Киберсант

– Ой, Лёха, опять тебя заносит куда-то не в ту степь. Ну какие пирамиды с лотереями? Ты еще попробуй на скачках у букмекера выиграть или на рулетке в казино! Хату просрал, а все туда же лезешь, именно что в какие-то аферы!..

Он вдруг замолчал, так как сообразил, что явно ляпнул лишнего. Смущенно кашлянул в кулак и отвел глаза в сторону. Барский, казалось, не обиделся, но в комнате все равно повисла напряженная тишина.

– Ладно, – выдавил из себя наконец Змеев, – коли уж не пьем, чего зря сидеть в четырех стенах? Может, пойдем прогуляемся?

– Пойдем, – на удивление легко согласился Алексей Николаевич, – а куда?

– Не знаю. L’appetit vient en mangeant. Давай для начала просто выйдем на улицу, а там, глядишь, что-нибудь и придумается. Авось твоя мистическая внутренняя сила что-нибудь да подскажет, – съязвил Змеев. – Я, конечно, не Дон Хуан, а ты, увы, не Карлос Кастанеда. Но совместным напором наших личных сил какое-нибудь направление да выберем.

– Очень смешно, – огрызнулся Барский. – Просто Гарик Мартиросян, не иначе.

Впрочем, спорить или упираться не стал. Быстро собрался и, потушив в комнате свет, вслед за Змеевым вышел в коридор. С непередаваемым чувством запер комнату на ключ (…от квартиры, где деньги лежат…), убрал его в самый надежный внутренний карман. Миновав узкий коридор и пропахший кошками подъезд, друзья вышли на улицу. Словно реагируя на их появление, сверху вдруг неожиданно повалил снег. Будто кто-то на небе только и ждал, когда они выйдут, чтобы тряхануть как следует проплывающее над их головами одинокое облако. Жирные белые хлопья медленно опускались на землю, производя при этом едва заметный, но все же отчетливо воспринимаемый звук. Что-то среднее между шипением и шуршанием. Народу на улице было немного.

Не сговариваясь, оба двинулись в сторону центральной площади. До нее было всего несколько кварталов и оттуда отчетливо доносились звуки музыки. Точнее, на таком расстоянии от музыки оставались лишь нижние тяжелые басы, но именно это «бумс! бумс! бумс!» как раз и подсказывало, что на площади проходит концерт или какое-то иное увеселительное мероприятие. Так и оказалось. Вся площадь была заполнена людьми, а в центре ее, на специально привезенной и собранной под это выступление сцене, бесновалась какая-то современная музыкальная группа. Кто такие, Барский не знал и потому обратился с вопросом к Змееву.

– Некие «Долботрясы», – ответил тот, показывая рукой на наклеенную прямо на перегородку автобусной остановки афишу.

«Действительно, панк-группа “Долботрясы”, из Москвы, – убедился Барский, прочитав афишу, – а раз вход на площадь свободный, значит, оплачено это выступление из городского бюджета. Так вот на что денежки народные расходуются!»

– Пошли ближе к сцене, – обратился он уже вслух к Змееву, – посмотрим на этих «долбодятлов» поближе.

Толпа оказалась не очень плотной, и они аккуратно стали пробираться сквозь нее к возвышению сцены. Чем ближе, тем грохот и гул становились сильнее. Слов песни разобрать было невозможно, но, по всей видимости, так и было задумано. Это же панк-группа, а для панков – чем хуже, тем лучше. Солист («главпанк», как окрестил про себя его Барский) скакал по сцене нервной гориллой, катался по полу, дрыгал ногами, визжал, рыгал и разве что не пердел в микрофон. Его коллеги по группе вели себя чуть более сдержанно, но, видимо, только потому, что им еще приходилось извлекать звуки из музыкальных инструментов, а не только орать ртом.

Перед сценой бесновались самые рьяные и преданные фанаты группы. Молодые парни в кожаных клепаных куртках, с ирокезами на головах или просто с татуированными лысыми черепами. Имелись среди них и девушки, но тоже какие-то обритые и ярко размалеванные. Всего их было человек двадцать-тридцать, не больше. Но для маленького Глахова и это казалось слишком. Хотя, возможно, данную массовку московские «Долботрясы» привезли с собой из столицы, для разогрева реальной публики и в качестве сопроводительного шоу поддержки. Остальной народ находился от сцены чуть поодаль. Люди хотя и притопывали в такт музыке, было видно, что для провинциальных горожан подобные исполнители приходились явно в диковинку, что относятся они к ним настороженно и даже с некоторой опаской.

– Как тебе?!. – проорал Барский, нагибаясь к самому уху Змеева. – Нравятся столичные Уотти Бьюкэны?

– Бьюкэны – это те, которые перед сценой скачут, – рискуя сорвать связки, откликнулся Змеев. – Тот, что на сцене, мне больше Андрюшу Панова напоминает, в лучшие его годы.

– Восьмидесятые возвращаются? – пошутил Алексей Николаевич.

Змеев неопределенно пожал плечами и покрутил головой. Они стояли на самой границе между вяло шевелящейся толпой горожан и горсткой беснующихся панков у сцены. «И зачем мы сюда лезли?» – вдруг с удивлением подумал Барский. Музыку подобного рода он не любил, да и за музыку-то не считал. Как будто не они, а упомянутая Змеевым мистическая «личная сила» привела их на площадь и протолкала сквозь толпу до самой сцены. Но вот зачем?..

И в этот момент он увидел Ныша!

Того самого, с которым он когда-то работал в котельной. Работали они, нужно признаться, душа в душу, самая интеллектуальная была смена и самая дружная. Хотя порой и спорили до посинения. Того самого Ныша, который в мае двухтысячного вдруг приперся к нему с каким-то таинственным дипломатом, переночевал, а на утро резко отбыл в Москву (все с тем же дипломатом, который он из рук ни на секунду не выпускал). Того самого, в поисках которого к Барскому затем заявились два довольно странных, совершенно не типичных бандита интеллигентного вида. Вернее, заявились они тогда не в поисках самого Ныша, а в поисках его таинственного дипломата. Барского эти бандиты не тронули (выжрали с ним два литра водки и мирно удалились), а вот оказавшегося в его подъезде в тот же день совершенно непонятным образом директора реабилитационного центра «Кронос» Гынду Петра Владимировича расстреляли довольно жестко. Пять огнестрельных. Четыре в грудь и один в голову, контрольный…

Все это промелькнуло у Алексея Николаевича в памяти за сотые доли секунды. Ныш, Гында, бандиты, убийство, дипломат… Ныш!.. И вот, спустя два с половиной года, он снова его увидел. Да, тот несколько изменился. Как-то повзрослел, что ли, возмужал. Стал более холеным. Но, несомненно, это был именно он!

Ныш стоял слева от сцены, привалившись к ней спиной, и что-то читал в пейджере. На плечи ему была накинута дорогая дубленка, под которой угадывался не менее дорогой деловой костюм, голову украшала норковая шапка. До скакавших по сцене панков, как и до всего концерта в целом, ему, казалось, не было совершенно никакого дела. Оставалось непонятным, что он, в таком случае, тут вообще делает, но…

Словно почувствовав что-то, Ныш вдруг замер, убрал в карман пейджер (…Pepsi, пейджер, MTV – подключайся к самым-самым!..) и, поискав в толпе взглядом, заметил Барского. Глаза его расширились, лицо расплылось в улыбке. Он замахал руками, что-то при этом крича, но разобрать слов в грохоте музыки и реве толпы было невозможно. Сообразив, что его не слышат, Ныш весьма недвусмысленным жестом стал показывать Барскому, чтобы тот подошел к нему. Ухватив Змеева за рукав, Алексей Николаевич потащил его в обход кучки пляшущих панков за кулисы. Тот не сразу сообразил, в чем дело, но упираться не стал.

– Пропустите, пропустите этих двоих! – заорал Ныш на стоявшего в оцеплении милиционера, попытавшегося было преградить Барскому и Змееву дорогу. – Это ко мне, со мной!.. Да пропусти ты их, я тебе сказал!

Милиционер с явным неудовольствием повиновался. Друзья прорвались за оцепление.

– Николаи-ич!! – заорал Ныш, заключая Барского в объятья, обнимая его и прижимая к себе. – Сколько лет, сколько зим! Вот уж не думал, что встретимся. Я ж в Глахове проездом, буквально на сутки. Завтра утром уже отчаливаем.

Он мотнул головой в сторону сцены.

– Так ты с этой группой? – удивился Алексей Николаевич. – Завхозом или работником сцены? Или…

– Завхозом! Ну ты даешь! – покатился со смеху Ныш. – Продюсер я их, улавливаешь? Продюсер! Я привез этих певунов сюда, и мне городская администрация деньги за концерт платит. А уже я распределяю, кто на сколько напел.

– Продюсер? – удивился и Змеев, смущенно кашлянул и уже с искренним уважением в голосе добавил: – Вот это действительно мощно! Поздравляю тебя, Толя. Растешь, однако, а ведь казался таким (…долботрясом…) лоботрясом в университете.

Ныш, а по паспорту Анатолий Васильевич Пестемеев, в не очень далеком прошлом был студентом Змеева, который преподавал ему философию, часто лепил тройки, а то и двойки, но за семестр всегда выводил твердую четверку. А в качестве итоговой оценки и вовсе поставил «отлично». Да, доводил Ныш его своим строптивым характером и желанием поспорить по любому поводу буквально до бешенства. За что и ловил двойки-тройки. Но предмет, нужно отдать ему должное, знал очень хорошо, да и ум имел ясный, за что и получал от объективного, справедливого Змеева четыре-пять в итоговой ведомости.

– Приветствую вас, Николай Петрович. – Ныш с почтением, но не без некоторой иронии или даже сарказма пожал Змееву руку. – Вот уж не ожидал встретить вас на таком музыкальном шабаше, уважаемый профессор. Вы что же это, рок-музыку полюбили? Или изучаете субкультуру отечественных панков?

– Довольно, Пестемеев! – сказал как отрезал, включая «строгого профессора» тот. – Где зачетка? Опять двойку хочешь?!

Все трое рассмеялись, совершенно искренне и непринужденно.

– Эх, мужики, вы даже не представляете, как я рад вас видеть! – с истеричным восторгом воскликнул Ныш, и Алексею Николаевичу почему-то подумалось, что он находится сейчас под кокаином или каким-то еще веществом.

– Да уж, нехило ты, однако, поднялся за эти два с половиной года! Это не благодаря ли тому таинственному дипломату, с которым ты тогда от меня на вокзал уехал? – попытался было пошутить Барский, но ту же понял, что ляпнул лишнего и шутка не удалась.

Ныш как-то сразу помрачнел, руки его опустились, глаза забегали. Было видно, что он судорожно подыскивает слова, чтобы своим ответом все перевести в шутку, но нужных слов подобрать не может. «А ведь он и тогда, у меня на кухне, когда я его спросил, что у него такое в дипломате, так и не ответил мне ничего внятного, – подумал Барский. – Видимо, дело тут и вправду серьезное и лучше в него не лезть. Интересно, а он в курсе того, что владельца этого дипломата, Гынду, ухлопали в тот же день прямо у меня в подъезде?..»

– Нет… Не важно! – так и не сумев отшутиться, довольно жестко отрезал Ныш.

На некоторое время повисла напряженная пауза. Барский стоял растерянный и немножечко виноватый, Змеев вообще ничего не понимал и удивленно хлопал глазами. Впрочем, очень быстро Ныш совладал со своими эмоциями, взял себя в руки и с прежней улыбкой, словно ничего и не произошло, вдруг поинтересовался:

– Слушайте, мужики, а какие у вас дальнейшие планы на этот вечер?

– Да никаких вроде бы нет планов, – пожал плечами Алексей Николаевич, – просто решили вот с Коляном прогуляться, забрели сюда, на площадь…

– А тут уже увидели твоих «Долботрясов», – со смехом добавил Змеев, – подошли.

– Ясно! – Ныш хлопнул в ладоши и потер их одна о другую. – Значит, сейчас мои питомцы допоют, я их заброшу в гостиницу (он кивнул на противоположную сторону площади, где располагалось высокое десятиэтажное здание), раздам гонорарии, после чего до самого утра буду совершенно свободен!

– А что утром? – брякнул не подумавши Барский.

– А утром мы уезжаем обратно в Москву, – рассмеялся Ныш, – а оттуда я через три дня улетаю в Нью-Йорк, в США. Дела!

– В Америке вся сила, брат? – пошутил Змеев.

– Именно! – щелкнул пальцами Ныш, хитро прищуриваясь.

И, не давая увести разговор в сторону, добавил:

– Ну а до утра не закатиться ли нам, братцы, в казино? Если мне не изменяет память, у нас их целых два в городе было. Пойдем в то, что покруче, в «Пирамиду», о’кей? Оно ведь еще не закрылось, работает?

– Без понятия, – признался Алексей Николаевич, – ни разу там не был.

Змеев тоже неопределенно пожал плечами, всем своим видом давая понять, что подобные заведения он вообще видел только по телевизору или в кино.

– Ясно! – подытожил Ныш. – Значит, сегодня я вас приглашаю и угощаю. Праздник за мой счет! Подождите меня пока в холле гостиницы, хорошо? Полчаса максимум, и я спущусь!

Впрочем, спустился он гораздо быстрее. Барский и Змеев не успели даже купленное в автомате кофе допить, а Ныш уже появился перед ними, все такой же блистательный и гламурный. Вызвали такси бизнес-класса, хотя до «Пирамиды» можно было и пешком дойти за десять минут. Уже у входа в казино Змеев вдруг занервничал, словно бы вспомнил или увидел что-то, пробормотал невнятное: «Извините, я же совсем забыл, у меня тут срочное дело…», развернулся и со всех ног припустил вверх по улице.

– Чего это с ним? – удивленно спросил Ныш.

– Не знаю, – пожал плечам Барский. – Коля у нас, конечно, со странностями, но чтоб прямо вот так вот… Не знаю!..

Они еще некоторое время смотрели вслед удаляющейся фигуре Змеева, пока тот окончательно не исчез, скрывшись за поворотом.

– Ничего не понял, – констатировал Ныш, – но будем считать, что у профессора действительно были веские причины, чтобы отказаться от такого шикарного предстоящего вечера.

Уже вдвоем они поднялись по белым каменным ступеням и, миновав распахнутую перед ними галантным швейцаром стеклянную дверь, оказались внутри заведения.

Сразу у входа стояли два охранника в классических черных костюмах и с какими-то хитрыми устройствами у каждого в ухе. «Но без черных очков», – отметил про себя мыслящий стереотипами и киношными клише Барский. Совершенно не обращая на них внимания, Ныш уверенной походкой двинулся в сторону гардероба. Алексей Николаевич неуверенно пискнул охранникам: «Здравствуйте», после чего устремился за Нышем. Стоявшие с каменными лицами секьюрити, казалось, не обратили на Барского вообще никакого внимания. «Словно на прошмыгнувшего в гастроном кота», – подумал он.

Сдав верхнюю одежду в гардероб и получив золоченые номерки, приятели ненадолго задержались в фойе. Ныш рылся в карманах, очевидно, в поисках бумажника или чего-то еще, очень важного и нужного, Алексей Николаевич просто озирался вокруг, пораженный пространством и роскошью помещения. Все вокруг было залито светом. Свет излучали огромные хрустальные люстры, висевшие под самым потолком. Свет лился из каких-то скрытых вверху потолка ниш. Светом сияли висевшие на стенах дорогие позолоченные светильники.

Помимо светильников, стены украшали огромных размеров картины в позолоченных рамах, а местами вместо картин висели гигантские зеркала, создававшие ощущение пространства и объема. Пол был покрыт красным и, по всей видимости, очень дорогим ковролином. У стен стояли обтянутые кожей банкетки, а в центре холла расположился белого мрамора фонтан.

Арка справа, как понял Барский, вела в зал игровых автоматов. Арка слева – в огромный барно-ресторанный комплекс. Фронтальная арка, судя по доносившимся оттуда звукам щелчков, открывала доступ в бильярдный зал. В воздухе разливались звуки легкой джазовой музыки.

– Нам туда, – все еще шаря по карманам, кивнул головой Ныш, и, только проследовав взглядом за его кивком, Алексей Николаевич заметил узенькую витиеватую лестницу, ведущую куда-то вверх, на второй этаж. – Рулетка и карточные столы там.

Поднявшись по лесенке, они оказались на небольшой площадке. Справа за стойкой сидел молодой человек очевидно консьерж или что-то в этом роде, а перед входом в зал с левой стороны двухметровой глыбой возвышался еще один охранник, точь-в-точь такой же, как те двое у входа. Ныш показал ему какую-то карточку и уже прошел было в зал, но вовремя спохватился, вернулся и, указав на Барского, пояснил:

– Это мой друг, он пришел в ваше заведение впервые.

Секьюрити молча указал в сторону консьержа. Ныш подтолкнул Алексея Николаевича к стойке.

– Ваш паспорт, пожалуйста, – очень вежливо, обворожительно улыбаясь, произнес человек за стойкой. – Можно и водительские права, но лучше всего именно паспорт.

Барский сунул руку во внутренний карман пиджака, нащупал там нужный документ и протянул его человеку за стойкой. Это был паспорт, так как водительских прав у него отродясь не имелось.

Молодой человек сверил фото на документе с оригинальной физиономией его обладателя, отсканировал лицевой разворот паспорта и страницу с пропиской (в этот момент Барский напрягся, так как с ужасом вспомнил, что штампик в паспорте уже давно не соответствует данным в базе УФМС), после чего попросил Алексея Николаевича посмотреть в объектив круглой веб-камеры, направленной прямо ему в лицо.

– Проверка данных может занять до нескольких суток, – пояснил консьерж, – но я уже внес вас в базу клуба, а значит, вы сможете пройти в игровой зал прямо сейчас, не дожидаясь результатов проверки.

– А что будет после проверки? – не удержался Барский.

– Ничего, – улыбнулся в ответ молодой человек. – Мы выдадим вам удостоверение постоянного члена нашего клуба, и вы сможете проходить в игровой зал без всех этих формальностей, как ваш друг.

Он кивнул на стоявший перед ним компьютер, куда только что были занесены данные на Алексея Николаевича, затем перевел взгляд в сторону Ныша.

– Спасибо, – вежливо поклонился Барский.

– Да пошли уже скорее! – нервно буркнул Ныш, хватая его за руку и увлекая мимо охранника вглубь игрового помещения.

Здесь, на втором этаже, так же как и в холле, негромко играла музыка. Что-то джазовое, фортепианное, с элементами перкуссии. Мелодия в стиле лаунж, расслабляющая и будоражащая одновременно. Сразу у входа, прямо в стене, расположилось небольшое окошечко с бронированным (как понял Барский, по аналогии с банком) стеклом. И пока Ныш обменивал в этом окошечке денежные знаки на круглые фишки казино, Алексей Николаевич продолжал изучать помещение.

По центру зала стоял огромный рулеточный стол с классическим колесом и электронным табло, отображавшим выпадавшие на колесе цвета и числа. Вдоль стен расположились ломберные столы для игры в покер, блэкджек и прочие карточные игры. Еще он заметил дверной проем, ведущий куда-то вглубь, дальше, но что именно там находилось, отсюда ему видно не было.

– На, это тебе, – бодро произнес Ныш, отсыпая Барскому целую пригоршню пестрых разноцветных фишек. – Здесь долларов на триста, если будет нужно еще, обращайся.

– А что мне с ними делать? – растерянно спросил Алексей Николаевич.

– Во чудак! Играть, что же еще. Можешь начать с баккары, это самое простое. – Ныш кивнул в сторону одного из карточных столов. – А я пойду вон там присяду. За рулеткой понаблюдаю.

Он загадочно подмигнул и, оставив Барского одного, действительно пристроился с краешку рулеточного стола. К удивлению Алексея Николаевича, никаких ставок он не делал, а именно «наблюдал». Наблюдал за выпадающими на колесе числами, за игроками, крупье. Некоторое время сам Барский наблюдал за Нышем, но скоро ему это наскучило, и он уселся-таки за один из карточных столов.

С самого начала игра не заладилась. Он с ходу просадил в блэкджек половину фишек, выданных ему Нышем, затем несколько подостыл, решил умерить азарт и пересел за покерный столик. В покер, вроде бы, поперло! Флеш-рояль, стрит-флеш, фулл-хаус… Ну а далее игра развивалась по классике – «пошел пиковый, черный период неудач», и в полчаса Алексей Николаевич просадил все имевшиеся у него фишечки. Грустно осмотрелся, нашел взглядом Ныша и, когда рядом с тем освободилось место, с унылым выражением лица притулился рядышком.

– Что, уже все, наигрался? – расхохотался тот.

Барский виновато развел руками.

– На, возьми, – Ныш отсыпал ему горсточку десятидолларовых фишек, – тут на сто баксов. Обменяй…

Благодарно кивнув, Алексей Николаевич обменял у крупье денежные фишки на игровые.

– Смотри, что я делаю, и, когда я буду ставить, повторяй в точности за мной, – тихонечко шепнул ему Ныш. – Ставь точно такую же по номиналу фишку на то же самое поле, что и я. Если я пропускаю и ничего не ставлю, то же самое делай и ты. Понял?

Барский кивнул.

– Делайте ваши ставки, господа! – механическим голосом вещал крупье, раскручивая колесо рулетки.

Сразу несколько рук принялись раскладывать свои фишки на игровом поле. Ныш, а соответственно, и повторявший за ним Алексей Николаевич, пропустили ход.

– Последние ставки… – крупье запустил шарик в противоположную вращению колеса сторону. – Ставки сделаны, ставок больше нет.

Игра началась.

– Тридцать два, красное, четное, – объявил крупье.

Кто-то из сидевших за столом радостно начал потирать руки. Кто-то, напротив, разочарованно забарабанил пальцами по столу. Победители получили свой выигрыш, проигравшие грустно провожали глазами фишки, которые загребал крупье в пользу казино. Колесо снова закрутилось.

– Делайте ваши ставки, господа! Последние ставки… – Ныш и Барский снова пропустили. – Ставки сделаны, ставок больше нет.

Секунды напряженного ожидания. Звук катящегося по полированной поверхности шарика…

– Семнадцать, черное, нечетное.

Снова распределение выигрышей и проигрышей. Запуск колеса, механические сакраментальные фразы крупье. Пропуски ходов со стороны Ныша, а значит, и Барского.

«Два, черное, четное. Десять, черное, четное. Пятнадцать, черное, нечетное…»

– Десять баксов на красное, – тихонечко шепнул Ныш и сам поставил фишку на соответствующее поле.

Барский последовал его примеру. Шарик побежал по бортику навстречу вращающемуся колесу.

– Последние ставки… Ставки сделаны, ставок больше нет. – Замедлив ход и несколько раз перескочив из одной лунки в другую, шарик окончательно замер. – Девять, красное, нечетное.

Сердце у Барского радостно екнуло. Выиграл! Срубил десять баксов за один ход!

– Делайте ваши ставки… – игра продолжалась.

Время словно бы перестало существовать. Алексей Николаевич был полностью поглощен процессом игры. Большей частью Ныш пропускал ходы, но затем вдруг неожиданно делал ставку, причем ставил он не на какие-то конкретные числа или их комбинации, а всегда исключительно на красное или черное и, как правило, выигрывал! Если же вдруг совершал промах, что происходило не так уж и часто, то сразу же снова ставил на тот же самый цвет, но вдвое больше, чем была предыдущая ставка. Были моменты, когда он удваивал каждую следующую ставку три или даже четыре раза подряд, но в результате все равно срывал куш и получал по итогу этой серии ставок профит.

Люди за столом менялись. Одни проигрывались в пух и прах и покидали поле боя в расстроенных чувствах (этих было больше всего). Другие – срывали вдруг хороший куш и довольные отходили прочь, но таких были единицы. Кто-то играл без особого успеха или проигрыша, после чего покидал рулеточный стол, что называется, при своих. Каждые полчаса за столом менялся крупье. Но до самого утра все места за рулеточным столом были заняты. И только когда зал начал пустеть, Ныш пихнул Алексея Николаевича в бок и произнес:

– Пора, Николаич. На сегодня всё. Пошли в бар, пропустим по рюмахе да спать.

Барский взглянул на часы. Половина пятого утра. «Вот чёрт! – с удивлением подумал он. – Это ж сколько мы здесь проторчали? Часов семь-восемь, а то и больше?!.» Собрав все, что выиграли, они обменяли фишки в кассе у выхода на реальные деньги. Алексей Николаевич не без удовольствия отметил, что, помимо отыгрыша тех трехсот долларов, что он продул в карты, и ста, которые ему дал Ныш уже на рулетку, его чистый профит составил почти две с половиной сотни зеленых!

«Однако недурственно за одну-то ночь, – рассуждал он, прикидывая, что, если б не карточный проигрыш, то сейчас на кармане у него было бы не менее пятисот баксов. – Надо было сразу за рулетку садиться, а не тратить время и фишки в эти дурацкие карты». О том, что без Ныша он и на рулетке, скорее всего, слил бы все до последнего цента, он как-то не подумал.

Спустились вниз, на первый этаж и, миновав арку, прошли в помещение бара. Здесь гремели уже чисто танцевальные ритмы, мелькали огни цветомузыки, сверкали лазеры. Подойдя к стойке, Ныш заказал себе коктейль «Зеленая фея» (с абсентом, ромом, водкой, текилой и хрен его еще знает чем), Барский попросил безалкогольный «Бора-бора». На удивленный взгляд своего приятеля он ответил коротко:

– Не пью больше! Вообще.

– И как давно? – осторожно поинтересовался Ныш. – Помниться, еще три-четыре года назад мы с тобой в котельной так зажигали, что…

– Да! – перебил его Алексей Николаевич. – Тогда зажигали, даже в запой могли на две-три недели уйти, и ничего. А вот теперь (…время к тому подступило…) я не пью.

– Запой, – с какой-то ностальгией в голосе произнес Ныш, – это как чайная церемония у буддистов. Как там происходит полная концентрация на самом процессе и ничего более не существует вокруг, так и при русском запое важен исключительно сам процесс пития. А все, что выпадает из этого процесса, того как бы и не существует.