Построй свой мост

– Молодой человек, – сказала она на своем ломаном, но понятном русском. – Вы здесь кого-то ищете?

Александр, ошарашенный, остановился.

– Я… к сыну.

– Здесь нет вашего сына, – фрау Шульце ткнула палкой в его направлении. – Здесь живут мои соседи. И я не люблю, когда у моего дома стоят незнакомые мужчины и пугают женщин. Уходите. Или я вызову полицию. Я знаю номер.

Натка смотрела на эту сцену с открытым ртом. Александр что-то пробормотал, швырнул окурок и, бросив на Натку злобный взгляд, быстрым шагом удалился.

Фрау Шульце повернулась к Натке.

– Входи, девочка. И не бойся. Псы трусливы. Особенно когда знают, что за тобой следят мои старые глаза.

Натка переступила порог, и ее вдруг затрясло. Не от страха, а от облегчения. Она была не одна. Ее крепость имела не только стены, но и союзников. И самый неожиданный из них стоял сейчас перед ней, опираясь на палку и смотря на нее с безмерной добротой.

Война только начиналась. Но первый бой был выигран.

*******

На следующее утро мир казался хрупким, как тонкий лед на луже. Каждый звук на лестнице заставлял Натку вздрагивать. Она провожала Костю в школу, не отпуская его руку до самых дверей, зорко осматривая окрестности.

– Мам, я не маленький, – пробормотал он, но не сопротивлялся.

– Знаю, солдат. Но сейчас – особые условия.

Вернувшись, домой, она не пошла на работу, сославшись на семейные обстоятельства. Первым делом позвонила брату.

– Макс, он был здесь. У подъезда.

– Я уже в курсе, – голос Максима звучал сдавленно. – он мне звонил, угрожал, что “наведет порядок в семье“. Натка, я могу приехать.

– Нет, – твердо сказала она. – Ты не можешь бросить работу. И я не хочу, чтобы ты с ним связывался. Он… непредсказуем. Но мне нужен совет. Как усилить защиту?

Максим, проработавший годы обычным сантехником, смог придумать только: камера на входе, датчики движения, смена замков и перцовый баллончик. Она благодарно записывала, чувствуя, как обретает почву под ногами. Действие было лучшим лекарством от страха.

Затем она написала Симоне, кратко объяснив ситуацию. Та мгновенно ответила: “Мой муж сегодня же вечером поможет с установкой камеры! Ни слова больше!“

Пока она составляла список покупок в строительном магазине, раздался звонок от Пауля. Она посмотрела на имя на экране, и сердце сжалось в комок. Вздохнув, взяла трубку.

– Я не звонил несколько дней, давал тебе пространство, – он начал без предисловий. – Но, после вчерашнего.... Как ты?

– Жива, – коротко ответила она. – Устанавливаю систему безопасности. Учу сына звонить в полицию.

– Хорошо, – он сказал это слово с странной интонацией, будто ставил диагноз. – Это правильно. А что насчет… нас?

Натка закрыла глаза. “Нас“ больше не существовало. Существовали угрозы, планы защиты и нерешенные этические вопросы.

– Пауль, я не могу сейчас. У меня горит земля под ногами. И я… я все еще не понимаю. Как совместить того человека, который писал мне о хирургических нитях судьбы, с тем, кто участвовал в той программе.

– Я не оправдываюсь, – его голос прозвучал устало. – Я лишь прошу шанса объяснить. Не для того, чтобы ты простила. А чтобы ты поняла. Когда-нибудь. А пока… Позволь мне хотя бы быть твоим тылом в этой войне. Как друг. Как союзник.

Она молчала. Ее разум кричал “нет“, но ее реальность, одинокая и опасная, требовала поддержки.

– Хорошо, – наконец выдохнула она. – Как союзник.

Вечером Симона с мужем, добродушным немцем по имени Томас, действительно приехали. Томас, молча и быстро установил у входа камеру с датчиком движения и поставил на двери новый, более надежный, замок.

– Если что, – сказал он, пожимая ей руку, – вы знаете, куда обращаться.

Когда они уехали, Натка осталась одна в квартире, но чувствовала себя менее уязвимой. Ее крепость обрастала технологиями.

Перед сном Костя, уже лежа в кровати, спросил:

– Мам, а этот мужчина… тот, что был вчера… Это правда, был мой папа?

– Да, – тихо ответила Натка, садясь на край его кровати.

– Но он плохой. Я это почувствовал.

– Люди редко бывают абсолютно плохими или хорошими, Костя. Но его поступки… его поступки причиняют нам боль. И мы должны защищаться от этого.

– А Пауль хороший? – в его голосе слышалась надежда.

Натка вздохнула.

– Он… сложный. И он сделал в прошлом очень плохие вещи. Но сейчас он пытается быть хорошим. Для нас.

– Как в комиксах, – серьезно сказал Костя. – Бывает, злодей становится героем. Или наоборот.

– Да, – улыбнулась она грустно. – Как в комиксах. Спи.

Она вышла из комнаты и подошла к окну. Ночь была тихой. Камера у входа мигала крошечным красным огоньком, как сторожевой пес. Где-то в этой ночи бродил Александр. А за океаном бодрствовал Пауль, ее “сложный“ союзник.

Она провела рукой по холодному стеклу. Ее жизнь снова превратилась в поле боя. Но на этот раз она не была беззащитной беженкой. Она была генералом, строящим оборону. И у нее была армия – странная, состоящая из старой немки, коллеги-вьетнамки, брата-инженера и канадского доктора с темным прошлым.

Это была не та жизнь, о которой она мечтала. Но это была ее жизнь. И она была готова за нее сражаться.

*******

Тишина в квартире была звенящей, тяжелой как свинец. После отъезда Симоны с мужем, Натка обошла все комнаты, проверяя замки и задергивая шторы на окнах с мелодичностью тюремного надзирателя. Ритуал безопасности. Новый замок на входной двери щелкал с твердым, металлическим звуком, вселяя не столько спокойствие, сколько горькое удовлетворение от необходимости такой защиты.

Она подошла к маленькому монитору, подключенному к камере у подъезда. Экран делился на четыре секции, показывая пустую ночную улицу, угол подъезда, их входную дверь изнутри и лестничную клетку. Красная точка датчика движения мигала ритмично, как кардиограмма ее тревоги. Границы ее крепости были обозначены. Теперь предстояло научиться жить внутри этих границ, не сходя с ума от клаустрофобии.

На кухне она налила себе воды, и рука дрогнула, расплескав жидкость по столу. Раздраженно смахнув капли, Натка ощутила леденящую усталость. Не физическую – та была привычной спутницей последнего времени. Это было истощение нервов, вымотанных постоянным ожиданием удара.

Телефон вибрировал на столе. Пауль. “Союзник“. Она смотрела на экран, чувствуя, как в груди сталкиваются два противоположных импульса – оттолкнуть и притянуть. Притянуть победило. Разумом, а не сердцем.

– Да, – голос ее прозвучал хрипло.

– Всё спокойно? – его вопрос был лишен каких-либо предисловий, чистый, обезжиренный контакт.

– Пока да. Камера работает. Замок стоит.

– Хорошо. Слушай, я кое-что продумал. Ты не должна ходить пешком, особенно вечером. Ни в магазин, ни за Костей, если он задерживается. Закажи такси через приложение, я настрою привязанную к твоему аккаунту свою карту. Это не подарок, – он, словно угадав ее возражение, говорил быстро и четко. – Это логистика. Так безопаснее. Согласна?

Она молчала, переваривая. Это было рационально. Практично. Но, ставило ее в позицию обязанной. Снова.

– Я сама…

– Натали, – он перебил ее, и в его голосе впервые зазвучала не медицинская мягкость, а усталое упрямство. – Сейчас не время для гордости. Это – тактика. Прими ее. Ради Кости.

Последний аргумент был решающим. Она кивнула, забыв, что Пауль ее не видит.

– Хорошо. Как тактика.

– Отлично. Я всё настрою и пришлю инструкцию. Еще что-то нужно?

“Нужно, чтобы этого всего не было. Нужно, чтобы ты был здесь. Нужно, чтобы я могла тебе доверять без этой черной дыры в груди“. Мысли пронеслись вихрем, но ни одна не сорвалась с губ.

– Нет. Пока нет.

– Я на связи. Всегда.

Разговор оборвался. Она опустила телефон и прикрыла глаза. Эта виртуальная поддержка была похожа на костыль – помогала идти, но постоянно напоминала о собственной ущербности.

Ночью ее разбудил кошмар. Не образы, а ощущения – чьи-то шаги за дверью, скребущий звук в замочной скважине. Она села на кровати, сердце колотилось, как птица в клетке. Темнота за окном была абсолютной. Молодая женщина краем глаза взглянула на монитор камеры – улица была пуста. Но животный страх, липкий и холодный, не отпускал. Она встала, босиком подошла к двери и прислонилась лбом к прохладному дереву, слушая тишину. Там никого не было. Это была просто тишина. Но ее нервы уже начали слышать в ней угрозу.

Утром, проводя Костю в школу через новую, отлаженную процедуру – проверка улицы через камеру, быстрый выход, крепко сжатая рука – она получила СМС от брата.

“Он вчера вечером звонил мне с незнакомого номера. Говорил, что ты сводишь его сына с ума, и он “примет меры“. Будь осторожнее, сестренка. Я могу приехать к вам, по первому звонку“.

Текст сообщения заставил нервничать. “Примет меры“. Что это значило? Вызовет полицию? Попытается силой забрать Костю? Или что похуже? Она заставила себя дышать глубже, по методике, которую когда-то вычитала для борьбы с паническими атаками. Воздух наполнял легкие, холодный и обжигающий.

Вечером, следуя указаниям Пауля, она впервые вызвала такси через приложение. Машина подъехала ровно через три минуты. Дорога до школы заняла не больше пяти минут, но эти пять минут в замкнутом пространстве чужой машины, с чужим водителем, показались вечностью. Она не сводила глаз с телефона, отслеживая их маршрут, готовая в любой момент нажать кнопку экстренного вызова.

Когда они подъехали к школе, и она увидела Костю, мирно болтающего, у забора, с одноклассником, комок в ее горле, наконец, рассосался. Мальчик, увидев ее, помахал и побежал к машине.

– На такси? Круто! – обрадовался он, запрыгивая на заднее сиденье.

– Да, – устало улыбнулась она. – Новые правила.

По дороге домой Костя болтал о школе, о его школьном проекте, а Натка смотрела в окно на мелькающие огни и думала о том, что жизнь теперь измеряется не днями, а тактическими циклами: проверка безопасности, сопровождение ребенка, ожидание новой угрозы.

Дома, пока сын делал уроки, она получила от Пауля подробную инструкцию по работе с приложением такси. В конце короткого, делового письма была одна-единственная строчка, стоящая особняком: “Я знаю, что это невыносимо тяжело. Но ты хорошо справляешься. Ты не одна. Помни об этом“.

И, читая эти слова, сидя в своей укрепленной крепости, под присмотром электронных глаз камер наблюдения, Натка поняла странную вещь. Ее мир сузился до размеров осажденной цитадели, но чувство одиночества в этот момент было не таким острым. Потому что в этой войне у нее был тыл. Сложный, противоречивый, находящийся за океаном, но – тыл. И пока он был, она могла держаться.

*******

Жизнь по новым правилам входила в привычку, как входит в тело хроническая боль – сначала остро и невыносимо, потом притупленно, становясь фоном существования. Неделя пролетела в ритме такси, проверок камер и коротких, деловых сообщений от Пауля. Он не лез в душу, не пытался возобновить старые разговоры. Его поддержка была конкретной, как шприц с адреналином в сердце, – вовремя и по делу.

В пятницу вечером, когда Костя, наконец, уснул, измотанный неделей напряженной бдительности, Натка позволила себе расслабиться. Она сидела на кухне с чашкой чая, глядя на монитор. Улица была пуста. Тишина.

И тут телефон снова завибрировал. Незнакомый номер. Городской.

Инстинкт кричал “не брать“, но любопытство, смешанное с адреналином, заставило поднести трубку к уху.

– Алло? – голос ее прозвучал настороженно.

Молчание. Потом – негромкий, влажный смех, который она узнала бы среди тысяч других.

– Скучаю по тебе, Наташ. И по сыну.

Кровь застыла в жилах. Он был где-то рядом. Он дышал в трубку, и ей почудился запах его табака.

– Не звони сюда больше, – выдавила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– А что ты сделаешь? Позвонишь своему новому другу-иностранцу? – ядовито протянул он. – Тот, кто далеко, не поможет. А я – вот он. Рядом. Мы же семья.

Она резко положила трубку. Руки дрожали. Она встала, подошла к монитору, впилась глазами в пустые секции экрана. Никого. Но, он был где-то тут, в радиусе нескольких сотен метров. Он видел ее. Чувствовал ее страх.

Телефон завибрировал снова. Сообщение от Пауля. “Все в порядке?“

Он словно чувствовал. Эта странная, необъяснимая связь, работавшая даже на расстоянии.

Она не смогла сдержаться. Пальцы сами выдали короткий, обрывистый текст: “Он звонил. С незнакомого номера. Говорил, что рядом“.

Ответ пришел почти мгновенно. Не текст. Голосовое сообщение. Она включила его, прижав телефон к уху.

Его голос был низким, спокойным, но в нем слышалось стальное напряжение:

“Хорошо. Первое: заблокируй этот номер. Сейчас же. Второе: сохрани запись разговора, если есть возможность. Третье… – он сделал небольшую паузу, – Натали, дыши. Глубоко. Он играет с тобой. Это психологическая атака. Он хочет вывести тебя из равновесия. Не дай ему этого“.

Она слушала, закрыв глаза, и его слова были как холодный компресс на раскаленный лоб. Он не говорил пустых утешений. Он давал инструкции. И это возвращало ей контроль.

“Я… я не записала“, – прошептала она в ответном голосовом сообщении, чувствуя себя виноватой в этой ошибке.

“Ничего. В следующий раз – записывай. А сейчас просто дыши. И помни – ты в безопасности. У тебя есть защита. Он не посмеет войти“.

Она последовала его совету. Заблокировала номер. Сделала несколько глубоких вдохов. Дрожь понемногу отступала, сменяясь холодной, целенаправленной яростью. Как он смеет? Как он смеет врываться в ее жизнь, в ее хрупкий покой, который она с таким трудом выстроила?

Она подошла к окну своей спальни, отодвинула край шторы и выглянула. Ничего. Темнота и тишина. Но где-то в этой темноте прятался он. Тень у порога.

Утром, за завтраком, Костя спросил:

– Мам, а почему ты такая бледная?

– Не выспалась, – солгала она, наливая ему сок.

– Из-за папы?

Ее сердце сжалось. Дети все чувствуют.

– Отчасти, – честно ответила она. – Но мы с тобой – команда. И мы со всем справимся.

После завтрака она заставила себя сделать то, на что не решалась раньше. Она позвонила в полицию и подала официальное заявление о преследовании, приложив к нему распечатку входящих вызовов с того номера. Офицер на другом конце провода на этот раз отнесся к ситуации серьезнее, пообещав проверить номер и “проработать вопрос“.

Это был еще один кирпич в стене. Официальный, бюрократический, но прочный.

Вечером того же дня, когда она проверяла почту, ее взгляд упал на старую, забытую папку с ее дипломными проектами. Чертежи, эскизы, смелые идеи той, прежней Натки. И вдруг ее осенило. Ее крепость была оборонительной. Но чтобы победить в войне, одной обороны мало. Нужна контратака. Не силовая, нет. Творческая.

Она открыла чистый файл и начала рисовать. Не проект для бюро. А проект своей жизни. План. Стратегию не просто выживания, а победы. Победы над страхом. Над прошлым. Над тенью у порога.

И в этот момент она поняла, что ее “союзник“ за океаном был прав. Он не просто помогал ей держать оборону. Своим спокойствием, своей рациональностью, своей верой в нее, он давал ей силы для этого тихого, внутреннего наступления.

Она не простила ему его прошлого. Доверие все еще лежало в руинах. Но в этой странной, вынужденной связке рождалось нечто новое. Не любовь. Пока еще не любовь. Но уважение. И признание того, что в ее армии союзников он был, возможно, самым опытным и ценным стратегом.

*******

Это новое знание – что она способна не просто обороняться, но и планировать наступление – стало тихой революцией в ее душе. Страх не исчез, но он перестал быть хозяином положения. Теперь он был лишь одним из факторов, который нужно учитывать, как погоду или срочную работу в бюро.

В понедельник она пошла на работу, и это был сознательный акт вызова – отказ позволить врагу парализовать ее жизнь. В бюро ее встретили сдержанными, но понимающими взглядами. Симона молча поставила перед ней чашку капучино с сердечком из пены. Даже Шамим кивнула ей с неким подобием уважения, оценив, вероятно, ее способность не сломаться под давлением.

Йохан, просматривая ее последние чертежи по проекту набережной, поднял бровь.

– Натали, здесь появилась… новая энергия. Более смелая. Скажем так, менее компромиссная.

– Жизнь заставляет расставлять приоритеты, – сухо ответила она, и он, кажется, понял все без лишних слов.

Вечером, вернувшись, домой, она не бросилась сразу к монитору камер. Сначала она зашла в комнату к Косте. Помогла ему с уроками, послушала восторженный рассказ о том, как он сегодня на немецком сам, без подсказки, рассказал диалог. Эта маленькая победа сына была еще одним кирпичиком в фундаменте ее спокойствия.

Позже, оставшись одна, она все-таки подошла к экрану. И замерла. На записи с камеры, сделанной днем, была видна фигура в сером пальто. Он стоял через дорогу, спиной к камере, и курил. Просто стоял. Демонстрируя свое присутствие. Как тюремный надзиратель, проверяющий, на месте ли заключенный.

В груди закипела знакомая ярость, но на этот раз ей удалось ее обуздать. Она не стала стирать запись. Сохранила ее. Это было доказательство. Факт. Еще один гвоздь в крышку его гроба, который она методично строила.

Она взяла телефон. Набрала номер Пауля. Ей нужно было услышать его рациональный, лишенный паники голос.

– Я видела его на записи с камеры. Днем. Он просто стоял и смотрел на дом, – сказала она, и голос ее не дрожал. Он был ровным, почти репортерским.

– Это хуже, чем, если бы он пытался что-то сделать, – тут же откликнулся он. – Это классическая тактика запугивания. Он хочет, чтобы ты знала – он контролирует ситуацию. Знает твое расписание. Может появиться в любой момент.

– Я это поняла, – ответила она. – И я сохранила запись. Для полиции.

– Умница, – в его голосе прозвучало одобрение, согревающее сильнее, чем любое признание в любви в иной ситуации. – Ты действуешь абсолютно правильно. Как самочувствие?

Вопрос застал ее врасплох.

– Я… в бешенстве. Но я управляю этой злостью, а не она управляет мной.

– Идеальное состояние для принятия решений, – констатировал он. – Гнев – плохой советчик, но отличное топливо. Главное – направить его в нужное русло.

Они поговорили еще несколько минут. Он спросил о работе, о Костиных успехах. Ни слова о себе, о своих проблемах, о том, что висело между ними невысказанным грузом. Он был полностью сфокусирован на ней и на ее битве.

Положив трубку, Натка подошла к шкафу и достала коробку с “архивом прежней жизни“. Достала старый диплом, свои сертификаты, фотографии реализованных проектов. Она разложила их на столе и смотрела, как смотрят на карту местности перед решающим сражением.

Она была не беженкой. Она была высококлассным специалистом. Она построила карьеру с нуля в чужой стране. Она отвоевала у жизни клочок земли и вырастила на нем сад. Она воспитывала сына одна в невыносимых условиях. Она заслуживала покоя. И она была готова за него бороться всеми доступными средствами.

На следующее утро Натка записалась на встречу с юристом, специализирующимся на семейном праве. Немец, сухой и педантичный, он выслушал ее историю, просмотрел собранные ею доказательства – записи звонков, скриншоты с камеры, заявление в полицию.

– У вас сильная позиция, фрау Натали, – сказал он, снимая очки. – Систематическое преследование, попытки незаконного установления контакта с ребенком против воли матери… Мы можем подать на запрет приближения. На 200 метров к дому, школе, месту вашей работы. При нарушении – реальный штраф или даже арест.

Он говорил о параграфах, сроках, судебных издержках. И каждый его слово было оружием, которое она собиралась использовать.

Выйдя от юриста, почувствовала глубочайшую, выстраданную уверенность. Теперь она знала правила игры. И теперь у нее были ресурсы, чтобы в ней победить.

Вечером, читая Косте сказку, она вдруг прервалась.

– Костя, знаешь, что такое справедливость?

– Это когда плохих наказывают, а хороших защищают? – предположил он.

– Отчасти. Но чаще всего справедливость – это когда хорошие люди имеют силы и знания, чтобы защитить себя сами. И мы с тобой эти силы и знания получаем.

Мальчик внимательно посмотрел на нее и кивнул, как будто понял все до конца.

Лежа позже в постели, Натка смотрела в потолок. Тень у порога еще не исчезла. Битва была далека от завершения. Но впервые за долгое время она чувствовала не просто хрупкую надежду, а твердую почву под ногами. И часть этой почвы была насыпана руками человека, который, сам того не зная, помог ей не просто выжить, а заново открыть в себе ту самую Наталью – архитектора, воина, творца своей собственной судьбы.

*******

Решение действовать через суд стало тем внутренним рубежом, после которого что-то щелкнуло внутри. Теперь Натка не просто реагировала на угрозы – она вела свою кампанию, и знание этого меняло все.

Утро началось не с, уже привычной, проверки камер, а с изучения документов, которые прислал юрист. Натка вчитывалась в сложные юридические формулировки, сверяла даты и факты, составляла хронологию событий. Эта работа требовала холодной концентрации, и она погружалась в нее с почти научным тщанием, находя в процессе странное умиротворение. Здесь, в мире параграфов и доказательств, царил порядок, и он был ей подконтролен.

В обеденный перерыв она позвонила Паулю. Не потому, чтобы проинформировать о ходе операции.

– Юрист говорит, что у нас сильная позиция. Подаем на запрет приближения, – доложила она, и в собственном голосе услышала непривычные нотки деловой уверенности.

– Это отличные новости, – в его ответе прозвучало облегчение, и она представила, как он, возможно, улыбнулся там, за океаном. – Ты справляешься блестяще. Как Костя?

– Держится. Стал взрослее за эти недели. Иногда ловлю на себе его взгляд – оценивающий, серьезный. Как будто проверяет, не сломалась ли я.

– Он видит в тебе опору. И ты ею являешься.

После работы, забирая Костю из школы, Натка заметила, что держит его руку без панического напряжения. Они шли по улице, и она, как всегда, сканировала окрестности, но теперь это был не взгляд загнанного зверя, а внимательный, аналитический осмотр местности опытным часовым.

Дома, пока сын переодевался, она проверила записи с камер. За весь день – ничего. Ни одного серого пальто. Возможно, это было затишье перед бурей. А возможно, ее возросшая уверенность и начатые официальные действия уже оказывали на него давление. Трусы не любят сопротивления, тем более – грамотного и системного.

Вечером пришло сообщение от брата. Максим отправил фото нового, более мощного замка и датчика движения, который можно установить на окно. “Привезу в выходные. Установим. Не спорить“.

Она улыбнулась. Ее армия пополнялась и вооружалась.

Перед сном она зашла в свою комнату и остановилась перед зеркалом. В отражении, стояла женщина с уставшим лицом, но с прямой спиной и спокойным, твердым взглядом. В этих глазах не было и тени той растерянной, испуганной беженки, которой она была еще год назад. Эта, новая, женщина знала себе цену. Она прошла через войну, через унижения быта, через предательство и страх. И она не сломалась. Более того – она отвоевывала свое право на спокойную жизнь с методичностью и хладнокровием сапера, разминирующего поле.

Она взяла телефон. Ей вдруг захотелось сказать Паулю что-то большее, чем сухой отчет. Не о чувствах – до них было еще далеко. А о признании его роли в этом ее преображении.

Набрала сообщение: “Спасибо. За то, что был тем рациональным голосом, который не дал утонуть в панике. Это было… очень важно“.

Ответ пришел не сразу. Прошло минут пятнадцать, и она уже собралась откладывать телефон, как экран осветился его именем. Видеозвонок.

Она приняла его, застигнутая врасплох. Он был в своем кабинете. Выглядел уставшим, но на его лице была легкая, сдержанная улыбка.

– Я получил твое сообщение, – сказал он тихо. – И просто не смог ответить текстом. Ты… ты не представляешь, как для меня это много значит. Видеть, как ты становишься сильнее. Даже через экран.

Они смотрели друг на друга через тысячи километров, и впервые за долгие недели между ними не висела тяжелая завеса невысказанного. Была лишь тихая, суровая правда момента: двое одиноких людей, нашедших друг в друге опору в самое темное время.

– Я не стал тем человеком, которым должен был быть, – проговорил он, и его голос дрогнул. – И я проживу с этим всю жизнь. Но если мои ошибки и мой опыт… могут хоть как-то помочь тебе сейчас, это будет капля искупления моей вины.

Комок в горле мешал говорить. Натка не могла его простить. Не сейчас. Но, он и не просил о прощении. В его словах было лишь горькое, выстраданное признание и желание помочь.

– Ты помогаешь, – четко сказала она, глядя прямо в камеру. – Не искуплением. А просто… будучи собой. Рациональным и сильным. Здесь и сейчас. И за это – спасибо.