
Полная версия
Беглецы
– А зачем она вам?
– Чтобы мы все могли уйти спокойно, без мучений. На меня не действуют яды, но этот… Мне хватит такой вот баночки, чтобы умереть через пару минут ужаснейших страданий, но остальные… это спасение для всех моих друзей. Разве это не главное?.. – Он встал со стула. – Я принесу мыло.
Когда мужчина спустился в свою лабораторию, Лиза посмотрела в окно и снова вспомнила свою прежнюю жизнь, которую жила еще несколько дней назад, – в который раз дрожь пробежала по ее нежной коже. Девушка обхватила свои колени и унеслась туда, где она знала, чего бояться, где единственным ее кошмаром был хозяин таверны. Он ругался на нее по пустякам, постоянно бил без причины. Обычным делом было, проходя мимо нее, сильно схватить ее за руку и встряхнуть или шлепнуть чуть ниже спины и оправдать это любовью. Женщина, выполнявшая роль ее новой матери, была на его стороне, – говорила, что это Лиза виновата в побоях, что она сама напрашивается. Тогда девушка знала, кого боится, знала, как избежать побоев и поношений, а теперь она боялась того, кого даже ни разу не видела. Он ведь даже не опасен для нее, он гонится только за… Служителями, как они себя называют. Стоило ли бежать? Прошлая жизнь была больна, из нее не было выхода, но такой… Не хуже ли он той жизни? Вряд ли… так она хотя бы пытается улучшить ее, а не просто живет в нескончаемом страхе. И все же, это небо, эта природа, этот дом и эти люди – все было чужим. А она, глупышка, еще и привязалась к первому попавшемуся мужчине… Для простых людей они герои, для знати – бандиты, а для нее – кто? Ангил – добродушный, закрытый в себе лучник или Генетта, бандит, вставляющий палки в колеса колесницы короля Рамониса? Ада – девочка с ядовитым характером, иногда сменяющимся на мягкий, или Фенек – прохвостка, опустошающая чужие кошельки? Тайпан – на первый взгляд неприветливый, но очень радушный старик или грознейший отравитель Леронны? Тарпан – молчаливый гигант с тихим нравом или громила, который может одной рукой смять твой череп? Медвер… простой мальчик или… Перевернул тяжеленный стол и придавил им нескольких мужчин… но ему она доверяет больше всего, он с ней в одном положении.
Мама раньше пела ей песни про принцесс и рыцарей, про героев, побеждающих зло… но девочка выросла и поняла, что добра из сказок не существует, есть только меньшее зло. Ей думалось, что умереть – не так плохо, если сравнивать это с вечной жизнью в таверне, где каждый может тебя купить и пользоваться по своему желанию. Стоит зачать или стать «слишком старой» – и девушка уже никому не нужна. Встречаются любители, но их не так много, потому единственным занятием остается работа на кухне… И это все только в том случае, если девушка не умирает через несколько месяцев от болезни, полученной в подарок от клиента. Кому-то везет, и они умирают быстро…
Из потайного хода вылез Тайпан, держа под мышкой маленький сундучок. Он поставил его на стол и раскрыл, открыв Лизе множество скляночек с ароматными маслами, а рядом старик положил прямоугольный кусок мыла. Седовласый Служитель рассказывал девушке о содержимом сундучка, описывая каждый аромат настолько красочно, что она буквально чувствовала эту цветочную поляну, над которой резвятся дикие пчелы и шмели; по которой проносится ветер, поднимая в воздух облака пыльцы; видела экзотический лес, освещенный лучиками солнца, пробивающимися сквозь густую листву; водила рукой по коре деревьев, в кронах которых цвели пышные бутоны, испускающие сладкий запах, напоминающий смесь ромашки, шиповника и травы, покрытой сверкающей росой; обходила лианы, свисающие с ветвей до самого подлеска; следила за перелетающими с ветки на ветку юркими птичками, вкушала сочные плоды – их сок струился по ее подбородку и шее, наполняя собственным запахом ее нежную кожу.
Дверь отворилась, и внутрь шагнул Тарпан, держа в руках ведра с водой. Тайпан улыбнулся ей и выудил из кармана что-то, по форме напоминающее монету, но сильно толще. Старик сломал предмет пополам, бросил в каждое ведро по половине и кивком головы предложил ей посмотреть, – через несколько секунд вода в ведрах начала закипать. Громила вылил оба ведра в лохань и вышел из домика, а вскоре за ним ретировался и Тайпан.
Лиза встала с кровати и направилась к двери. С трудом опустив тяжелый засов, она подошла к лохани и сняла с себя одежду, а затем ножкой потрогала воду – горячая. Шагнула в воду и медленно погрузилась в нее по плечи, – волна тепла окатила ее плоть, мышцы расслабились, а на лице заиграла легкая улыбка. Она закрыла глаза и погрузилась в воду с головой…
Ангил нашел их на склоне – те сидели в обнимку и смотрели на ночной пейзаж. Точнее, смотрел мальчик, а Ада уже спала, привалившись к нему. Удивительно, что эта девочка с ним так быстро сдружилась… Ангила она нервировала пару месяцев, а потом просто стала делать это реже.
Ему не хотелось вмешиваться в атмосферу, витающую вокруг них, поэтому он просто наступил на ветку, сломав ее с ярким треском, пронзившим ночь, и незаметно скрылся. Девочка проснулась и тихо предложила мальчику пойти в дом, где они смогут хорошо выспаться. Медвер встал и помог подняться ей, а затем они вдвоем стали взбираться по склону холма, шурша мягкой травой. У хижины их встретил Тайпан и сообщил о готовности лохани для Ады.
Пока девочка мылась, мальчик смотрел на медленно ползущую по небу луну, скользящие по темноте звезды и говорил со стариком о том, что следующим идет мыться он. Удивительным открытием было то, что от Тайпана ничем не пахло, что он объяснил своим происхождением, а Ангил и Тарпан, по словам седовласого мужчины, моются в реке. Раньше Медвер мылся раз в неделю – в бане – с половиной деревни. В банный день люди не стеснялись своих тел и щеголяли нагими, что удивляло мальчика и заставляло задуматься, почему в другие дни даже разговоры о голом теле пресекались на корню. Мужчина добродушно посмеялся таким мыслям мальчика и тихо добавил:
– Взрослые люди – самые глупые дети на свете.
– Но как это? – удивился Медвер. – Почему?
– Потому, что они всем говорят, мол, они уже выросли.
– Как взрослые могут быть детьми? Они же… взрослые.
– Они сами это все и придумали, мальчик. Они играют в собою же созданные игры и верят в свою взрослость. Ребячество…
– Тогда кто – дети?
– Дети? Самые умные люди, при этом стремящиеся стать «взрослыми», чем себя и губят. Кто-то это понимает, кто-то – нет, но выбраться ты уже не можешь. Почти…
– Как-то можно обойти эту ловушку?
– Сам попробуй, мальчик.
– Я уже взрослый и…
– Ты еще ребенок, поверь мне. У тебя все впереди.
– Поэтому меня не позвали мыться в реку?
– Ангил опасается, что ты можешь заболеть.
– Я… никогда не болел.
– Обычно это так, но не всегда. Некоторые Служители могут быть неубиваемы, но умирают от простой болезни. Обидно, если так подумать… Никто не может тебя убить, никаким образом, но подхватишь где-то болячку – и все, конец.
– Странно.
– Так работает Случай, Мед. Он и Судьба – две части целого…
– Случай и Судьба? Почему ты говоришь о них, как о чем-то, что можно ощутить?
– Долгая история. – Старик отмахнулся жилистой рукой. – Сейчас не об этом. Так вот, Случай и Судьба составляют вместе то, что у нас принято называть просто судьбою, или же фатумом. Они неразлучны настолько же, насколько далеки друг от друга – парадокс.
– Пара… Но они же разные!
– Да, они противоположны, но сосуществуют. Удивительно, не правда ли? Причем, как я знаю, у каждого Низшего, Служителя и Рабочего – разное соотношение Судьбы и Случая.
– Я не понял и половины того, что ты сказал.
– Смотри, есть человек, так? – Мальчик кивнул. – Представим этого человека как… дорогу. – Снова кивок. – И пока он идет по этой дороге, с ним может что-то случиться, верно? – Голова опустилась и поднялась. – Часть того, что произойдет или не произойдет, предсказана Судьбой, а часть – неизвестна, так как отдана Случаю. Ты часто мог слышать в историях, которые обычно рассказывают у костра – или детям на ночь, – как какому-то герою предсказали его судьбу, но вот в чем секрет – предсказать можно только то, что предначертано судьбой, а это, чаще всего, именно событие, которое обязательно свершится, но все обстоятельства его совершения даны Случаю. Таким образом, мы можем знать то, что сбудется, но никогда не узнаем, как к этому придет. А что-то предсказать нельзя… эти события, детали, что угодно еще – все это находится под властью игривого Случая. Понял?
– Примерно… – ничего не поняв, сказал мальчик.
– Иногда, конечно, встречаются и те, кто на сто процентов принадлежит Судьбе или Случаю. Последние опаснее всего, они полностью непредсказуемы.
– А как понять, насколько ты принадлежишь Судьбе и Случаю?
– Это уже не ко мне, мальчик, я нашел эту информацию в древних книгах Гнозия. Его труд дошел до нас частями, но в них содержится просто безумное количество информации о нашем мире и Многомирии.
– Многомирии?
– Многомирие – это название всего нашего мира, всех существующих миров.
– Я не совсем понимаю… Какие еще миры? сколько их вообще?
– Мы еще поговорим об этом, Мед. Я расскажу все, что смог вычитать из тех крох, оставшихся нам от многотомного труда.
В этот момент дверь распахнулась, открывая Медверу вид на Аду, облаченную в одну ночную рубашку, извивающуюся на ветру. Она приказала ему не пялиться и пригласила мальчика со стариком внутрь. Чуть позже вернулся Тарпан и поменял воду в лохани, Тайпан нагрел ее, а потом повелел мальчику вымыться. Тот скинул одежду и забрался в горячую воду, содрогнувшись от приятной дрожи, пронзившей все тело. Впервые он мылся в горячей воде, намыливая себя мылом и растирая кожу мочалкой. Эти ощущения он вряд ли смог бы описать словами… Медвер ощущал себя лишним в этом месте, – его тут быть не должно, это все неправильно. Он бежит с незнакомыми людьми от незнакомой опасности… Может, они ведут его куда-то, где ему сделают больно? Но к чему тогда эти все разговоры о бегстве? Нет, он решил, что будет верить Аде, она его точно не обманет. Эта девочка может пытаться влиять на его чувства, но врет она плохо, – мальчик это понял, когда Ада стащила его каштан и пыталась обвинить в этом белок. Во время их первого разговора девочка казалась ему очень заносчивой, но через какое-то время Медвер понял, что она была права. Теперь же мальчику нравится ее компания, – в деревне у него даже таких друзей не было.
Деревня… Тогда все было проще – каждый день одно и тоже, те же задачи, те же действия. Но в прошлом были и мама с папой… Отца он скорее боялся и уважал, а вот маму любил, любил всю свою семью, которой теперь нет. Живы ли они? мертвы? Ответа не было.
Когда в нос рванулась вода, он подскочил и вырвался из ее уютных пут, оказавшись в прохладном воздухе, вызывающем робкие мурашки на глади кожи. С кончика носа и подбородка срывались капли, воссоединяясь с общим и теряя индивидуальное. Ада и Лиза сидели на большой кровати, а Тайпан, Тарпан и Ангил устроились за столом. Тут лучник заметил, что Медвер проснулся, и велел ему вытираться.
Покраснев от нескромного взгляда девочки, мальчик насухо вытер тело и облачился в нижнее белье, подготовленное кем-то из взрослых. Уловив нить разговора, он понял, что завтра утром они покинут дом и направятся на запад, намереваясь дойти до столицы, а потом повернуть на север или отплыть на корабле. Послезавтра их группа должна добраться до Аринора, где они купят все необходимое для долгого путешествия. От Аринора пойдут преимущественно лесами и полями, почти не заходя в деревни и города, стараясь не выходить к дорогам, пробираясь все дальше и дальше по оленьим тропам.
После завершения многословного обсуждения плана побега, Ада и Лиза легли спать в кровати Тарпана, укрывшись шкурами, а Медверу постелили на полу рядом с ними, так как спать в постели Тайпана было опасно из-за огромного количества ядов, полностью пропитавших старика и кровать. Без ядов седовласый Служитель чувствует себя мертвым. Сам он молча сидел за столом напротив Тарпана и о чем-то думал, а Ангил, ничего не сказав, вышел за дверь и скрылся в ночи. Отяжелевшие веки слипались и уговаривали мозг забыться, мальчик некоторое время ворочался, вспоминая собственное прошлое, а затем заснул.
Глава 4. Страх
История Служителей полна тайн. Греческий философ Гнозий написал о них отдельную книгу, которая дошла до нас лишь частично. Сейчас мы можем лишь собрать некоторые отрывки из его многотомного труда и дать им максимально возможное распространение.
Насколько книги Гнозия правдивы? – этим вопросом задаются все образованные люди в мире. Никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть написанное в этом труде, потому каждый выбирает, чему верить. Я склоняюсь к полному доверию Гнозию, так как те отрывки, которые мы можем прочитать, подтверждаются реальностью.
В своих книгах, которые он называл одним лишь словом: «Эперр», Гнозий пишет о сотворении, как он это называет, Многомирия некими Высшими, философ пишет об их появлении, о появлении Рабочих, Служителей и Низших, о создании каждого мира во всех деталях, он рассказывает о работе Эперра – так он называет все эти миры и Высших, существующих вне Многомирия. Обширный труд открывается небольшой поэмой под названием «Высшие», – она кратко рассказывает нам все то, что в подробностях описывается в последующих книгах, а в заключительной части поэмы Гнозий рассказывает о неком восстании, которое, судя по всему, должно когда-то произойти.
Как раз последняя часть сильно напоминает многим последнюю главу Великой Книги, в которой описывается конец мира. Эти же мотивы, как и описание появления «богов», присущи язычеству, в котором и существовал Гнозий. Еще более древние письмена других народов иногда перекликаются с тем, что пишет греческий философ, но никогда не доходят до присущей ему конкретики, чем ставят под сомнение свою правдивость.
Именно то, что Гнозий описывает реальные детали даже тогда, когда не может о них знать, дает мне веру в истинность его слов. К сожалению, при пожаре в Великой Библиотеке, находящейся в Городе Городов – Аввирре, – пострадала большая часть текста, а копии данного труда найдены не были, потому я беру на себя труд записать хотя бы те отрывки, что уцелели в огне, а также записать все, что мы знаем об авторе этого, не побоюсь сего слова, великого текста – Гнозия.
Анарран Аху-Аэарап
«Гнозий. Великий философ, описавший Многомирие»
Проходя мимо стражи, Медвер взглянул на них исподлобья. Ангил объяснил им, что они пришли в город, чтобы продать шкуры и мясо, которыми переполнен сундук, путешествовавший за спиной Тарпана. Повезло, что стража попалась ленивая, – они просто взглянули на сундук, гиганта, всех остальных путников и пропустили их в Аринор. Этот город был в разы больше того, который находился рядом с деревней Медвера: стены тут, казалось, царапают небо – настолько они были высоки, – врата не пропустят даже сквознячок, А дома… дома тут были высокие – минимум три этажа, – А рыночная площадь не имела границ и была полностью заполнена столь разными людьми. От каждого прилавка доносились призывы взглянуть на товар, но пробраться туда было непосильной задачей. Над всей этой кипящей толпой царили запахи: сладковатый запах специй с востока перебивался острым запахом специй с юга, душистые перцы одним своим видом вызывали на кончике языка жгучее ощущение, различные шкуры распространяли вокруг себя устойчивый запах дичи, знакомый каждому охотнику, кислый запах пота исходил от каждого человека, железный привкус крови во рту вызывался многочисленным мясом на прилавках, в носу останавливалась пыль, заставлявшая людей чихать в полтора раза чаще, непонятный мальчику запах постоянно стоял где-то между горлом и легкими, напоминая что-то между подгоревшей карамелью и элем, а острый виноградный аромат впивался в обонятельные органы и вживался в них целиком.
Они пробирались сквозь плотную субстанцию, состоящую из людей, следовали за Ангилом, который точно знал, куда им нужно. Мальчик ловил случайные взгляды, перехватывал взоры, направленные на Аду и Лизу, и хмурил брови, думая, что так он выглядит опаснее. Нырнув с рыночной площади в узкий переулок, они прошли его до середины, и тут лучник нажал на что-то в стене, открыв потайную дверь. Вошли все, кроме Медвера и Ады – их Ангил оставил, чтобы они следили за обстановкой снаружи. Они стояли так какое-то время, но в один момент в переулок скользнули трое мужчин: один был чуть ли не больше Тарпана, мышцы перекатывались под кожей, напоминая мышцы лошади во время галопа; второй был очень низок, но коренаст; а третий – худой и жилистый, среднего роста, одетый дороже двух других. Этот третий свил в воздухе какие-то фигуры, которые через секунду бесследно растворились; громила пробасил что-то, на что коротышка ответил ему царапающим и высоким голосом. Раздались далекие крики, люди куда-то бежали, а эти трое скрылись в толпе.
Ангил выскочил из-за потайной двери, завел в здание детей и велел им бежать с остальными, а сам перешел площадь и взбежал на стены, где суетились занятые делом солдаты. С такой высоты ему открылось нечто ужасное: на Аринор пришло вражеское войско. Но как оно подошло так близко? Почему его никто не заметил? Лучник понял, что тут замешан еще кто-то, у кого имеются силы. Среди армии он заметил черную точку, шагающую прямо к городу, – Аполлоний поднял глаза на смотрящего и холодно улыбнулся старому другу, – от этой улыбки все тело Ангила покрылось холодным потом и красноречивыми мурашками, – Губитель появлялся только там, где царит, или вскоре будет царить, Смерть.
Решившаяся на быстрый штурм, темная масса суровых воинов двинулась на стены города, неожиданно разбуженного тщательно спланированным нападением. Солдаты уже поднимали лестницы, которые не успевали скидывать защитники города. Кто-то тащил на стены бочки со стрелами, кто-то раздавал мечи, боевые топоры, клевцы и прочие орудия Смерти, главнокомандующий что-то кричал пробегающим мимо солдатам. Ангил запустил руку в свою сумку и выудил из нее тетиву, которую сразу же натянул на лук, и подбежал к двум испуганным лучникам, пытавшимся стрелять по нападающим. Мужчина грубо объяснил им, что нужно стрелять по солдатам на лестницах, а сам взял стрелу, наложил ее на лук и прошептал несколько слов на известном только ему языке, – наконечник стрелы стал слегка светиться голубовато-зеленым светом. Прицелившись, он до скрипа натянул на себя тетиву и, задержав дыхание, отпустил ее. Звонкий свист запустил стрелу сквозь воздушное пространство. Оперение неистово трепыхалось на ветру, волей Судьбы и Случая направляя Смерть прямо к своей цели. Наконечник пронзил слои ткани и глубоко вошел в плоть солдата, который от неожиданности отпустил лестницу и, закачавшись, полетел вниз, сбивая своих товарищей, но стоило его бездыханному телу коснуться земли, в радиусе нескольких метров вокруг него светло-голубым вспыхнул сам воздух, – все, что попало в этот радиус, превратилось в лед. Лестница затрещала под тяжестью оставшихся на ней солдат, лопнула, раскинув вокруг веер осколков, и начала падать вниз. Вторая стрела взмыла к небесам и, достигнув высшей точки полета, начала пикировать вниз. На этот раз лучник прошептал наконечнику на несколько слов меньше, потому стрела заморозила сам воздух в тот же момент, когда врезалась в плоть вражеского воина. Но вот уже третья стрела слетела с тетивы Ангила, светясь на этот раз ярко-алым светом. Она попала в таран, который к воротам толкал самоотверженный отряд, и взорвалась, скармливая пламени осадное орудие и всю его свиту. Четвертой летела стрела, оставляющая за собой зеленый след. Попав в шею солдата на лестнице, она проросла в нем шипастыми лозами, начавшими спускаться к другим воинам и кутать их в свои путы, а достигнув земли, лоза начала виться вдоль стены и разрастаться все больше и больше, не давая осаждающим подобраться к городу с новыми лестницами.
Наконец на стену принесли раскаленное масло, камни и разнообразный мусор, которым можно кидаться, а Ангил перебежал на другой участок укрепления и увидел, что там враги уже забрались на стену и теснят защитников города. Еще одна стрела легла на лук и, звонко смеясь, слетела с тетивы. Она пролетела в самую гущу нападающих и взорвалась, вызывая сильнейшие порывы ветра, – всех вражеских солдат сдуло со стены, а защитники Аринора вернулись на свои позиции. Какой-то мальчишка бежал по стене, размахивая письмом, где-то вдалеке раздался громоподобный выстрел, а через несколько мгновений в стену врезался металлический шар, раздробив кусок зубца на стене. Мелкие осколки полетели на осаждаемых, – тот мальчишка и несколько солдат упали замертво. Ангил бежал по стене, пуская стрелы в нападающих, но в голове постепенно зрело понимание, что эта осада кончится поражением города. Лучник сбежал со стены и побежал туда, где они с Тайпаном уговорились встретиться. В толпе ему постоянно мерещились черные глаза, ветхий плащ, карканье воронов, – ужас проникал в него, натягивал на свою ледяную основу как новую кожу. Он бежал, не смотря по сторонам, спотыкаясь и снова ускоряясь, – Ангил надеялся на то, что Губитель сейчас занят на стенах или под стенами и не гонится за ним. По артериям улиц разбегались люди, прятались в дома, отовсюду слышался плач, где-то вне поля зрения звенела сталь. В одном из многочисленных переулков мужчина прижал женщину к стене и пытался задрать ее простенькое платье, на некотором расстоянии рыдал ребенок. Ангил замедлился лишь на секунду, – зазвенела тетива, и стрела пронзила голову насильника, покрывая все вокруг крохотными бордовыми бусинками. Нужно было бежать, покинуть город и скрыться от… Смерти…
Медвер шел последним. Тайпан вел их узкими проходами, все дальше уводя соратников от центра города. Они свернули в один из бесчисленных переулков и сразу же застыли – перед ними стоял громила, один из тех неизвестных, которых видели Медвер и Ада. Мальчик обернулся и подтвердил свои догадки – путь побега перекрыли оставшиеся двое.
– Чую добычу, – скрежетнул жилистый.
– Пытались сбежать? – начал гигант. – Не получится.
– Теперь мы повеселимся с вами! – с хищной улыбкой на лице воскликнул низкий.
– Кто вы? – смело выступила вперед Ада.
– Мы «БИВ», – ответил худощавый, – наше любимое дело – убивать Служителей. Еще мы любим деньги, но это не первостепенно.
– Кто вас нанял? – вопрошал Тайпан.
– Нанял? – пробасил великан. – Мы сами себе хозяева.
– Нам платит Поглана, но только за помощь с продвижением по Леронне. А вы лучше сдавайтесь по-хорошему – будет не так больно, – советовал средний.
Тарпан аккуратно поставил сундучок Тайпана к стене и, хрустнув кулаками, направился на противника своего размера, но его остановил строгий голос, раздавшийся из-за спины неизвестного громилы. Ангил уже накинул три стрелы на лук и готов был выстрелить в любой момент. К нему обратились все взгляды, никто не смел нарушить тишину, словно нечто сдерживало их. Лучник набрал в легкие воздух, собираясь что-то сказать, но вдруг воздух растрескался от карканья одинокого ворона, смотревшего на эту немую сцену с высоты. Светловолосый Служитель взглянул на птицу и потерял дар речи, – позади что-то чиркнуло о камни дороги. Обернувшись, Ангил увидел его…
Аполлоний надвигался на Служителей, сверля их черными глазами, в которых потонула бы сама бездна, в правой руке он держал полутораручный меч с простым эфесом, ничем не украшенным; ледяной ветер развевал его ветхий плащ цвета ночи, а чернильно черные волосы были собраны в хвост на затылке, чтобы не мешаться в сражении. Губитель приближался к растерянным жертвам, из ртов которых вырывался полупрозрачный пар. Щекотка страха пробежалась по их спинам, душа отступила в пятки, а сердце то замирало, то неистово ускоряло свой бег.
Первым побежал Ангил – он проскочил мимо товарищей со звуком «бегите». За ним побежали и остальные, оставив троицу «БИВ» наедине со Смертью, – те ошеломленно таращились на Аполлония еще несколько секунд, а затем тоже сорвались с места.
Кровь колотила в ушах, топот ног громом отдавался в костях, а беспощадный холод порабощал беспомощную душонку, бьющуюся в агонии. Горячий воздух с болью вырывался из глотки, сменяясь прохладным, что-то глубоко в груди ныло и молило, а мышцы несли мальчика все дальше. Он бежал последним, – перед ним тяжело дышала Ада; Лиза бежала рядом с девочкой, про себя благодаря Тайпана за то, что дал ей мужскую одежду; старик, несмотря на возраст, бежал рядом с Тарпаном, а Ангил вел их тесными улочками и постоянно оглядывался, чтобы убедиться в том, что никто не отстал.
Лучник нырнул в какой-то небольшой темный проход, за ним туда втиснулись и все остальные, – ступеньки вели вниз, приглашая беглецов в преисподнюю. Продвигаясь по неуютному туннелю, Медвер постоянно оглядывался, опасаясь увидеть смутный силуэт Аполлония, преследующего их. Эти черные глаза стояли перед внутренним взором мальчика, бледное лицо казалось безжизненным, – этот мужчина за одно мгновение поселился в дальнем закутке его души, не намереваясь оттуда выселяться. В темноте любой шорох был сравним с содроганием небес во время грома, любая точка света – с бушующим пожаром, охватившим город. Спереди что-то скрипнуло, и неяркий свет хлынул в безжизненную темноту тоннеля.





