
Полная версия
Беглецы
– Дети… Вам всем нужно поесть.
– Дети спят, – шептала она в ответ. – А я ужасно замерзла. – Она снова поцеловала его и, прервавшись, добавила: – К тому же, мне очень понравилась прошлая ночь. – В который раз их губы слились в поцелуе, но на этот раз некому было их остановить.
Яркий лучик утреннего солнца просочился сквозь густую поросль деревьев и осветил лицо Медвера, вырвав его из сновидений в реальный мир. Мальчик прищурился и огляделся: их окружал все тот же лес, над костром висело приготовленное мясо, Ада спала рядом с ним, закинув свою руку поперек него, Лиза сопела на некотором расстоянии от них, а Ангила не было. Смутное беспокойство поползло по спине Медвера, но быстро рассеялось, когда он увидел лучника, шагающего к ним, скользя меж деревьев. Мужчина сел на пятки у костра и начал складывать новопринесенный хворост, а затем огнивом дал жизнь огню, живо затрещавшему под дуновениями ветерка. Ангил посмотрел на мальчика и улыбнулся ему, но что-то во взгляде сливовых глаз мешало теплу улыбки согреть того, кто на нее глядел.
– Давно ты проснулся? – тихо спросил Медвер.
– Вполне, – коротко ответил Ангил.
– Я даже не понял, как уснул. Вроде только сидел у костра, а потом… потом проснулся.
– День вчера был тяжелый, все вымотались, потому так легко уснули. Я оставил мясо на завтрак, не пропадать же ему.
Тут проснулась Ада и, резко убрав руку с Медвера, вскочила на ноги.
– Ты чего? – невинно вопрошал он.
– Ничего, – отрезала она и, отойдя подальше, скрылась за пышными кустами.
– Она всегда такая? – обратился мальчик к лучнику.
– Тяжелая жизнь… Но, если уж начистоту, то это ты так на нее действуешь. Обычно она немного покладистее.
– Я же ничего не делаю.
– Кто знает, может в этом и проблема…
– Не понимаю я женщин, – вставая, проговорил он.
– Ты только ей так не скажи.
– То, что не понимаю женщин?
– Просто слово «женщин». Она не любит, когда ее так называют.
– Запомню. – Медвер взял палку с мясом и, оторвав от плоти кусок, стал его жевать. – Вкусно, хоть и остыло.
– Я же готовил, – снова улыбнулся Ангил.
Тут мужчина встал и подошел к Лизе. Он встал на колени рядом с ней и, положив руку на плечо, нежно чмокнул ее в лоб. Девушка открыла глаза и, щурясь, села. Лучник подал ей мясо и сел рядом. Вернулась Ада, завязывая штаны, и тоже взяла себе тушку.
– Ты не ел? – спросил мальчик, заметив, что Ангил принес вчера именно три тушки.
– Я поел в лесу сегодня утром, – после короткой паузы ответил мужчина. – Как твои ноги? – обратился он к Лизе.
– Не болят уже, – ответила она и откусила кусочек мяса.
Ангил аккуратно снял бинты с ног девушки – на них не было и следа вчерашних мозолей. Она очень удивилась и посмотрела на лучника, – он улыбнулся в ответ.
– Специальная мазь, – пояснил светловолосый Служитель.
Доев зайцев, путники засыпали костер землей и двинулись в путь. Деревья проплывали мимо, колыхались вдалеке волны холмов, спали равнины, вздымались горы и ухались долины, бежала вода и проносится ветер, а они все шли вперед, не оглядываясь на свое прошлое и преследующую их Смерть. Далеко позади сейчас наверняка началась осада города, гибнут люди и скот, страдания множатся со скоростью путешествующего косяка рыб, а болезни расслабленно гуляют среди всего этого гама и сумбура. Гремят пушки, выплевывая тяжелые ядра, с циклопической силой врезающиеся в серые стены, крошащие их, как тяжелый удар – зубы. Паника растет со скоростью бамбука, распространяя свои ветви среди всего населения и угрожая подавить его своим величием.
Бредя вдоль большака, Ангил заметил вдалеке облако пыли. «Всадники. Много», – мелькнуло у него в голове. Он приказал Лизе и детям спрятаться в кустах и ждать указаний, а сам пошел дальше, навстречу неизвестности. Через какое-то время он смог разглядеть флаги: черный лебедь на червленом поле. «Не наши», – понял он, но не подал виду, а продолжил идти вперед. Когда же они поравнялись, один из всадников окликнул его и подозвал. Ангил подошел и вежливо приветствовал мужчин на их языке, воины расслабились и убрали руки с наверший своих сабель. Обменявшись с лучником парой шуток, они спросили у него дорогу, что он вообще делает тут один. Ангил ответил, что он шпион, посланный сюда следить за врагом, а сейчас идет от осажденного города подальше, чтобы его случайно не убили. Всадники перекинулись с ним еще несколькими шутками и направились дальше, пожелав ему удачи. Когда они удалились на должное расстояние, мужчина вернулся к своим спутникам и позволил им выйти. Двое из них были явно недовольны тем, что лучник отпустил этих воинов.
– Мы могли их убить, – говорила Ада.
– Они плохие, – вторил Медвер.
– Во-первых, – отвечал Ангил, – зачем нам их убивать? Во-вторых, они не плохие. Как минимум, я ничего такого не заметил. Все они – обычные люди, подчиняющиеся королю и деньгам, потому нет причины отнимать жизнь. Знаете, кто-то говорил: не отнимай того, чего не можешь дать. Не уверен, что вы можете дать жизнь тем, кто умер несправедливо.
Путники пошли дальше, пару раз в день останавливаясь для того, чтобы поесть, и ближе к ночи – чтобы поспать. Долгие ночи тянули за собой по небу звезды и луну, а дни катили перед собой шарик солнца; треск костров стал постоянным их спутником, а о крыше над головой они могли лишь мечтать, так как заходить в таверны и трактиры было слишком опасно. Совсем недавно сошли снега, а температура стремительно росла, чему странники были очень рады, ведь им не приходилось сильно мерзнуть короткими ночами. В этом году снег лежал долго, само Время застыло и долго не могло разморозиться, чтобы продолжить свой вечный ход, но вот, пришло тепло, и мир ожил после долгой спячки, напоминающей Смерть. Но, несмотря на теплую погоду, ночами им все равно приходилось спать рядом, согревая друг друга. По пути Медвер все больше разговаривал с Адой, которая рассказывала ему то, что он, по ее мнению, давно уже должен знать. Она даже начала учить его писать и читать, но в походных условиях обучение шло крайне медленно, почти не двигалась с места. Мальчик учил новые слова, узнавал от девочки много нового об окружающем мире и некоторых науках, о которых слышал впервые.
В его деревне читать и писать умел только служитель Единого Бога, который каждый седьмой день проводил в церкви служения, читая умные фразы из большой книги. Медвер помогал отцу в его деле – тот занимался кожевенным делом. Это редкая работа для деревни, но она была очень популярна, и все жители ближайших деревень ходили именно к отцу. Сам он иногда уезжал в город, чтобы продать свои изделия и задерживался там на несколько дней, что объяснял выполнением мелких местных заказов – инструменты у него всегда были с собой. Жили они умеренно: денег хватало, но и не было слишком много.
Ада рассказывала мальчику о том, что всему тому, что знает, она научилась только потому, что ее хотели отдать в храм, но перед этим девочка должна была освоить основы некоторых наук, для чего ей и нужно было уметь читать и писать. А между ежедневными занятиями она изучала город, в котором жила: вкушала его тяжелые и сложные запахи, познавала, как он живет, какие люди его населяют, как они существуют в нем, как работает город и почему. Необъяснимый интерес привел ее к тому, что она примкнула к банде беспризорников, о чем Медвер уже знал, но эти знания позволили ей выжить и идти сейчас по дороге от города, а не стоять у дороги в городе, надеясь на новый заказ.
Ада любила смотреть за жизнью людей, просто следила за ними и узнавала их ежедневную рутину. Так она следила и за девушками легкого поведения. Однажды девочка решила проследить, что происходит после оплаты и закрытия двери, из-за которой слышались интригующие стоны. Ада дождалась такого момента и метнулась к крохотному окошку, чтобы подглядеть, что происходит внутри: красивая девушка извивалась на мужчине, напоминая движениями змею или рыбу, но потом она встала, а у мужчины оказался… «И она на нем?..» – вспыхнуло в голове, сопровождая краску, залившую лицо девочки в тот момент. Она вскрикнула и молнией кинулась подальше оттуда, зарекаясь, что никогда не даст мужчине ничего в нее…
Ангил откашлялся и остановился, – дети последовали его примеру. Они стояли на опушке леса, а перед ними вниз спускалась нефритовая долина, напоминая сказочный пейзаж. На одиноком холмике – настолько ровном, что он казался рукотворным, – стоял небольшой домик из бревен, крыша которого была застелена сеном. Именно к этому домику они и направились.
Спускаясь по склону, в отдалении путники заметили мощную фигуру: мускулистый мужчина в простых штанах босыми ногами взбирался к домику, а на плече он нес внушительных размеров бревно, которое бросил перед входом и, пригнувшись, нырнул в портал двери. А когда они уже взбирались на холм, навстречу им вышел седовласый мужчина в дорогом костюме и громко прошипел:
– Ангил!
– Тайпан! – ответил лучник. – Мы немного раньше, чем планировали.
– Я заметил.
Из тьмы дома выступил тот самый мощный мужчина и возвысился над Тайпаном на две головы, но вот его собственная голова была скрыта под металлической маской в виде лошадиной головы.
– Здравствуй, Тарпан, – приветствовал его Ангил, на что тот лишь махнул рукой.
Медвер и Лиза явно были поражены контрастами между Ангилом, Адой, высоким, худым, но бодрым стариком и еще более высоким, мускулистым мужчиной в маске лошади. Все это отчетливо читалось на их лицах, чему и улыбнулся лучник. Мужчина окинул взглядом своих спутников, фальшиво улыбнулся и с легкой дрожью в голосе сказал:
– Вот мы и дома…
Глава 3. Дом
И все таки, откуда берутся Служители? Как я уже писал ранее, Служители либо рождаются, либо появляются из ниоткуда, что до сих пор ставит в тупик людей и Служителей, изучающих природу этих необычных людей. С рождением все понятно: рождается ребенок, который имеет некие силы, которые проявляются в нем в течение жизни; но вот второй случай в разы сложнее. Мы знаем, что «появившиеся» Служители приходят в мир, уже зная свои силы и хотя бы немного умея ими управляться, а также они утверждают, что помнят свое детство, которого на самом деле не было, что легко проверяется. Но откуда они берутся, если их никто не рожал? Неужели эти Служители являются из иных мест? Эти разговоры подводят меня к еретичеству, потому я не буду их продолжать, но все же скажу, что что-то тут закопано, какая-то тайна. Возможно, однажды нам удастся встретить Служителя, который будет помнить все детали своего пришествия и расскажет нам о нем.
Что же можно сказать об их возрасте и взрослении? Тут все немного проще. Некоторые Служители не стареют вообще, они просто не старятся; кто-то из них живет столько же, сколько обычные люди, но есть и третий тип: иногда Служители растут до определенного возраста, а затем старение прекращается или замедляется. Этот возраст мы знаем точно – двадцать лет. Именно в этом возрасте у всех Служителей, кроме некоторых отдельных случаев, старение замедляется или прекращается, делая их практически бессмертными. Причем это также зависит и от способностей: чем сильнее Служитель, тем дольше он живет. Получается так, что слабые Служители живут обычную жизнь, а сильнейшие – живут, пока их не убьют.
Анафер Саронский
«Служители»
– Ты сейчас не шутишь? – уточнил Тайпан, ставя на стол небольшую баночку с ядом, которую пил.
– Нет, – молвил Ангил. – Глупая была бы шутка.
– И ты пришел сюда…
– Я хочу увести и вас, ведь он придет за вами.
– Я прожил уже много лет, меня Смерть не пугает.
– Думаю, ты завираешься или просто храбришься.
– Истины ты не узнаешь.
– Мы ушли от темы, – нам нужно бежать, пока есть время.
– Да кто нас найдет в нескольких десятках километров от ближайшего населенного пункта? Так отсюда еще и видно, кто приближается. Лес полностью окружает нас, а от него до дома еще около километра. По маленькой речке точно никто не доберется незамеченным.
– Аполлоний доберется, Тайпан. Надо уходить. – Ангил повернулся к Тарпану, подперевшему стену своей могучей спиной и скрестившему на груди мускулистые руки. – Тарпан, скажи ему.
– Почему мы должны бояться этого Губителя? – пробасил гигант. – Нас больше, мы сильнее.
– Ты ничего о нем не слышал? – удивился лучник.
– Нет.
– Ходят слухи, – начал объяснение Тайпан, – что этот Служитель никого не оставлял в живых, если кому и приходилось его встречать. Короче, пугают молодняк, а вот меня уже не испугаешь страшными сказками на ночь.
– Я бы попробовал его на прочность, – усмехнулся громила через металлическую маску. – А Тайпан его отравит, тот опомниться не успеет.
– Неужели, вы не понимаете всю серьезность ситуации? – Медвер заметил в сливовых глазах говорящего холодок страха. – Вы не видели его, вы не знаете, на что он способен, но поверьте мне – мы все тут погибнем, если Аполлоний при…
Плотную тишину разорвал неожиданный скрежет ворона, раздавшийся с улицы, – Ангил вздрогнул и посмотрел в окно. Он на секунду-другую застыл, задержав дыхание, а затем медленно скользнул со стула и вышел из домика.
– Слушайте, – вмешалась Ада, – понимаю вашу самоуверенность, но я никогда не видела Ангила напуганным. Если вам нужна причина бежать – это и есть та причина.
– Может, у него просто какие-то личные страхи по поводу этого… Губителя. Поживет с мое, все они выветрятся.
– Так нельзя! Он наш друг, а вы ему не верите, зато пытаетесь казаться смелыми! Вы! Дряхлый, глупый старикашка и гора мышц, не способная принимать собственные решения!
– Я способен, воо…
– Заткнись! Говори еще реже, чем обычно – за умного сойдешь.
– Девочка, что ты вскипела, как вода в котле?
– А то, что вы – два идиота. Я все сказала. Идем, – сказала она уже Медверу и Лизе и тоже вышла наружу.
– Мгм… – прожевал эти слова старик. – Что скажешь, мальчуган?
– А что мне сказать?
– Ты веришь, что этот Губитель действительно настолько страшен?
– Я верю им, потому что они мне помогли и хорошо ко мне обращаются. Так поступают хорошие люди, а хорошие люди не врут.
Старик кинул взгляд на громилу в тени, а Лиза взяла мальчика за руку и вышла вместе с ним из темного помещения. Тайпан тяжело вздохнул, с хрустом в коленях встал и, кивнув Тарпану, подошел к стеллажу с книгами. Мужчина завернул ковер и поднял тяжелый люк, закрывающий вертикальный спуск в недра холма. Первым полез Тайпан, а гигант спускался вторым, закрыв за собой люк, но оставив ковер отогнутым.
Ступив на каменный пол, старик обратился к своим сосудам, в которых кипела неизвестная жидкость. Он открыл небольшой краник и подхватил тоненькую струйку готовой смеси небольшой баночкой. Собрав в нее до последней капли, алхимик закрыл ее пробкой, написал на прямоугольной бумажке название и наклеил ее на баночку, которую поставил на полку, слегка задев подобные смеси, на мгновение наполнившие помещение тихим перезвоном. Он провел пальцем по колбам, столам и аппаратам собственного изобретения и тяжело вздохнул.
– Собирай вещи, завтра уходим.
– Ты серьезно? Из-за какого-то Служителя?
– Да. Я верю, что Ангил просто так бояться не станет. Даже твоя звонкая башка должна это понять, как бы ты ни был уверен в своей силе.
Тарпан взял в руки переносной сундучок, нести который мог только он, раскрыл его и стал убирать в него все склянки с ядами и другими смесями. Тайпан же медленными шагами кружил по своей лаборатории, бросая прощальные взгляды на свои алхимические принадлежности; он поправил колбу, поставил оставленную на столе мензурку на свое место, поправил дорогие трубки из стекла, провел пальцем по столу, собирая легкую пыль, которая уже успела на него лечь. Он ведь чистил это помещение раз в несколько дней, а теперь придется оставить его, отдать всей этой пыли… но они еще сюда вернутся, когда все закончится. Старик прошагал к картине и сместил один завиток на ее раме – что-то щелкнуло. Он развернулся и заглянул под стол, держась одной рукой за столешницу, а другой нащупал небольшое углубление и нажал – в сухую ладонь выпал небольшой стальной штырек. Вернувшись к картине, Тайпан поместил этот штырек в крохотное отверстие, скрывавшееся под отодвинутым завитком – из рамы выпал простенький ключик, с которым мужчина направился к своему стеллажу с объемными томами и вставил его в специальный паз, скрытый книгами. Стеллаж, после характерного щелчка, слегка двинулся, и старик потянул его на себя, отворяя скрытую дверь в самую важную часть своей лаборатории. В комнате пахло ядами – запах, который мог уловить только он. В углу стояла металлическая лохань, покрытая эмалью, в которой он принимал ядовитые ванны; в другом углу стояла его кровать – идеально застеленная, очень твердая; почти на всю стену растянулась полки с его ядами и смесями; чуть дальше висела его одежда «для выхода в люди», а рядом с кроватью расположился прочный стол, на котором были разбросаны исписанные листки бумаги – эту бумагу он покупал за границей, так как только она соответствовала его требованиям, – поблизости стояла полупустая чернильница, и лежала его трость с набалдашником в виде змеиной головы в состоянии покоя, выполненном из новейшего сплава, которому еще не дали имени – этот сплав прочнее стали, но при этом очень легок. Старик крикнул Тарпану, чтобы тот и отсюда забрал все, что поместится в сундук, а сам переоделся в дорогую одежду, перекинув через плечо сумку с самым необходимым, и, прихватив с собой трость, вышел. Откинув взглядом опустевшую лабораторию, он поднялся наверх, где стал дожидаться товарища с его сундучком, подбирая другу одеяние в дорогу.
Ада так и не смогла найти Ангила в лесу, потому решила вернуться к дому. Она вошла в хижину и застала Тайпана, Тарпана и Лизу за выпиванием чая – не понимала она этой травы, которую замачивали в кипятке, – а на вопрос о том, где Медвер, получила неоднозначный ответ: «снаружи». Выйдя на свет уже взошедшей луны, девочка попыталась высмотреть в этом полумраке мальчика. Заметив его, она немного спустилась по склону и села рядом с ним, – он даже не взглянул на нее.
– Смотрю, Тайпан додумался вас хоть чаем напоить, – неуклюже попыталась она завязать разговор.
– Он нас и покормил, – коротко и сухо ответил он, вглядываясь в удаляющийся к горизонту пейзаж.
– Ты так не расстраивайся. Ну не хотят идти, это их проблемы, мы…
– Да не поэтому я тут сижу, – перебил ее Медвер.
– А почему? – не понимая, спросила она.
– Мама и папа… Я все вспоминаю их… Ведь я ушел, ничего не сказав.
– Мама должна была знать о твоих… силах. Но кто знает, что с ней сейчас?
– Надеюсь, она не встретила отца. Не хочу, чтобы мама меня ненавидела.
– Мед… – Девочка подвинулась ближе и приобняла его за плечи. – Она будет любить тебя всегда.
– Даже если я какой-то там сожитель?
– Служитель.
– Не важно…
– Мед, она будет тебя любить, кем бы ты ни был. Я это знаю… А ты просто поверь мне.
– Но что если ее убили? Если они взяли город?
– Ее любовь будет с тобой всегда, слышишь? Она будет с тобой.
– Спасибо, Ада…
– Не за что, Мед, я просто говорю правду.
– А как это войско вообще дошло до сюда? Мы же далеко от границы.
– Война давно идет на нашей территории, Мед. Но я сама не могу понять, как они вдруг очутились так близко. Может, тут замешаны Служители?
– Служители? Воюют за врага?
– Ну так они же не только у нас живут, они по всему миру разбросаны.
– А вдруг они так же неожиданно появятся у столицы и убьют короля?
– Конкретно его мне не жалко. Даже странно, что у дочери Леонарда родилось такое чудовище. Видимо, так повлияла кровь его папаши. А ты не бойся, Мед, все будет в порядке. Ты же с нами теперь.
– С вами…
Грусть медленно отливала от его души, а сам он погружался в теплые воды спокойствия. Этот неожиданный прилив заставил его сильнее прижаться к Аде.
– Я никогда не был так далеко от деревни, – тихо, почти не слышно произнес он. – А мир так огромен… Мне кажется, он убегает от меня, скрывается за горизонтом, а я пытаюсь догнать его, опередить, но тот бежит быстрее. И не устает…
– Понимаю тебя, – так же тихо сказала она. – И кажется, будто ты один в таком огромном пространстве, чувствуешь себя зернышком песка, потерявшимся в бескрайнем поле пшеницы.
Они глядели вдаль, наслаждаясь холмистыми видами, протянувшимися до самого горизонта и освещаемыми бледноликой луной. Оркестр, состоящий из ночных звуков, наигрывал спокойную мелодию, успокаивающую неспокойное сердце. Эта мелодия сливала их души воедино, превращала их в нечто единое, неразделимое. Сейчас они были одни в этом гигантском мире, полном опасностей и препятствий, и им не нужно было ничего, лишь свет белоснежного светила, тихий шелест листвы, дальний стрекот сверчков, почти невидимые огоньки светлячков, почти бесшумный разговор травы, которой играется игривый ветерок, и они сами. Хотелось забыть прошлое, не думать о будущем, которое кончится тем, от чего все бегут, и просто жить настоящим. Жить…
Тайпан рассказывал Лизе, по ее ощущениям, уже сотую историю, когда дверь распахнулась, и вошел Ангил. Его порой пугающий взгляд непринужденно обежал помещение, а тело застыло в одном положении и не смело шелохнуться. Та самая неуютная тишина, которую он умел вызвать своим появлением, прямо сейчас царила среди них, – никто не думал о том, чтобы ее прервать, они даже дышать боялись слишком громко. Светловолосый Служитель выпрямился в дверях и строго уставился на старика, как бы укоряя того за какой-то проступок. Тарпан поставил чайник, который все это время держал в руках, на стол и сел на свое место, Лиза поправила непослушный локон, заправив его за беленькое ушко, а Тайпан щелкнул пальцами и все же прервал казавшееся нерушимым молчание:
– Что ты на меня так смотришь? Понял же, что мы идем.
– Где Медвежонок и Ада? – Седовласый мужчина взглянул сначала на друга-гиганта, а затем на хрупкую девушку.
– Ада заходила, а потом пошла к Меду. Не так уж давно… Сейчас какой час?
– Через пару часов взойдет солнце.
– Тогда… тогда давно… – Он почесал подбородок. – Думаю, им там интереснее, чем с нами.
– Где «там»?
– Чего не знаю, того не знаю. Не мешай нам чаевничать.
Лучник развернулся и исчез за закрывшейся дверью, – Лиза проводила его обеспокоенным взглядом.
– Что тебе этот дурень? – спросил у нее Тайпан, отхлебывая из чашки, добыть которую в Леронне было отдельным испытанием.
– Он… не знаю… какой-то особенный, не как все.
– Это уж точно, – поддакнул старик и предложил ей еще чаю.
– Нет, спасибо, – отклонила она его предложение. – Ангил… он пытался выставить меня из комнаты, когда я туда пришла. Другой бы сразу воспользовался мной… А еще я слышала от наших работниц, что некоторые бывают грубы с ними, даже бьют, а Ангил был нежен…
– Давай без этих подробностей, – прервал он ее. – Меня сразу зависть берет. – Тайпан громко допил чай. – Вот раньше я был…
– С меня хватит, – сказал Тарпан и встал с толстенького табурета, на котором сидел.
– Ты спать собрался?
– Нет, но гостям надо поспать, они устали. – Громила подошел к своей кровати и поправил шкуры, среди которых спал. – Пахнет не очень, зато тепло. Ложись, – предложил он девушке.
Она подошла к постели и медленно опустилась на нее с легким вздохом облегчения. Лиза сняла обувь и потрогала повязки, которые ей какое-то время назад накладывал Ангил, – ноги не болели с того вечера, но бинты снимать он ей не советовал. Теперь она размотала обе ноги и с удивлением во взгляде уставилась на свои бледные ножки, которые выглядели даже здоровее, чем до их встречи в таверне.
– Тар, сбегай за лоханью, – приказал Тайпан.
Громила принес большую лохань, взял два ведра, в которых и без лохани, при желании, можно было помыться, и отправился за водой. Старик заметил, что Лиза с интересом рассматривает свои ноги и, подумав, прервал тишину:
– Дай угадаю, натерла мозоли?
– Да, а теперь…
– Теперь все лучше, чем было до них, знаю. Сам изобрел, нигде такое не найдешь. После смерти Леонарда Ябловар еще варил яблоки для Киланны, но вскоре исчез, как и все, кто когда-либо знал Золотого Короля. Тогда и пропало все это дело с яблоками, варить-то стало некому – никто не знал рецептов. Я всегда хотел повторить его успех, понимая, что яблоки тут – не главный ингредиент, но только сосуд для эффекта. Я смог сделать много похожего, но все мои мази, микстуры, средства… они в разы слабее. Да, я понимаю, мой удел – яды, не весь простор алхимии, но мне хотелось сделать мир лучше, а не создавать то, что его уничтожит… У меня есть апогей моего мастерства, моего искусства – сильнейший яд, одной сотой капли которого хватит, чтобы убить тысячу человек. Я храню его в небольшой бутылочке вот тут, – он похлопал себя по груди, где во внутреннем кармане было спрятано ужаснейшее орудие убийства. – Он убивает мгновенно, его невозможно найти, куда бы ты его не подмешал, ему достаточно лишь попасть на кожу, чтобы произошло отравление. Он опасен, потому хранится в специальной баночке, состоящей из нескольких слоев южного ударостойкого стекла, между которыми находятся слои вещества моего изобретения, смягчающие удары. Разбить ее очень трудно.





