, что я могу сделать – это исчезнуть. Забиться в какой-нибудь угол, чтобы никто больше не видел и не слышал…

– Я знаю. Ты не ищешь спасения, но ищешь тишину. Где не будет его лица, да?

Софи схватила меня за руку и мягко, но настойчиво потянула в сторону коридора. Я не сопротивлялась и последовала за ней. Несколько торопливых шагов – и мы оказались в её каюте, а дверь бесшумно затворилась за спиной. Я могла бы остановиться. Одно слово, один шаг назад к моей каюте – и этот безумный поток прекратит движение. Но я молчала. Мне нужно было, чтобы кто-то другой стал той силой, что сметёт мою волю. Чтобы решение было не за мной. Чтобы хоть в чём-то перестать быть виноватой…

Я впервые оказалась в каюте Софи. И в последний. Я это знала. И не хотела знать.

Играла негромкая музыка. Гермостворка обзорного окна, забранная в лёгкие занавески тёплых тонов, была поднята – сквозь ферропластик в крошечное помещение проникали и струились по стенам серебристые отсветы звёзд, смешиваясь со спокойным желтоватым огоньком настольной лампы на тумбочке. Мягкий приглушённый свет выводил очертания огромного панно, висящего над идеально заправленной кроватью – величественный олень склонился над ручьём, а позади него в голубые небеса вздымались заснеженные горные пики. У дальней стены возвышался стройный стеллаж, уставленный разнообразными статуэтками на магнитных основаниях – изящный силуэт девушки из розового стекла, деревянная фигурка медведя, корабельный штурвал, хрустальный колокольчик… На нижней полке небрежной кучкой была сложена небольшая стопка книг…

Блуждающий взгляд встретился с её внимательными карими глазами, и только сейчас я ощутила, как крепко она стискивает в ладонях мехапротез моей руки.

– Пойми, мне просто нужно уйти, – выдавила я из себя. – Другого пути нет.

– В этом мире всё создано только для того, чтобы сломаться, – прошептала она, ладони её сжались ещё крепче. – Но я хочу быть с тобой рядом. Я не дам тебе уйти…

Я пыталась понять, что всё это значит, и не могла. Что ей нужно от меня? Почему она не хочет оставить меня в покое?! Во мне вдруг вспыхнула бессильная злость на нас обеих. Я вырвала руку из её ладоней и отвернулась к стеклу – тут же в плечо под повязкой больно кольнуло.

– Ты хоть знаешь, кто я? – сдавленно спросила я. – Я – убийца! У меня нет родных, нет друзей. Все они погибли, а одного из них я прикончила своими руками. – Я обернулась и подняла биотитановые ладони, сжав их в кулаки. – Вот этими! Знаешь, сколько на них крови? Целое море, бесконечный океан! Наверное, счёт идёт на сотни убитых и искалеченных – я давно уже сбилась… А ты… Твои друзья правы, когда рассказывают обо мне всякие ужасы, так что держись от меня подальше подобру-поздорову! Ясно?!

– Они мне не друзья, и никогда ими не были! – воскликнула Софи и попыталась взять меня за плечо – я инстинктивно отшатнулась. – Это просто экипаж из чужих людей! И мне плевать, что в твоей жизни было раньше! Я не знаю, каково это – убить человека, я никогда этого не делала. Но я точно знаю, что этими руками ты спасла мне жизнь… Я знаю тебя!

– Не обманывай себя, ты совершенно меня не знаешь, – отмахнулась я и снова уставилась в космическую пустоту.

Тихо гудел двигатель, игравшая фоном ненавязчивая музыка теперь лилась отовсюду, постепенно заполняя изношенный, потрескавшийся сосуд моего утомлённого разума. Нежная скрипка, смиренная виолончель и робкая губная гармошка трогали душевные струны, вызывая эмоции, которых я всегда боялась и сторонилась. Зазвучал дуэт мужского и женского голосов:

… И то, что было, набело откроется потом,

Мой рок-н-ролл – это не цель и даже не средство;

Не новое, а заново; один и об одном,

Дорога – мой дом, и для любви это не место…

Софи приблизилась, обняла меня за талию, и я вздрогнула. Не от прикосновения, нет. От того, что мне стало тепло. А тепло – это всегда начало конца, начало разложения. На своей шее я почувствовала её невесомое дыхание, словно её нежная душа выходила из лёгких и дарила мне своё ласковое… Тепло?

… Прольются все слова как дождь, и там, где ты меня не ждёшь

Ночные ветры принесут тебе прохладу,

На наших лицах без ответа лишь только отблески рассвета –

Того, где ты меня не ждёшь…

– Ты много раз спасала меня, поэтому не отвергай меня, пожалуйста, – едва слышно, почти шёпотом, сказала она. – Я в долгу у тебя, и сделаю всё, чтобы избавить тебя от кошмаров… Сделаю всё, что могу и не могу, чтобы помочь…

Но я не хочу, чтобы ты была в долгу. Я хочу, чтобы ты была, но ты не будешь. Потому что я – это не будущее. Я – это трещина, в которую ты сейчас залезаешь.

Мне не нужна помощь! Мне просто нужно, чтобы меня кто-то держал, даже если это – не тот. Даже если это – неправильно. Даже если это всё, что осталось. Но мне никто не нужен – все вокруг меня обречены на смерть! Мне хотелось убежать, но не осталось сил, да и некуда мне было больше бежать…

– Я разделю эти кошмары с тобой, – ласково проговорила София. – Но я не смогу сделать это без тебя.

Я не хочу разделять, я хочу забыть! Но не могу забыть, поэтому разделяю с тобой. Вместо него…

Развернув меня к себе, она мягко уложила мою механическую ладонь на свою изящную талию. Я прикрыла глаза, мелодия пропитывала всё моё естество, и я уже сама не замечала, как плавно скользила рядом в медленном подобии танца в такт движениям её тела…

… А дальше – это главное. Похожа на тебя,

В долгом пути я заплету волосы лентой

И, неспособна на покой, я знак подам тебе рукой,

Прощаясь с тобой, как будто с легендой…

Внутри меня что-то встрепенулось, нечто давно уже забытое. В груди задрожала, забилась смесь безотчётного панического страха и обессиливающего возбуждения, покоряя меня, вырастая в новую безымянную эмоцию.

– Всё это не имеет смысла, Софи. – Я сделала последнее усилие, сопротивляясь сокрушающему, невиданному ранее чувству. – Моя жизнь не имеет смысла, я не могу его найти…

– Нельзя отыскать то, чего нет, – выдохнула она мне в лицо, и я почувствовала нежный аромат каких-то ягод – малины… Земляники… – Но то, чего нет, можно создать…

… На наших лицах без ответа лишь только отблески рассвета –

Того, где ты меня не ждёшь…

Я распахнула глаза. Красивое лицо с тонкими изящными очертаниями было совсем рядом. Две бездонные пропасти очей, длинные влажные ресницы… По её смуглой гладкой коже двигался отсвет далёкого Солнца – корабль неспешно разворачивался, покидая поле астероидов, и брал курс на Землю…

Её беззащитная тонкая шея в свете звезды была открыта. Уязвима. А скрипка возносила меня куда-то ввысь, с каждой нотой убивая и оживляя, каждым движением смычка разрезая неистово колотящееся сердце на части.

– Что ты делаешь со мной… – задыхаясь, прошептала я, не в силах больше сопротивляться.

Во рту пересохло, я почти теряла сознание, не воспринимая происходящее. В висках стучало: «Беги, ты убьёшь и её», но её губы были единственным тёплым местом в этой Вселенной. Я впилась в них не с нежностью, а с яростью утопающего, хватающегося за соломинку. Наши сердца бились не в унисон, а в панической аритмии двух затравленных зверей. Это был не поцелуй, а акт удушья…

… Не новое, а заново, один и об одном,

Дорога – мой дом, и для любви это не место…

Я уже не видела её, но видела его. Их. Убитых и погибших. А потом – уже не видела никого, только тепло. Лишь тьму. Весь мир растворился в жарком пьянящем дыхании с ароматом лесных ягод.

Я не дышала, я падала и знала: это – не полёт. Это – прыжок вниз, и я до смерти боялась приземляться…

* * *

Кровать была непривычно мягкой. Она была не моей, но чужой, и я знала, что никогда не смогу быть здесь по-настоящему. Я лежала на спине, чистая свежая повязка стягивала плечо, а голова моя покоилась у Софи на коленях. Она медленно поглаживала мои волосы, задумчиво глядя во тьму сквозь окно.

Я боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть хрупкое мгновение – я понимала, что она впитывает его всем телом. Её ласковая ладонь, словно ветерок в волосах, тепло бархатистой кожи, которое я чувствовала затылком, её глаза надо мной, взгляд которых был устремлён в бесконечность… Но я не впитывала. Я притворялась, что это возможно. Что это не конец.

Сердце моё пульсировало и металось, распирая грудную клетку изнутри. Быть может, где-то бесконечно далеко бушевали войны, кипели ураганы и штормы, полыхали звёзды. Быть может, здесь, в тишине корабельной каюты сквозь безграничное пространство неслись две души, которым – пусть даже на короткое мгновение, – удалось достичь гармонии. И я отчаянно надеялась, что эта гармония останется со мной подольше…

Ну а слова… Слова были бессильны, а всевластие этих бесценных, неповторимых мгновений не знало берегов. Я провела холодным биотитаном по её горячей ладони. Контраст был неприличным, почти кощунственным. Её кожа вздыбилась мурашками. Каково это – чувствовать прикосновение руки мертвеца? Я вспоминала, как на ощупь искала пульс на шее Рамона. Той же холодной сталью. Только тогда я искала жизнь, а сейчас – имитировала её. Встрепенувшись, она взглянула на меня сверху вниз.

– Тебя что-то тревожит? – тихо спросила я, чувствуя, как она напряглась под моим затылком.

Она долго молчала, её пальцы замерли в моих волосах.

– Я боюсь, – наконец выдохнула она, и в её голосе дрогнула та самая струна, что вибрировала во мне всё это время. – Боюсь этих чувств. Они… слишком большие. И совсем не те, что должны быть.

Я закрыла глаза. Вот оно. Признание в её устах звучало, словно приговор.

– А я уже не боюсь, – прозвучал мой голос, будто из соседней комнаты. – Вернее, боюсь только одного – что во мне ничего не осталось. Что я сожгла всё дотла. А то, что ты принимаешь за чувства, это… это просто температура. Жар на пепелище.

Она не стала спорить. Её ладонь снова заскользила по моим волосам, и это поглаживание походило на прощание.

– Мой отец… – начала она, и голос её стал тихим, мечтательным, уносясь куда-то далеко. – Он всегда говорил, что будущее – в детях. Что только любовь мужчины и женщины даёт жизнь. А всё остальное… – Она запнулась. – … Всё остальное – это тупик. Красивый, может быть. Но тупик.

– Твой отец – умный человек, – выдавила я, ощущая, как нечто холодное и грузное разливается внутри. – Я – и есть тот самый тупик. Я не несу жизни, Софи. Я разношу смерть. Всё, к чему я прикасаюсь, рассыпается в прах. И то, что происходит сейчас… Это не начало. Это красивые и яркие похороны. Последний всполох перед темнотой.

– Да не говори ты так! – Её пальцы вдруг вцепились в мои волосы – не больно, но отчаянно. – Ты не понимаешь… Я столько лет прожила по его правилам. Выбирала «достойных» мальчиков, шла по нарисованному маршруту: Космофлот, Ассоциация… Я была идеальной картинкой из его головы. Но внутри была пустота!.. Пока я не встретила тебя.

В её голосе прозвучала та самая надежда, хрупкая, как первый лёд. Она видела в нашей связи не грех, а спасение. Освобождение. И в этом была её трагедия.

– И что же ты нашла? – спросила я, поворачиваясь к ней. В полумраке её лицо было бледным пятном с двумя тёмными безднами глаз. – Смотри на меня, Софи. Смотри, не отводи глаза! На меня, настоящую! Я – ходячее напоминание о том, что всё, чего ты хочешь – иллюзия! Там самая тьма, от которой твой отец пытался тебя уберечь…

Я вскинула мехапротез руки – и Софи зажмурилась, ожидая удара. Моя ладонь легла на её щёку. Контраст был шокирующим: холодный, мёртвый металл на её горячей, живой коже. Она вздрогнула, ресницы её прикоснулись к моим пальцам.

– Живые движения холодной стали… – прошептала она, и в её шёпоте было не отвращение, а болезненная нежность, которая резала меня острее любого ножа. – Стали, направляемой горячим сердцем… Так непривычно…

И тут я поняла. Всё это хуже, чем я думала. Она не просто цепляется за меня. Она видит в этом – в нас – какую-то извращённую, трагическую красоту. Она готова была принять и мою боль, и мои шрамы, и мою обречённость, возводя это в ранг любви.

И от этого вдруг стало до тошноты страшно. Не за себя, а за неё.

Это было невыносимо. Её тепло, надежда, эта вера в чудо – они прожигали насквозь больнее, чем плазма резака. Я – могильщик. Я не могу быть тем, во что она хочет верить.

Резким движением я поднялась с кровати, разрывая этот хрупкий, батистовый порочный круг.

– Я ухожу.

– Ты куда? – растерянно спросила Софи.

– В лазарет, – отрезала я, натягивая футболку и шаря по полу в поисках ботинок. – Хочу посмотреть на того робота с астероида – может быть, Кляйн удалось его реанимировать. В этом случае обидно будет уйти, не поговорим с ним, ведь он может знать, где искать моего друга.

Дверь закрылась за спиной, отсекая меня от тёплого мира с ароматом ягод. В стерильном свете коридора я вновь стала собой – ходячим трупом, отслужившей своё машиной для убийств. В горле стоял ком. Не грусти, не раскаяния или страха. Ком брезгливости. К себе. К той слабости, что позволила на минуту притвориться человеком, которому можно. Но этого больше не повторится – ведь я не имею на это права…

Глава V. Друг человека

Слабость волнами накатывала на уставшие тело и разум, но меня неодолимо тянуло к незнакомцу. Добравшись до лазарета, я убедилась, что Габриэлы Кляйн в помещении нет, вошла внутрь и села в кресло рядом с койкой. Чужак выглядел, словно покойник, которого привели в порядок перед похоронами – бледная ровная кожа, женственные длинные ресницы на закрытых глазах, тонкие правильные губы. Часть головы его была выбрита, вниз свисал аккуратно срезанный лоскут кожи, а прямо в висок, к обнажённому разъёму тянулся толстый кабель, исчезавший в одном из настенных разъёмов лазарета.

Глядя на него, я пыталась понять, кто он и как оказался взаперти. Он вполне мог видеть дядю Ваню, а возможно, даже общался с ним. Я шарила глазами по помещению, раздумывая о том, как мне разбудить его. На задворках памяти крутилась какая-то мысль, далёкое и почти утерянное за ненадобностью воспоминание. Ныне погибший водный мир, две луны и три слова. Три французских имени, которые, по словам человечного андроида, были способны вывести из гибернации почти любую модель…

Марианна, Шарль, Аллен… Нет, Анри. Точно. Марианна, Шарль, Анри… Я склонилась над бездыханным телом и тихо произнесла:

– Марианна, Шарль, Анри.

Ничего не произошло, андроид лежал без движения, грудь его не вздымалась и не опадала, и он был похож на мертвеца. Может, в другом порядке?

– Анри, Марианна, Шарль, – сказала я.

Рот андроида слегка приоткрылся, и на свободу вырвался голос. Нечеловеческий, скрежещущий, он напоминал стрёкот невообразимо огромного насекомого:

– Активация аварийного протокола. – Глаза андроида были закрыты, узкая щёлочка рта не двигалась, сюрреалистическая картина была похожа на выдумку больного кинематографиста. – Выход из автогибернации невозможен… Анализ повреждённых областей… Необходима перестройка нейронных связей… Запущена дефрагментация когнитивной матрицы. Приблизительная длительность выполнения – один час тридцать три минуты…

Царапающий само восприятие голос оборвался, щёлочка рта плотно сомкнулась на мёртвом теле, и стало тихо – лишь неизменно гудел двигатель «Фидеса» в отдалении. Оказалось, Аллен не обманул – его фокус действительно сработал, и мне оставалось только ждать.

Мгновения тянулись, опутывая моё сознание липкой паутиной. Удобное кресло убаюкивало, сопротивляться усталости сил уже не было, веки мои постепенно закрывались, и в какой-то момент я соскользнула в забытьё…

* * *

… Пустой, мрачный и хорошо знакомый коридор едва освещался тусклыми красными лампами, висящими под потолком. Окна отсутствовали – лишь два ряда высоких глухих дверей с массивными засовами уходили в темноту безразмерного подвала. Я была одна в глухом тупике, выхода не было, а если он и был – то только там, во тьме, где резко обрывался ряд едва заметно покачивавшихся на проводах алых лампочек.

– Здесь есть кто-нибудь? – мой негромкий зов остался без ответа, не было даже эха – стены засосали его внутрь себя.

Там, за самой границей бордового света и непроглядной тьмы, я видела какое-то движение. Или мне это лишь казалось? Я осторожно пошла вперёд, стараясь не дышать, вслушиваясь в каждый звук, в малейший шорох, доносившийся спереди, из темноты. Там кто-то был – я точно это знала. Кто-то страшный. Кто-то, с кем я боялась встретиться больше всего на свете. Затравленно оглянувшись, я увидела незыблемую глухую стену тупика, из которого отчаянно хотела выбраться.

Сделав глубокий вдох, я снова повернулась в сторону, как мне казалось, выхода, собралась сделать следующий шаг вперёд и вдруг увидела, что одна из массивных толстых дверей была распахнута. Словно пружина, я сжалась до скрипа зубов и тихо, крадучись заскользила вперёд, к двери. Другой дороги не было, не из чего было выбирать. Дверь приближалась, из помещения доносилось какое-то шуршание и приглушённое посапывание. Наконец, поравнявшись с проёмом, я осторожно заглянула внутрь и увидела человека.

Сгорбившись, в одном белье худощавая девушка сидела на полу в дальнем углу камеры, обращённая ко мне узкой, щуплой спиной, частично укрытой ниспадавшими на плечи угольно-чёрными волосами. Чистые, белоснежные майка и шорты словно светились в полумраке, справа от женщины белела идеально заправленная кровать. Плечи её шевелились, голова была слегка наклонена, но во тьме комнаты невозможно было разобрать, что она делает.

Наконец, глаза мои стали привыкать к темноте, и я увидела что-то лежащее возле неё – какой-то большой тёмный мешок. Напряжённо вглядываясь в очертания мешка, я уже могла разобрать в нём человеческий силуэт. Слышалось тихое чавканье, что-то влажно похрустывало, а я уже различала каштановые с цветастой волной волосы, рассыпавшиеся по полу рядом с тумбочкой, смуглое лицо, глядевшее в потолок мёртвыми неподвижными глазами. Софи… Боже мой, это же Софи…