Любовь по нотам Вагнера, или Попаданка для Джина

Упс. Прокололись! Вот вам и великий режиссёр-постановщик! Лень было грим наложить, да? Или забыли в списке задач?

Я хмыкнула и усмехнулась вслух:

– Ой, да ладно тебе. Никаких у меня шрамов нет. Скажи уж честно, лениво было гримировать?

Сестра моргнула, отшатнулась на полшага.

– Что ты говоришь, Лесенька? – её голос стал тише, почти испуганным. – Не помнишь? Мы все видели… кожа твоя изрезана…

Она замолчала и внимательно вгляделась мне в лицо, пытаясь понять, шучу я или сошла с ума.

А я сидела с натянутой улыбкой и внутри думала: Так, стоп. Если это съёмки – то они явно халтурят. Если это не съёмки… то я вляпалась куда серьёзнее, чем думала.

– Ладно, шучу!

Сестра нахмурилась ещё сильнее.

– Шутишь ты, а мне сердце кровью обливается. Не каждая после такого встанет.

Я посмотрела на её уставшее, но светлое лицо и почувствовала, что так искренне ни один актер не сможет сыграть заботу.

Сестра всплеснула руками:

– Леся! Пойдёшь в баньку-то со мной? Париться тебе нельзя, но ополоснуться можно… А потом посидим с тобой?

Я не отказалась. Хотелось, наконец уже помыться..

Она взяла меня под локоть и вывела на задний двор. Дорожка к баньке была выложена плоскими камнями, кое-где скользкими от мха. Дым из трубы струился сизой лентой, пахло берёзовыми вениками и золой. Сестра толкнула дверь, и мы вошли.

– Вот тебе ведро, вот ковшик, вот тазик. А я попарюсь, пар нынче знатный, по-чёрному натопила. Камни горячие, – приговаривала она, показывая, где ковш, где полок, где бочку с ледяной водой поставили. – Раздевайся, помою тебя и раны твои заодно осмотрю.

Я начала расшнуровывать сарафан и, подхватив его за подол, натянуто улыбнулась: – Говорю же, нет у меня никаких ран. Смотри сама.

Я повернулась в предбаннике к ней спиной. И в этот момент сестра охнула:

– Матерь Ворона… – прошептала она. – Они… исчезли.

Её взгляд метнулся к моим ладоням. Я тоже посмотрела и едва не вскрикнула. Под кожей светилось что-то мягкое, тёплое, как отблеск свечи, только белый. Я попыталась зажать кулаки, но свечение лишь усилилось.

– Что… это? – шепнула я, и по спине прошёл холод.

Сестра медленно перекрестилась.

– Тело сестры моей передо мной. А душа… другая. Поэтому и шрамов нет и свет в тебе. Я сама виновата. Я открыла тебе книгу Судеб. Я позволила словам прозвучать и поменяла ваши судьбы.

Я попятилась. Сердце билось, как у пойманной птицы. – Так, стоп. Какая ещё книга? Какие судьбы поменялись?

Сестра шагнула ближе, почти шепча:

– Ты не та Леся, что была. Но свет в ладонях – он твой. Ты светлая, но чужая. А сестра моя – наша, из плоти и крови Вельдланда. Вы теперь одно целое. Ворон за вас решил и судьбы ваши сплел. И это страшно… но, может, так должно быть.

Я ощутила, как волосы на затылке встают дыбом.

– И что мне теперь делать? – вырвалось у меня.

Сестра тяжело выдохнула.

– Жить. За двоих. Если ты сможешь… всё изменится. И судьба, и Джин, и весь Вельдланд.

…..После бани мы сели к столу. Сестра достала кувшин и две кружки, деревянные, грубые, с зазубринами.

– Садись, хмельного домашнего испей, дух поправь.

Я сначала отнекивалась, но потом махнула рукой. Мы чокнулись. Я сделала глоток и тут же поняла, что совершила ошибку.

– Господи, да это не самогон, это напалм! – прохрипела я, задыхаясь.

Сестра расхохоталась:

– Пей, пей! На пополам не надо! Одной надо! Мужи от него веселы бывают, а бабы песни поют!

Я отхлебнула ещё. Горло жгло, но внутри разлилось тепло. Сначала в груди, потом в голове, и стало даже легко. Мы закусывали малосольными огурчиками, лузгали семечки. Сестра вдруг начала рассказывать байки, то ли шутки, а то ли намёки.

– Было, – говорит, – как к князю по весне ворон прилетал. Да не птица то была, а сам Джин в обличье пернатом. А кто глазом своим его поймает, тому судьба переменится. Да не всякому в радость перемена…

Я решилась спросить:

– Слушай… а ты Лилю знаешь?

Сестра сразу перестала улыбаться. Глаза её потемнели, взгляд стал тяжёлым. – Лилю?.. Есть сказ о девице той. Говорят, пришла издалече, да сгинувши во тьме. Не всяк её имя поминает. Молвят, что на Камчуге она проводник… Камчуга это место пограничное. Там дождь идет не водой, а белыми хлопьями, и всяк, кто обряд пройдет, того ждёт развилка: либо к свету, либо к погибели.

Я поёжилась, внутри всё сжалось. У неё в голосе не было ни капли шутки. – Вообще-то, я про Лилю, которая из Москвы, а не в Камчуге, – попыталась отмахнуться я. – И она пьёт мохито и поёт в караоке. Насколько я помню по нашей последней встрече, вовсе не «сгинувши во тьме».

И тут за окном каркнул ворон – резко, словно подтверждая слова сестры. Я вздрогнула. Камчуга… Это слово впервые прозвучало в её рассказе, но внутри меня что-то дрогнуло, словно я знала его раньше. Вроде как память чужой девушки во мне шевельнулась, которую во сне видела.

– Прямо Netflix-сериал какой-то, – пробормотала я.

Сестра смотрела на меня так, словно пыталась расслышать не слова, а то, что за ними. Потом тихо вздохнула:

– Ой, не вразумлю я речи твои. Чужая…. – И плеснула мне ещё.

Я опрокинула кружку и решилась:

– Ладно, колись, что тут за тема с князем? Кто такой этот Джин? И когда уже сценарий дадут? А то реально как в дурке. Что мне делать-то?

Сестра улыбнулась чуть печально:

– Просто живи жизнь свою, сестрёнка. Сама всё скоро поймёшь.

От её слов легче не стало. Скорее наоборот. Я делала вид, что хруст огурца и жгучий хмель – это всё, что меня волнует. Но внутри было неспокойно.

Если это игра или кино, то здесь слишком много настоящего.

Вдруг я все же «попаданка» и сейчас моя душа вселилась в тело другой Леси, как намекает мне сестра? Бред… Не, не верю. Такого не бывает. Это просто игра. А если не игра? …

То я должна срочно выучить правила. Иначе меня быстро выведут из неё. И, судя про намек на шрамы, тут может быть больно.

Глава 7. Мистические нити

Ночью я заснула прямо на лавке у сестры, укрывшись мягким шерстяным одеялом. Мотик тут же устроился у моих ног, свернулся калачиком и сопел и похрапывал во сне. Дети заснули в углу, на печи, под общей шкурой. Мальчонка, спал, раскинув руки, а девочка лежала на боку, прижимая к себе дощечку с рисунком – моим, между прочим. Я невольно улыбнулась.

Хмель бил в голову, шумел и я провалилась в сон, снова в чужую память.

…Я – уже не я. Смотрю глазами другой Леси.

Вижу факелы, коптящие на каменных стенах. Воздух горячий, пахнет вином. И рядом – он. Князь. Его тень заслоняет свет, лицо перекошено яростью, в глазах горит жадный огонь. В руках он сжимает плеть.

А я – прежняя Леся – прижимаюсь к стене, руки дрожат. Сердце мечется, как птица в клетке. Самой стыдно признавать: князь мне нравился когда-то. Его сила, его ухаживания, даже холодный блеск в глазах всё это будоражило. Девичье сердце замирало от его внимания, и я ждала, что однажды он скажет мне «люблю».

Но он не сказал. Для него это было игрой, властью, жаждой обладать. И потому каждый его шаг ко мне был страшен, пугал меня.

– Будешь моей, – произносит он низко, как приговор. – Мне ведомо, что в Книге ты прочла. Но Книга – прах. Моё слово и есть закон.

– Нет… – голос дрожит, но я нахожу в себе силы поднять взгляд. – Я не могу. Не так. Не без любви…

Он сжимает плеть сильнее.

– Любовь? – в его голосе издёвка. – Разве князю нужна любовь, чтобы взять то, что принадлежит ему по праву?

– Я видела его лицо, – шепчу я, чувствуя, как слова сами срываются с губ. – Моё сердце уже не твоё…

– Его? – он нависает надо мной, глаза сверкают. – Назови имя, дерзкая! Кто он?!

– Джин… – вырывается у меня, и я понимаю, что это конец.

Его лицо искажает бешенство.

– Проклятая! – рявкает он. – Да чтоб этот Джин сгнил в Смертных землях! Ненавижу!!!!

Плеть со свистом рассекает воздух. Боль взрывается в теле огненным криком. Я вскрикиваю, но тут же сжимаю зубы.

– Убей, но не заставишь, – выдыхаю, слёзы катятся по щекам. – Душа моя не твоя…

Князь свирепеет, глаза становятся почти нечеловеческими, словно вороньи. Свист плети, и мне больно так, что тело выгибается и крик рвётся из груди. И снова свист плети . И снова боль. Снова кусаю губы. Опять кричу..

В этот миг сквозь крики и треск факелов в окно влетает чёрный ворон. Он кружит под потолком, расправив крылья, и каркает так пронзительно, что хочется уши заткнуть.

– Ворон… – шепчу я, хватаясь за последнюю надежду. – Не оставь меня… дай сил… Или забери мою душу..

Князь оборачивается к птице, его взгляд мрачнеет.

– Прочь! – рычит он. – Не твоё это!

Но ворон садится прямо на край факела, и его глаза сверкают так же ярко, как огонь.

Карканье становится громче, как удар в сердце. Факелы гаснут. Боль гаснет. Всё растворяется в темноте.

А потом тот же ворон смотрел на меня своими умными глазами во дворе на старой телеге. А глаза у него были, как у того мужчины из книги сестры.

– Леся… – каркнул он неожиданно разборчиво. – Я нашел тебя.

Я задохнулась.

– О, господи! Может, не надо? Мне было стращно..

– Нити тянутся к тебе, – ворон наклонил голову. – Укажи путь..

Я сглотнула, заставив себя молчать. Но это же был сон, а значит, контролировать я себя не могла. И я выдала всю информацию:

– Дорога… через лес, к реке. Там мост… от моста к самой высокой башенке и избы….

Птица встрепенулась, расправила крылья, и я услышала почувствовала как невидимые нити потянулись от меня к когтистым лапам птицы.

Я шепнула, сама не понимая зачем:

– Джин… если это не сон… то лучше уж ты, чем князь – садист с его розгами..

Ворон каркнул и взмыл в небо, оставив после себя ощущение, что часть меня самой полетела вместе с ним.

И я проснулась с криком, с липким потом на висках и странным знанием: чёрный ворон был свидетелем. И теперь он проводник между мной и той, что была здесь до меня.…..

Дверь заскрипела, и в избу вошёл мужчина. В утренних проблесках света разглядела только то, что коренастый. Он поздоровался тихо, не хотел разбудить детей и меня. Сестра подала ему миску похлёбки, кусок хлеба и кружку кваса. Он ел молча, медленно, как человек, привыкший к труду и редким разговорам. Потом благодарно кивнул жене, снял сапоги и улёгся в другой комнате. Сестра ушла к нему.

Я услышала её шёпот, она рассказывала мужу, что я не ее сестра.

Он ответил, и в его голосе была злость:

–Тогда она колдунья. Надо князю сказать, пусть сожгут ее.

Сестра подняла голос:

– Только попробуй! Я за ней на костер пойду. Я же магичка. А ты мной ты живёшь, детей растишь, хлеб ешь. Как ты смеешь такое говорить?

Ссора нарастала, как гроза.

– Ты – своя. А она – чужая, из-за неё беда придёт.

– Слыхал ли ты легенду о Чужой? О Белой Вороне? Она явится, когда мир будет разорван тьмой. Ворона белая, чужая для всех, но она несет свет. Она истребит власть тьмы, но прежде перевернёт всё вокруг. Её голос дрогнул. – Может, Леся и есть та самая. И если так, то твой страх станет нам погибелью.

Я слушала и не понимала, зачем сценаристы вставили в «сериал» этот странный диалог. Выглядело, конечно, эффектно: разговор про «избранную», про Белую Ворону. Может, это тоже очередная подсказка, что мне нужно куда-то идти или что-то искать?

Он шумно втянул воздух:

– Глупые сказки! Тьма сама в ней сидит!

– Нет! – сестра повысила голос. – Я вижу её ладони, вижу свет, что в ней просыпается. Я чувствую, что она избранная.

Я лежала и делая вид, что не слышу, но каждое слово вонзалось иглами. Я дождалась, пока разговор стихнет и раздастся храп мужа сестры, тихонько натянула сарафан, стараясь не шуршать тканью, позвала шёпотом Мотика. Он лениво потянулся, встряхнул ушами и спрыгнул с лавки.

– Тсс… – я приложила палец к губам и показала мальчонке, который вдруг приоткрыл глаза. Он заулыбался сонной улыбкой и снова уткнулся в подушку.

Обидится сестрёнка? Я же видела, как она смотрела на меня с надеждой, наверно, верила, что я всё ещё та Леся, которую она знала с детства. Но я совсем не та. И, выходит, только рушу её мир, ее брак и семью. В конце концов, мне уйти проще, чтобы они из-за меня не ругались. Пусть живут, как жили, без меня.

На цыпочках я вышла из избы, и утренний воздух обдал лицо прохладой. Было ощущение, что мир только-только просыпается , а я еще нет.

Глава 8. Джин во плоти

Моя изба утром встретила меня пустотой. Тишина стояла такая, что даже половицы не скрипели. Петры нигде не было: ни на кухне, ни во дворе. Видимо, ушла по делам, а мне оставила полный карт-бланш на хозяйство.

Сначала я радостно вздохнула: ну наконец-то! Свобода! Но радость быстро сменилась озабоченностью, когда закудахтали куры. Я быстренько собрала волосы в хвост, переоделась в мужские штаны и рубаху, подпоясалась какой-то веревкой. Эх, жаль тут нигде зеркала нет, интересно было бы на себя «в образе» посмотреть. И пошла во двор к ним. Голодные, наглые, они смотрели на меня с требованием решить их продовольственный вопрос и пытались клюнуть в ногу. Хорошо, сапоги догадалась одеть. Да-да. Куры.

Этот факт до сих пор вызывает у моих знакомых когнитивный диссонанс. «Леся и куры» звучит как сюжет для артхаусной комедии. Журналистка, йога, театры, выставки и тут: сарай, перья.

…Вообще, мой первый контакт с сельским бытом был незабываем. На заре карьеры я работала в агрофирме, продавала комбайны, ничего не зная ни о тракторах, ни о посевах. Но продажи шли отлично: фермеры, видимо, доверяли интуиции. Или каблукам.

Моя первая командировка была в колхоз. На праздник урожая. Я представляла себе чистые дорожки, аккуратные домики, поля как для гольфа. Надела самое красивое платье, каблуки. А на деле оказалось нужно было пройти с километр по жидкому чернозёму, приправленному свежим навозом. Колхозники в телогрейках смотрели на меня, как на богиню. Только на руках почему-то не несли.

Я выковыривала туфли из г..на и грязи, материлась про себя и клялась держаться от сельской жизни подальше.

Но жизнь она шутница.

В пандемию, когда весь мир сидел по домам, подруга принесла мне инкубатор и коробку яиц.

– На. У тебя всё есть, кроме этого, – сказала она.

– Серьёзно?..

– А чем ещё тебя удивить?

Под бутылку мартини мы обсудили вечный вопрос, что первично, курица или яйцо, и, не дождавшись озарения, заложили 20 яиц в инкубатор с прозрачной крышкой.

Три недели – никаких усилий. Только капала воду и ставила крестики в календаре. А на 21-й день – писк.

Я замерла. Это было похоже на магию. На чудо. Из яиц вылупились самые настоящие птенчики. И я за ними ухаживала, прочитав целую кучу специальной литературы.

Так что по курицам я была экспертом.

Нашла корзину с кормом, насыпала им в корыто. Куры загалдели, стали толкаться, махать крыльями, разбрасывая зёрна по двору.

Мотик, конечно, не смог упустить шоу. Он тут же влетел между ними, радостно лая и носился, стараясь ухватить хоть одну за хвост. Те возмущённо хлопали крыльями, подпрыгивали, а одна даже умудрилась клюнуть его по носу.

– Молодец, пёс! – рассмеялась я. – Давай, тренируйся, вдруг в следующий раз и петуха догонишь.

Мотик посмотрел на меня с видом героя, который только что выиграл мировое сражение, и гордо уселся посреди двора, пока куры снова возвращались к корыту.

Увлекшись, я решила заодно прополоть и крапиву. Обмотав руки тряпкой, чтобы не обжечься, сражалась с колючими зарослями. У меня же в Москве есть дача, поэтому некоторые «прелести» деревенской жизни были мне не чужды. Потом натаскала воду из колодца и пыталась протопить печь. У меня на даче тоже есть, поэтому я в этом деле «не новичок». Благо, дрова уже были нарублены и сложены в целую поленницу.

Я терла палочки друг о друга, но огонь не появлялся. Вдруг у меня между ладошками зашипело и от них пошел дымок. И это точно не от огнива! Мистика. Так и сума сойти не долго.

Петровна так и не появилась. А жаль, я бы не отказалась от ее картошечки на выжарках. Пошарив в печи, я нашла хлеб, завернутый в рушники крынку с ряженкой. Поделилась с Мотиком. Солнце светило сквозь листву, ветер шевелил листья. Похолодало. Сходила в дом, накинула на плечи ватник Петры. Села на завалинку, задумавшись обо всем, что тут со мной происходит.

И тут.. Калитка скрипнула. Мотик радостно залаял, завилял хвостом. Петровна, что ли вернулась, наконец? Я подняла голову.

Ко мне приближался высокий, широкоплечий брюнет с острыми, словно выточенными из камня, чертами лица, с чувственным изгибом губ. Волосы падали на плечи, а под тонкой тканью рубахи перекатывались мышцы.

Сто процентов- шикарный мужчина! Собственно, я так и прошептала:

– О боже, какой мужчина….

Тот самый. Который мне снился, когда я видела книгу судеб, девушку, похожую на меня и сестру, перелистывающую страницы. Его лицо, резкие скулы, этот взгляд – всё было до жара в ладонях знакомо.

– Не может быть… – вырвалось шёпотом.

Мой Сон ожил. И теперь он шёл прямо ко мне.

Мотик подбежал к нему, и мужчина наклонился, потрепал пса по загривку.

Я поймала себя на том, пялюсь на него неприлично. Ну а что? С сайта знакомств мне в основном попадались диванные философы с пузиком. А тут в калитку зашел натуральный мачо. Даже слишком натуральный.

Я скользнула взглядом еще раз по его фигуре. Загорелая кожа, под распахнутым воротом рубахи виднелся шнурок с кулоном в виде когтя, на ключице – шрам, явно скрывающий что-то интересное из его жизни.

Я сглотнула и натянула на себя самый равнодушный вид, какой только могла. Но руки всё равно дрожали. На мне шаровары, ватник, старые сапоги, волосы растрёпаны, как у ведьмочки, а рядом человек из старинной книги. Или журнала «Максим», если уж начистоту.

Мужчина остановился в паре шагов, и его глаза на миг расширились. Тоже узнал? Но даже если и так, то быстро его взгляд стал непроницаемым.

– Леся? – спросил он низким голосом, в котором было больше утверждения, чем сомнения.

– Да, я самая….

– Ведомо мне, – говорит таким волнующим меня голосом. —Лик твой во сне увидел. И был премного удивлен, узнав, что ты у князя служишь личным переводчиком и главным писарем. Призвала ты меня…

–А.. Ну наверное…, – я растерялась, если честно. Призвала же его та девушка, похожая на меня..

– А адрес где взял? – задала вопрос, ну чтобы как-то поддержать беседу… —Мне сценарий не дали, ты давай как-нибудь сам выруливай, по ходу, в теме же.

– Адрес? Сценарий? Не ведомо мне слова этакие.. Молвили, что языки ты разные знаешь и говоришь чудно. Ворона отпустил, он к тебе во сне прилетал. Весточку тебе в приказ написал. Думал, если откажешь, нет Судьбы моей в этом мире более. А ты приняла свиток.. И показала ворону дорогу в избу свою. Ты мое сердце за нити держишь.

Я только кашлянула и поправила свой ватник, чувствуя себя как на кастинге «Холостяка» с красивым, но немого «не в себе» мужчиной.

– Еще вопрос, Джин.. Как меня ворон нашел? Это же не собака розыскная. Что-то не могу понять эту тему с птицами. Чуть что- сразу – ворон..

– Леся, птица- это проводник, – начал объяснять он мне как ребенку. Книга Судеб связывает судьбы людей невидимыми нитями. Нити судьбы привязаны к местам, предметам, запахам. Вороны способны видеть невидимое и находить нити. Мой пролетел через кладбище мыслей, покрытые пепельной памятью, через шумные рынки слухов (где нити путались), через глаза других воронов. Нить близко к миру во снах, поэтому ее птице и легче распутать. Он пришел к тебе во сне и ты рассказала ему путь.

– Эээ… ну… так – то прям понятнее стало. А я все думала, почему мне везде вороны мерещатся и во сне со мной разговаривают. – Ну проходи, чего уж. – протянула ему руку для приветствия.

Он взял мои пальчики и легонько поцеловал.

У меня внутри всё пело и возмущалось одновременно:

«Да вы что, сговорились там, наверху? Я тут, между прочим, в ватнике, с ногтями без маникюра, мужских штанах и без прически, а вы мне принца из книжки подсовываете. Ну не совсем подходящий момент!».

– Ты как пламя, – слегка удивленно произнес он, отпустив мою руку и перевел тему, – давно здесь живёшь?

Я прыснула:

– О да, я тут почти коренная… . Успела сходить на работу, подружиться с курами, прополоть огород и почти зажечь огонь в печи. Прямо как в сказке про Золушку, только без волшебной палочки. Про палочку прозвучало несколько двусмыслено. Я покраснела.

Он улыбнулся. Улыбка не показная, а искренняя:

– Справляешься…

«Ага, конечно. Кто, как не я, умеет изображать, что всё под контролем, когда всё рушится?».

– Ну… пытаюсь. Ты сам-то кто? По имени? Или прям так звать, как в книге сестры было- «Джин, Хранитель судеб?»—спросила я, разглядывая его из-под ресниц.

– Зови меня просто – Джином.

– А ты… ничего не попутал, точно ко мне пришёл? – не выдержала я, задав главный вопрос, который меня мучал. Леся из сна была на вид помоложе чем я в разы… Не, я понимаю, любви все возрасты покорны, но все же…

Он посмотрел прямо в глаза:

–Я сомневался, пока не увидел тебя сейчас… Когда почувствовал жар в сердце и увидел сон про Избранную, понял, что должен сам все проверить, не морок ли это. А теперь вижу свет твоего сердца. Вижу, что судьба ты моя.

Мы пошли к лавочке у крыльца. Он сел рядом, не слишком близко, но и не отстранённо. Я ощутила запах: что-то свежее, как лес после дождя с запахом костра. Интересный парфюм. Молекула? Духи с феромонами?

– Молви ми, Леся, – заглядывает прямо в душу, – чи есть у тебя во сердце иной, любимый? Ли князь мил тебе?

Я поперхнулась.

«Лесь, смотри, не сглупи!» – уже орала во мне моя Богиня. – «Ща признаешься, и всё, конец фильма, тебя режиссер сольет!»

– Ну… – мямлю я. – Вообще-то, я… эээ… свободна. И князь вообще не в моем вкусе… Холодный слишком. Садюга.. Брр..

– Добро, – кивает он. — Аз есмь воин и странник, но коли сердце твоё откликнется – стану рядом.

И тут его ладонь снова коснулась моей. Второй раз.. Положил ее сверху и чуть сжал, так нежно и вместе с тем- властно… В тот миг у меня по коже прошёл ток, словно кто-то включил лампочку прямо под кожей. На ладони вспыхнуло лёгкое сияние , едва заметное, но оно было.

Я дёрнула руку, но ее тянуло обратно, как магнитом. – Что это? – выдохнула я.

Он тоже смотрел, прищурившись. В его лице не было удивления, только то самое странное узнавание.

– Свет, – сказал он глухо. – Твой свет.

Если честно, такой «контент» я и сама готова была бы смотреть бесконечно. Лиля, дорогая, не знаю, сколько кастингов надо было провести, но мужчина просто- божественен! И эти спецэффекты с моими ладонями. Интресно, может это фосфор какой и поэтому я так «свечусь»?

Куры в сарае кудахтали, поддакивали моим мыслям. А я сидела рядом с ним и понимала: если это кино, то пусть оно не заканчивается слишком быстро.

Глава 9. Второй ключик

– Ну проходи в избу, красавчик. Отпочевай или как у вас там. Короче, картошка есть, но микроволновки нет. Холодную будешь?

– Из твоих рук, милая, яд бы принял. За честь сочту. – Он улыбнулся. – Хоромы твои малы, но сердцем полны.

«Хоромы?! Это он мою избенку хоромами назвал. С юмором, молодец!»

Я уселась напротив, подперев щёку ладонью. И тут меня осенило: а чего я церемонюсь? Надо взять инициативу.

– Ну, давай по порядку. Классическое интервью. Кто ты, откуда родом, чем занимаешься, где проживаешь, материальное положение: наличие жилья, транспорта, скота… – перечисляю, загибая пальцы. – Семейное положение можно не уточнять, у вас, я так понимаю, все через «Книгу знакомств или глаз Ворона».

Джин хмыкнул, присел на лавку и чуть склонил голову. – Родился в сердце Вельдландии. Рос там, где зимы держат человека в ежовых рукавицах. Воин я. Много лет жил лишь мечом и воевал за чужие земли.

– А жильё? – не унималась я. – Так, чтобы с пропиской, наверняка?

– Жильё моё там, где клинок мой и конь стоит привязанный. – Он говорил спокойно, но глаза сверкнули. – А остальное меня не держит.

– Ясно, короче: контрактник, – буркнула я. – А транспорт есть? Карета?

– Конь, – коротко ответил он.

– Ладно, тоже дорогое удовольствие, – улыбнулась я.

Он усмехнулся едва заметно.

– Ты спрашиваешь, как на ярмарке невест. Проверяешь, достоин ли я.

– Конечно! – я поддернула плечом. – Хочу знать, вдруг мне с тобой ипотеку брать, а у тебя дети от предыдущих браков, алименты и плохая наследственность.