Золото Амина

Александр Штейнгардт

Золото Амина

Всем кладоискателям посвящается.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Каждый из нас мечтает найти клад и разбогатеть. Я не исключение.

Меня зовут Александр Сергеевич Осипов.

С детства от своего дедушки я слышал сказку о несметных богатствах, спрятанных в горах Адыгеи. И о том, что именно наша семья является хранителями этого сокровища. Я приставал к отцу, удивляясь отсутствием энтузиазма с его стороны в поисках клада. Тот лишь отмахивался от меня, намекая на маразм старика. Но я очень любил своего деда и не хотел верить в его слабоумие.

Когда мне исполнилось 15 лет дедушка мой скончался. Для меня это была большая потеря. После его смерти родители решили сделать ремонт в его комнате. Я упросил их отдать ее мне. Здесь все напоминало о любимом человеке. Мы с батей взялись за разбор имущества старика. Я боролся за каждую вещь. Отец злился, ему очень хотелось избавиться от хлама, дело почти дошло до рукопашной. И только моей маме удалось нас примирить. В результате, конфликтующие стороны согласились на компромисс. Папа разрешил мне оставить часть мебели, книги и некоторые мелочи. Все остальные вещи деда пришлось выбросить.

Время шло, я взрослел, но любовь к истории, привитая мне моим дедушкой, осталась. Закончив школу, я поступил в университет на исторический факультет. Не могу сказать, что учеба давалась мне легко, но историком все-таки стал.

После окончания университета пришлось устроиться работать на кафедре.

Однажды на вечеринке своего друга я познакомился с очаровательной девушкой. Лиза поразила меня не только своей красотой, но и умом. Наши семьи не имели большого достатка, поэтому свадьба не была роскошной. Моя зарплата на кафедре не позволяла нам жить на широкую ногу, Лиза же только оканчивала институт, поэтому на первое время мы поселились у моих родителей. Но как только моя супруга устроилась на работу, мы решили съехать.

Первая наша квартира была очень скромной. Вещей у нас было не много, так что сборы были недолгими. Жена попросила меня не забирать старую мебель. Но отец тоже хотел избавиться от рухляди. Вынужденно я взялся выносить имущество деда на мусорку. Журнальный стол был таким огромным, что вынести его целиком из квартиры не представлялось возможным. Я решил разобрать раритет. Добротная дубовая мебель оказалась чрезвычайно крепкой, и совершенно не собиралась так просто сдаваться. Пришлось взяться за топор. И тут произошло то, что полностью изменило мою жизнь.

После третьего удара крышка стола сместилась в сторону и под ней оказалась ниша. Там лежала увесистая толстая папка, перетянутая бечёвкой. Я потянул за шнурок, в папке оказались изрядно пожелтевшие страницы. Все листы были исписаны арабской вязью. Сказать, что у меня был шок, значит, ничего не сказать. «Неужели дед был прав» – первая мысль, которая пришла мне на ум. Пошарив еще в нише и ничего больше не найдя, я закончил разбирать стол и выбрасывать мусор.

Ноги сами несли меня домой. Очень хотелось поделиться впечатлением от своей находки с женой. Но пока я шел, понял, что посвящать сейчас в эту тайну никого не стоит, даже любимого человека.

Но что делать дальше? Арабский язык мне не знаком, а показывать эту рукопись кому-либо еще совершенно не хотелось. И пока у меня было единственное решение – выучить арабский язык, благо, что от природы имею способностью к изучению иностранных языков. Еще в университете я довольно сносно овладел английским, французским и итальянским языками, справедливо полагая, что если действительно хочу быть хорошим историком, то должен уметь читать оригиналы документов. В планах было освоить еще немецкий и испанский.

Все, что у меня теперь осталось от деда, была эта рукопись и его небольшая библиотека.

Я потратил много времени на изучение арабского, но так и не продвинулся в чтении рукописи. Часть текста можно было понять, но встречались неизвестные мне графемы, отсутствующие в арабском письме, например: چ ç, گ g, پ p, ژ ž. И еще ряд отличий, которые запутывали еще больше. Не понятно, почему уже достаточно свободно читая Коран, мне так и не поддавалась к прочтению написанная рукопись. Придется искать специалиста. Выписав часть текста, я отправился к своему педагогу по арабскому языку.

– Странно, а ты не ошибся в написании? – спросил он.

– Нет, это именно те символы, – ответил я.

Немного подумав, мой учитель полез в свою библиотеку. Пролистав несколько книг, минут через десять он улыбнулся.

– Ну конечно, как я сразу не понял – воскликнул он. – Это турецкая письменность времен Османской империи, одна из разновидностей арабского языка. Так писали до реформ Ататюрка, основателя и первого президента Турецкой республики. Именно он ввел в Турции латинский алфавит.

– Огромное тебе спасибо, – обрадовался я.

– Если хочешь, могу дать тебе литературу, с помощью которой ты сможешь прочитать свой текст. Здесь тебе никто не помощник. Сам я никогда его не изучал, да и, честного говоря, не очень хочется тратить на это время.

С этими словами он полез в свою библиотеку и вытащил оттуда небольшую книгу.

И снова пришлось взяться за учебу.

Прошло еще время. Я мог гордиться своими успехами. Теперь я спокойно мог читать на языке Османской империи.

Освоив турецкую письменность, я углубился в изучение рукописи. Даже владея языком, сделать это было не так просто. Но то, что в результате мне удалось прочесть, стоило всех моих усилий. Это были записки бывшего янычара1 Османской империи, который, видимо на склоне своих лет, достаточно подробно описал историю своей нелегкой, но очень насыщенной приключениями жизни.

В начале перевода я подумал, что это просто мемуары, но написаны они были так, что с каждой страницей история янычара захватывала меня все больше и больше. Но лишь прочтя записки полностью, стало ясно, что ко мне в руки попала карта сокровищ, спрятанных знаменитым наибом Мухамедом Амином и самим янычаром. Тогда я понял, почему автор записок так подробно описывал всю свою жизнь, только так можно было объяснить историю происхождения клада и поверить в его существование.

Так началась история моих приключений, превратившая меня, книжного червя, в кладоискателя. И теперь, когда уже все позади, я могу раскрыть тайну, которую хранили мои предки и поделиться с вами этой остросюжетной, почти невероятной историей.

А началась она в далеком 1802 году по нашему летоисчислению.

ЧАСТЬ 1: XIX ВЕК

Рождение янычара.

Шел май 1775 года, генерал-поручик Петр Текели получил приказ императрицы Екатерины II: «положить конец вольному устройству и своеволию запорожцев». Текели осадил Сечь. При виде большой пушечной батареи, выставленной генералом напротив запорожских укреплений, и внушительного двадцати пятитысячного корпуса 5 июня 1775 года казаки сдались без боя. Так перестала существовать Запорожская Сечь.

Запорожцы разбрелись по всей Малороссии и далее, кто-то из них отправился на север, другие подались к полякам, а некоторые ушли на Дон. Но большая часть двинула к устью Дуная. Турки разрешили беженцам поселиться на берегу Дуная и выделили землю в дельте реки, где была построена сечь «Катерлец».

Это были далеко не самые богатые люди. Земля здесь была гораздо беднее, да и рыбалка намного хуже. Волей иль неволей теперь пришлось служить турецкому султану. Как раз из таких небогатых славянских семей, по давней традиции, султан забирал в янычары малолетних детей («девширме» – так называемый налог кровью). При этом брался каждый пятый маленький мальчик.

Новая сечь была расположена рядом с существующим посёлком «Некрасовских» казаков, которые естественно не обрадовались такому соседству. В 1794 году «Некрасовцы» напали на запорожцев и сожгли Катерлец, после чего выжившим запорожцам турки выдали новую землю выше на Дунае, на Брайловском Острове.

Через девять лет казаки снова начали отстраивать Катерлец.

На берегу Дуная в маленькой избе с женой и пятью детьми жил казак, звали его Осип. Самым младшим ребенком был сын Тарас, который родился в 1802 году. Несмотря на бедность, в семье Осипа царила любовь и взаимная привязанность. Родители очень любили своих детей, особенно самого младшего. Говорят, что характер человека закладывается в младенчестве. Пожалуй, с этим можно согласиться.

В Сечи все семьи были равны. Наступил 1805 год, пришло время отдавать девширме. Турки приехали забирать детей. В этот раз очередь отдавать своего ребенка выпала Осипу. Горе пришло в семью казака. Слезы лились рекой по щекам женщин, на скулах мужчин ходили желваки, а кулаки сжимались сами собой. Но это было одним из условий существования казаков на турецкой земле. Осип пытался успокоить семью, убеждая их, что у маленького Тараса появляется шанс добиться в жизни положения и возможно богатства, так как турки активно распространяли слухи о счастливом будущем янычар. Но чем больше он говорил, тем меньше сам в это верил.

Отчасти турки не лгали, действительно многие янычары добивались завидного положения в государственной власти Османской империи. Правда из отобранных детей далеко не все становились янычарами, только лучшим выпадала такая честь. А став ими, дожить до старости доводилось не многим, поскольку янычары составляли основу пехоты турецких войск. Да и с богатством не все так было хорошо. Дело в том, что после смерти все имущество и состояние янычаров доставалось его полку.

Но маленькому казачку Тарасу очень повезло. Он все-таки прошел отбор и со временем стал янычаром. Кроме того, он попал в очень хорошую турецкую семью, где рос очень смышлёным и сильным мальчиком, получив новое имя – Абдулах (в переводе с арабского – «слуга Аллаха»). Родителей он не помнил и никогда в своей жизни с ними так больше и не встретился. А свою турецкую семью он всегда вспоминал с благодарностью. Да и они не забыли маленького казачка, к которому относились как к родному сыну.

Но самое главное его везение заключалось в том, что он остался жив. Дело в том, что побеждённые «Некрасовцы» нашли поддержку у измаильского коменданта Пехлеваноглы, и в том же 1805 году повторно сожгли Катерлец. Уцелевшим запорожцам пришлось бежать обратно в Брайлов. В этом пожаре погибли жена Осипа и все его дети. Осип остался один.

В 1806 году началась очередная русско-турецкая война, и часть казаков приняли российское подданство. По приказу императора Александра I в 1807 году из них сформировали новое казачье войско, которое, правда, просуществовало всего полгода. Около полутысячи казаков были переселены на Кубань. В их числе был и Осип. Там, женившись повторно, он основал семью Осиповых.

Старый казак до конца своих дней помнил Тараса и очень переживал, что сын больше не одной с ним веры. При рождении своих детей он каждому собственными руками делал православный крестик. Все крестики были одинаковыми, они имели одну особенность – необычную форму «ушка», в виде крупной восьмерки, на каждом крестике были нанесены имена ребенка и Осипа. На шее Тараса тоже висел такой крестик.

– Помни сынок, ты рожден православным, на кресте твое имя – Тарас, – сказал Осип, последний раз обняв своего сына перед отправкой.

Но Абдулах забыл свои корни. Впрочем, его это никогда и не интересовало.

Состарившись, Осип любил, сидя с внуками, вспоминать свою прошлую жизнь и рассказывал детворе о Тарасе. Если бы он только знал, какую полную приключений жизнь довелось прожить его сыну. Но, к сожалению, он об этом никогда не узнает.

В турецкой семье мальчик воспитывался до шести лет. Затем его забрали в казарму. Забота о воспитании боевого духа молодых янычар была вверена суфийскому ордену дервишей «Бекташи». Его основал Хаджи Бекташ еще в XIII веке.

Наступил 1818 год, Абдулаху исполнилось шестнадцать лет. Высокий, статный красавец, богатырского телосложения, получив хорошее образование и навыки профессионального бойца, был на хорошем счету у янычар. Несмотря на свою молодость, он уже снискал уважение у старших. В отличие от своих сверстников юноша был очень любознателен, чем радовал своих учителей. Больше всего ему нравилась математика, а любимой игрой были шахматы. Обладая природной способностью к языкам, он уже в пятнадцать лет кроме турецкого и русского неплохо владел черкесским языком. Потрясающий стрелок, несмотря на то, что янычары были пехотинцами, парнишка был прекрасным наездником. Любовь к этим животным и умение ими управлять ему привил один из его учителей, старый черкесский воин. Вновь испеченный янычар отлично обращался с ятаганом2, но как-то раз ему в руки попал русский палаш3 с вензелем «Е II». Парень влюбился в это оружие. У турков на вооружении имелись палаши, но до этого держать его в руках ему не доводилось. По-прежнему янычарам было запрещено носить вне военного похода что-либо кроме ятагана.

Глава семьи, в которой воспитывался Абдулах, старый турок Селим, очень любил мальчика, как своего сына и следил за его развитием, поэтому, когда он увидел в каком восторге парень от оружия, он заказал кузнецу палаш для молодого янычара. Он получился великолепным, парень был в восторге. В отличие от обычных, его палаш имел длину аршин с четвертью (приблизительно 90 сантиметров), крестовина была двойной и надежно защищала руку. Он не был украшен ни драгоценными камнями, ни дорогими металлами, но ножны и рукоять имели очень красивый рисунок. Многослойная дамасская сталь, заточенная как бритва, делала этот палаш самым смертоносным. А большая длина давала хозяину неоспоримое преимущество в бою. С этим оружием он не расставался всю свою жизнь.

Передавая юноше палаш, старик посмотрел ему в глаза.

– Протяни руку Абдулах, – сказал Селим.

Парень молча раскрыл ладонь.

– Он был с тобой, когда тебя к нам привезли, спрячь его и не потеряй, но никому не показывай, – обняв молодого человека за плечи, турок вложил в его руку нательный крестик.

2. Восстание янычар.

Еще в 1807 году восстание янычар свергло султана Селима III, который пытался модернизировать армию по западноевропейскому образцу, и возвели на трон Мустафу IV. Новый султан убил Селима III, но и сам продержался на троне недолго. В 1808 году на трон взошел Махмуд II. Когда янычары пригрозили его свергнуть и вернуть предыдущего султана, он приказал казнить захваченного Мустафу IV и, в конце концов, договорился с янычарами. Всегда помня об угрозе, которую представляли янычары, султан провел следующие годы, незаметно укрепляя свое положение. Злоупотребление властью янычарами, сопротивление нововведениям и высокая плата – все это стало невыносимым для султана.

Шел 1826 год. двадцатичетырехлетний, уже опытный байрактар4 стоял у казана орты5, опиравшись на знамя.

– О чем задумался Абдулах, – подошедший янычар был его верным товарищем с детства вот уже много лет.

– Мехмед, ты меня знаешь давно, скажи, ты меня можешь обвинить в трусости?

– Что за глупость, ты о чем?

– Ты ведь знаешь, что я люблю шахматы. Так вот, эта игра научила меня думать на несколько шагов вперед.

– Ты говоришь загадками.

– Султан затеял неладное. Секбанбаши и кул кяхьяси6 слепы и не замечают, что мы султану больше не нужны.

– Ты говоришь ужасные вещи. Но я тебе верю, поскольку надо быть слепым, чтобы не заметить новые войска султана.

– Я ухожу, ты со мной, Мехмед?

– В другое время я бы тебе сам голову снес, но сейчас думаю, что ты прав. Я смотрю, что ты уже все продумал.

– Все не предусмотреть, но для начала план есть.

– Я не спрашиваю тебя про деньги, знаю, они у тебя есть. Ты всегда мало тратил. Да и я все время был достаточно экономным. Но куда мы направимся? Султан ведь везде достанет.

– Вот поэтому я предлагаю тебе отправиться за море на Кавказ. А сейчас нам надо найти тихое место, подальше от Константинополя.

– А дальше?

– Я так далеко не загадываю, главное подальше отсюда. Ну что, ты со мной?

– Конечно.

Абдулах не ошибся в своих предположениях.

К 1826 году подготовка к переменам в армии была завершена. Султан сообщил янычарам, что он формирует новую армию, организованную и обученную по современным европейским образцам, естественно, к переменам они были не готовы.

Тогда, в июне Махмуд II объявил янычарам, что пока они не обучатся тактике европейских армий, им будет запрещено есть баранину.

Запрещать что-то янычарам? Да как он посмел?

Естественно, они восстали уже на следующий день.

В Константинополе начались погромы. Мятежники грабили дома, не пощадили даже дворец великого визиря. Как не пытался султан их успокоить, остановить разбушевавшихся бойцов было уже невозможно.

Страх заставил султана предпринять неожиданное решение.

Он велел принести «Санджак-Шериф» – Священное Зеленое знамя Пророка, по преданию сшитое из халата пророка Мухаммеда.

Закон гласит – в случае смертельной опасности, грозящей Турции и исламу, когда развернуто знамя Пророка, каждый мужчина, способный носить оружие, обязан стать на защиту и поступить в распоряжение султана.

Тогда на помощь Махмуду II пришли солдаты других полков, матросы с кораблей и мужчины Константинополя, еще не разучившиеся держать оружие в руках, к тому времени бесчисленные погромы успели озлобить всё население города.

Янычары были заблокированы на площади Эйтмайдан и в казармах. Картечь унесла жизни многих бунтовщиков, сгрудившихся на площади. А от огня пушек в казармах сгорело около четырех тысяч янычар.

Бунт был подавлен. Оставшихся в живых янычар ждала незавидная участь, больше недели катились отрубленные головы бойцов некогда великой и грозной армии. Трупы казненных еще долго мешали кораблям проходить Босфор.

До конца 1826 года по всей стране бывшие элитные войска Турции пытались оказывать сопротивление. Но султана уже было не остановить. Казни янычар продолжались до конца года. Последняя казнь состоялась в башне города Салоники, названой впоследствии «Кровавой».

Некогда знаменитая на весь мир пехота перестала существовать.

Даже само слово «янычар» было теперь в Турции под запретом.

Новая армия была Махмудом II официально названа Обученными Победоносными солдатами Мухаммеда, сокращенно «Армией Мансура».

Благодаря интуиции Абдулаха, наши друзья смогли избежать участи своих собратьев. Почти два года они жили в Кайсери, стараясь ничем не выделяться от остальных, пока не утихли преследования мятежников. В начале 1828 года, по завершению священного месяца Рамадан, они направились в Трапезунд.

3. Бегство на Кавказ.

– Ну что, Абдулах, договорился?

– Легко, как только серебро звякнуло, глазки то и загорелись.

– Ты бы не сильно раскидывался монетой.

– Спокойно, Мехмед, нам бы только доплыть, а дальше ятаган прокормит.

– Ну, не знаю как ятаган, но твой палаш точно прокормит, я тебя знаю.

Гулет, на котором отплыли друзья, представлял собой небольшое двухмачтовое парусное торговое судно. Обширная палуба и корма служили для размещения товара. Благодаря широкому корпусу на судне имелось множество кают и просторная кают-компания. Заканчивался февраль 1828 года.

Вечером, завершив закатную молитву, в кают-компании стал собираться народ. Бывшие янычары, как опытные воины, пристроились в дальнем углу, чтобы оценить обстановку и попутчиков.

Капитан, седой турок лет пятидесяти, как и наши друзья, сидел в другом углу, также присматриваясь к пассажирам.

Пассажиров было не много. Около двери сидела парочка торговцев, видимо компаньоны, один из них был турок, второй по виду возможно сириец. Часть их товара находилась на палубе, другую часть они разместили в трюме. С ними было двое охранников. Вооруженные до зубов два молодых бойца гордо сидели на другом конце стола, они всем своим видом показывали, что честно отрабатывают свой хлеб. Оценив их внешний вид, Абдулах с иронией хмыкнул в бороду. Он знавал таких молодцов и прекрасно представлял, чего они стоят в бою. Зато ножны их ятаганов были инкрустированы серебром, а рукояти украшены сапфирами. Два пистолета за кушаком явно мешали им сидеть. Видимо это был их первый рейс.

Но бывалых воинов заинтересовал последний пассажир. Держался он просто, но в нем чувствовалась гордость и сила. Взгляд его был оценивающий и тяжелый. На нем была черкеска, русский палаш стоял рядом, прислоненный к столу. Выправка выдавала в нем военного. По национальности он явно был черкесом, но что-то в нем смущало. На поясе висел египетский кисет7, прислоненный русский палаш тоже не добавлял ясности, а явно дорогой пистолет с инкрустированной рукояткой, выполненной лучшими турецкими мастерами, вообще путал всю картину.

– Как ты думаешь, кто он? – кивнув в сторону незнакомца, спросил Абдулах у Мехмеда.

– Если бы не его национальность, я бы сказал, что он из наших – янычар. Может мамлюк8. Многие их них сейчас бегут из Египта9.

– В твоих словах есть смысл. Впрочем, мы сейчас это узнаем.

– Бейэфенди10, разрешите Вас угостить балыком – обратился янычар к незнакомцу.

– Благодарю, не откажусь, а взамен могу предложить замечательный табак. Давайте набьем наши чубуки11, плыть нам еще долго, а в приятной компании и дорога короче.

Та легкость и открытость, с которой ответил пассажир, сразу расположила янычар к нему. Они почувствовали спокойствие. Чувство тревоги, свойственная неизвестности, улетучилась мгновенно.

– Меня зовут Абдулах, а моего друга Мехмед, как к Вам обращаться бейэфенди.

– Сефербей Заноко, – представился незнакомец. – Поскольку наш гулет до Анапы будет идти без остановки, можно не спрашивать куда вы направляетесь. Простите меня за вопрос, и, если хотите, можете на него не отвечать, но ваш наряд не кажется мне привычным для вас. Одежду торговца вряд ли украсит прекрасный палаш, который я вижу за Вашей спиной, молодой человек. А славянская внешность, хоть и спрятанная за бороду, говорит о принадлежности к янычарам. Я прав?

– Вы очень наблюдательны, уважаемый Сефербей.

– Хотелось бы верить, что я единственный на гулете наблюдательный человек.

Абдулах оглянулся на присутствовавших в салоне людей. Нет, к их разговору никто не прислушивался. Он не волновался, что их узнают на корабле. Это было не важно. Команда и пассажиры не представляли для янычар серьезной угрозы. Правда, если бы пришлось применить силу, то управиться с кораблем вдвоем с Мехмедом они бы не смогли. Это было очевидно. Но по прибытию в Анапу, кто-нибудь из них мог бы спокойно донести.

– У меня богатый опыт, и он мне подсказывает, что вы, друзья, обладаете не только умом, но и интуицией, я этому рад – сказал Заноко. – Но скажите мне, если это не секрет, что вы собираетесь делать дальше?

– У нас нет планов на ближайшее будущее – отозвался Мехмед.

– Удовлетворите наше любопытство, уважаемый, – решил сменить тему Абдулах – мы с приятелем тут гадали кто Вы? Египетский кисет, русский палаш, турецкий пистолет и явно черкесская внешность, все это окончательно нас запутало.

– Вы не менее наблюдательны, чем я – усмехнулся Зан. – Впрочем, мне нечего скрывать. Я помощник губернатора Анапы, владетельный князь Хегака. Я редко откровенничаю, но вы, друзья, располагаете к доверию.

И Заноко поведал им историю своей жизни.

В 1807 году крепость Анапа была захвачена российскими войсками, и местное черкесское население передало Зана в возрасте девяти лет в заложники русским. Затем его отправили в Одессу, где он получил образование в Ришельевском лицее. Служба в российской армии прекратилась после конфликта с командиром полка. Пришлось бежать в горы. Долго он там не мог скрываться и вскоре отплыл в Египет, где жил среди черкесских мамлюков до их свержения, после чего ему пришлось вернуться на родину.

В то время Анапа была завоевана Османской империей, и Заноко отправиться в Константинополь, где поступил на службу к османам. Благодаря отличному образованию, полученному в России, и личным качествам, довольно быстро Сефербей сделал карьеру и уже в скором времени стал помощником бывшего губернатора Анапы Хаджи Хасан-паши, получив звание полковника.

– Поэтому, мои новые друзья, если вам нужна служба, я готов оказать помощь, мне нужны такие бойцы, как вы – закончил свое повествование Зан.

Наступило продолжительное молчание. Все переваривали сказанное.

– Спасибо за предложение, уважаемый. Возможно, когда-нибудь мы им воспользуемся. Но мы слишком долго были на службе и сейчас хочется не связывать себя обязательствами – ответил Мехмед после продолжительной паузы.

– Что ж, я вас не тороплю. Мои двери для вас всегда открыты.

Весь остальной путь они проделали в приятной беседе. Каждому было о чем рассказать, поделиться историями. А у янычар появилась прекрасная возможность попрактиковаться в языках. Заноко в совершенстве владел турецким, русским и английским языками. К тому же Абдулах особый интерес проявлял к черкесскому языку, чем еще больше расположил к себе Зана. К концу путешествия они уже были очень хорошими друзьями, и наши воины уже не так убедительно отказывались от службы.