По ту сторону закона

– Я могу предложить им свою, – мрачно пошутил Валерий.– Но это вряд ли кого-то устроит.

– Не устроит! – отрезал Никитин. – У тебя есть двое инкассаторов. Есть какая-то девушка. Копай в этом направлении! Создай группу, прочеши все бары и подворотни, но чтобы к утру у меня было хоть какое-то имя! Ясно?

– Ясно, – без энтузиазма кивнул Валерий.

Никитин, тяжело вздохнув, развернулся и вышел, оставив за собой тяжелое молчание.

Валерий подошел к окну и сжал ручки стула. Город за стеклом жил своей жизнью, не подозревая, что в его теле паразитирует раковая опухоль, идеальная и неуловимая. Он повернулся к компьютеру и снова запустил запись. На этот раз он смотрел только на нее. На ту, что была вторым номером. На девушку с походкой балерины. Ему нужно было имя. И он знал, где его искать.

Глава третья

Воздух на улице был холодным и влажным, пробирающим до костей. Валерий стоял на ступеньках, зажигая сигарету, пытаясь выкурить вместе с дымом накопившееся раздражение и усталость. Дверь за ним скрипнула, и вышел Петров, натягивая кепку.

– Пойдем, Валер, – хрипло сказал он, хлопнув напарника по плечу. – В «Старом городе» посидим. Здесь ты от этих папок с ума сойдешь.

Валерий молча кивнул, сделав последнюю затяжку, и бросил окурок в лужу. Он был не прочь. «Старый город» был их негласной штаб-квартирой. Небольшой полуподвальный бар с липкими столиками, приглушенным светом и вечно задумчивым барменом Славой. Здесь не играла громкая музыка, и никто не лез с расспросами. Они устроились у стойки. Слава, молча, не дожидаясь заказа, поставил перед ними две стопки водки и две кружки темного пива. Они выпили, почти не чокаясь. Острый разрез водки смягчился горечью пива. Валерий отставил кружку, разглядывая пузырьки, поднимающиеся со дна.

– Слушай, Егор, – начал он, не отрывая взгляда от бокала. – Я все никак не пойму, как они умудряются? Каждое ограбление. Ровно. Четыре. Минуты. От первой секунды блокировки до последней – исчезновения. Ни больше, ни меньше. Как по секундомеру.

Петров задумчиво хмыкнул, разминая затекшую шею.

– Репетиции. Должны быть репетиции. Они отрабатывают все до автоматизма. Как спецназ перед штурмом.

– Репетиции это понятно, – Валерий покачал головой. – Но на месте-то всегда переменные. Погода, трафик, случайные свидетели. Чтобы уложиться ровно в четыре минуты, несмотря ни на что… Им нужен кто-то, кто видит всю картину. Ведущий. Дирижер.

– Дирижер? – Петров поднял бровь. – Ты про ту девушку?

– Не знаю, – честно признался Валерий. – Но кто-то стоит за этим. Кто-то, кто не участвует непосредственно в ограблении, но управляет им. Отслеживает время, вносит коррективы. Они действуют не как банда, а как один организм. С идеальной синхронизацией.

Он сделал глоток пива, чувствуя, как в голове начинают складываться кусочки мозаики, но картина все еще была смутной.

– И еще одна вещь… Все их цели не случайны. Частный музей, ювелир, перевозка налички из казино, а теперь инкассаторы. Они не просто грабят первое, что плохо лежит. Они выбирают цели с минимальным риском и максимальной выгодой. Им нужна информация. Точная, из первых рук.

– Внутренний человек, – мрачно констатировал Петров. – Как Морозов.

– Да, – Валерий посмотрел на напарника. – Но Морозов мелкая сошка. Инкассатор. Он мог помочь только с одним делом. А у нас их пять. Значит, у них есть источник. Кто-то, у кого есть доступ к информации о перевозках ценностей, о системах безопасности… Кто-то из своих.

Он отпил еще пива, и вдруг его взгляд упал на экран старого телевизора за стойкой, где шел какой-то репортаж о благотворительном аукционе.

– Или не из своих, – медленно проговорил Валерий. – А кто-то, кто умеет эту информацию добывать. Социальная инженерия, взлом баз данных… Или просто красивая улыбка и умные вопросы в нужном месте.

Он снова подумал о девушке с блокнотом. Художник? Или аналитик? Соблазнительница? Или тот самый «дирижер»?

– Завтра, – сказал Валерий, уже чувствуя прилив адреналина, – Мы начинаем копать не в тех, кто бегает в масках. А в тех, кто стоит за ними. Нам нужен их мозг.

Петров тяжело вздохнул и допил свою водку.

– Мозг. Надеюсь, ты готов к тому, что этот мозг может оказаться красивее, чем мы думаем.

Валерий ничего не ответил. Он просто смотрел на свое отражение в темном стекле витрины, и ему казалось, что в глубине его уже ждали глаза незнакомки. Холодные и насмешливые. Они заказали еще по одной. Алкоголь постепенно снимал напряжение дня, сковывавшее плечи железной хваткой. Бар наполнялся вечерними посетителями, но их уголок у стойки оставался островком тишины и взаимопонимания. Валерий вертел в пальцах пустую стопку, его взгляд был расфокусированным и уставшим.

– Знаешь, Егор, – начал он, и голос его звучал приглушенно, без привычной стальной нотки, – Иногда кажется, что мы как Сизиф. Толкаем этот чертов камень, а он все скатывается вниз. Одно дело за другим. Грязь, подлость, алчность. А в итоге ноль. Город не становится чище. Просто меняются лица у сора.

Он тяжело вздохнул и отпил пива, чтобы смыть горечь признания.

– Раньше был азарт. Ощущение, что ты на стороне света против тьмы. А теперь просто работа. Бесконечная, беспросветная рутина. И ты в ней один.

Петров внимательно слушал, его умные, немного грустные глаза изучали лицо напарника.

– Устал, Валер? – просто спросил он.

– Не то чтобы устал, – Валерий мотнул головой. – Просто пусто. Прихожу домой тишина. Открываю холодильник бутылка виски, которая не решает проблем. Иногда думаю, а что, если бы не эта работа? Кем бы я был? Где бы был?

Он замолчал, снова глядя на пузырьки в пиве, словно в них была заключена какая-то недостижимая истина. Петров хмыкнул и отодвинул от себя свою стопку.

– Слушай, я тебе как старый друг и напарник, переживший один развод, скажу. Тебе нужна не зацепка по этому делу. Хотя и она, черт побери, не помешала бы Никитину.

Он облокотился на стойку и посмотрел на Валерия с ухмылкой.

– Тебе нужна хорошая девушка. Не какая-нибудь, понимаешь? А настоящая. Чтобы ждала тебя дома не с претензиями, а с ужином. Чтобы ты, бегая за этими призраками, знал, ради кого стараешься. Чтобы было куда возвращаться. А то ты скоро в своей пустой квартире с ума сойдешь.

Валерий усмехнулся

– Легко сказать. Где ее взять, эту настоящую? В протоколе допроса? В базе данных?

– А кто его знает? – развел руками Петров. – Может, в кафе за соседним столиком. Может, в книжном. Жизнь штука непредсказуемая. Главное —не окаменеть полностью, а то проще бутылке душу открывать, чем живому человеку.

– За то, чтобы ты нашел свою зацепку. И не только по делу.

Валерий чокнулся с ним. Мысль о том, что ему нужна не просто девушка, а спасение, показалась ему одновременно и смешной, и пугающе точной. Он снова подумал о призраке с камер наблюдения. О девушке с плавной походкой. И почему-то именно ее образ всплыл в голове в ответ на шутку Петрова.

– Ладно, философ, – Петров спихнул со стула. – Пора валить. Завтра еще один день сурка.

– Ты иди, Егор, я чуть еще посижу, – Валерий махнул рукой, глядя на остатки пива в кружке.

Петров хмыкнул, поняв, что спорить бесполезно, потрепал его по плечу и растворился в темноте за дверью, оставив Валерия наедине с гулом холодильника и тихой музыкой. Валерий заказал еще одну кружку. Он не хотел возвращаться в пустую квартиру, где его ждали только стопка нестиранной одежды и призраки нераскрытых дел. Он сидел, отключившись, наблюдая, как конденсат стекает по стеклу, рисуя причудливые узоры. Сбоку, справа от него, послышался мягкий, но уверенный голос, обращенный к бармену:

– Налейте чего-нибудь покрепче. Джин-тоник, пожалуйста.

Голос был низким, немного усталым, но в нем чувствовалась сталь. Валерий медленно, почти нехотя, повернул голову. И замер. На соседнем барном стуле сидела девушка. И не просто красивая. Она была прекрасна до мозга костей. Такая красота не была броской или кричащей. Она была сложной. Темные волосы, собранные в небрежный пучок, открывали изящную шею. Четкие, почти скульптурные скулы, прямой нос и губы, которым, казалось, было суждено либо целовать, либо говорить колкости. Но главное – глаза. Большие, серые, с золотистыми вкраплениями вокруг зрачков. В них читалась глубина, ум и усталость, созвучная его собственной. Он поймал себя на том, что смотрит на нее не как оперативник, а как мужчина. И это было опасно.

– Плохой день? – спросил он, прежде чем успел обдумать слова.

Она повернула голову, и ее взгляд скользнул по нему – быстрая, профессиональная оценка. Ни интереса, ни отторжения. Холодная констатация факта.

– Вам-то какая разница? – парировала она, принимая бокал от бармена. – Мои проблемы.

Ее отстраненность не была грубостью. Это был щит. И Валерий, знавший толк в щитах, почувствовал странное желание заглянуть за него. Он улыбнулся, самая легкая, разряжающая обстановку улыбка.

– Ну, проблемы, как правило, решаемы. Я, кстати, Валера.

Она на секунду задержала на нем взгляд, и ему показалось, что в уголках ее губ дрогнула тень улыбки. Потом она медленно, почти небрежно, протянула ему руку. Ее пальцы были длинными и тонкими, прохладными на ощупь. Художника. Или пианистки.

– Вера, – просто сказала она.

Ее рука лежала в его ладони всего мгновение, но Валерий почувствовал странный ток, короткое замыкание где-то в основании живота. Вера. Ирония судьбы или зловещее предзнаменование? В этот момент его телефон вибрировал в кармане. Экран горел именем «Петров». Реальность властно напоминала о себе. Но Валерий проигнорировал звонок. Впервые за долгое время в его уставшем, выгоревшем мире появилось что-то по-настоящему интересное. И его звали Вера. Что-то щелкнуло в его голове Может, виной тому была усталость, может, та легкость, что приходит после откровенного разговора с другом, а может, та самая необъяснимая химия, существование которой Валерий всегда отрицал. Но лед был сломан. Они разговаривали за стойкой бара как старые друзья, которым не нужно объяснять полслова. Он, обычно скупой на слова, ловил себя на том, что рассказывает ей о смешном случае с гусем, который устроил хаос во дворе. Он и сам не ожидал, что эта история выйдет такой забавной. И она засмеялась. Не просто вежливо улыбнулась, а залилась искренним, глубоким смехом, от которого ее серые глаза заблестели влагой, а в уголках губ появились очаровательные морщинки. Этот смех был наградой. Он грел лучше любого алкоголя.

А потом разговор неожиданно повернул вглубь. Они начали философствовать. О природе выбора, о том, что сильнее – обстоятельства или характер, о том, можно ли остаться хорошим человеком, совершая плохие поступки во имя хорошей цели.

– Иногда кажется, что добро и зло это не черное и белое, – говорила Вера, вращая бокал в руках. Ее взгляд был прикован к золотистой жидкости, словно она читала в ней ответы. – А два разных вида правды, которые просто не могут договориться.

– А закон? – спросил Валерий, чувствуя, как его профессиональное кредо сталкивается с ее загадочной философией. – Он для того и существует, чтобы быть арбитром.

– Закон… – она задумчиво улыбнулась. – Он как карта города. Всегда отстает от реальной жизни. На нем нет тех тропинок, которые протаптывают люди, чтобы просто выжить.

Ее слова отзывались в нем тревожным, но волнующим эхом. Это было опасно. Она мыслила как преступник. Или как тот, кого жизнь заставила смотреть на вещи под иным углом. Но в ее глазах он не видел зла. Он видел боль, усталость и ту самую правду, о которой она говорила. Он смотрел на нее, на ее жесты, на игру света на ее лице, и забывал о деле, о Никитине, о призраках в масках. В этот момент существовала только она, этот бар и это странное, головокружительное чувство, что он наконец-то нашел того, кто говорит с ним на одном языке.

– Выжить… – задумчиво повторил Валерий. – Но где та грань, за которой выживание превращается в оправдание для любого поступка?

Вера посмотрела на него, и в ее глазах заплясали огоньки. Казалось, этот вопрос вызывал в ней живейший интерес.

– А вы никогда не задумывались, что сама эта грань иллюзия? Она отпила глоток, не сводя с него взгляда.

– Мы все носим маски, Валера. Один и тот же человек на работе, с друзьями, с любимыми – он разный. Где там его настоящее «я»? Может, настоящий мы это как раз те, кто снимает все маски сразу, не боясь оказаться монстром или святым?

Ее слова отозвались в нем тревожным эхом. Он вспомнил свои мысли в баре с Петровым об одиночестве и пустоте. О той маске усталого, но несгибаемого опера, которую он носил так долго, что она начала прирастать к коже.

– Это опасная философия, – тихо сказал он. – Если нет грани, нет и ответственности. Все дозволено.

– Или наоборот, – парировала она, ее голос стал тише, но увереннее. – Ответственность становится тотальной. Ты не можешь сказать: «Я украл, потому что был голоден» или «Я соврал, потому что так велит должность». Ты делаешь это, потому что ты этого хочешь. И ты один несешь за это вес. Никаких оправданий. Разве это не высшая форма честности?

Валерий почувствовал, как по спине пробежал холодок. Она говорила о свободе. О той абсолютной, пугающей свободе, которая находится по ту сторону добра и зла. И в ее устах это звучало не как манифест злодея, а как горькая, добытая ценой страданий истина.

– Вы говорите как человек, которому пришлось делать трудный выбор, – осторожно предположил он.

Тень скользнула по ее лицу. Она отвела взгляд, на мгновение снова возведя стену.

– У каждого есть свой груз. И свой способ его нести. Кто-то тащит его, согнувшись. Кто-то находит тележку. А кто-то решает выбросить и идти налегке, даже если все вокруг будут кричать, что это неправильно.

– А вы к какой категории относитесь? – спросил он, пытаясь поймать ее взгляд.

Вера медленно повернула к нему голову. Ее улыбка была печальной и невероятно красивой.

– Я еще в пути, Валера. И, честно говоря, не знаю, куда он меня приведет.

Бармен за протирая стойку посмотрел на них.

– Ребят прости мы закрываемся.

Валера посмотрел на часы, и его выражение лица сменилось на легкое сожаление.

– Мне пора. Завтра ранний подъем.

Она соскользнула с барного стула. Валерий почувствовал острое, почти физическое желание ее остановить.

– Может, как-нибудь повторим? – выпалил он, и сам удивился своей несвойственной ему прямолинейности.

Вера снова улыбнулась, на этот раз теплее.

– Может быть. Было приятно поговорить, Валера. По-настоящему.

Валера вышел на улицу.

– Эй, философ, – раздался ее голос сзади, заставив его вздрогнуть.

Он обернулся. Вера стояла в дверях бара, закутавшись в легкое пальто, и смотрела на него с загадочной, чуть насмешливой улыбкой. Дождь за ее спиной создавал сверкающий ореол вокруг ее силуэта.

– Не торопишься? Может, продолжим разговор? – предложила она.

Валерий инстинктивно посмотрел на часы. Было уже поздно. Завтра, нет, уже сегодня утром совещание у Никитина, нужно было готовить отчет по инкассаторам, допрашивать Морозова. В голове пронеслась вереница неотложных дел. «Опять придется на работу опоздать», – с легким укором подумал он. Но мысль эта была тусклой и невыразительной, как старый шум за стеной. Он посмотрел на Веру. На ее улыбку, на мокрые от дождя волосы, прилипшие к щеке, на ожидающий взгляд. И все доводы рассудка рассыпались в прах.

– Совершенно свободен, – произнес он, поднимаясь со стула и оставляя на стойке деньги за выпивку.

Она улыбнулась шире, и в ее глазах вспыхнули те самые золотистые искорки.

– Ну так продолжаем наш разговор о насущном. Только уже в более сухом месте. Я знаю одно круглосуточное кафе через дорогу.

Они нашли столик в углу маленького, почти пустого кафе. За окном по-прежнему хлестал дождь, зато внутри было тепло, пахло кофе и свежей выпечкой. Они заказали по чашке эспрессо, словно сговорившись, понимали, что алкоголь сейчас только помешает той остроте, с которой столкнулись их мысли. Вера сбросила мокрое пальто, и Валерий снова невольно отметил изящную линию ее плеч, ту самую плавность движений, что так поразила его на записи. «Совпадение», – быстро отмел он эту мысль, чувствуя укол стыда.

– Вы так и не ответили, – начала она, обхватывая руками теплую чашку, – Где, по-вашему, проходит та самая грань? Не в законах, они писаны людьми, а внутри. В вас самих. Что заставило бы вас переступить?

Вопрос висел в воздухе, острый как бритва. Валерий почувствовал, как его профессиональная броня дала трещину.

– Я не думал об этом, – осторожно ответил он. – Моя работа как раз следить, чтобы эту грань не переступали.

– Уверены? – она слегка наклонила голову. – А если бы от этого зависела жизнь близкого человека? Или ваша собственная? Не физическая, нет. А та жизнь, ради которой вы вообще встаете по утрам. Ваша вера во что-то. Вы бы позволили ей умереть, лишь бы не сделать шаг в сторону от ваших принципов?

Она смотрела на него с таким пронзительным пониманием, будто знала о его ночных разговорах с бутылкой виски, о его тоске и чувстве бессмысленности. Будто читала его душу, как открытую книгу.

– Принципы это все, что у нас есть, когда все остальное рушится, – попытался он парировать, но его голос прозвучал неубедительно даже для него самого.

– Или это удобная клетка, – мягко, но неумолимо возразила Вера. – Красивая, позолоченная, но клетка. Иногда кажется, что по-настоящему живет только тот, кто нашел в себе смелость выйти из нее. Даже если за это назовут монстром.

Она говорила о свободе, но Валерий слышал в ее словах отчаяние. Как будто она сама заперта в той самой клетке и ищет выход.

– А вас что держит в вашей клетке? – рискнул он спросить.

Тень снова скользнула по ее лицу. Она отпила глоток кофе, отставила чашку и посмотрела в окно на текущие по стеклу струи.

– Долги, – тихо сказала она, и это прозвучало так неожиданно прозаично и горько, – Не только денежные. Есть долги перед семьей. Обещания, которые нельзя нарушить. Иногда одна-единственная ошибка, совершенная давным-давно, определяет всю твою дальнейшую жизнь, как рельсы. И ты уже не можешь сойти с пути, даже если видишь пропасть впереди.

– Ошибки можно исправить, – горячо сказал он. – Всегда есть выход.

Вера медленно перевела на него взгляд. В ее глазах стояла такая бездонная печаль, что у Валерия сжалось сердце.

– Вы так думаете? – ее губы тронула грустная улыбка. – Как же я вам завидую.

Валера улыбнулся, очарованный ее словами и их глубиной.

– Слушайте, Вера, вы, наверное, преподаватель? Философию преподаете? С таким-то складом ума.

Вера рассмеялась, и этот смех снова прозвучал легко и естественно, отгоняя тень печали.

– Нет, что вы! Я всего лишь инструктор по плаванию. Учу детей не бояться воды. Может, поэтому и думаю о гранях и глубинах, – она лукаво подмигнула ему.

Инструктор по плаванию. Образ сразу сложился в голове – спортивная, подтянутая, жизнерадостная девушка. Это объясняло и плавность ее движений. И это было так далеко от его мрачных подозрений, что он мысленно посмеялся над собой.

– А вы, Валерий, чем занимаетесь? – спросила она, делая глоток кофе. – Что за груз заставляет вас философствовать в баре после тяжелого дня?

Валерий на секунду замялся. Обычно он не любил распространяться о работе, но с ней хотелось быть честным.

– А моя служба и опасна, и трудна, – с легкой иронией процитировал он старую песню.

Вера приподняла бровь, и в ее глазах вспыхнул живой интерес.

– О-о-о! Ты порядок охраняешь? – она улыбнулась, и в ее улыбке было что-то новое одобрение, смешанное с легким вызовом. – Похвально. Очень. В наше время хранить верность долгу это редкое качество.

Она не выразила ни капли беспокойства или настороженности, которые часто появлялись у людей при знакомстве с полицейским. Наоборот, она смотрела на него с восхищением, и от этого Валерий расправлял плечи. Они проговорили еще пару часов. О книгах, о музыке, о путешествиях, о которых оба только мечтали. Он рассказывал забавные, прилизанные истории из работы, она смешные случаи с детьми в бассейне. Он ловил себя на том, что смеется искренне, по-настоящему, забыв об усталости и давлении. Когда они наконец вышли из кафе, дождь уже закончился, и над мокрым асфальтом висела прохладная, свежая мгла.

– Спасибо за компанию, философ, – сказала Вера, застегивая пальто. – И за защиту от скуки.

– Это взаимно, – ответил Валерий, чувствуя, как не хочет отпускать этот вечер. – Может, повторим? Как-нибудь без философии. Например, в кино.

– Может быть, – она улыбнулась, и снова в ее улыбке была та самая загадочность. – Позвони.

Она повернулась и ушла, ее шаги быстро затихли в ночи. Валерий стоял и смотрел ей вслед, с дурацкой улыбкой на лице. В его кармане лежала записка с ее номером, и он чувствовал себя не опером, расследующим дело, а мальчишкой, влюбившимся с первого взгляда.

Глава четвертая

На следующий день Валерий сидел в кабинете, уставившись в одну точку на пыльной стене. Перед ним лежали распечатки с кадров видео, рапорты инкассаторов, но его взгляд был пустым и отсутствующим. В ушах звучал ее смех, а перед глазами стояло ее лицо – то задумчивое, то озаренное улыбкой. Как неожиданно его раздумья прервал оглушительный хлопок по столу. Валерий вздрогнул и отпрянул.

– Эй, Земля вызываю Полетаева! Ты вообще меня слушаешь? – возмущенно спросил Петров, стоявший над ним с двумя папками в руках.

Валерий медленно перевел на него взгляд, моргая, словно вынырнув из глубокой воды.

– Прости… Что ты говорил?

Петров уставился на него, и его сердитое выражение вдруг сменилось на понимающее. На его лице расплылась широкая ухмылка.

– Да ла-а-адно… – протянул он, снова плюхаясь на стул напротив. – Так вот оно что. Не иначе, как ты все-таки вчера познакомился с кем-то. И не с бутылкой виски, а с кем-то настоящим.

Валерий почувствовал, как по его щекам разливается предательский жар. Он попытался сделать невозмутимое лицо.

– С чего ты взял?

– Да брось, Валер! – рассмеялся Петров. – Ты сидишь, глаза стеклянные, в ус не дуешь, на столе вчерашние улики, а ты на них даже не смотришь. У тебя на лице написано: «Я вчера провел лучший вечер в жизни, а теперь не могу сосредоточиться». Так что, признавайся! Кто она?

Валерий сдался. Сопротивляться было бесполезно, да и ему самому не терпелось поделиться. Он огляделся, проверяя, нет ли поблизости посторонних, и понизил голос.

– Ладно, есть одна. Вера. Встретил вчера в баре, после того как ты ушел.

– Вера? – Петров свистнул. – Ну, смотри ты! И как, ваша философия сошлась?

– Она необычная. Инструктор по плаванию. Умная. Говорили до самого утра.

– Инструктор по плаванию? – Петров поднял бровь с нескрываемым скепсисом. – А не слишком ли она умна для инструктора по плаванию, которая тусуется в баре в одиночестве?

– А что, люди с интеллектом не могут работать с детьми? – огрызнулся Валерий, чувствуя, как его защищает.

– Могут, могут, – сдался Петров, поднимая руки в знак примирения. – Просто будь осторожен, ладно? Ты давно не был в игре. А сердце, оно, знаешь ли, слепое. Особенно у таких, как ты.

– Да брось ты, все нормально, – отмахнулся Валерий, но совет напарника засел в нем маленькой, острой занозой.

Он снова посмотрел на размытые кадры с камер наблюдения, на женственный силуэт. Но теперь этот образ уже не вызывал в нем азарта охотника. Он вызывал странное, тревожное чувство вины. Словно он предавал кого-то, даже допуская такую мысль. Потом достал телефон и отправил ей сообщение: «Спасибо за вчерашний вечер. Надеюсь, твой день будет лучше». Ответ пришел почти мгновенно: «Спасибо, Валера. Он уже стал лучше». Валера улыбнулся, отложив телефон, и с новыми силами взялся за папку с делом. Но где-то в глубине души, несмотря на все его отрицания, тень сомнения уже пустила свои корни.

– Так что ты говорил-то, Егор? – перевел тему Валерий, с некоторым усилием возвращаясь к реальности.

Петров тяжело вздохнул, отодвинув шутки в сторону, и снова стал серьезным оперативником.

– Говорил, что в деле об инкассаторах появился свидетель. Мужик чинил свою «десятку» в соседнем переулке, услышал шум, выглянул и увидел, как отъезжала одна из машин.

Валерий мгновенно сосредоточился, отбросив мысли о Вере.

– И? Номера? Марка? Хотя бы цвет?

– Вот в чем загвоздка, – Петров развел руками. – Описание слишком расплывчато. Мужик напуган, говорит, что машина была темная, как все. А насчет номеров он вообще путается. То говорит, что их не было, то что грязные, то что он просто не успел разглядеть.

– Классика, – мрачно проворчал Валерий. – Единственный свидетель, и тот полуслепой.

– Проверили. Чист. Действительно случайно оказался там. Но пользы от него ноль.

Валерий откинулся на спинку стула, снова глядя в стену, но теперь его взгляд был сосредоточенным.