Полная версия
Наследие прародины. Традиционалистские очерки
Так мы на протяжении всей европейской истории видим переплетение различных ветвей единого Троянского рода. Разделённые некогда Скандинавским ледниковым щитом на две больших ветви – носителей языков «кентум» и «сатем», индоевропейцы встречаются вновь вблизи Геллеспонта, на историческом «перекрёстке» – мосте между Азией и Европой, чтобы там вновь разделиться и создать правящие династии Евразии.
Возвращаясь к данным, которыми мы располагаем из библейского предания, и соотнося их с теорией северной прародины человечества, можно сказать, что весь эон существования допотопного человечества на территориях циркумполярной прародины отмечен фигурами Адама и Ноя. В смысле принадлежности к этому эону – их сходство; в смысле положения на временной шкале (в его начале и его конце) – их различие. И тот, и другой – единственные. Адам – единственный из живых. Ной – единственный из выживших. В этой «единственности» – их отличие от Йафета и его братьев. Не считая отца и мать, они имеют жён, братьев, двух золовок. Но если смотреть с позиции идеи «единственности», как некоего архетипа, в наибольшей полноте воплотившегося в Адаме, а уже в меньшей степени – в Ное, то старшинство Йафета делает его фигуру архетипически более близкой к Прародителю. Именно Йафетиды и их царская первородная линия воплощают архетип первородного Адама на протяжении всей человеческой истории. Причастность к этому роду в виде непосредственной «кровной» принадлежности либо присяги является залогом связи с точкой отсчёта существования мира, а в конечном итоге – с Началом вообще. С тем Началом, в котором всегда, вне времени и пространства, пребывало метафизическое Слово, которое мы именуем определением «Бог». Именно фигура царя от первородной ветви человечества всякий раз, на каждом витке спирали человеческой истории, являет собой «нового Адама». В сверх-полноте Новым Адамом является Христос. В акте причастности к Его крови, который происходит во время Евхаристического таинства, мы становимся причастными не только Богу, но и царской ветви человеческого рода.
«Из устного Предания известно, – говорит Максим Медоваров, – что сей Род един и не прервётся до Конца мира. Об этом долгое время не говорили – не было нужды говорить, но крушение традиционных монархий заставляет ставить этот вопрос эксплицитно. Сегодня, как и две тысячи лет назад в Галилее, представители царского рода, быть может, блуждают бездомные и сокрытые, голодные и неузнанные… Помнить об этом сейчас – важнее, чем когда бы то ни было»[11].
Три сына прародителя и их сакральная роль
До нас дошло «Послание пресвитера Иоанна». В нём рассказывается об устройстве царства этого легендарного правителя: «Семьдесят две области служат нам, и лишь немногие из них христианские, в каждой правит свой царь, и все они являются нашими подданными»[12]. Далее описаны страшные языческие народы в подчинении идеального православного правителя. Это чаяния Европы. Это та православная Империя, в которую желали некогда вернуться народы Старого континента. Семьдесят два – число не случайное. Это число народов, чьи языки были смешаны Господом во время Вавилонского столпотворения. Число всей полноты народов и их языков. Почему эта Империя не может вернуться? Что мешает самому сердечному чаянию обрести своё воплощение в современном мире? Для этого следует разобраться, в чём вообще заключено право царской власти согласно Православной Традиции.
Выше мы уже коснулись вопроса о соотношении сыновей Ноя с точки зрения их старшинства и выяснили, что старшим был Йафет, средним – Сим и самым младшим – Хам. Деление на расы, происходящие от трёх братьев прародителя, так же, как их привязка к социальным классам, – мотив очень устойчивый и универсальный.
В германской «Песне о Риге» (Rigsthula) рассказывается о том, как Риг в своих странствиях набрёл на дом, в котором жила чета стариков («прадед с прабабкой»). Ночью Риг ложится в постель, а по обе стороны от него укладываются хозяева. Спустя девять месяцев у хозяйки дома родился сын, который был назван Трэлем. На языке мифа это означает, что зачатие Трэля происходит не только по желанию родителей, но и по воле божества, через его посредство. Далее в песне рассказывается о том, как к Трэлю пришла дева по имени Тир, и от них повёл своё начало весь род рабов. Затем Риг остаётся на ночевку в другом доме, хозяева которого определяются в песне как «бабка и дед». Спустя девять месяцев бабка рожает сына, который назван был Карлом. Когда он вырос, к нему привезли невесту по имени Снёр. От этой четы ведут свой род все бонды, т. е. крестьяне. В следующем доме Риг встречает «мать и отца». Они рождают сына по имени Ярл.
Ярл в палатах начал расти;щитом потрясал,сплетал тетивы,луки он гнул,стрелы точил,дротик и копья в воздух метал,скакал на коне,натравливал псов,махал он мечом,плавал искусно.Тут из лесов Риг появился,Риг появился,стал рунам учить;сыном назвал его,дал своё имя,дал во владенье наследные земли,наследные земли, селения древние.От Эрны, дочери Херсира, к которой посватался Ярл, у него родились сыновья, одного из которых звали Кон:
Кон юный ведал волшебные руны,целебные руны,могучие руны;мог он родильницамв родах помочь,мечи затупить,успокоить море.Знал птичий язык,огонь усмирял,дух усыплял,тоску разгонял он;восьмерым он по силесвоей был равен.Этот отрывок доносит до нас очень важную информацию, поскольку «юный Кон» (в оригинале Konrungr – «Род юный»), о котором здесь идёт речь и от которого ведут свой род верховные правители – «конунги» (konungr), наделяется способностями колдуна, указывающими на его связь с сословием жрецов.
Согласно Старшей Эдде («Прорицание Вёльвы», 17–18), прародителями человечества была только одна супружеская пара – Аск и Эмля (Askr ok Embla – «Ясень и Ива»). И именно они в «Песне о Риге» выступают как не названные по именам родители Ярла, Карла и Трэля. Они зовутся там «прадедом с прабабкой», «дедом и бабкой» и, наконец, «отцом с матерью». Это является указанием на то, что способность рожать детей и длительность их жизни в представлениях германцев были существенно продолжительнее сегодняшних. Это, в свою очередь, вновь возвращает нас к легенде о Ное, который породил первого сына, когда ему было 500 лет, а второго – на 502-м году жизни. Скандинавская «Песнь о Риге» как бы указывает на то, что в момент рождения Ярла других детей у них ещё не было, на момент рождения Карла они уже имели внуков, а когда родился самый младший, Трэль, они были прадедом и прабабкой для старшего поколения своих потомков. Другими словами, когда бы ни были зачаты Карл и Трэль, они всё равно должны пониматься как представители младшей линии рода, т. к. у их родителей, безусловно, уже были не только дети, но и внуки и правнуки. Контекст повествования, также указывает на обратное течение времени и развивается от конца к началу, что косвенно подчёркивает вечность явившегося к ним Божества, которое не подвластно времени, но, напротив, само время подвластно Ему.
Вторая форма известного нам генеалогического индоевропейского мифа повествует о расчленении Первочеловека, из частей которого происходят разные социальные классы. Это звучит как нечто невероятное, но и сегодня в священных песнях индоевропейских народов, отстоящих географически друг от друга более чем на две тысячи миль и разнесённых пропастью инволюции единого языка по самому минимуму на три тысячелетия, мы всё ещё можем найти отражение изначального сакрального текста.
Итак, Старшая Эдда, «Речи Гримира» – Grímnismál, 40–41:
40. Имира плотьстала землёй,кровь его – морем,кости – горами,череп стал небом,а волосы – лесом.Ór Ymisholdivar jörð of sköpuð,en ór sveitasær,björgór beinum,baðmrór hári,en ór hausihiminn.41. Из ресниц его Мидгардлюдям был созданбогами благими;из мозга егосозданы былитёмные тучи.En ór hansbrámgerðublíðreginMiðgarð manna sonum,en ór hansheilaváruþau in harðmóðguskýöll of sköpuð.Далее Ригведа, X –
И, наконец, Г[о]лубинная книга (цитата по сборнику Оксенова):
От чего у нас начался белый вольный свет?От чего у нас солнце красное?От чего у нас млад-светел месяц?От чего у нас звёзды частые?От чего у нас ночи тёмные?От чего у нас зори утренни?От чего у нас ветры буйные?От чего у нас дробен дождик?От чего у нас ум-разум?От чего наши помыслы?От чего у нас мир-народ?От чего у нас кости крепкие?От чего телеса наши?От чего кровь-руда наша?От чего у нас в земле цари пошли?От чего зачались князья-бояры?От чего крестьяны православные?У нас белый вольный свет зачался от суда Божия,Солнце красное от лица Божьего,Самого Христа, Царя Небесного;Млад-светел месяц от грудей его,Звёзды частые от риз Божиих,Ночи тёмные от дум Господних,Зори утренни от очей Господних,Ветры буйные от Свята Духа,Дробен дождик от слёз Христа,Самого Христа, Царя Небесного.У нас ум-разум самого Христа,Наши помыслы от облац небесныих,У нас мир-народ от Адамия,Кости крепкие от камени,Телеса наши от сырой земли,Кровь-руда наша от черна моря.От того у нас в земле цари пошли:От святой главы от Адамовой;От того зачались князья-бояры:От святых мощей от Адамовых;От того крестьяны православные:От свята колена от Адамова.Ригведа представляет священников – брахманов (у славян – волхвов) и воинов – кшатриев (бояр), как разные сословия. Однако у тех же индусов сохранилось предание о «лебединой варне» Хамса, представители которой объединяли в себе царско-жреческую функцию. В свою очередь, у славян Волх[в] выступает именно как первый князь и представитель воинского сословия.
К такого рода генеалогическим повествованиям относится также и скифская легенда о Таргитае. Имя Таргитая, как справедливо было замечено Б. А. Рыбаковым, повторяет эпитет греческого Аполлона Таргелия и Тарха Тараховича русских сказок. В пересказе Геродота сыновьями Таргитая названы Липоксаис, Арпоксаис и самый младший Колаксаис (Λιπόξαϊν καὶ Ἀρπόξαϊν καὶ νεώτατον Κολάξαιν). В их царствование на Скифскую землю с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша[13].
В данном случае классическое деление мифа на социальные классы, т. е. прямое соотношение каждой варны с определённой степенью полноты власти, заменено на представление о роде занятий: земледельцы (плуг) и скотоводы (ярмо), разумеется, не отличаются с точки зрения властных полномочий. Однако существенно то, что у скифов, несмотря на их максимальную близость с племенами индийской ветви ариев, чаша и секира не отделяются друг от друга. И чашей, и секирой владеет «Солнце-царь» (Колаксай). Другими словами, царско-воинскую и жреческую функцию, подобно славянам и германцам, скифы объединяли в лице одного сословия.
Точно также в Евангельском повествовании мидийские цари, которые поклонились Христу-младенцу, выступают как «цари-волхвы». С точки зрения священной истории очень существенно, что в лице пастухов Христу кланяется средний сын Сим, а в лице «царей-волхвов» – старший Йафет. Младший же Хам вовсе не присягает Царю Миров. И, дабы не получить упрёков в принижении какой-либо из ветвей человеческого рода, мы должны здесь особо отметить, что каждый народ, так же как и каждый человек, любим и нужен Господу, и каждый призван на своё служение. Хотя Хам не имеет привилегий касты воинов, зато он свободен от воинской присяги. Да, его дети не носят на себе золото, но и матери из его рода не хоронят своих мужей и сыновей, погибших на многочисленных войнах. Нам могут возразить, что войны приносят смерть и горе во все дома. Особенно войны мировые. Что ответить на это? Да, это так. Но нельзя забывать, что речь идёт о схеме архетипической и идеальной. Это во-первых, а во-вторых, речь идёт о самом отношении события «война» к определённой варне – «царей-волхвов». Для царей война не нечто, вторгающееся случайным, неотвратимым образом в их жизнь, подобно стихийному бедствию или катастрофе. Что-то внешнее, что могло пройти стороной. Война – непременный атрибут их жизни, основное её содержание и смысл их служения. И, наконец, следует сказать, что эти изначальные расовые архетипы реализованы внутри каждого отдельного племени и даже каждого отдельного человека подобно фракталам, распространяющимся на всё более нижележащий и всё более ограниченный уровень. Каждый человек и каждый народ несёт в себе и царя-волхва, и труженика, и раба. Но, разумеется, в разной мере и степени в разные моменты истории.
Указание Писания на Йафета, как того, кто въселитъся в села Симова (Быт. 9:27), крайне важно. Индоевропейцы действительно единственные, кто потерял свой первоначальный Северный удел. А вместе с его потерей и свою Традицию, после чего право первородства, главным индикатором которого является единственно легитимная царская власть, перешло к потомкам среднего Ноева сына. Это событие было обозначено воцарением Давида, которое практически синхронно падению Трои. Так, раз став актуальным в определённой точке времени, оно по «фрактальному» принципу сопровождает всю историю Мира. В соответствие этому и Христос, «сын Давидов» (т. е. принадлежащий к его роду по Иосифу Обручнику), оказывается младшим сыном своего названного отца. В Новом Завете, в согласии со Священным Преданием, упомянуты старшие братья Iсуса Христа в легальной фикции (опять же по Иосифу Обручнику) – Иаков, Иосия, Иуда и Симон, также и две сестры, которые не названы по имени. Теологи и историки постоянно обходят стороной тот факт, что, являясь младшим сыном Иосифа, Христос не имел права на Иудейское царство. Да, безусловно, через усыновление он был легитимным представителем рода Давида, но повторимся – первостепенного права на царство не имел. О ясном понимании этого говорит, увещевая отступников от «древлего благочестия», автор т. н. «Выговского сочинения» (XVIII в.), в котором утверждается правота дораскольной традиции Русского Севера: «Вы уже вси [ошибающиеся. – А. И.] от давних времён уставляете новомудрствующе, не токмо Пилату, яко язычнику, согласная пишуще на кресте четыре литеры сия I Н Ц I, знаменующия Исус Назарянин, Царь Иудейский: но и латином, и лютером, и кальвином, и никоновых времен новонаставшему согласному вышеозначенным подписанию. Но Церковь древлеправославная грекороссийская и апостольская гласит боголепными написании, еже есть Царь Славы, Исус Христос, Ника: всеми старопечатными книгами, разных выходов…» По сути, наиболее распространённое ныне надписание на верхней перекладине Креста Господня – это не просто издёвка Пилата над иудеями, но самая простая ложь.
Сама по себе передача права на царство от старшего брата Йафета к среднему Симу и обратно, если пользоваться метафорическим подходом к толкованию сюжетов Священного Писания, выглядит как архетипическое событие, вновь и вновь повторяющееся на протяжении поколений их потомков. Уже внутри истории рода самого Сима, младшего брата Йафета, мы встречаем мотив передачи власти от старшего брата младшему. Это не что иное, как прообраз к принятию царского чина его потомком Давидом. Речь идёт о том, как Исав продал своё право первородства младшему брату Иакову (Израилю) за чечевичную похлёбку. История затем повторяется среди потомков самого Иакова – сыновей Иуды. И неким образом «отвердевает», переходя с уровня свободного воления души уже на уровень физиологии. А именно: первым должен был появиться Зара, но во время родов лишь высунул руку, и его путь к рождению преградил Фарес. Именно он считается родоначальником царской династии Давида и Соломона. Однако Зара трактуется как образ той Благодати, что была до иудейского Закона, и одновременно той, полная реализация которой должна была произойти после его отмены. Эту отмену знаменует рождение Зары. И она не что иное, как Благодать, пришедшая через Iсуса Христа. А когда сам Христос повелевает фарисеям: воздадите кесарева кесареви (Мк. 12:13–17; Лк. 20:20–26; Мф. 22:15–22), то это повеление, кроме социально-политического значения, ещё выглядит и как свидетельство возвращения царского достоинства правителям от рода Йафетидов.
Кроме того, особенно важно, что индоевропейский миф в своей реконструкции говорит о связи старшинства с родом занятий. Средний брат – прародитель тружеников (вайшья, бондов), производителей материальных благ. Поэтому и мотив «чечевичной похлёбки» в истории Исава и Иакова не случаен. Иаков продаёт брату то, чем легитимно обладает. Так, в лице утраты первородной ветвью своего царского достоинства человечество ставит во главе себя среднее колено и связанное с ним материальное благо. В мире, до сих пор живущем в логике Ветхого Завета, именно материальное благо и связанные с ним люди находятся у руля государства и определяют как экономическое направление развития, так и макрополитику. И если первая из перечисленных функций вполне прилична потомкам среднего колена человечества, то право на вторую явно не может принадлежать им.
Рассматривая далее аспекты этой схемы и её социально-исторические проявления, мы должны отметить, что не только высшая варна имеет двойственный характер, представляя одновременно царство и священство. Также и средняя варна тружеников имеет свой условно пассивный и условно активный аспекты. Активный – это предприниматель и рабочий, пассивный – интеллигенция. Также и представитель варны рабов может реализоваться как в виде анархически настроенного пролетариата (активный аспект), так и в виде слуги (пассивный аспект). Тем, кто заинтересуется этой темой, представленная шестичленная трёхуровневая схема может многое объяснить. Мы же здесь отметим только наиболее важные следствия открывающейся через неё перспективы. Во-первых, ситуация, в которой торговец управляет военным, противоестественна; а во-вторых, интеллигенция, которая пытается всех учить жизни, – явление позднее и прямо связанное с узурпацией властных полномочий потомками среднего сына прародителя. Интеллигент – это равно представитель производящей варны, пусть даже продукт его труда – интеллектуальное достояние. В первую очередь это учёный, но не поэт или философ. Его умственная деятельность имеет жёстко ограниченный метод и особую систему, и главным мерилом продуктивности такой деятельности является возможность воспроизведения её результатов в условиях эксперимента, повсюду и любым другим человеком.
Понятно, что с философией и поэзией дела обстоят совершенно иначе, но это уже отдельная тема для беседы, её мы коснемся ниже. Здесь же для иллюстрации приведённой концептуальной схемы напомним о том, о чём вскользь мы уже упоминали в предыдущей главе, говоря об Александре Великом Аргеаде и Дарии III Ахемениде. И тот, и другой являлись ветвью от Персея-Фарсифая. Александр не желал и не мог убить Дария, потому что кровь царей священна, в ней живёт «фарн». Пролить кровь царя – значит пролить кровь Бога.
Мы также упомянули, что современные исследователи видят в этом нежелании убивать лишь «тактическую хитрость» узурпатора, к которой он прибегает в своей неуёмной жажде власти, полагая, что «тёмной массой» ему будет гораздо легче управлять из-за спины правителя, легитимность которого (видимо, в силу «инерции» и/или привычки) эта масса признаёт. Что можно сказать об этом? Это лишь логика нашего тёмного века. Но и эта логика существует не сама по себе, а в рамках особой социальной формации. В век, когда на место священника и царя заступили интеллигент и торговец, значение имеет лишь утилитарное рациональное объяснение. В оптике этого взгляда всегда должна присутствовать личная выгода. Гешефт. И это единственное основание или мотивация, которые достойны оправдания в глазах средней варны человечества. Следует ещё сказать, что в оптике того же социального концепта должна существовать и логика раба. И для Хама «всё ясно», но по-своему. Поверженный правитель – существо, достойное лишь презрения. Мог убить, но не убил? Значит, оставил для смеха, унижения и самоутверждения. Три мира, три логики. Выбирайте.
Важно понять, что на сегодняшнем этапе именно традиционалистский дискурс, который включает в себя понятие об универсальном символизме, а значит, и универсальном Священном Предании (в разных традициях в разной степени искажения), при поверке Священным Писанием позволяет утвердить концепцию святоотеческого толкования Священной истории. Ту концепцию, к которой с нескрываемой агрессией относятся проповедники «открытого общества», мира, в котором рабы правят рабами и в котором нет места царству пресвитера Иоанна.
Топография Священного Пространства
Представьте, подходите вы к какому-нибудь географу-геодезисту и заявляете:
– Мне нужна карта мироздания.
Скорее всего, он будет часто моргать, ну или что-то иное в этом роде. Так сегодня. Но для человека эпохи премодерна, для человека Традиции, такая постановка вопроса вряд ли бы вызвала удивление. В чём же дело? Изменилось само понимание мира. Мироздание – это более не образ Небесного Абсолюта. Разорвана связь между Истоком и его проявлением. Творение уже не воспринимается как отпечаток неотмирного Эйдоса, отражение Небесного Архетипа, но только как форма самого себя. Нашего картографа ставит в затруднительное положение не что иное, как истолкование Бытия как «воли к власти». Это Бытие, толкуемое как имеющее опору лишь в самом себе, не видящее своего основания в Вышнем. Бытие, которое отныне представлено, как некая, не столько временна́я, сколько вре́менная случайность, результирующая воли случая совпавших факторов.
Иначе говоря, карта, та которую мы знаем, начиная с конца эпохи Великих географических открытий, оторвана от Принципа. Она ничего не объясняет, а лишь презентует себя, и ничего кроме, или, сказать лучше, предоставляет, кроме себя, Ничто. Мир замкнулся на себе, потеряв измерение Бесконечности пространства, растворяющегося в океане метафизики (в данном случае понимаемой как особый «топос»).
У древних карты были иные. Подобно вышивке на одежде или резьбе на жилище, карта несла символический смысл. Изображая, к примеру, круг земель и стран, orbis terrarum, картограф одновременно обозначал всю полноту вещей мира. Акцентируя три континента – Европу, Азию и Африку, указывал на их соответствие трём прародителям послепотопного человечества – Йафета, Сима и Хама. Так всякому становилось ясно, что континенты – это не просто куски суши, опоясанные океанами, но уделы сыновей Ноя.
На античных картах и производных от них картах эпохи раннего Средневековья эти чаще всего континенты структурированы схематичным изображением в виде положенной на бок T-мачты, которая обозначает Средиземное море, и перекладины-меридиана, примерно соответствующего 35° восточной долготы и совпадающего на севере с Чёрным морем и устьем Днепра, а на юге – с устьем Нила и/или Красным морем. Нетрудно заметить, что с этим меридианом примерно соотносятся острова Соловецкого архипелага, Москва, Иеросалим и сама гора Голгофа.
И если иеросалимская Голгофа известна практически всем, то о северной знают немногие. А известно нам то, что 18 июня 1712 года на острове Анзер, в тонком сне, Богородица явилась преподобному Иову и сказала, указывая на близлежащую вершину: «Эта гора отныне называется второй Голгофою… Я сама буду посещать гору и пребуду с вами вовек». Эту «северную Голгофу» можно рассматривать как архетип, и тогда она встаёт в один ряд с греческим Олимпом, «Этам уттарам гирим» Ригведы, Тул Туинде ирландцев, Араратом жителей Малой Азии и Ближнего Востока. Другими словами, со всякой сакральной вершиной, находящейся к северу от места актуального расселения отдельного народа или группы племён. Этот список «северных гор», разумеется, можно расширить.
Очень сложно освободиться от навязчивого «историцизма», которым пропитано современное сознание. В оптике сакральной Традиции совершенно не имеет значения время, когда за тем или иным объектом было закреплено Имя. Если это произошло однажды, то, значит, по сути – так было и так будет всегда. Поэтому в контексте Единого Полярного Истока двойственный образ Соловецкой и Иеросалимской Голгофы сливается в один, так же как орудие казни превращается в «животворящее древо» и сама смерть – в жизнь.
