Одесский роман под знаком Девы, и Сборник рассказов

Предложение было встречено с энтузиазмом. Даже Вера, теперь сияющая от счастья после примирения с Виктором, поддержала авантюру. Нашли «бывалого человека» – дядю Васю, гида с лицом, хранящим следы всех ветров Черного моря и всех историй Молдаванки.

«Молодожены? – хрипло спросил он, окидывая их проницательным взглядом. – В пещеры за острыми ощущениями? Ну, полегче, на поворотах, а то как-то раз одна парочка так увлеклась, что мы их трое суток искали. Нашли – она ему там лекции о вреде курения читала, при свете фонарика».

Катакомбы встретили их прохладой и могильной тишиной. Воздух пах сыростью, временем и тайной. Лучи фонарей выхватывали из тьмы низкие своды, грубые каменные стены и загадочные ответвления.

«Итак, правило первое, – голос дяди Васи гулко разносился по коридору. – Не отставать. Правило второе – не шутить про обвалы. Местные духи шуток не понимают. Правило третье – если потерялись, стойте на месте и пойте гимн Советского Союза. Меня на него, как собаку на дичь, тянет».

Первое время все шло гладко. Компания двигалась плотной группой, восхищаясь мрачной красотой подземелья. Но в одном из особенно запутанных участков, где коридоры расходились как щупальца спрута, случилось неизбежное.

Вано и Миша, увлекшись спором о том, чье вино лучше – грузинское или молдавское, свернули не туда. Лика и Коля, отстав на пару минут для поцелуя в нише, обнаружили, что огни фонарей основной группы исчезли. А дядя Вася, углубившись в рассказ о том, как в этих катакомбах прятали от фашистов бочку с коньяком, не сразу заметил потерю.

Первыми забили тревогу Вера и Виктор.

«Дядя Вася, мы кого-то потеряли!» – сказала Вера, стараясь, чтобы в голосе не дрожала паника.

Гид остановился, посветил фонарем по стенам и тяжело вздохнул. «Опа… Ну, я же говорил. Ладно, не переживайте. Здесь все, как у людей: кто-то теряет, кто-то находит. Сейчас мы их найдем. Главное, чтобы они не начали искать выход сами».

Тем временем, две потерявшиеся пары блуждали в кромешной тьме.

«Я же говорил, не надо было останавливаться!» – с упреком сказал Коля, крепко держа Лику за руку.

«А что, целоваться надо быстро, без чувств, как выполняя производственный план?» – огрызнулась Лика, но руку его сжимала так, что кости хрустели.

Вдруг из темноты донесся голос Вано: «Миша! Брось, это не смешно! Где ты?»

А следом – ответный, обиженный голос Миши: «Я не бросаю! Это ты бросил и пошел не в ту сторону! Я тут один, как сыч, сижу и вспоминаю рецепт борща, чтобы не сойти с ума!»

Лика и Коля, ориентируясь на голоса, поползли на звук. Вскоре их фонарь выхватил из тьмы фигуру Вано, который сидел на камне и сокрушенно вздыхал.

«Вано! Мы здесь!» – крикнула Лика.

Объединившись втроем, они снова пошли на голос Миши. Он сидел в небольшом гроте и на полном серьезе начитывал на диктофон (который он, как заботливый отец семейства, всегда носил с собой) рецепт борща со всеми подробностями: «…и свеклу натираем на терке…, а морковку лучше соломкой… картошечку режем кубиками…»

Увидев их, он радостно вскочил. «О! Публика подошла! Слушайте, следующий этап – зажарка!»

Проблема была в том, что они нашли друг друга, но не знали, как найти основную группу. Коля, как самый здравомыслящий, предложил последовать совету дяди Васи.

«Может, спеть?» – неуверенно предложил он.

«Гимн? – фыркнула Лика. – Дорогой, ты его хоть слова помнишь?»

Выяснилось, что никто, кроме Коли, не помнит гимна из первых двух строчек.

И тут на помощь пришла его смекалка. «А давайте споем «Смуглянку»! Ее все знают! И дядя Вася наверняка из того поколения!»

И они запели. Сначала робко, потом все громче, подхватывая друг друга в темноте, как будто песня была веревкой, которая могла вытащить их на свет.

«Молодцы-ы-ы!» – из темноты вдруг донесся радостный возглас дяди Васи, и вскоре в конце коридора замаячили огни. «Поют – значит, живы! А то я уж думал, призрак той самой парочки, которой лекции читали, запел!»

Когда все воссоединились, смеху и объятиям не было конца. Дядя Вася, довольный, что инцидент исчерпан, повел их к выходу коротким путем.

«Вот видите, – подвел он итог, когда они снова увидели солнечный свет. – В катакомбах, как и в жизни, главное – не паниковать, держаться вместе и не стесняться петь, даже если ты не Шаляпин. А то, что потерялись – так это ж классика! Без этого никакой настоящей одесской романтики не бывает!»

Выйдя на свежий воздух, они стояли, жмурясь от солнца, и чувствовали себя невероятно близкими. Они прошли через шторм, ревность, навязчивых бывших и подземные лабиринты. И вышли из всего этого не просто веселой компанией, а настоящей семьей.

Отпуск подошел к концу. На перроне одесского вокзала стояла та самая картина, что обещала стать началом новой жизни.

Лика и Коля обнимались так, будто расставались на годы, а не на пару недель, пока он не пришлет вызов. «Ты только не вздумай там с какой-нибудь инженершей чертежи обсуждать!» – строго сказала Лика, но в глазах у нее танцевали чертики. Коля в ответ только счастливо улыбался.

Света и Лёва стояли, обнявшись, и она что-то шептала ему на ухо, от чего тот расплывался в улыбке, еще более широкой, чем обычно. «Не забывай, ты обещал научить наших детей правильно рассказывать анекдоты!» – сказала Света. «Будет сделано! Первое слово после «мама» и «папа» будет «Рабинович»!» – пообещал Лёва.

Вера и Виктор стояли чуть в стороне. Он держал ее за руку, и на пальце Веры уже поблескивало скромное, но настоящее золотое кольцо.

«Через месяц, – сказал Виктор, глядя ей в глаза. – Я все устрою».

«Я знаю, – кивнула Вера. – Я буду ждать».

Последние объятия, последние смешки, последние обещания. Поезд тронулся. Они махали руками из окон, пока их лица не превратились в маленькие точки, а потом и вовсе исчезли из виду.

Три подруги стояли на перроне, и в их глазах не было грусти. Была светлая, теплая уверенность. Они приехали за легким курортным романом, а нашли свою судьбу. Судьбу, выкованную из стали и омытую морем, полную юмора, страсти и настоящей, прочной любви.

Год спустя.

В Днепропетровске, в квартире с видом на завод, Вера укачивала на руках маленькую дочку, удивительно похожую на Виктора своими серьезными серыми глазами. На столе лежало письмо от Светы и Лёвы из Одессы, с фотографией улыбающегося карапуза с вьющимися волосами и хитрыми глазками. А на магнитофоне играла песня «Смуглянка», под которую они когда-то нашли друг друга в катакомбах.

В Москве, в общежитии МВТУ, Лика, положив руку на уже заметно округлившийся живот, помогала Коле конспектировать лекцию по металловедению. «Ничего, – говорила он, – наш ребенок будет знать сталь еще до рождения». Лика смеялась и целовала его в макушку.

А в Одессе, на том самом пляже, где все началось, Лёва катал на плечах своего сынишку и показывал ему на море.

«Вот видишь, сынок, – говорил он. – Здесь твои папа и мама встретились. А вон там, – он показывал на горизонт, – твое будущее. Оно большое, яркое и обязательно будет смешным. Потому что у нас, Одесситов, другая жизнь не предусмотрена».

И где-то там, в будущем, подрастали их дети. Дети, в чьих жилах текла кровь сталеваров и романтиков, одесских остряков и московских умниц. И можно было не сомневаться, что однажды они тоже приедут на море, где их ждали свои дельфины, свои катакомбы и свои истории любви, полные красоты, юмора и интриг. Но это уже будет совсем другая история…

Прошло пять лет. Не море изменилось – оно по-прежнему нашептывало старые анекдоты волнами и пахло свежими мидиями и надеждой. Изменились они. Лика и Коля, теперь молодые перспективные инженеры, приехали в отпуск с трехлетним сыном Степой, чьи капризы были мощнее доменной печи. Вера и Виктор воспитывали дочь Машку, унаследовавшую папин взгляд бурильщика и мамину страсть к планированию – девочка уже составляла план по завоеванию песочницы. А Света и Лёва с четырехлетним Аркадием (названным в честь победы над «павлином») были живым воплощением одесского юмора – ребенок шутил лучше иных КВН-щиков.

Их яхта, та самая «Мечта», теперь казалась меньше, зато шумела веселее. Они вновь собрались в Одессе, у легендарной «Аркадии». Это был не просто отпуск, а проверка на прочность их семейных «сплавов» в условиях курортного режима.

Вечером у костра на берегу дядя Вася, постаревший на пять лет и на пять новых баек, решил поведать им новую историю. Он хитро посмотрел на мужчин и понизил голос до скрипучего шепота.

«Слыхали, про Русалку с Золотым Голосом? Нет, не ту, что в фонтане? Та – сувенирная. А настоящая? Она тут, в этих водах, с тех пор, как турецкие корабли с жемчугом тонули».

Все затихли, даже дети.

«Она не злая, – продолжал дядя Вася, попивая домашнее вино. – Она… скучающая. Ищет себе кавалеров для беседы. А выглядит – закачаешься! Волосы – как морская пена, глаза – как два изумруда, а хвост… хвост, переливается, как будто все жемчужины Черного моря на нем собраны».

«И что, она их топит?» – широкими глазами спросил маленький Степа.

«Топит? Зачем?! – возмутился дядя Вася. – Она их… в плен берет. Эстетически. Заманивает в гроты, показывает сокровища, поет песни. А у мужчины, слышавшего ее голос, сознание мутнеет. Тянет его на глубину, к красоте и вечному покою. Иной такой уплывет, а вернется ли? Говорят, тот, кого она позовет, уже не сможет думать ни о чем другом. Силы его покидают, воля тает… Пока какая-нибудь бдительная невеста не вытащит его за уши на белый свет».

Мужчины слушали с нездоровым интересом. Женщины – с прищуром.

«Ерунда какая-то, – фыркнула Вера. – Нет чтобы легенду про добрую русалку-педагога придумать, которая двойки в дневниках исправляет».

«А мне нравится, – мечтательно сказала Света. – Романтично… и страшновато».

Лика же просто взяла Колю за подбородок. «Слышишь, инженер? Никаких заплывов за жемчугом. Только за ракушками. И то – под моим присмотром».

На следующее утро они отправились на яхте в открытое море. День был ясный, солнце играло на воде, а в воздухе витала та самая легенда. Дети плескались у борта под присмотром Веры, а мужчины, под общим предлогом «осмотреть дно яхты», устроили соревнования по нырянию.

И тут случилось то, чего все втайне боялись и на что втайне надеялись.

Коля, нырнув глубже других, чтобы похвастаться перед Ликой выносливостью, вдруг замер. Ему почудился не то смех, не то пение. Он обернулся. В изумрудной толще воды, среди лучей солнца, пробивавшихся сквозь толщу, он увидел Ее.

Девушку неземной красоты. Ее длинные светлые волосы вились вокруг нее, как водоросли, а тело ниже талии скрывала чешуя, переливающаяся перламутром. Она поманила его пальцем с длинным, сверкающим ногтем, и улыбнулась. А потом указала на темный грот в скале, откуда слабо исходил таинственный свет. Она что-то прошептала, и слова донеслись до него сквозь воду с кристальной ясностью: «Иди… здесь жемчуг… для твоей красавицы… весь…»

Разум Коли затуманился. Лика, яхта, сын – все расплылось, как акварель. Существовала только эта божественная дива и манящий свет сокровищ. Он, не раздумывая, мощными толчками поплыл за ней, глубже и глубже, прочь от яхты.

Лика, загорающая на палубе, сначала не придала значения его отсутствию. «Наверное, соревнуется с Виктором, кто дольше просидит под водой». Но минута шла за минутой. Сердце ее сжалось ледяным предчувствием. Она вскочила, вглядываясь в воду.

«Виктор! Лёва! Вы видите Колю?»

Те вынырнули, отдышались.

«Нет, а что?»

«Он уже давно!» – в голосе Лики зазвенела паника.

И тут она ее увидела. Вдалеке, у скалистого выступа, мелькнул знакомый плавательные трусики Коли. И перед ним – странная, ускользающая тень с длинным, мерцающим хвостом.

Легенда! Проклятая легенда оказалась правдой!

Без единой секунды на раздумье, Лика, как была в бикини из трех платочков, нырнула в воду. «Лика, куда?!» – крикнул ей вслед Виктор, но было поздно.

Она плыла, как торпеда, управляемая материнским инстинктом и яростью ревности. «Эта морская кислота моего мужа заманивает!» – пронеслось в ее голове.

Она настигла их у самого входа в грот. Коля был уже бледен, движения его стали вялыми и беспомощными. Он смотрел на русалку пустым, завороженным взглядом, а та уже протягивала к нему руки, чтобы увлечь в темноту.

Лика не стала кричать. Она подплыла сзади, схватила Колю за волосы (благо, отрастил за отпуск) и со всей силы дернула на себя, одновременно дав русалке мощнейший пинок ногой в тот самый переливающийся хвост.

Эффект был потрясающим. Русалка (а это, как выяснилось позже, была местная драйверша-авантюристка Зоя, промышлявшая «вымогательством» у доверчивых туристов, используя силиконовый хвост и гипноз из книжки по НЛП) от неожиданности издала звук, больше похожий на крик чайки, и скрылась в гроте.

А Коля, получив дозу боли и порцию свежего воздуха, закашлялся и пришел в себя. Он смотрел на Лику вытаращенными глазами.

«Ли… а? Что… где я?»

«Ты, дорогой, – сказала Лика, с трудом удерживая его на плаву, но с непередаваемым выражением торжества на лице, – чуть не стал вечным трофеем в коллекции аферистки с Алиэкспрессовским хвостом! Держись, я тебя тащу».

С большим трудом, под общий хохот и аплодисменты уже всей команды, наблюдающей с борта, она дотащила его до яхты. Вывалив его на палубу, как мешок с углем, Лика встала над ним во весь рост, с руки с нее капала морская вода.

«Ну что, Коль? – спросила она, сверкая глазами. – Много жемчуга набрал? Или хотя бы ракушек?»

Коля, все еще отходя от шока, простонал: «Она… она была такая красивая… и пела…»

«Пела? – переспросила Лика. – Дорогой, это у тебя в ушах от нехватки кислорода свистело. А красивая… – она наклонилась к нему, – так это я сейчас красивая, когда только что спасла тебя от позорной участи русалочьего пажа! За это ты будешь всю неделю мыть посуду и укачивать Степку. Всю! Понял?»

Коля понял. И впервые за долгое время счастливо улыбнулся. Он обнял ее мокрые ноги. «Лик, я, кажется, за тебя готов хоть к самой страшной русалке в мире…»

Вечером, слушая этот рассказ, Лёва не выдержал и спросил: «Лика, а на что был похож тот пинок?»

Лика встала в эффектную позу. «Представь, удар штормового ветра, умноженный на энергию распада урана и женскую ярость!»

Смеялись до слез. А Виктор, обнимая Веру, тихо сказал: «Надо же, а я думал, на нашем комбинате самые опасные шлаки бывают. Ан нет – курортные русалки куда хитрее».

История с русалкой стала семейной легендой, которую с упоением рассказывали друг другу по вечерам, с каждым разом обрастая новыми пикантными деталями. Коля уже якобы видел не просто жемчуг, а целую корону Нептуна, а Ликин пинок, и вовсе сравнили с ударом хвоста кашалота.

Но курортная жизнь, как известно, не терпит вакуума. На смену одной загадке пришла другая, не менее волнующая. С завидной регулярностью начали пропадать носки. Не простые, а самые лучшие, самые яркие – полосатые Колины, синие в звездочку Виктора и даже один шелковый носочек Лёвы, который он, якобы, надевал для вдохновения.

Первым забил тревогу Коля, обнаружив, что не может составить пару своему любимому носку с изображением таблицы Менделеева. «Это саботаж! – провозгласил он, осматривая пустой чемодан. – Или новая проделка той самой русалки! Может, она вяжет из них себе сеть?»

Расследование возглавили дети. Трехлетний Степа, четырехлетний Аркадий и пятилетняя Машка, обладающая логикой будущего следователя. Вооружившись игрушечными лупами и ведерками, они устроили засаду.

Их подозрения пали на чаек – те были вездесущи и наглы. Но чайки интересовались исключительно едой. Тогда Машка выдвинула гениальную гипотезу: «А может, они сами уходят? Им скучно?»

Разгадка пришла неожиданно. Аркадий, гоняясь за мячиком, уронил его под деревянный настил у душа. Полез доставать и ахнул. Оттуда на него уставились десятки пар бусинок-глаз. В уютной, специально выкопанной под настилом норке, сидел крупный каменный краб. И его жилище было выстлано… пропавшими носками. Он аккуратно уложил их слоями, создав себе невероятно уютное, разноцветное гнездышко. Носочек Лёвы красовался на самом видном месте, словно произведение искусства.

«Поймали!» – завопил Степа, тыча пальцем.

«Ворюгу!» – подхватил Аркадий.

На шум сбежались взрослые. Увидев «преступника» и его «улов», все разразились смехом.

«Ну что, Лёв, – хохотнул Виктор, – твой носок для вдохновения теперь служит музой ракообразному!»

«Это не вор! – с пафосом воскликнул Лёва, осматривая гнездо. – Это – коллекционер! Эстет! Посмотрите, как гармонично сочетается синий Виктора с моим рыжим! У него вкус!»

Краб, словно понимая, что его хвалят, грозно пошевелил клешней. Дети были в восторге. Вместо того чтобы наказать «преступника», они решили его подкармливать, а заодно и снабжать новыми «экспонатами» для коллекции. Так у краба по кличке Пабло (имя предложил Аркадий, как у великого художника) появилась своя регулярная «дань» в виде старого носка.

Однажды утром на пляже появилась афиша, взволновавшая всех отдыхающих: «Вечером состоится традиционный конкурс «Мисс и Мистер Волна»! Призы, слава, море аплодисментов!»

Мужчины заерзали. Женщины засверкали глазами.

«Я участвую», – заявила Лика, с вызовом глядя на Колю.

«А я буду болеть за тебя, родная!» – поспешно ответил он.

«Нет уж, дружок, – подхватила Вера. – Это командное соревнование. Мы с Виктором – пара. Значит, и выставляемся парой».

«А мы? – оживился Лёва, глядя на Свету. – Мы можем номер подготовить! «Одесские анекдоты в картинках»!»

Так, почти насильно, все три пары были записаны в участники. Началась лихорадочная подготовка. Лика и Коля репетировали «танец сталеваров» – нечто среднее между вальсом и движениями с разводным ключом. Вера и Виктор готовили серьезный выход – демонстрацию «идеальной советской семьи» с детьми и глобусом (глобус нашли в ближайшем детсаду). А Лёва и Света, как и планировали, ставили юмористическую сценку.

Вечером пляж превратился в настоящий концертный зал. Со сцены, сооруженной из ящиков и украшенной водорослями, один за другим выходили участники. Было всё: и пение под гитару, и декламация стихов, и даже акробатический этюд.

Вот на сцену вышли Лика и Коля. Танец их был настолько энергичным и непредсказуемым, что в конце Коля по инерции чуть не снес декорацию в виде картонного солнца. Публика хохотала и аплодировала.

Затем – Вера, Виктор и дети. Машка с невозмутимым видом продемонстрировала зрителям свой план по освоению песочницы, а Степа, не выдержав напряжения, громко заявил: «Папа, я хочу пи-пи!». Идиллическая картина дала трещину, но искренность ситуации растрогала всех.

И наконец, звездный час Лёвы и Светы. Их сценка, основанная на реальных событиях про русалку и краба-одиночку, была настоящим фейерверком юмора. Лёва в парике из водорослей изображал «русалку-аферистку», а Света в костюме краба (сделанном из двух дуршлагов и все тех же носков) «воровала» у зрителей вещи. Фраза Лёвы: «Отдай носок, он не твоего размера рта!» – пошла в народ мгновенно.

Жюри, состоявшее из бывалых курортников, долго не могло определиться. В итоге, «Мисс и Мистер Волна» были объявлены… все три пары. «Потому что, – заявил председатель жюри, – настоящая победа – это не медаль, а умение смеяться над собой и быть одной командой!»

Приз – огромный торт в виде волны – они съели всем пляжем, под аккомпанемент гитары и шум прибоя. А дети засыпали прямо на полотенцах, сжимая в руках свои «призы» – ракушки, раскрашенные золотой краской.

Отпуск подходил к концу. Сидя вечером на теплом песке и глядя на звезды, отражавшиеся в спокойном море, наши герои понимали – что-то заканчивается.

«Помните, пять лет назад, мы стояли на вокзале? – тихо сказала Света, прислонившись к плечу Лёвы. – Казалось, самое главное уже случилось».

«А оно, главное, оказывается, только начинается, – улыбнулась Вера, глядя на спящую Машку. – Школа, институты, свадьбы…»

«Только, ради всего святого, без русалок!» – заявил Коля, и все снова засмеялись.

Они уезжали другими. Не просто влюбленными парами, а настоящим кланом, спаянным общими воспоминаниями, спасениями, смехом и крабом Пабло, которому они оставили на прощание целую коллекцию новых носков.

Море шумело на прощание, обещая новые истории. И они обязательно будут. Потому что их дети, Степа, Машка и Аркадий, уже строили планы на следующий год. И в их планах была тайная экспедиция на самый дальний пляж, где, по слухам, жил говорящий морской котик…

Поезд Москва–Днепропетровск отходил ровно в 22:00, и перрон одесского вокзала вновь стал местом прощаний, но на сей раз – легких, смеющихся, с уверенностью в скорейшей встрече.

«Только не вздумай заснуть и проехать свою Москву!» – Лика, стоя на цыпочках, поправляла воротник Колиной рубашки.

«Без тебя я и заснуть-то не смогу, – честно признался он, прижимая к себе сына Степку, который вцепился в его шею с силой сталеваровского крана. – Он мне всю рубашку изомнет…»

«Пусть мнет! Зато пахнет потом детством, а не морской водой и русалками!» – парировала Лика, на прощание целуя их обоих.

Немного поодаль Вера давала Виктору последние указания, сверяясь по блокноту: «Расписание кормлений Машки лежит в синей папке. Прогулки – не менее двух часов. И, Виктор, если она снова попросит показать, как работает доменная печь…»

«…сделаю макет из каши, – серьезно закончил он. – Будет сделано, главный инженер». Он обнял ее, прижимая к себе так, что шляпка съехала набок. «Скучайте по мне умеренно. Ровно настолько, чтобы к моему приезду испечь тот яблочный пирог».

Самое шумное прощание было, конечно, у Лёвы и Светы. Их поезд на Одессу уходил последним.

«Смотри не потеряй нашего Аркашу! – кричал Лёва, хотя стоял в двух шагах. – Он у нас как тот носок – яркий и имеет склонность к самостоятельным путешествиям!»

«Лучше следи, чтобы он к папе в вагон не проник! – смеялась Света. – Он уже собрал свой рюкзак, говорит, поеду с дедом «раскачивать вагоны»!»

И вот, последние объятия, последние смешки, обещания звонить сразу по прибытии. Поезда, словно устав от человеческих эмоций, медленно и величаво тронулись в ночь, увозя с собой частички одного большого курортного счастья.

Вагон №7, купе №9. Москва–Днепропетровск

Коля, уложив, наконец измученного впечатлениями Степку на верхнюю полку, с облегчением выдохнул и присел у окна. За стеклом проплывали огоньки незнакомых поселков, и ему вдруг стало невероятно одиноко. Он достал заветную книгу – «Справочник молодого сталевара» – но буквы расплывались. Вместо формул он видел улыбку Лики.

Внезапно его телефон пропищал. СМС. От Лики.

«Степа спит? Не балуется? А ты спи? Интересно, кто там у тебя в соседнем купе? Может, симпатичная попутчица? Держись, сталевар, скоро я тебя обыщу на предмет чужих духов!»

Коля рассмеялся и начал набирать ответ, как вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд. Из-за шторки соседнего нижнего места на него смотрела пожилая женщина с добрыми, хитрыми глазами.

«Молодой человек, у вас жена ревнивая? – спросила она, поправляя очки. – Это хорошо. Значит, любит. А то вот мой Василий, царство ему небесное, никогда не ревновал. Спи спокойно, говорил, как на работе. Скучно это».

Коля смутился и попытался объяснить, что это не ревность, а… проявление заботы. Но женщина, представившаяся тетей Соней, лишь махнула рукой: «Ладно, ладно, не оправдывайся. Видно, что ты не ветреный. Дай-ка я тебе яблочком угощу, свое, с дачи».

Так завязался разговор. Тетя Соня оказалась кладезем мудрости и… мастером розыгрышей. Узнав, что Коля едет один с ребенком, она решила «развеять его тоску».

Через полчаса Коля пошел в туалет. Вернувшись, он замер на пороге купе. На его месте, укутавшись в его же пиджак и устроившись с невероятно комфортным видом, лежала… огромная плюшевая свинья, привезенная Степке в подарок. На ней была приколота записка: «Место занято. Еду к бабушке. Хрю».

Коля не мог не рассмеяться. Он сфотографировал «попутчицу» и отправил фото Лике с подписью: «Вот, познакомься. Моя новая спутница. Молчаливая, не ревнует».

Ответ пришел мгновенно: «Так вот оно что! Я так и знала! Немедленно верни ей мой пиджак! И передай, что свиньи должны ездить в плацкарте!»

Вагон №5, купе №6. Одесса–Москва

Лика, отправив СМС, довольно улыбнулась и устроилась поудобнее. Ее соседкой оказалась студентка-филологичка с томиком Ахматовой, которая сразу погрузилась в чтение, намертво приковав наушники к ушам.

Скука стала подкрадываться к Лике. И тогда она вспомнила про подарок, который тайком от всех купила на одесском рынке – набор для фокусов «Юный иллюзионист». Достав его, она принялась изучать инструкцию.