Повелители кладов

– Пять львов святого Марка, двадцать шесть крестов – символов самых известных венецианских фамилий охраняли Фортеццу от превратностей судьбы, – как сомнамбула забормотал Вовка. – Но сейчас каждый, кто находился в крепости понимал – его судьба зависит от его собственных рук, от его меткости, храбрости и умения обращаться с клинком и мушкетом…

Класс прыснул смехом, а Горошина, поправив и без того неплохо сидевшие на ее переносице очки, строго потребовала:

– Ты бы, Казаков, хотя бы встал, когда с тобой учитель разговаривает.

Вовка, удерживая коленями книгу, опираясь двумя руками на стол, привстал.

– Да что с тобой сегодня? – удивилась Горошина. – Тебя что, ноги не держат? Давай-ка прогуляйся к доске. Разомнись.

Более дурацкую ситуацию и представить себе было трудно. Вовка со сведенными вместе коленями озирался вокруг и лихорадочно соображал – что же делать. Пытаться достать рукой книжку и переложить ее на сиденье? Горошина может заинтересоваться – чем это он там манипулирует – и отобрать книжку. Но не идти же в самом деле к доске гуськом, пытаясь удержать ее между колен!

К счастью, Лешка, уже пришедший в себя от неожиданного нападения на их читальный бастион, перехватил книжку левой рукой и выдернул ее вперед. Вовка, облегченно вздохнув, двинулся к доске на свою голгофу.

Кащей, отпущенный на свободу, отправился на место и битву с уравнением у доски продолжил Вовка. Он честно сражался с одним неизвестным, но его боевой выучки хватило лишь на то, чтобы точка в журнале превратилась пока что, увы, всего лишь в трояк. Тем не менее довольный, что легко отделался от допроса у школьной доски, Вовка вернулся за свою парту, и тут же Лешка пододвинул ему записку:

"Почитать дашь?"

"Конечно, – начертал Вовка в ответ. – Постараюсь сегодня ночью ее добить. Завтра она твоя".

После уроков Вовка, попрощавшись с Лешкой, не пошел как обычно слоняться по улицам, заглядываясь на витрины магазинов и прицениваясь к товарам, на которые денег у него не было и быть не могло, но которые, тем не менее иметь все же хотелось. Нет, он не торчал сегодня у спортивного магазина, где недавно был вывешен рекламный плакат роликовых коньков "К-2", не изучал в тысяча первый раз прайс-лист магазина "Весь компьютерный мир" и даже не рылся в стопках букинистической литературы в чудом уцелевшем книжном магазине.

Он стремглав бросился домой, потому что подозревал – мама сегодня должна была пойти в парикмахерскую, а если такое дело действительно случилось, значит, ее, возможно, не будет дома около трех часов. А уж Вовка-то знал как использовать это время!

К его великой радости, когда от полноты предвкушаемого удовольствия он, игнорируя лифт, взлетел на свою лестничную клетку, выяснилось, что на звонки никто не отвечает, и он может воспользоваться своим ключом.

Дома было тихо, и вся обстановка располагала к тому, чем он намеревался сейчас заняться.

Вовка прошел в свою комнату, взял в левую руку обложку от учебника алгебры, а правой рванул книжицу со страницами на себя. Легкий треск завершил операцию. Вовка мгновенно вложил "Алжирский клинок" в обложку учебника, а сам раздетый учебник заныкал в портфель.

Теперь читать можно было спокойно.

Как бы Вовку ни глодал голод культурный, желудок властно потребовал обеда. Вовка скривился, но внутренне согласился с тем, что необходимо потратить еще какое-то количество времени на подготовку обеда. Зато потом он сядет за стол на кухне, вооружится самой большой – чтобы не бегать постоянно за чайником – кружкой и будет попивать себе густой ароматный настой, попутно сдабривая его большими кусками бутерброда и читать продолжение истории крепости Фортецца.

Пронесясь вихрем по кухне, Вовка наметал на стол колбасы, черного хлеба, подогрел борщ в кастрюле и воду в чайнике. Борщ он, конечно, есть не собирался, потому что не любил первого, но создать впечатление, что кто-то возился с кастрюлей, было необходимо. Когда с заваркой чая было покончено и огромные ломти колбасы были шлепнуты на не менее толстые куски хлеба, Вовка, наконец, открыл книгу, замаскированную под учебник, и углубился в чтение.

"…Алжирские пираты подошли близко, насколько можно было к берегу, и самые отчаянные головорезы стали спрыгивать вниз, взметая вокруг себя капли прозрачной лазурной воды и двигаться к берегу, чтобы укрыться за валунами от стрел и осколков ядер.

Паловеччини не хотел показывать до поры до времени всю огневую мощь своего гарнизона, а потому приказал обстреливать десант противника скорее для острастки, чем для того, чтобы нанести готовящимся к атаке людей значительный урон.

Пока триремы разгружались, Паловеччини с достаточно близкого расстояния смог рассмотреть отряд, собирающийся штурмовать стены Фортеццы. Тот был разбит на мелкие группы и представлял из себя довольно живописное зрелище. В подзорную трубу без труда можно было разглядеть черных нубийцев в белых чалмах и шароварах, некогда имевших зеленый цвет; алжирцев, прячущих голову под белым платком, стянутым наверху обручем; людей, очень похожих на франков, бородатых, в кафтанах, представляющих из себя немыслимую рванину; узкоглазых, смахивающих на китайцев, разбойников неизвестной нации; турок в маленьких фесках, замасленных жилетах, надетых прямо на голое тело.

Разномастны команды трирем были не только по национальности, вероисповеданиям и одежде. Оружие, как и следовало ожидать, тоже было далеко не единого установленного образца. Турецкие янычары были вооружены любимыми кривыми ятаганами, алжирцы – кто кистенями и палицами, а кто и достаточно редкими дамасскими саблями, нубийцы – тесаками и дубинами.

Со стен Фортеццы в пиратов по-прежнему летели стрелы и ядра. Пираты огрызались выстрелами из луков, перегруппировываясь и готовясь начать штурм, как только будет подан знак от вожака.

Сам атаман этой разномастной шайки переходил с места на место, шушукаясь с группками людей, и отчаянно жестикулировал. Паловеччини решил рассмотреть его получше, потому что ему показалась знакомой походка этого пирата. Худощавое смуглое лицо выдавало в нем человека, который проводит на воздухе большую часть своего времени, не прячась от жгучих солнечных лучей под крышей дома или балдахином носилок. Бородка клинышком и белая чалма свидетельствовали, что он последователь учения пророка Мухаммеда. Богатый, нежели у остальных, халат и несколько перстней на руках, которые бросали яркие блики, говорили о том, что этот искатель приключений не беден и пользуется уважением окружающего его сброда. Плотно сжатые губы и твердый взгляд черных глаз не понравились Паловеччини. Такие черты лица могли принадлежать только воину мужественному и решительному.

Да, теперь начальник гарнизона был уверен, что он узнал этого человека. Несколько месяцев назад тот работал в крепости водоносом. Конечно, на нем тогда не было такого шикарного бирюзового халата, подпоясанного красным шелковым кушаком… Значит, он выполнял здесь миссию разведчика. И, судя по тому, что он поручил это не кому-то из своих людей, а взялся за это опасное и трудное дело сам, можно было предположить в нем человека недюжинной смелости. Скорее всего, это тот самый пират Улуч-Али, которому молва приписывала доблесть, приближающую его по уровню побед к знаменитому Барбароссе. Так это было или не так – проверить сейчас предстояло гарнизону Фортеццы.

Паловеччини обернулся к вестовому и показал, чтобы командир генуэзской пехоты срочно перебросил свое подразделение к западным воротам. Сфорца боялся, что именно в этом направлении и будет нанесен главный удар.

Уже несколько раз он собирался дать указание замуровать ход, проделанный по прихоти архитектора, который создавал план бастионов. Однако, в Венеции, узнав об этом, могли понять действия начальника гарнизона неправильно, и поэтому Сфорца еще несколько месяцев назад в общем рапорте, касающемся описания политического и экономического состояния дел во вверенном ему районе, испросил разрешения установить на месте западных ворот каменную стену. Но ответа, увы, не последовало, и теперь Паловеччини проклинал себя за чрезмерную осторожность. Из-за прихоти архитектора мог пострадать не только сам начальник гарнизона, но и его солдаты и ни в чем не повинные жители Рефимно.

Хотя выводы делать было рано, Паловеччини был уверен, что Улуч-Али не преминет воспользоваться самым слабым местом в обороне Фортеццы. Тем временем вслед за десантом, с галер на берег были переправлены длинные шесты, в которые были вбиты клинья, в результате чего получалось сооружение, могущее служить лестницей. С помощью этих шестов пираты должны были попытаться взобраться на стену и отвлечь на себя силы защитников бастиона с тем, чтобы люди внизу могли беспрепятственно выламывать ворота. Тараном же должна была служить мачта, снятая с одного из суденышек. Вокруг нее уже суетились разбойники, прикидывая как ее поудобнее взять.

Понимая, что каждая минута промедления расхолаживает его людей, Улуч-Али, крикнул что-то на гортанном языке, выхватил из ножен саблю и показал ее острием в сторону западных ворот. Хотя Паловеччини уже давно было пора оторваться от подзорной трубы, чтобы наблюдать за всей картиной боя, он не мог отвести взгляда от этой сабли, обильно украшенной золотым травлением по дамасскому клинку и драгоценными рубинами и изумрудами по эфесу. Самый низ сабли, там, где кончалась ее рукоятка, был увенчан огромным алмазом и зеленой кисточкой. Подобное богатое оружие Паловеччини приходилось видеть не часто. И как военный, с одной стороны, и человек, склонный к пониманию изящного, он не мог не оценить этого великолепия.

Самые отчаянные пираты, схватив наперевес импровизированные лестницы, ринулись вперед. Паловеччини тут же дал приказ всем солдатам поражать наступающих. Плотность огня увеличилась втрое, и это тут же почувствовали на себе те разбойники, которые с ужасными криками, как подкошенные, падали на камни и застывали в самых неестественных причудливых позах, либо, оставляя за собой кровавый след, отползали ближе к морю и умоляли товарищей, пока не поздно, переправить их на борт галер.

Вторая толпа пиратов бросилась вперед – как только первые отряды подобрались к каменным стенам Фортеццы. Этот второй отряд состоял из двух видов воинов – одни волокли вперед мачту, привязанную к их рукам веревками и кожаными ремешками, вторые, держа по сторонам некие подобия деревянных щитов, старались оградить себя и атакующих от стрел. Подбадривая себя воплями, пираты в нескольких десятках мест сразу приставили к верхним зубам Фортеццы шесты и, словно обезьяны, быстро перебирая руками и ногами, ринулись наверх. Но огонь из двух боковых бастионов Сан-Сальваторе и Сан-Люка показали им, что просто так защитники крепости не сдадутся.

В бастионах Паловеччини велел разместиться самым лучшим стрелкам, которые точными попаданиями сбивали пиратов на верхах шестов. Те, падая вниз, увлекали туда же других разбойников, многие из которых, приземлившись на скальные выступы, уже не вставали.

Тем временем, пока основная часть выстрелов приходилась на пиратов, атакующих стены, другая группа подбежала к воротам и принялась выламывать двери. Когда-то эти двери были в весьма неплохом состоянии, но от бездействия, поскольку в город солдаты выходили через другие ворота, а десант выпускать через заднюю часть крепости не возникало необходимости, превратились в достаточно ветхое сооружение. Хотя по приказу начальника гарнизона солдаты пытались укрепить их наскоро деревянными балками и камнями, прогнившее дерево под ударами дрожало, а ржавые петли сварливо, на высокой ноте, скрипели. Но, тем не менее, пока ворота держались.

Паловеччини был вынужден снять часть своих сил со стен и расположить их над узким коридором, через который пираты, сломав ворота, должны были атаковать Фортеццу. Паловеччини надеялся, что ураганный огонь, произведенный вплотную, выкосит первые ряды атакующих, а другие, видя узкий простреливаемый коридор, не решатся испытывать судьбу.

Когда первая волна пиратов, попытавшихся взобраться на стену с помощью шестов, отхлынула обратно к морю, предводитель атакующих Улуч-Али, понимая, что настал решительный момент боя, чтобы воодушевить свою неорганизованную армию, лично двинулся вперед. Страшно вопя и завывая пираты бросились в атаку, подхватили шесты, сброшенные защитниками Фортеццы, и снова стали карабкаться вверх. Некоторым из особо ловких моряков удалось вскочить на крепостные стены. Одних тут же сбивали пиками, другие сумели завязать отчаянную рукопашную схватку.

Тем временем группа, высаживающая ворота, старалась вовсю. Мокрые спины пиратов блестели от пота и крови тех, кого поранили стрелы. Паловеччини, видя, что на стенах уже не осталось ни одного атакующего пирата, понял, что все усилия Улуч-Али теперь будет направлены на ворота, и спешно спустился по каменной лестнице вниз к опасному участку.

Дубовые ворота уже разваливались. Несколько железных клепок под мощными ударами были выбиты и лежали далеко от ворот. Две толстенные дубовые доски были сломаны. Ворота могли рухнуть с минуты на минуту.

Паловеччини лихорадочно соображал, что можно еще предпринять для охраны этого опасного участка. К сожалению, больше стрелков поставить в этом узком месте было сложно. К тому же арбалеты для повторного выстрела необходимо было перезаряжать. Можно было, конечно, организовать две шеренги солдат, первая из которых должна была стрелять, а вторая – спешно готовить оружие. Однако Паловеччини пришел в голову более хитроумный план.

Западные ворота со входа и с внутренней стороны были обильно украшены барельефами. Кроме того, с внутренней стороны, над воротами, выступала значительная часть стены. Если бы удалось направить взрывную волну в нужное время в нужное место, то камни засыпали бы узкий проход.

Паловеччини приказал спешно кликнуть лучшего канонира и двух инженеров…"

Вовка, облизав жирные пальцы, уже хотел было перевернуть с страницу, но услышал, что в двери завозился ключ, а потому, спешно захлопнув книгу, выглянул в коридор. Это вернулась из парикмахерской мама и, пока она перед зеркалом в очередной раз оценивала сооружение на своей голове, у Вовки была минута, чтобы плеснуть в чистую тарелку немного борща, вылить его в раковину и там же оставить тарелку. Смахнув остатки бутерброда в мусорное ведро, Вовка обернулся к маме, которая входила на кухню.

– Ты пообедал? – строго спросила она.

– Да, – демонстративно поднял вверх чашку с недопитым чаем Вовка. – Вот чай закончу и за уроки!

– Молодец, молодец! – потрепала его мама по голове.

Тут в дверь позвонили. Гадая – кто это: соседка или ребята, которые пришли к нему в гости – Вовка шмыгнул в коридор. Но это был отец, который приехал с работы, потому что забыл дома какие-то важные бумаги. Не разуваясь, он прошел на кухню, собрал с подоконника несколько папок и, мимоходом бросив взгляд на учебник, который лежал на кухонном столе, потрепал Вовку по голове.

– Занимаешься? Отлично! Давай, жми на полную катушку, а мы приготовим вам сюрприз!

С этими словами отец, наскоро переговорив о чем-то с мамой, вышел на улицу. Вовка услышал как ухнул лифт, потом во дворе завелся мотор папаниной служебной "Волги".

Интересно, что за сюрприз? – стал соображать Вовка, быстро прогнав чувство стыда, возникшее из-за того, что отец принял книжку, не имеющую никакого отношения к занятиям, за учебник. – Коньки что-ли мне хочет купить, что-нибудь крутое типа "Rollerblade"? Или, может, велосипед? Да нет, у меня уже есть один. Видак у нас тоже стоит. Аппаратура имеется… Да, и кто это – "мы"? В кино он нас что ли, решил повести? – картинно почесал Вовка несуществующую щетину, допил чай и решил больше не мучаться мыслями о сюрпризе, а выждать время и тогда все само станет ясно.

Подхватив поскорее замаскированную книгу под мышку, Вовка двинулся к себе в комнату. Продолжить чтение ему не давала мама, которая крутилась вокруг, вынимая из шкафа какие-то вещи и прикидывая их перед зеркалом на предмет соответствия с новой прической. Пришлось Вовке, вздохнув, достать из портфеля настоящие учебники и заниматься уравнениями.

Дело продвигалось, честно говоря, туго. Да и сами посудите – какие тут могут быть уравнения, когда в голове засело только одно – успеет ли начальник гарнизона взорвать мину и похоронить под обломками стены нападающих пиратов или нет? Вовка хотел было уже, сунув книжку под водолазку, закрыться на полчасика в туалете, но потом решил проявить силу воли и разделаться с уроками с тем, чтобы потом добить чтиво вполне легальным способом. Однако в школе, видимо, из них хотели сделать академиков, потому что не успевал Вовка справиться с одним заданием, как обратившись к дневнику, он выяснял, что его ждет очередное, не менее трудное.

– Попробовали бы эти пираты в средней школе поучиться, – бурчал Вовка, расставляя знаки препинания в упражнениях. – Это тебе не "по морям, по волнам, нынче здесь, завтра там". Это соображать надо. Да так, чтобы голова дымилась.

– Ну-ка, что у нас тут, – пытался в очередной раз собраться с мыслями Вовка. – Итак, одна бригада плотников делает в час сорок шесть стульев, а другая бригада плотников за это же время делает стульев в четыре раза больше… и захлебнувшись в атаке, бросается на неприступные стены крепости еще и еще раз… Ой, что-то не то, – протирал глаза Вовка, массировал виски и снова пытался углубиться в дебри науки. – Вопрос: за какое количество времени две бригады сделают тысячу стульев, если их производительность равна мощным ударам мачты, от которой выбитые дощечки из старинного дубового стула падают вниз, на камни, и в образовавшиеся щели уже пролетают стрелы арбалета… Блин, да какой арбалет, – со злостью захлопнул Вовка книжку. – Едет крыша на чердак, сядет крыша только так…

– Вова, не ругайся, – строго стала отчитывать его мама, которая уже вертелась в прихожей – у зеркала. – Это нехорошо, некрасиво и некультурно.

– Да, а если в башку всякая дрянь лезет, когда уроки надо учить – это красиво?!

– Ты должен уметь владеть собой!

– Да я и так собой владею, – обиделся Вовка. – Просто я сам по себе живу, а мысли в моей голове – сами по себе.

Покружив по комнате разозленной мухой, Вовка решил, что делать домашнее задание все равно придется, и в очередной раз, стиснув зубы, решив ни за что не думать ни о Фортецце, ни о Крите, ни о пиратах, ни о военных действиях вообще, попытался составить уравнение и решить его, но получалась, увы, опять какая-то белиберда.

Тогда Вовка, по отработанной схеме, чтобы решить задачку решил пойти от обратного. То есть, перелистав учебник, посмотрел в конце ответ. Теперь он пытался проделать со вверенными ему цифрами различные операции – умножение, деление – с тем, чтобы получить искомое. Но проклятая задачка, словно издеваясь над ним, никак не давалась. Ответы у него получались какие угодно, кроме нужного.

– Нет, это просто издевательство какое-то, – рассердился Вовка и учебник был тут же жестоко наказан путем отправки в полет в самый пыльный угол комнаты.

Несколько попыхтев по поводу идиотских задач, кретинских учебников и невыносимых условий существования, Вовка попытался взяться за геометрию. Он открыл следующий учебник и, вздыхая, стал рассматривать рисунки, иллюстрирующие признаки равенства треугольников. Но белые треугольники тут же напомнили ему небольшие крепости, возведенные в неприступных скалах. Вовка с досады плюнул. Положительно, "Алжирский клинок" не желает выходить у него из головы. Полистав учебник Вовка нашел нужный параграф и попытался вникнуть в суть теоремы 3.5.

"В равнобедренном треугольнике медиана, проведенная к основанию, является биссектрисой и высотой".

Эта фраза заставила Вовку недоуменно заморгать – так все-таки биссектрисой или высотой? Сообразив, что зря он пропустил первые три абзаца параграфа, он забрался выше и прочитал, что высотой треугольника, опущенной из данной вершины, называется перпендикуляр, проведенный из этой вершины к прямой, содержащей противолежащую сторону треугольника.

– Ну и бре-ед! – снова вскипел Вовка, но тем не менее продолжил штурмовать понятия высоты, биссектрисы и медианы.

В результате, когда он дошел до непосредственно задачи, некое просветление наступило.

– Докажите, – постукивал Вовка ручкой по столу в такт словам, которые он попутно коверкал, – что биссектриса разнобедренного треухугольника, проведенная из вершины, противолежащей основания, является м-медианой и в-высотой.

Вовке доказательство показалось достаточно легким. Уж было оно правильным или нет – он не знал, но быстро накатав свой вариант решения этой проблемы, он с удовлетворением захлопнул геометрию и, не глядя, отправил ее в портфель. Теперь предстояло сражение с русским языком.

– Тэкс-тэкс-тэкс, – почувствовав, что конец его страданиям близок, стал постукивать не только ручкой, но и ногой Вовка. – Уп-пражнение номер… Перепишите примеры, вставляя вместо точек-кочек нужные по смыслу слова и объясняя устно их значение. Ладно, та-ак… "Смеяться … смехом". О, блин, дают, а чем же еще можно смеяться? – хохотнул Вовка. – "Перенести … болезнь". Нужно выяснить, каким можно смеяться смехом и болезнью болеть – заразным или заразительным. "Смеяться заразным смехом". Та-ак. Точка. "Перенести заразительную болезнь".

Словосочетание – "заразительная болезнь" – показалось Вовке странным, но "Алжирский клинок" под обложкой учебника словно подпрыгивал на месте, звал скорее раскрыть его на нужной странице, и Вовка решил не морочить голову, а переписывать примеры по очень простому принципу. Первый предложенный вариант должен был принадлежать первой фразе, остальные доставались второй.

"Искусственный мастер, – быстро ваял он в тетради по русскому. – Искусный шелк. Стоять в эффективной позе. Принять эффектные меры против нарушителей дисциплины. Обидные женщина. Обидчивая слова".

На "обидные женщина" Вовка крякнул и понял, что перестарался. Конечно, ни "обидчивого слова", ни "обидной женщина" быть не могло. А потому Вовка, скептически посмотрев на почти уже законченное упражнение, перечеркнул его и решил подойти к выполнению домашнего задания более вдумчиво.

Наконец, через полчаса ломания головы над проблемой – можно ли произнести в честь кого-нибудь здравницу или здравицу и был ли выведен в пьесе отрицательный персонаж или персонал – Вовка поставил жирную точку и заорал благим матом:

– Ма, я все сделал!!!

На кухне грохнулась кастрюля, упущенная от неожиданности мамой.

– Что ж ты так кричишь! – откликнулась она. – У меня от этого посуда из рук выскакивает!

– Потому что я свободен, свободен! – завопил Вовка, хватая книжку и бросаясь животом на диван.

Нужное место по закону подлости, конечно, не желало сразу находиться. Но вскоре Вовка отыскал необходимую страницу и снова с головой ринулся в чтение.

"…Инженер и канонир после некоторого пререкания нашли нужную точку, куда было водружено несколько бочонков с порохом, вставлены фитили. Два человека с факелами должны были по приказу Паловеччини поджечь этот смертельный заряд. Тут важно было не поторопиться и не проявить поспешности.

Паловеччини снова взбежал на стену крепости. Дела шли не так хорошо как он рассчитывал. Поскольку защитники Фортеццы обсыпали нападающих пиратов стрелами и многие из них уже лежали под ногами товарищей, Улуч-Али распорядился лучшим стрелкам выводить из строя солдат Паловеччини. Нескольких из них уже унесли во двор, чтобы там, в отдалении от боя, лекарь смог выдернуть вместе с мясом ранившую их стрелу. Два человека были уже, видимо, мертвы, поскольку упали по другую сторону стены, и если не скончались от колотых ран, то уж наверняка разбились.

Ворота тем временем держались разве что стараниями крестов Святого Марка. Наконец, от выбиваемой мачтой трухи и пыли при очередном ударе не осталось следа, поскольку мачта вытолкнула одну дверь и та, закачавшись на одной петле, рухнула внутрь крепости. Пираты с диким воем ринулись в Фортеццу. Тут же от моря, что было сил, побежали на приступ не менее сотни искателей приключений.

Паловеччини поднял руку с белым платком и встретился глазами с канониром, который должен был поджечь фитиль мины. Как только Улуч-Али пересек через пролом стену крепости, начальник гарнизона опустил руку, и огонь, шипя рассерженной осой, стал пробираться по шнуру, смоченному в селитре, к бочкам с порохом. Взрыв взметнул вверх мелкие камешки, и белое облако сгоревшего пороха на несколько секунд окутало злосчастные ворота колышущимся саваном. Стены, получив мощный удар, вздрогнули, щели между глыбами, скрепленными когда-то цементом, дрогнули, и камни – один за другим – холодным жестоким водопадом засыпали вопящих от ужаса атакующих…"

– Вова, поди сюда! – донесся из кухни мамин голос.

– А?! – очнулся Вовка, будто только что вынырнул со дна бассейна. – Чего?

– Поди сюда, я тебе говорю!

– Сейчас, одну минуту! – быстро перевернул Вовка страницу, стараясь побыстрее добраться до конца главы.