Эхо чужой любви

– Да, – вздохнула я. – Убедилась.

– А теперь слушай меня внимательно, любимая.

Удивленная его серьезным тоном, я подняла голову и встретила его напряженный взгляд. Красивое лицо его словно затвердело.

– Я не могу, просто не имею права оставить тебя на милость этих туполомов, – начал говорить он. – В лучшем случае, боюсь, тебя сделают инвалидом на всю жизнь. Загран паспорт твой, как я понимаю, не готов. Стало быть, не могу взять тебя с собой в Германию и показать лучшим специалистам в моей клинике. В твоем случае каждый потерянный день грозит осложнениями. Пожалуйста, выслушай меня до конца. Я – хороший хирург, хороший врач. Это не слова и не хвастовство. Я знаю себе цену. Последние два года у меня была возможность стажироваться по гинекологии. Заплатив вашему медучерждению, с Андреем как ассистентом и парой хороших медсестер по его выбору, я могу провести такую операцию. И я сделаю все как надо, по возможности аккуратно и с наименьшими повреждениями. Ведь от этого зависит, будешь ли ты вообще иметь детей, а я хочу твоего ребенка, очень хочу. Доверься мне, любимая.

Я сидела, закрыв глаза. Я боялась их открыть, потому что мне казалось, что если я их открою, то слезы потекут по моим щекам. Эгис Ротенбург был ужасный, несносный человек, но сейчас мне хотелось броситься ему на шею и рыдать в его объятьях, как маленький ребенок.

– Ты слышишь меня? – донесся до меня его встревоженный голос.

– Да, – я открыла глаза. – Ты прав. Я верю тебе. Но как это устроить?

У него на все был ответ.

– Я попробую договориться в Центре. Я дипломированный врач. Как только у них освободится стол, можно попробовать получить разрешение на операцию. У меня хорошие контакты с вашей больницей. Я думаю, они пойдут мне навстречу, мы в течение нескольких лет поставляем им оборудование, и я лично знаком с главврачом. Направление Андрей тебе сейчас изготовит. Бумажку-согласие на операцию нужно будет подписать тебе самой.

Для него, похоже, вообще не было неразрешимых проблем.

Пока он бегал по клинике, доставая разрешение на операцию и приготавливая все необходимое для нее, я дошла до Центрального телеграфа и попросила девушку соединить меня с Гамбургом. Через десять минут она подозвала меня и сказала:

– Вторая кабина, девушка.

В канцелярии барона фон Ротенбурга все тот же серебристый женский голос охотно сообщил:

– Да, господин барон уже вернулся из Канады. Он на совещании с главами компаний. Я не могу отрывать его, я получила указания не беспокоить его, что бы ни случилось.

– Но дело очень срочное, фроляйн! – с нажимом сказала я. – Я уверена, господин барон не рассердится, если вы его вызовете. Это очень важно и очень срочно!

– Я просто не имею права этого делать! – голос на том конце трубке зазвенел как струна. – Я могу лишиться своего места из-за этого!

– Вы можете его лишиться еще скорее, если я не поговорю с Марком сейчас! – рассердилась я.

– Фроляйн, – ее голос стал неприветлив и официален. – Я уже сказала вам, что господин барон сейчас занят. Или вы оставляете ему сообщение, или я кладу трубку. Назовите ваше имя и телефон, по которому с вами можно связаться. Господин барон освободится ориентировочно через два часа.

Я оставила ей свое имя и телефон больницы, и вернулась в клинику.

Через три часа, так и не дождавшись звонка, я уже лежала в гинекологическом кресле. Мне вкололи порядочную порцию амнезии, и я мирно вознеслась в нирвану. Когда я очнулась, все было кончено.

Меня сгрузили на койку отдельной палаты-бокса, я поерзала на ней, устраиваясь поудобнее, подоткнула под бока одеяло и тупо уставилась в потолок. Марк так и не позвонил. Через некоторое время наркоз начал отходить и меня заколотило. Перед глазами, как в детском калейдоскопе, поплыли оранжевые кольца и синие кубики, и только усилием воли я на некоторое время приводила себя в чувство, затем снова отключалась. Оклемавшись в очередной раз, я увидела Эгиса, сидящего на стуле возле кровати.

– Прости, любимая, – виновато улыбнувшись, сказал он. – Я так боялся за тебя, что переборщил с наркозом. Теперь у тебя «отходняк», как у классического наркомана.

У меня внезапно застучали зубы.

– Тебе холодно? – спросил он.

– Временами.

Я ничего не успела добавить, как он неожиданно улегся со мной рядом на больничную кровать, обнял меня и прижал к себе, сдерживая мою дрожь. Его руки были такие сильные и теплые, что мне стало хорошо. Я закрыла глаза и положила голову ему на плечо.

– Хочешь, я расскажу тебе сказку? – предложил он.

Я кивнула и с наслаждением от того, что обрела надежное, теплое и живое пристанище, прижалась к нему еще крепче, потому что мое тело продолжала сотрясать противная дрожь. Всю ночь напролет он лежал рядом со мной и рассказывал мне сказки. Я не знаю, откуда он их столько знал, но мне было так хорошо возле него, так надежно и уютно, что под утро я вырубилась полностью. Утром мне стало легче. Днем в кафетерии гостиницы он поил меня хорошим красным вином и кормил шоколадным мороженым для «восстановления сил». Вечером мы смотрели фильмы по телеку в его номере.

– Если ты передумаешь, – сказал он мне на следующий день, когда мы стояли возле вагона поезда за несколько минут до его отхода, – если получится так, что вы с Марком не сумеете договориться, мало ли что бывает в жизни, ты всегда можешь рассчитывать на меня. Ты единственная женщина, с которой я хотел бы завести семью, я никогда не забуду тебя. Помни об этом, любимая.

Его губы скользнули по моей щеке, и, внезапно для самой себя, я удержала его, обхватила руками за шею и прижалась своими губами к его губам. Это был дружеский поцелуй, полный признательности и благодарности, но когда его губы откликнулись на мое прикосновение, я почувствовала знакомую чувственную дрожь во всем теле и осознала, что он это тоже почувствовал. Для меня этот красивый, обаятельный мужчина всегда будет желанным, но, к сожалению, я никогда не смогу не полюбить.

Это было написано на моем лице. Я ничего не сказала, но он все понял. Я бы обожала его до безумия, если бы встретила его раньше Зигмунта. Жизнь распорядилась иначе. Я знала только, что никогда его не забуду, суждено ли нам расстаться и никогда больше не встретиться, или прожить подле друг друга всю долгую жизнь.

Глава 10

Вечером три дня спустя я услышала в трубке чей-то хриплый и прерывистый голос, который я в первую минуту даже не узнала:

– Элена?

В ту же минуту я поняла, что это был голос Кристины.

– Крис? Что случилось?

Некоторое время в трубке слышалось только ее тяжелое дыхание, протяжные вздохи и едва сдерживаемые всхлипы.

– Кристина! – настойчиво повторила я.

– Марк фон Ротенбург в больнице, – наконец сказала она. – Он ранен… огнестрельное ранение…

– Что-о? – в изумлении вскричала я. – Крис, война закончилась пятьдесят лет назад!

Кристина снова всхлипнула.

– Я не знаю, с чего начать…

– Для начала скажи, что случилось, – как можно жестче и уверенней сказала я, пытаясь предотвратить истерику. – Что с Марком? Я звонила ему насколько раз, но он все время был занят.

Она в последний раз шмыгнула носом, а потом начала быстро говорить:

– Вечером в среду в замке должны были собраться все. Ближайшие родственники Ротенбургов. Старый барон хотел обсудить поведение Эгиса и Аделины на суде. Ну, то, которое сильно осложнило бракоразводный процесс Марка. Надеюсь, ты в курсе?

– Да, конечно, я помню, – подтвердила я. – Продолжай, пожалуйста.

– Старый барон решил собрать всех родственников. Обсудить этот вопрос на семейном совете. Все собрались в замке вечером в среду. Эгис приехал в последнюю минуту. И когда все расположились в кабинете старого барона, он на глазах родственников подошел к Марку и дал ему пощечину…

Голос Кристины сорвался.

– О господи! – я начала догадываться, в чем дело.

– Эгис дал ему пощечину, – торопливо продолжала Кристина, – и сказал что-то вроде, это тебе от меня за мою жену. А дальше отвесил ему еще одну оплеуху со словами, а это, мол, от него. Потом бросил на стол перед Марком пластиковый прозрачный пакет с какой-то кровавой массой внутри.

– Что-о? – ахнула я. – Не может быть!

– Марк стоял белый, как стенка, – частила Кристина.– Я даже подумала, что ему станет плохо. Он сразу все понял. Как ты могла так с ними поступить, Элена?! – в ее высоком голосе послышался назревающий истерический надрыв.

– Дальше, дальше, что было дальше! – холодея от недобрых предчувствий, безжалостно подгоняла ее я.

– Эгис, не давая Марку опомниться, заявил, чтобы тот, наконец, оставил его женщину в покое. Что ты принадлежишь ему. И если Марк хочет сохранить свое реноме порядочного человека, каким всегда считал его дед, то он советовал бы ему не лезь в чужую супружескую постель. А потом сказал, что он уходит. Говорит, решайте здесь, что хотите, ему наплевать. Он, мол, в этом доме рядом с Марком больше ни секунды не останется.

По мере того, как она говорила, картина происшедшего словно наяву вставала перед моими глазами. Я слушала ее, но не слышала ее голоса, я словно видела то, что происходило в кабинете старого барона…

… Закончив свой монолог, Эгис пошел к двери, но Марк остановил его:

– Останься, Ротенбург! За такие оскорбления следует платить!

– Платить? – Эгис обернулся. – Платить будешь ты, ты уже начал это делать. Твой сын мертв! Я делал аборт собственноручно. Пока, дорогой.

– Остановись!

Голос Марка был угрожающе спокоен.

– И не подумаю.

– Остановись!

– Нет. Я все сказал.

– Тем не менее, тебе придется остаться!

– Ты так думаешь?

Эгис сделал последний шаг к двери, но тут Марк выдвинул ящик письменного стола барона и вытащил оттуда свой револьвер…

…Кристина замолчала.

– Крис! Не молчи, ради бога! – чуть ли не простонала я. – Говори!

– Марк выстрелил два раза, – наконец хрипло сказала она. – Один раз ему под ноги, а второй когда этот упрямый баран рванулся к двери …

…Эгис, такой же бледный, как и барон, вынужден был подойти к столу и сесть на стул, куда указал ему Марк. Все остальные в молчании, совершенно ошеломленные, наблюдали за происходящим.

Когда Эгис сел, Марк поднялся и, опершись ладонями о стол, перегнулся через стол навстречу Эгису и, жестко сказал, глядя ему в глаза:

– Ты принимаешь меня за слабую, беззащитную девчонку, которая не может противиться тебе и твоим дружкам с деньгами и связями? Ты ошибаешься! Здесь, в Германии, платить будешь ты! Я лишу тебя работы, я вышвырну тебя из страны нищим и сделаю так, что ни одна порядочная фирма Европы не возьмет тебя на работу даже дворником. Может быть, ты и сумел отнять у меня моего ребенка и Элен, но и своей семьи у тебя никогда не будет. Ты никогда не сможешь себе ее позволить – нищий, бродяга, я не дам тебе жить с ней! Она моя, только моя!

Пока Марк говорил, бледный, с горящими глазами, казавшимися черными от гнева и боли, Эгис молчал, но с последними словами вскинул голову, вскочил и, видимо, в этот момент его взгляд упал на револьвер, который Марк после того, как он стал ему не нужен, положил на стол. Он схватил его, и, не помня себя от ярости, несколько раз в упор выстрелил в Марка.

Все закричали одновременно, но никто не сдвинулся с места. Закрыв глаза, Марк рухнул в свое кресло, заливая его кровью. Эгис снова поднял револьвер, но выстрел откуда-то сбоку заставил его выронить оружие и мягко сползти на пол, удивленно глядя вокруг себя помутневшими глазами. Стрелял один их охранников старого барона…

…– Господи! – мне казалось, что сердце выскакивает у меня из груди. – Боже ты мой! А Марк, что с Марком?

– Марк пришел в себя утром в четверг, – помолчав, скупо сказала Кристина. – Раны не опасны для жизни, он потерял много крови, но сейчас уже все утряслось.

– Слава богу! – выдохнула я в трубку.

– Как только он смог встать на ноги, – безжизненным тоном продолжала она, – он похоронил своего ребенка на семейном кладбище, рядом с могилой своей матери и сестры Каролины.

– Когда это было? – неожиданно хрипло спросила я.

– Сегодня утром. На его могиле он поклялся, что Эгис никогда не выйдет из тюрьмы. Зачем ты это сделала, Элена?

Я промолчала.

– Марк очень порядочный парень, – продолжала Кристина. – Он бы никогда не бросил этого ребенка и тебя.

– Крис, все не так, как ты думаешь, – слабо возразила я, медленно приходя в себя от потрясения.

– Он тебя любит, любит без памяти, – с истерическим надрывом продолжала говорить Кристина, – но он так оскорблен, что распорядился убрать все фотографии из дома, твои и своей матери, и запретил кому бы то ни было упоминать при нем твое имя. Он не хочет ни видеть, ни слышать тебя. Все кончено. Адвокат получил распоряжение постараться обойтись без упоминания твоего имени во время процесса.

– Какого процесса? – тупо повторила я за ней, все еще находясь под впечатлением услышанного.

– Судебного. Марк поклялся, что Эгис не выйдет из тюрьмы. Как только он поправится, его посадят.

– Что-о? – выдохнула я.

– Фрау Ульрика лежит в реанимации с сердечным приступом, отец полностью на стороне Марка, – шмыгнула носом Кристина.

– И все в один голос обвиняют меня, – тихо и обреченно сказала я.

– Зачем ты сделала аборт? – вместо ответа спросила она с тоской в голосе.

– Это была внематочная беременность! – почти закричала я. – Скажи это Марку, когда к нему вернется способность соображать! То, что он похоронил на кладбище, не было и никогда не могло быть его сыном!

– Вот это да! – Кристина задышала в трубку, возбужденно и хрипло, как астматик. – Господи спаси и сохрани! Ты знаешь, что ребенок, которым подменили Марка, тоже не мог родиться потому, что у баронессы была внематочная беременность? После этого она никогда больше так и не смогла родить!

– Оставьте меня в покое! Я не баронесса! – закричала я.

– Я скоро сойду с ума! – пожаловалась мне Кристина в трубку минуту спустя. В ее голосе слышалась явная растерянность. – Я знаю, что ты – не она, но иногда… иногда сомневаюсь в этом!

Господи, спаси меня от друзей, быстро подумала я, вспоминая слова одного из великих. Со своими врагами я сам справлюсь!

– Марк сказал, что не хочет меня знать? – немного подождав, чтобы дать ей опомниться, осторожно спросила я.

– Да, – она вздохнула. – Это так. Возможно, он отойдет через какое-то время, но это маловероятно. У него очень жесткий характер, совсем как у старого барона, и он слишком, на мой взгляд, влюбился.

– Как же так? – не поняла я. – По твоим словам, он в меня влюблен и в то же время он отказывается от меня?

– Он чувствует себя оскорбленным! – сообщила Кристина мне таким тоном, словно я была дурочкой.

– Да что ты говоришь! – не удержалась от сарказма я. – Я звонила ему два раза, и оба раза он не захотел перезвонить мне. Я пыталась поговорить с ним и объяснить ему ситуацию, прежде чем делать аборт, но секретарша сказала, что он занят и распорядился его не беспокоить. Я оставила ей свой телефон, чтобы он перезвонил, но он не сделал этого!

Кристина на некоторое время замолчала, размышляя над услышанным. Когда она снова заговорила, в ее голосе слышалась обида и недоумение:

– Постой, я ничего об этом не знаю! Но почему ты не сказала ему о беременности?

– Когда? – вместо ответа терпеливо спросила ее я, посчитав для того, чтобы обрести спокойствие про себя в уме до ста. – Он был недосягаем, в Канаде.

– Когда он тебя спрашивал об этом! – закричала в трубку эта истеричка.

– Он меня не спрашивал! – в свою очередь, заорала в трубку я. – К тому же тогда я сама не была уверена…

– У тебя на все есть ответ! – вздохнула Кристина и снова замолчала.

Я лихорадочно раздумывала, что я могу сделать, чтобы вырвать ее из подавленного состояния и дать ей совет, как можно разрешить эту глупую, идиотскую ситуацию, в которую по вине меня, Марка и Эгиса попала вся семья. Так ничего и не придумав, я внезапно вспомнила про старого барона Ротенбурга. К моему величайшему удивлению, до сих пор в рассказе Кристины его имя не прозвучало.

– Ты ведь любишь Эгиса, Крис? – как можно больше смягчив интонацию своего голоса, спросила я и, дождавшись ее короткого всхлипа, который я приняла за подтверждение, категорически заявила: – Тогда ты должна помочь ему!

– Как я могу ему помочь? – снова всхлипнула Кристина. – Марк никогда не поддавался ни на чье влияние! Единственный, кто может переубедить его, это старый барон.

– Правильно, – сдерживая нетерпение, похвалила ее я. – Тогда мне нужно поговорить с ним.Ты можешь попросить его мне позвонить?

– Ты думаешь, он захочет говорить с тобой? После того, что произошло по твоей вине? – с сомнением спросила она.

Мне снова, в который раз за этот разговор, захотелось как следует стукнуть ее, чтобы привести в чувство.

– Почему нет? – тем не менее, как можно убедительней произнесла я. – Он ко мне хорошо относится. Попытайся переговорить с ним и попроси его позвонить мне! Эгис, конечно, поступил гадко, что повернул все таким образом, но все равно. Никак не могу представить себе нашего блистательного Эгиса Ротенбурга в тюрьме.

Старый барон фон Ротенбург позвонил мне два дня спустя, когда я уже серьезно подумывала о том, как бы половчее удрать с семинара по гражданскому праву, чтобы успеть добежать до центрального почтамта и заказать разговор с канцелярией барона в Гамбурге.

– Марк сейчас в Канаде, – со свойственной ему прямотой сказал старый барон без всяких предисловий, – второго героя-любовника я только что самолично вытащил из тюрьмы. При условии, что оба идиота не приблизятся к тебе на расстояние пушечного выстрела.

– Спасибо, ваша светлость! – хмуро сказала я.

– Теперь я хотел бы знать, что происходит? – любезно осведомился старый барон. – Тот фрагмент ваших отношений с Марком, который позволил вам сделать ребенка, как-то ускользнул от моего внимания. Вы, что же, с ним все это время встречались?

– Да, – коротко сказала я. – Он несколько раз прилетал в Саратов и три месяца назад мы провели с ним неделю в Рамбуйе.

– Вот шельмец! – старый барон на другом конце провода даже развеселился. – Мне он ни слова не сказал! Партизан хренов!

–Ваша светлость, это вас ваша русская жена научила так выражаться? – не выдержав, съехидничала я.

– Естественно. Не забывай, детка, мы прожили с ней десять лет! – также ехидно ответил старый барон. – Этого оказалось мало для того, чтобы научиться прилично говорить по-русски, но достаточно для того, чтобы научиться ругаться по-русски. Надеюсь, ты продолжишь мое образование.

–В каком это смысле? – чуть не поперхнулась я. – Ваша светлость хочет пополнить запас русских непечатных выражений?

Старый барон окончательно развеселился. Я услышала его короткий смешок, а затем он уже серьезно сказал:

–Я хочу, чтобы ты приехала ко мне в гости. Нам нужно серьезно поговорить. Тот факт, что ты смогла поехать с Марком в Рамбуйе значит, что у тебя есть загранпаспорт. Я сделаю тебе приглашение, ты получишь визу и приедешь ко мне в Гамбург. В замке места много, ты меня нисколько не обременишь. Для меня же это будет иллюзия присутствия Алиции. Я готов послать приглашение и оплатить тебе дорогу завтра же утром. Ну как?

– Спасибо, это очень любезно с вашей стороны, – ошарашенно пробормотала я. – Но я даже не знаю.

– Надеюсь, ты меня не боишься? – насмешливо спросил он.

– Ну как вам сказать, – попыталась уйти от ответа я.

– Скажи, как есть, – тут же посоветовал мне он. – Я приглашаю тебя потому, что нам надо серьезно поговорить о вас с Марком и, кроме того, в целях твоей личной безопасности. Если ты будешь находиться рядом со мной, мне будет легче контролировать ситуацию. Ротенбурги очень упрямые люди, я не думаю, что мои угрозы заставят мальчиков от тебя отступиться.

– Но Марк, кажется, уже проклял меня, – помолчав, сказала я.

– Ерунда! – тут же категорично отозвался барон. – Я сам проклинал Алицию так часто, что не могу даже вспомнить. Марк отойдет. Честно говоря, мне внушает больше опасений твой бойфренд из Риги. Этот парень чистокровный Ротенбург. Его может остановить только прямое физическое насилие. Я не хочу, чтобы они из-за тебя друг друга поубивали.

Он на секунду замолк, а потом неожиданно спросил:

– Беременность, надо полагать, была внематочная?

– Откуда вы знаете? – поразилась я.

–Ты так похожа на мою покойную жену, что я ничему не удивляюсь, – сокрушенно отвечал старый барон. – Надеюсь, тебе уже доложили, что Алиция не смогла больше иметь детей из-за запущенной внематочной беременности?

– Доложили, – неохотно созналась я.

– Кто, если не секрет?

– Кристина.

– Кристина? – он на минуту замешкался, а потом пробормотал, словно про себя: – А, это твоя подружка, жена младшего Ротенбурга из Риги, не так ли? Значит, я высылаю тебе приглашение на адрес нашего посольства в Саратове. Как только оно прибудет, с тобой свяжутся. Марк намеревается пробыть в Канаде всю весну и все лето. Но мы что-нибудь придумаем. Ни о чем не беспокойся, все будет хорошо. Все будет так, как ты захочешь, как говорила моя жена Алиция.

Часть 2. Баронесса фон Ротенбург

Глава 1

Я приехала в Германию в начале апреля того же года. К счастью, проблем с визой у меня не было – приглашение старого барона фон Ротенбурга открывало мне все двери. В аэропорту Гамбурга меня встречал собственной персоной сам старый барон. Не в пример мне, которая в мои 23 года после всех моих моральных потрясений чувствовала себя старушкой, он в свои семьдесят выглядел подтянутым и свежим, как подснежник. Глядя на его высокую, гибкую, стройную фигуру, которой мог позавидовать двадцатипятилетний парень, я почему-то вспомнила Эгиса.

–Марк все еще в Канаде, – бодро сказал барон в ответ на мой невысказанный вопрос. – Но я буду счастлив показать тебе Померанию, как он обещал. Мы можем начать с моего замка.

–Замка?! – поразилась я. – А что, у вас есть замок?

–Совсем маленький! – уверил меня он, хитро улыбаясь, – Но если он тебе не понравится, мы можем переехать в мой дом в Гамбурге или во Франкфурте.

Замок показался мне огромным. Построенный в готическом стиле и датированный, скорее всего, началом пятнадцатого века, он был подлинной находкой для профессионального историка типа меня. Тщательно отреставрированный в лучших традициях его времени, замок был также неприметно модернизирован современными достижениями новейшей технической мысли. В нем было проведено электричество, центральное отопление, имелся даже беспроводный доступ к интернету. Сохранив средневековую атрибутику, кухня была полностью экипирована современными кухонными комбайнами с цифровым управлением. Огромный парадный зал, украшенный знаменами и штандартами рода Ротенбургов, был сопоставим по размеру с целый наш университетский корпус на улице Алексея Толстого в Саратове. В нем находилось не менее пятидесяти комнат, двадцать из которых составляли жилые покои. Мне была отведена бывшая комната баронессы, размер которой был равен размеру квартиры моих родителей в Саратове.

Когда я первый раз вошла в эту комнату, мне чуть не стало плохо. Прямо напротив дверей, над камином, висел большой портрет покойной баронессы, на котором она была изображена примерно в том же возрасте, что и я. Портрет, видимо, был сделан с фотографии военного времени. Молодая девушка со светло-русыми волосами, развивающимися на ветру, казалось, заглядывала вам прямо в душу. Ее глаза были прищурены, то ли от солнца, то ли от ветра, придавая ей вид трогательной невинности и свежести. Ее поразительно красивое лицо, спокойное, чистое, с четкими тонкими чертами, вновь заставило меня усомниться:

– С чего вы все взяли, что я похожа на нее? Она так красива, эта женщина! Я даже ей в подметки не гожусь! Я просто милая девочка из «совка», и только.

– Ты ошибаешься, Элена, – сказал барон.

Я вздрогнула, на секунду мне показалось, что он прочитал мои мысли. Оказывается, я, не замечая того, произнесла эти слова вслух.

– Ты очень на нее похожа. Просто одно лицо. Особенно на этой фотографии.

Я недоверчиво взглянула на него, но от дальнейших комментариев отказалась.

В последующие несколько дней обнаружилось, что мы с покойной баронессой похожи не только внешне, но и во многих других вещах. В частности, выяснилось, что мы обе обладали редкой способностью заблудиться в трех соснах. Под необидный смех старого барона, которого, казалось, все больше забавляла подобная ситуация, в течение первой недели моего пребывания в замке слугам пришлось раз двадцать спасать меня, указывая дорогу к моей собственной комнате. Они вежливо улыбались, глаза барона лучились ласковой насмешкой, а я чувствовала себя полной идиоткой.