Хроники Пограничного племени

«Что это было?» – спросил Кайлан.

«Я же сказала. Ошибка. – Она подняла на него взгляд. В ее глазах было что-то новое – не насмешка, а холодное любопытство исследователя. – Оно было собрано из разных времен. Шерсть – из этого. Перья – из далекого прошлого. Металл… – она нахмурилась, – металл из будущего. Время здесь течет неправильно. Оно смешивается. И иногда из этой мешанины рождается… вот такое».

Она встала. «Нам нужно уходить. Этот шум мог привлечь других».

Они шли еще несколько часов, погруженные в молчание. Лес вокруг них менялся. Иногда им попадались деревья, которые, казалось, прожили тысячу лет за один день – их стволы были покрыты толстой, морщинистой корой, а ветви превратились в сухие коряги. А рядом могли расти молодые, тонкие побеги, пробившиеся сквозь землю, которая еще вчера была каменистой пустошью. Время здесь было не рекой, а болотной трясиной, где можно было завязнуть или провалиться в бездонную топь.

Они вышли к деревне внезапно. Или к тому, что от нее осталось. Она располагалась на небольшой возвышенности, и когда-то, должно быть, была уютным местом. Теперь же это было зрелище тихого безумия. Некоторые дома стояли нетронутыми, но их деревянные стены были серыми и трухлявыми, словно простояли под дождями не одно столетие. Другие были разрушены, но не войной или пожаром. Их крыши прогнулись внутрь, как будто под тяжестью невидимого груза, а стены изогнулись под немыслимыми углами. В центре деревни стоял колодец, из которого вместо воды медленно, как смола, вытекала клубящаяся серая дымка.

Но самое страшное было не это. Самым страшным была тишина. Не было слышно ни пения птиц, ни лая собак, ни человеческих голосов. Только шелест ветра в мертвых кронах деревьев.

«Здесь никого нет», – сказал Кайлан, и его голос прозвучал неуместно громко.

«Не скажи», – возразила Лира, указывая подбородком на одну из хижин, стоявшую на отшибе.

Она выглядела иначе, чем остальные. Она не была ни старой, ни разрушенной. Она была… прозрачной. Она мерцала, как отражение в воде, то становясь почти невидимой, то снова обретая очертания. И возле нее повторялась одна и та же сцена.

Из дома выбегала женщина с ребенком на руках. Она делала несколько шагов, ее лицо было искажено ужасом. Потом в воздухе рядом с ней появлялась тонкая, вибрирующая линия, похожая на трещину в стекле. Женщина застывала, ее крик замерзал на губах. И затем ее тело рассыпалось на мириады светящихся частиц, которые медленно оседали на землю. Через секунду дом снова становился плотным, женщина снова выбегала из него, и все повторялось. Снова и снова. Беззвучный, бесконечный крик, запертый в петле времени.

Кайлан почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Это было хуже смерти. Это было осквернение самой сути жизни и памяти. «Что это?»

«Похоже на эхо, – ответила Лира, ее голос был напряжен. – Сильное эмоциональное событие, отпечатавшееся в этом месте. А теперь из-за этого… разрыва… оно зациклилось. Играет само себя, как шарманка».

И тут они увидели его. Старика. Он сидел на земле в нескольких метрах от мерцающего дома, спиной к огромному камню. Он был худ, как скелет, обтянутый кожей, его седые волосы спутались в колтун. Он смотрел на повторяющуюся сцену немигающим взглядом, и по его морщинистым щекам текли слезы. Он не замечал их. Он был полностью поглощен этим кошмаром.

Кайлан шагнул было к нему, но Лира схватила его за руку. Ее хватка была на удивление сильной.

«Не подходи. Видишь эту трещину? Это нестабильная зона. Попадешь в нее – и будешь переживать свою смерть вместе с ней до скончания времен».

Они медленно, по дуге, обошли опасное место и приблизились к старику сбоку. Только тогда он их заметил. Он медленно повернул голову, и Кайлан увидел его глаза. Они были мутными от катаракты, но в их глубине таилась такая древняя, всепоглощающая скорбь, что у Кайлана перехватило дыхание.

«Вы… настоящие», – прошептал старик. Его голос был сухим и скрипучим, как скрип старого дерева.

«Мы настоящие, – ответил Кайлан, опускаясь перед ним на одно колено. – Кто вы? Что здесь произошло?»

Старик снова посмотрел на женщину, которая в очередной раз рассыпалась в пыль. «Это моя дочь. А это – мой внук. Они умирают уже третий день. А я… я не могу отвести взгляд».

Лира подошла ближе, ее взгляд был острым и цепким. «Ты из Пограничного племени?»

Старик кивнул. «Меня зовут Элдан. Я был старейшиной этой деревни».

«Был?» – уточнила она.

«Теперь я старейшина этого кладбища», – с горькой усмешкой ответил он.

Кайлан чувствовал, как в груди поднимается волна сострадания, смешанного с праведным гневом. «Мы можем помочь. Я могу…» Он хотел сказать «помолиться», «призвать Свет», но слова застряли в горле. Что мог его Свет против этого?

Лира обошла аномалию, изучая ее со всех сторон. «У этой петли должен быть якорь. Что-то, что держит ее здесь. Камень, дерево, предмет…»

Элдан поднял дрожащую руку и указал на небольшой резной амулет из дерева, висевший на шее у призрачной женщины. «Оберег. Я вырезал его для внука, когда он родился. Она никогда с ним не расставалась».

«Вот оно», – сказала Лира. Она посмотрела на Кайлана. «Мне нужно ее отвлечь. А тебе – разбить амулет. Быстро».

«Отвлечь? Как?»

«Я что-нибудь придумаю».

Лира подобрала с земли несколько камней. Она дождалась момента, когда петля перезапустится. Как только женщина выбежала из дома, Лира с невероятной точностью метнула камень в стену хижины, слева от двери. Призрачная женщина на долю секунды обернулась на звук. Ее запрограммированное движение было нарушено. Она замерла, начиная мерцать еще сильнее.

«Сейчас!» – крикнула Лира.

Кайлан не раздумывал. Он рванулся вперед, чувствуя, как воздух вокруг него становится холодным и плотным, как вода на большой глубине. Он видел, как по нему пробегают разряды статического электричества. Он занес свой меч, сияющий остатками Света, и нанес удар по амулету.

Раздался звук, похожий на треск разбитого кристалла. Амулет разлетелся на тысячи осколков. Фигура женщины и ребенка в последний раз ярко вспыхнула и растворилась в воздухе, но на этот раз – навсегда. Мерцание дома прекратилось, и он предстал перед ними таким же серым и трухлявым, как и остальные. Петля разорвалась.

Кайлан отшатнулся назад, тяжело дыша. Он чувствовал себя так, будто только что провел казнь. Лира подошла и молча положила ему руку на плечо, тут же ее отдернув, словно сама удивилась своему жесту.

Элдан закрыл лицо руками, и его плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Они дали ему время. Когда он наконец поднял голову, в его глазах больше не было безумного оцепенения. Только глубокая, спокойная печаль.

«Спасибо», – сказал он. «Вы освободили их».

Он с трудом поднялся на ноги, опираясь на посох, который лежал рядом с ним. «Вы пришли с разных сторон, – сказал он, глядя то на сияющие доспехи Кайлана, то на темную одежду Лиры. – Солнце и Тень. Свет и Сумрак. Но пришли вместе».

«Нас свела случайность», – холодно бросила Лира.

«У мира не бывает случайностей, дитя. Только предзнаменования, которые мы не хотим видеть, – Элдан обвел взглядом изуродованную деревню и небо, на котором все еще виднелись неестественные фиолетовые разводы. – Источник пробудился. Намного раньше срока. И он не просто пробудился. Он болен. У мира началась лихорадка, и то, что вы видели – лишь первые ее симптомы».

«Болен? – переспросил Кайлан. – Источник – это средоточие силы. Как он может заболеть?»

«Даже самая чистая вода может отравиться, если в нее веками плевать ядом, – ответил старик. – Ваша война. Ненависть Аркэлии и Ноктэрна. Она копилась в этой земле триста лет. Она пропитала камни, деревья, саму воду. И она отравила сердце мира. А преждевременное пробуждение стало последней каплей. Кто-то… или что-то… намеренно ткнуло палкой в больное место, чтобы гной хлынул наружу».

Он посмотрел на них своими слепыми, но всевидящими глазами. «Древнее пророчество моего народа гласит: когда Источник заплачет кровью раньше срока, когда прошлое станет будущим, а мертвые пойдут рядом с живыми, мир будет стоять на краю гибели. И спасти его смогут лишь те, кто научится видеть свет в тени и тень в свете. Те, кто примет в себя обе стороны одной войны».

Элдан тяжело вздохнул. «Я думал, у нас есть еще десятилетия. Я должен был подготовить новых стражей. Научить их. Но я не успел. Теперь вы здесь. Рыцарь, чья вера в свет ослепляет его. И лазутчица, которая так долго пряталась в тенях, что забыла, как выглядит солнце».

Он помолчал, давая им осознать сказанное. Кайлан чувствовал, как слова старика проникают под его доспехи, вскрывая раны, о которых он и не подозревал. Лира стояла с непроницаемым лицом, но ее пальцы нервно сжимали рукояти клинков.

«Пророчество начало сбываться, – закончил Элдан. – И вы оказались в самом его сердце. Хотите вы того или нет, но теперь ваш путь – один на двоих. И он ведет через самое пекло этой лихорадки. Потому что если Источник умрет, он заберет с собой весь этот мир».

Пыль забытых королей

Они шли по тропе, которой не было. Элдан ступал по земле так, словно читал невидимые письмена, оставленные на ней ветром и временем. Его посох из искривленного грозой дуба не стучал, а касался почвы, будто боясь разбудить то, что спало под тонким слоем прелых листьев. За ним, на расстоянии в три шага, следовал Кайлан. Каждый его шаг был усилием, продавливающим зыбкую корку реальности. Доспехи, некогда бывшие символом несокрушимого порядка, теперь казались нелепой, громоздкой клеткой, в которой билась его смятенная душа. Он пытался проложить в уме маршрут, найти ориентиры, но пейзаж отказывался подчиняться логике. Скала, что пять минут назад была слева, теперь маячила справа, а ручей, который они только что перешли, снова тихо журчал впереди, будто насмехаясь над самой идеей движения вперед. Мир больше не был картой. Он стал бредом умирающего.

Лира замыкала их маленький отряд. Она двигалась в ином ритме, ее тело было натянутой струной, готовой в любой миг издать смертоносный звук. Она не доверяла этой земле, этому старику, этому аркэлийцу с глазами побитой собаки. Но она доверяла своим инстинктам, а они молчали. Не было ни засады, ни погони. Было только это медленное, тягучее погружение в безумие. Ее взгляд не скользил, он впивался в детали: в плесень на коре дерева, что складывалась в узор, похожий на человеческое лицо; в тишину, которая была не отсутствием звука, а его активным подавлением; в цвет неба, который здесь, под серой пеленой облаков, казался выцветшим, словно старый гобелен. Она видела не распад мира. Она видела появление новых правил, и ее разум хищника уже пытался к ним приспособиться.

«Мы заблудились», – произнес Кайлан. Голос его был глух и лишен металла. Это был не вопрос, а констатация полного краха его мировосприятия.

Элдан остановился, но не обернулся. «Заблудиться можно лишь тогда, когда знаешь, куда идешь. Мы же идем туда, куда пускает нас путь».

«Путь? – фыркнула Лира. – Это не путь. Это агония земли. Она корчится, и мы ползем по ее коже, как вши».

«Даже у агонии есть свой ритм, дитя тени, – спокойно ответил старик. – Нужно лишь научиться его слушать».

Он указал посохом вперед. Среди черных, узловатых стволов деревьев проступили очертания чего-то рукотворного. Каменная кладка, заросшая мхом, остатки стены, увенчанной щербатыми зубцами.

Сердце Кайлана на мгновение замерло, узнав знакомый силуэт. «Форт Скорби», – прошептал он. Древний аркэлийский аванпост, заброшенный еще во времена его прадеда. Легенды гласили, что его гарнизон сгинул за одну ночь, не оставив ни следов борьбы, ни тел. Теперь это были просто руины, дурное место, которое патрули обходили стороной. Но то, что он видел сейчас, было не просто руинами.

Воздух перед ними задрожал, как в полуденный зной. Контуры развалин начали двоиться, на них, словно плохо наложенное изображение, проступала другая картина. На месте обрушенных стен вырастали высокие, стройные башни из черного обсидиана. Разрушенная арка ворот становилась целой, увенчанной гербом с изображением коронованного черепа. Над главной башней на мгновение появлялся и тут же таял в воздухе истлевший штандарт. Развалины форта никуда не делись, они были здесь, реальные, поросшие бурьяном. Но сквозь них, как воспоминание, обретшее плоть, просвечивал огромный, мрачный замок из другой эпохи. Ветер, проносившийся сквозь пустые бойницы руин, смешивался с фантомным эхом боевых рогов и лязгом оружия. Запах сырого камня и гнили переплетался с призрачным ароматом дыма от очагов и запахом пролитого вина.

«Что это?» – спросила Лира, и в ее голосе впервые послышалось нечто похожее на трепет. Ее цинизм был броней против человеческой лжи, но бессильным перед ложью самой реальности.

«Шрам, – ответил Элдан, подходя ближе к границе аномалии. – Рана на теле времени, которая так и не зажила. Задолго до вашего форта здесь стоял замок короля Валериуса. Последнего из династии Полуночных Королей. Его прозвали Безумным, но он не был безумен. Он был горд. Так горд, что заключил сделку с силами, которых не мог понять, пообещав им то, чего не имел. Когда пришло время платить, он заперся в своей крепости, и она стала его гробницей». Старик постучал посохом по земле. «Земля помнит все. Особенно боль и предательство. Источник, пробудившись, всколыхнул эту память, и теперь она кровоточит в ваш мир».

«Мы можем обойти», – предложил Кайлан, глядя, как одна из стен замка на секунду становится почти материальной, а затем снова тает, как дым.

«Не можем, – покачал головой Элдан. – Этот шрам пересекает наш путь. Он не в пространстве, он во времени. Чтобы пройти дальше, мы должны пройти сквозь него. Сквозь память Валериуса».

Они подошли к тому месту, где арка руин совмещалась с призрачными воротами замка. Воздух здесь был плотным и холодным, он вибрировал, как струна. Когда Кайлан сделал шаг вперед, пересекая невидимую границу, мир изменился. Цвета стали глубже, тени – длиннее. Звуки внешнего мира стихли, сменившись гулким эхом и тихим шепотом, который, казалось, исходил от самих камней. Они стояли на мощеном дворе замка, который одновременно был заросшим травой плацем форта. Под ногами хрустел настоящий гравий и фантомные осколки прошлого.

Над ними, на стенах, возникли фигуры. Стражники в тяжелых черных доспехах, с лицами, скрытыми за глухими забралами. Они не были прозрачными, как те солдаты у реки. Они казались плотными, реальными, но их движения были слишком плавными, а с их доспехов не капала дождевая вода, а стекали струйки чистой тьмы. Один из них поднял рог и протрубил. Звук был беззвучным, но он ударил по сознанию Кайлана, как таран. Это был зов, который слышали не ушами.

«Чужаки!» – пророкотал голос, исходивший, казалось, от всех стражников сразу. «Никто не войдет в чертоги скорби, не назвав имени своей печали!»

Десятки призрачных арбалетов были подняты и нацелены на них.

Кайлан инстинктивно выставил щит, его разум солдата заработал, оценивая угрозу. «Их слишком много. И они на высоте. Штурм – самоубийство».

«Они не просят боя, аркэлиец, – прошептала Лира, ее глаза внимательно изучали фигуры на стенах. – Они просят ответа. Это ритуал, а не оборона».

«Имени своей печали?» – переспросил Кайлан, не понимая. – Что это значит?»

Элдан шагнул вперед, опираясь на посох. Его старческое тело выглядело хрупким на фоне массивных стен. «Король Валериус потерял все из-за своей гордыни. Он заперся здесь не от врагов, а от своего позора. В его королевство мог войти лишь тот, кто тоже познал горечь утраты. Его стража пропускает не сильных, а сломленных».

Старик поднял свое морщинистое лицо к стенам. «Мое имя – Элдан. И моя печаль – это деревня, стертая из времени, и смех внука, который я больше никогда не услышу».

На мгновение воцарилась тишина. Затем один из стражников медленно опустил арбалет. Затем другой. Призрачные ворота, сделанные из теней и сожалений, со скрипом, которого не было, приоткрылись, пропуская его. Элдан прошел внутрь и обернулся, ожидая их.

Лира колебалась лишь секунду. Ее лицо стало жестким, непроницаемым, как маска, которую она носила в Ноктэрне. Она шагнула вперед. «Мое имя – Лира. Моя печаль – это доверие, которое я однажды подарила и за которое заплатила кровью единственного человека, который был мне дорог».

Ворота приоткрылись еще шире. Стражники на стенах стояли неподвижно, их скрытые лица были обращены к Кайлану.

Теперь была его очередь. Он стоял, чувствуя на себе их незрячие взгляды. Печаль? Какая у него печаль? Он был легатом Аркэлии, воином Света. Его учили подавлять чувства, превращать их в праведный гнев или холодную решимость. Скорбь была слабостью, роскошью, недопустимой для тех, кто стоял на страже Империи. Он думал о своих погибших легионерах. Это была ярость. Он думал о своей пошатнувшейся вере. Это был страх. Что же было его печалью?

«Мое имя… Кайлан Аррос», – начал он, и слова давались ему с трудом. Он посмотрел на свои руки в стальных перчатках. Руки, которые держали меч, чтобы нести порядок. – «Моя печаль… это мир, который я должен был защищать, но который рассыпался у меня на глазах. И ярость от того, что я не знаю, кого винить в этом – врага или самого себя».

Последние слова он произнес почти шепотом, обращаясь не к призракам, а к звенящей пустоте внутри себя. Ворота распахнулись полностью. Путь был открыт.

Лира посмотрела на него с новым, странным выражением. В ее взгляде больше не было презрения. Было лишь холодное, отстраненное понимание. Она увидела в нем не просто фанатичного солдата, а человека, чей мир был разрушен так же основательно, как и ее собственный, пусть и по другим причинам.

Внутри замок был еще более сюрреалистичным. Они шли по коридорам, которые изгибались под невозможными углами. Гобелены на стенах изображали сцены великих побед, но лица победителей были стерты, а на месте знамен зияли черные дыры. Из-за закрытых дверей доносился шепот, спорящие голоса, иногда – женский плач, который тут же обрывался. Воздух был тяжелым и пах пылью веков и несбывшимися надеждами. Иногда одна из стен внезапно становилась прозрачной, и они видели на мгновение реальный мир за пределами аномалии – колышущиеся на ветру деревья, серые облака. Это было похоже на хождение по дну глубокого, темного омута, сквозь толщу воды которого иногда пробивался тусклый свет с поверхности.

Они вышли в огромный тронный зал. Сводчатый потолок терялся во тьме, которую не могли разогнать призрачные факелы в настенных канделябрах. Их свет был холодным, как свет далеких звезд, и не давал тепла. Посреди зала, на высоком помосте, стоял трон из полированного обсидиана. И на нем сидела фигура.

Король Валериус. Он был огромен, даже сидя. Его тело было полупрозрачным, сотканным из дыма и лунного света. На голове – тяжелая черная корона, которая, казалось, давила ему на плечи. Длинные седые волосы и борода спадали на доспехи, которые были покрыты не ржавчиной, а инеем отчаяния. Он не смотрел на них. Его пустые глазницы были устремлены на огромные витражные окна за троном. Но в окнах не было цветного стекла. В них клубилась вязкая, непроглядная тьма. Король поднял руку, и в ней материализовался кубок, наполненный темной, как кровь, жидкостью. Он поднес его к губам, но не смог сделать глоток. Кубок прошел сквозь его лицо и с тихим звоном, которого не было, упал на пол и растворился. Этот жест он повторял снова и снова, запертый в вечной жажде, которую не мог утолить.

Когда они подошли ближе, король медленно повернул голову. Движение было исполнено бесконечной усталости.

«Еще одни тени пришли в мое царство теней», – его голос был не звуком, а вибрацией, которая рождалась в самом сознании слушателей. Он был глубок и полон трещин, как старый колокол. «Вы назвали свою печаль моим стражам. Но печаль – это лишь ключ к двери. Чтобы пройти через мой дом, вы должны понять суть моей темницы. Ответьте мне, и путь ваш будет свободен. Ошибитесь, и ваши тени останутся здесь, чтобы вечно бродить по коридорам моей памяти».

Он вытянул вперед свою призрачную руку. В его ладони лежала невидимая тяжесть. «Я возвел свое королевство из камня, крепче которого нет. Я выковал свою армию из стали, острее которой не найти. Я наполнил свою сокровищницу золотом, ярче которого лишь солнце. Но все это рассыпалось в прах. Ответьте мне, что за сокровище я держал в руках, но потерял, и тем погубил все остальное?»

Тишина в зале стала плотной, давящей. Кайлан напряженно думал. Ответ казался очевидным, лежащим на поверхности аркэлийских ценностей. Камень, сталь, золото… Все это материально. Что же нематериально, но дороже всего этого?

«Честь, – уверенно сказал он, делая шаг вперед. – Вы потеряли свою честь, заключив темную сделку. Королевство не может стоять без чести своего правителя».

Призрачная фигура короля едва заметно качнула головой. «Честь – это лишь блестящая обертка для гордыни. Я был преисполнен чести, когда вел свое королевство к гибели. Твой ответ – пепел».

Лира презрительно усмехнулась. «Глупости. Честь – это сказка для детей и солдат. Ответ прост. Власть. Ты потерял власть. Та сила, с которой ты заключил сделку, отняла у тебя контроль. А без власти король – ничто, и его королевство – пыль».

Валериус снова медленно качнул головой. Его фигура на миг замерцала. «Власть – это кнут, которым погоняют страх. Я владел ею безраздельно. И чем крепче я сжимал кнут, тем быстрее песок моего королевства утекал сквозь пальцы. Твой ответ – ложь».

Оба ответа, два полюса их мировоззрений, были отвергнуты. Кайлан и Лира переглянулись. Впервые они столкнулись с загадкой, которую нельзя было решить ни мечом, ни хитростью. Они зашли в тупик.

Элдан, до этого молча стоявший в стороне, сделал несколько шагов вперед. Он посмотрел не на короля, а на его руки, вечно повторяющие жест с кубком, и на окна, заполненные тьмой.

«Они оба не правы, король Валериус, – тихо сказал старик. – Потому что они смотрят на вершину твоей горы, на блеск твоей короны. А нужно смотреть на ее основание». Он повернулся к Кайлану и Лире. «Что стоит в основе любого королевства? Любой империи? Любого союза, даже такого хрупкого, как наш?»

Кайлан нахмурился. «Вера».

Лира покачала головой. «Выгода».

«Нет, – сказал Элдан. – И то, и другое – лишь следствия. В основе всего лежит слово. Обещание. Король обещает защищать свой народ. Народ обещает подчиняться королю. Аркэлия обещает своим солдатам вечную славу во имя Света. Ноктэрн обещает своим шпионам защиту клана. Все построено на этом».

Он снова повернулся к трону. «Ты не сказал, Валериус, что именно ты пообещал темным силам. Но ты пообещал что-то и своему народу. Процветание. Безопасность. Величие. Они верили твоему слову. И когда ты не смог сдержать обещание, данное тьме, ты нарушил и то, что дал свету. Ты предал их веру. Ты потерял не честь и не власть. Ты потерял данное тобой слово».

Кайлан посмотрел на призрачного короля и вдруг понял. Вся эта крепость, вся эта аномалия была не памятником гордыне. Она была памятником нарушенной клятве.

Он сделал шаг вперед, и его голос прозвучал в гулкой тишине твердо и ясно. «Сокровище, которое ты держал и потерял, – это твое обещание. Оно не имеет веса, но на нем держатся троны. Оно не имеет цены, но за него платят королевствами. Ты построил свой замок из камня, но фундаментом ему служило твое слово. Когда фундамент треснул, рухнуло все».

Фигура на троне застыла. Вечный цикл с кубком прервался. Король Валериус медленно, очень медленно поднял голову и посмотрел прямо на Кайлана. Впервые в его пустых глазницах вспыхнул огонь осмысления.

«Обещание…» – прошелестел его голос, и в нем прозвучало нечто похожее на облегчение. «Да… Я обещал им вечный полдень… а привел в бесконечную ночь…»

Тьма в витражных окнах за его спиной всколыхнулась. Она начала редеть, и сквозь нее проступили звезды. Затем звезды поблекли, уступая место робкому, серому свету рассвета. Фигура короля стала прозрачнее, она распадалась на мириады искр, похожих на пылинки в солнечном луче. Тронный зал таял вместе с ним. Черные стены становились серыми и щербатыми. Высокие своды опускались, превращаясь в обрушенные балки форта.

«Спасибо… чужак…» – донесся последний шепот короля, растворяясь в воздухе.

И затем все кончилось. Они стояли посреди центрального двора разрушенного форта Скорби. Над головой было все то же серое, безразличное небо Порубежья. Под ногами – обычная земля, поросшая крапивой. От замка, от призрачных стражей, от скорбящего короля не осталось и следа. Только в воздухе еще висел едва уловимый запах озона и старой пыли. Пыли забытых королей.