Мир Фавна

– Ис-Та, летим на соседний остров, к храму Ра, – приказал он.

– Слушаюсь!

– Что скажешь, Дива? – обратился сатир к эллийке.

– Садон что-то понял. Он знает что-то о возможном конфликте на Олимпе. Откуда у него такая информация? И о каком новом существе он говорил? Неужели он покидал остров? – с тревогой спросила Дива.

– Нет причин для паники, – ответил сатир, пытаясь её успокоить. – Если на планету прибыло новое существо, мы это выясним. Если оно родилось здесь, мы об этом узнаем. А пока нам нужно собрать больше информации.

По требованию Фавна перед ним снова возник экран, и он начал внимательно пересматривать изображение всего, что сателлит сохранил в своей памяти, когда исследовал пещеру Садона и окрестности его логова. Челнок летел по заданному курсу.

Храм Ра на острове выглядел заброшенным. Он был возведён олимпийцами как временная резиденция во время исследования океана, но с тех пор его редко посещали. Плотно затянутые облаками небеса над островом позволяли Фавну спокойно покинуть челнок и укрыться под сводами храма. Таи и Энио развели костёр и отправились на охоту, а Дива уснула в кресле, свернувшись калачиком, поскольку для её тела наступила ночь.

Фавн не успел даже осмотреться, как из леса на поляну вышли Таи и Энио, волоча добычу – тело молодого дикого козлёнка. Энио достала нож и ловко освежевала животное. Вскоре над углями костра повисла тушка, подрумяниваясь от жара.

– На этом острове много дичи, и вся непуганая, – обратилась Таи к Фавну. – Энио своим копьём поразила козлёнка с первого броска. Если бы она была моей соперницей на церемонии инициации, меня бы тут не было.

– Давно ли ты прошла обряд инициации? – спросил сатир.

– Месяца четыре назад. Энио прошла обряд на несколько дней раньше. Сразу после церемонии всем выжившим ставят отметину на плече, – Таи повернула к Фавну левое плечо с тёмным квадратом. Рисунок внутри квадрата содержал зашифрованную информацию. Помимо этого, в мышечную ткань плеча внедрялась специальная капсула, которая тоже содержала информацию.

– Значит, вам обеим недавно исполнилось шестнадцать лет? – спросил сатир.

– Да. Моим соперником на церемонии был парень из лагерей Аида. Сильный, но медленный. Я убила его с третьей атаки. Не успел увернуться. Энио пронзила своего соперника с первого раза, хотя он был сильным и быстрым. Просто недооценил её.

– Давно я не был на церемонии инициации эфов, лет двести, наверное, – вздохнул Фавн. – Сейчас они проходят днём. Интересно, что-нибудь изменилось?

– Я не знаю, как было раньше, – ответила Таи, – но сейчас к церемонии начинают готовить с шести лет. Каждый день приходится бороться за привилегии. Нужно постараться не стать ни самым сильным, ни самым слабым. Слабый остается без еды, а сильнейшего переводят в старшую группу, где он может оказаться слабейшим и вскоре оголодать. Но умереть от голода не дают – разрешают пить кровь, ловить крыс. В двенадцать лет проходят первую инициацию. Нужно убить крупное животное. У меня это была овца. В шестнадцать нужно сразить равного по силе противника и выпить крови поверженного.

– Время идёт, а ничего не меняется, – сказал Фавн.

– Во владениях Аида немало эфийских лагерей, особенно вблизи шахт и рудников, – продолжала Таи, – как мужских, так и женских. Но для жеребьёвки их объединяют: мужчин и женщин с одной стороны и, соответственно, с другой. А затем по десять человек с каждой стороны тянут жребий. Так и решается, кто с кем сойдётся в бою. И неважно, девушка это или парень. Победа куётся умением и навыками. Если бы инициацию проводили в четырнадцать, перевес был бы на стороне девушек – они раньше расцветают физически. Мне так кажется. А в шестнадцать силы примерно равны. Все решает подготовка. А у Диониса девочек тренируют знатно. После церемонии в живых остаётся три четверти, а то и больше. Слабаки погибают в схватке.

– А ваш лагерь вакханок тоже сводили с мужским? – поинтересовался Фавн.

– Да, конечно. У Диониса в северных землях есть и мужской лагерь. Но, поскольку оба лагеря Диониса объединили, в жеребьёвке мы оказались по одну сторону и меж собой не сражались. В этом году на инициации было много крепких парней из мужского лагеря Диониса.

Энио, до этого следившая за готовкой мяса, неслышно подошла ближе. Фавн заметил, что ее что-то гложет, но она не решается заговорить первой.

– Что-то тревожит тебя? – спросил сатир, обратившись к девушке.

– Да, – тихо промолвила Энио, – это насчёт Дивы. Когда Дионис напутствовал нас в дорогу, он велел не прикасаться к Диве. Неужели эта эллийка считает эфов чем-то вроде отбросов, недостойных даже коснуться элла?

– Дело не в этом, – усмехнулся Фавн, – и сатиры, и даже олимпийцы не касаются нимф, да и обычных смертных эллов, просто так. При телесном контакте эллы, даже против воли, способны считывать память, эмоции, желания и знания коснувшегося. Словно копируют его душу вместе с сознанием и на миг переносят в свою. Если душа чиста, элл испытывает радость, если нет – боль. Для твоего сознания убить – обыденность. А для сущности элла это неприемлемо. А что до Дивы, то она, как и другие нимфы, по воле Зевса давным-давно была одарена эликсиром вечной жизни. И за долгие годы её эллийские способности возросли стократно. Поэтому не стоит к ней прикасаться. Мало того, что контакт с чужой душой может причинить ей боль, так ещё и негодование в её душе может ненароком заблокировать сознание коснувшегося. Так что прикосновение к Диве нежелательно для неё и может таить опасность для вас. Да и к любой другой нимфе лучше не прикасаться. Они живут не первую тысячу лет, накопили огромную силу, но все же остаются эллами.

– А много ли бессмертных на земле? – спросила Таи, присаживаясь рядом с Фавном.

– Эликсир вечной жизни не дарует подлинного бессмертия. Плоть смертна. Но эликсир может остановить старение и запустить процесс восстановления плоти по внутреннему коду существа, давая возможность жить вечно и быстро залечивать раны. Но это, как вы понимаете, не спасёт от убийства. Вспомните гибель Этны. Что касается сути вопроса, то вечной жизнью на этой планете одарены все олимпийцы, сотня эллиек и один-единственный сатир, который сейчас перед вами. Есть ещё пара существ, но вам это знать ни к чему. Ах да, еще рептилоид Садон. Но природа его бессмертия мне неведома. Однако после гибели Этны нимф уже не сто, а девяносто девять, – уточнил Фавн.

После слов сатира Энио даже повеселела. Видимо, мысли о возможной неприязни эллийки к эфам ее тяготили, и все это время она держалась скованно. Напряжена и насторожена, будто рядом с врагом. А когда эти думы отступили, словно камень с души свалился.

От очага потянуло дымком и запахом жареного мяса. Энио вернулась к готовке, а Таи решила поискать в окрестностях фруктов и ягод. Олимпийцы возле своих храмов всегда разбивали сады, и даже спустя столько времени что-то да оставалось.

Когда Дива проснулась, с улицы доносились громкие голоса – перебранка Таи и Энио. Дива решила укрыться под сводами храма. Фавн, затаившись в тени, наблюдал за девушками. Рядом с ним, в воздухе, неподвижно повис сателлит.

– Долго я спала? – спросила Дива.

– Ну, в окрестностях Олимпа свет Ра коснулся земли, а здесь уже полдень. Девушки успели вернуться с добычей. Пока Энио хлопотала у костра, Таи раздобыла яблок и винограда. А сейчас вот спорят о степени прожарки мяса. У каждой свои вкусы и пристрастия. Такие разные и в то же время такие похожие, – заметил сатир, не отрывая взгляда от препирающихся девушек.

– Что собираешься делать? – спросила Дива. – Мы ведь не просто так прилетели к этому храму?

– Дождёмся вечера. Я хочу ещё раз осмотреть окрестности логова дракона. Кое-что меня тревожит, – произнёс Фавн и тяжело вздохнул. – Я пересмотрел все, что сохранено в памяти сателлита, и думаю, что Садона кто-то навещал из Ан-унаков. Там, на скале, неподалёку от входа в его пещеру, есть отметины, оставленные, по всей видимости, особым оружием. Такое оружие есть только у олимпийцев. Похожий след есть и на одной из колонн, поддерживающих навес. А по краю поляны много сломанных деревьев. Повреждения старые, поросшие новой порослью. Но, сдаётся мне, лет двадцать назад у логова дракона была битва. Подобное событие должно быть занесено в книгу памяти Олимпа, но там ни слова об этом. К тому же, если бы кто-то навещал Садона по поручению Зевса, я бы знал. Возможно, и Зевсу невдомёк. А это значит, что кто-то действует за его спиной. У кого-то из олимпийцев своя игра, – промолвил сатир и присел на каменную опору колонны.

К этому времени Таи и Энио уже накрыли на стол под сводами храма. Здесь нашлась и утварь из золота – большие блюда, кувшины, чаши. Храм был воздвигнут Ан-унаками, поэтому все здесь было огромным. По сравнению с эллами и эфами олимпийцы и впрямь были великанами.

Во время трапезы первое время царило молчание. Энио на отдельное блюдо нарезала сочные куски мяса без костей и поставила перед Фавном. Сами же вакханки ели мясо с костей, разрывая и ломая руками остов жареного козлёнка. Напротив Дивы поставили блюдо с плодами и виноградом. Рядом – золотую чашу, наполненную Таи лесными ягодами.

Энио заметно раскрепостилась в присутствии эллийки.

– Дива, а что ты помнишь из своей прошлой жизни, до того, как стала нимфой? – спросила Энио.

– Я могу рассказать лишь то, что знаю, а не то, что помню, – произнесла эллийка. – Богом изначально был установлен баланс между возможностями тела и продолжительностью жизни. Это касается и памяти. Эллы в среднем живут семьсот земных лет. Потому тело наделено ресурсом памяти, достаточным для запоминания событий за весь период его жизни, и даже больше. Но наша память не безгранична. Проживая дольше положенного, память сталкивается с переизбытком информации. И, чтобы вместить новое, должна отпустить что-то из старого. Конечно, если часто вспоминаешь какое-то яркое событие, этот образ словно обновляется, остаётся в памяти надолго. Но со временем понятие яркого или важного события стирается, и память отпускает и это. Поэтому Ан-унаки и нимфы вынуждены заносить важные моменты своей жизни в книги памяти. Хотя важность определяется в моменте, а со временем отношение к событиям меняется. И все же, я стараюсь записывать в эту книгу что-то хотя бы раз в год. У меня ещё есть книги по врачеванию и травам, по сочетанию вкусов и на другие темы.

– Ой, у Диониса тоже много книг, – вспомнила Таи, – за них тамошние сатиры отвечают. В подземелье откроют огромную книгу и целыми днями чертят там перьями какие-то символы и знаки. Вакханки этих сатиров поэтому и прозвали чертями. Мне бы научиться этому черчению, но сатирам запрещено обучать эфов. Дива, а ты не могла бы меня научить читать и чертить?

– Закон Зевса распространяется и на эллов, – ответила Дива. – Но ты не горюй, придёт время, и эфы тоже будут грамотными. Все меняется. И мы меняемся. Либо по своей воле, либо по воле чужой. Когда-то эллы были совсем не такими, как сейчас. Воевали, убивали друг друга, сильный отнимал у слабого, всем правила жажда власти и стремление к господству. Не могли эллы обуздать свои страсти и тёмные желания. Многие роды исчезли бесследно. И тогда наши мудрецы решили изменить код эллов, чтобы сама мысль о причинении боли другому вызывала душевные муки и страдания. И им это удалось. Новое поколение было совсем иным. В новом обществе эллам не нужны были писанные законы и те, кто следил бы за их соблюдением. Были лишь нормы морали и правила поведения, которые формировали личность элла с детства. Исчезла вражда и обман. Даже случайный вред, причиненный другому, вызывал у элла такое чувство вины, что он мог умереть. Потому элл не мог отнять жизнь или даже ударить. Страсти остались, но гасились болью и угрызениями совести.

– Ого, наверное, здорово жить в племени, где не надо бояться, что тебя пырнёт ножом соплеменник! – заметила Таи.

– Не совсем так, – возразила Дива. – Эллы изменили то, что было даровано им Творцом, и поплатились за это. Какое-то время жили в радости, но оказалось, что мы лишили себя защиты от внешних врагов, таких, как Садон, к примеру. Когда дракон явился на эту планету, он увидел в эллах идеальных рабов. Мы не могли ему сопротивляться. Садон понял нашу уязвимость и за неповиновение одних казнил других. Таким образом, вина за смерть собратьев ложилась на тех, кто не подчинился. Для эллов настали тёмные времена. Народ мой долго пребывал в рабстве, пока сюда не прибыли Ан-унаки на своём корабле Олимпе. Старейшины наши, ведомые вождём, воззвали о помощи к олимпийцам. Те согласились, но затребовали плату – сотню эллийских девушек. Так появились нимфы.

– Значит, твои соплеменники отдали тебя и других эллиек олимпийцам в уплату долга? – с горечью спросила Таи.

– Нет, – отозвалась Дива, – то был осознанный выбор каждой из ста эллиек, добровольная жертва во имя спасения народа. Так гласит моя книга памяти. Ныне стёрлись воспоминания тех дней, и я не в силах воссоздать ни чувств своих, ни помыслов. Но убеждена, что такое решение было единственно верным, предвестником грядущего благоденствия эллийского народа. В один миг из рабыни Садона я преобразилась в слугу Олимпа. А народ мой сбросил оковы рабства. И даже нимфы не были стеснены в правах. Бремя обязательств перед Олимпом не тяготило, общение с соплеменниками не запрещалось. Но с течением времени явилось миру новое поколение эллов, не знавшее гнёта рабства, и нимфы сами предпочли отдалиться, дабы не бередить в соплеменниках угрызения совести за свою участь. Ибо вечная жизнь не почитается благом среди эллов. Каждый элл, помимо жизненных целей, обязан продолжить свой род, распахнуть врата в мир для потомка. Нимфы же выпали из круговорота жизни, лишены возвращения и возможности открыть дверь грядущему, – Дива умолкла, печально опустив взор.

– Фавн, а как ты обрёл вечную жизнь? – обратилась Энио к сатиру.

– Зевс одарил меня эликсиром вечной жизни давно, ещё до взлёта Олимпа с планеты Дина. Ан-унаки называют её Ра-Дина, ибо имя звезды Ра они всегда упоминают в названиях планет. Даже эту планету они назвали Тер-Ра, – повествовал Фавн. – Так вот, из древних книг ведаю, что на Ра-Дине разгорелась война между Ан-унаками, где Зевс и его сподвижники восстали против деспотии Кроноса, отца своего. Но потерпели поражение. Зевсу и его соратникам грозило вечное заточение в подземных лабиринтах планеты. Но я убедил Кроноса заменить наказание ссылкой. Кронос дозволил мятежникам взять один из небесных кораблей, забрать присягнувших им сатиров и покинуть планету. Для Зевса изгнание явилось наилучшим исходом. В том он усмотрел мою заслугу и в благодарность даровал вечную жизнь. Для сатиров, в отличие от эллов, это воистину бесценный дар. И я служу своему господину верой и правдой.

– Значит, ты вместе с Ан-унаками прибыл на Тер-Ра? – заключила Таи. – И сколь долгим был путь?

– Олимп не сразу взял курс на эту планету. Небесный корабль сей вмещает немалые запасы, что позволяет совершать долгие странствия. Но Зевс повелел держать путь на планету Ниби-Ра. Это тёмная и холодная планета на краю соседней звёздной системы. Однако, в её недрах древние Анны воздвигли подземные города, пригодные для жизни. Там изобилие ресурсов и чистейшая вода. Ан-унаки восстановили энергосистему подземелий, разбили подземные плантации и обрели новый дом. Казалось бы, все хорошо, да только тосковали Ан-унаки по небу и вольным просторам. Ведали из книг о существовании этой планеты и решили перебраться сюда. Поскольку орбита Ниби-Ра весьма вытянута, она лишь раз в четыре тысячи земных лет приближается к этой звёздной системе. Вы называете её Солнцем или Яром. Олимпийцы же по сей день называют ближайшую звезду именем Ра. За время, проведённое на Ниби-Ра, число сатиров возросло, потому многие из моего народа остались там, дабы поддерживать и развивать подземные города. А все Ан-унаки и часть сатиров отправились вместе с Зевсом на Олимпе сюда. Так я, вечный сатир, и достиг этой планеты.

– Думаю, на сегодня хватит воспоминаний былого, – произнесла Дива и добавила: – Фавну необходимо отдохнуть, да и вам, девушки, не мешало бы поспать. Я же посторожу и присмотрю за нашим лагерем.

Все согласились. Фавн примостился в дальнем углу храма. Вакханки прибрали со стола, ополоснули у ручья посуду и навели порядок. Затем расположились у входа, присев на пол, оперевшись спинами о каменные выступы. Оружие держали под рукой, в готовности отразить любую опасность.

– Спите! Если что-либо случится, я разбужу вас. Я буду начеку, не волнуйтесь, – успокаивала девушек эллийка и напоследок добавила уже более твёрдым тоном: – Спать!

Таи и Энио, словно по волшебству, тут же погрузились в сон. Дива редко прибегала к силе внушения, но сегодня сочла необходимым ускорить события и подарить девушкам отдых. Иначе они бы ещё долго боролись с дремотой, тщетно пытаясь сохранить образ бдительных стражей.

Небо по-прежнему заволакивали тучи, готовые разразиться ливнем. Дива присела на ступени под карнизом кровли храма и предалась размышлениям. Беседа за столом пробудила в ней желания, которые она всегда старалась подавлять. Мысли о семье, о детях и других ценностях обычной жизни эллов. Она отказалась от всего этого, приняв бремя вечной жизни. В своей книге памяти она когда-то написала, что не жалеет о принятом решении. Ведь она так и не встретила свою любовь и потому ничего её не держало в мире эллов. Даже если бы осталась со своим народом, все равно, скорее всего, осталась бы без пары, и не познала бы радости материнства. Дива с юности ощущала, что отличается от других. Она видела больше, чем другие. Прикосновением к любому эллу она проникала в глубины его подсознания, где царил мрак. Все страсти и пороки предков остались в их душах, сдерживаемые лишь болью. Это страшило её. Она полагала, что эта тьма есть и в ней, просто она не способна её увидеть.

Начался дождь. Крупные капли ударялись о листву деревьев, рождая отчётливый звук. Сначала различимый, но вскоре дождь усилился, и звуки упавших капель переросли в оглушительный шум. Капли стали долетать и до ступеней. Дива поднялась и вошла в храм. Молодые эфийки всё ещё спали безмятежным сном.

Когда дождь стих, над островом сгущались сумерки. Фавн пробудился и сел на каменном полу. Энио тоже открыла глаза и толкнула Таи в плечо.

– Сестрёнка, пора вставать, – прошептала она.

В этот миг, сначала неслышно, а затем все громче, полился голос Дивы. Она стояла посреди храма и пела. Её голос, отражаясь от стен и потолка, обретал мощь, множился эхом и возвращался, усиливаясь стократно. То была грустная песня о поисках любви в себе, о стремлении обрести любовь в этом мире. О важности научиться любить этот мир и тех, кто тебя окружает. И о горечи жизни без этого чувства. Невозможно было разобрать, что сильнее, голос Дивы или слова, наполненные печалью и тоской.

Энио и Таи зачарованно внимали пению эллийки. Они никогда не считали себя сентиментальными, но сейчас слезы текли по их щекам.

Закончив песнь, Дива ещё долго стояла с закрытыми глазами в центре храма. Казалось, эхо её голоса ещё блуждает между стенами и колоннами, ища выход и не находя.

– Благодарю тебя, Дива, за эту песню, – произнёс Фавн. – Я всегда радуюсь своей долгой жизни, дарящей мне возможность услышать нечто подобное, быть свидетелем прекрасного, пусть даже в роли зрителя. Своим пением ты возвращаешь вкус к жизни даже тем, кто пресытился временем.

– Не стоит меня восхвалять, – ответила Дива. – Сегодня я пела для себя.

– Но это было истинное волшебство, – прошептала Тая, зачарованная увиденным.

Стоящая рядом Энио, с лицом, влажным от непрошеных слез восхищения, молча кивнула в знак согласия. Эфийки, покорённые пением Дивы, окружили её заботой, словно драгоценный цветок. Они засыпали её вопросами о любимых лакомствах, обещая раздобыть для неё самые редкие фрукты и ягоды.

Когда челнок оторвался от земли и взмыл в небеса, рассекая пелену облаков, девушки заворожённо смотрели на экран. Солнце ещё не успело утонуть в объятиях горизонта, а внизу расстилалось безбрежное белое облачное море, похожее на заснеженную равнину неведомой планеты. Вскоре челнок, подобно ныряющей птице, устремился вниз, пронзая облачную твердь. Над островом Садона сгущались сумрачные тучи. На этот раз челнок не стал приближаться к логову дракона, а приземлился в укромном месте, чтобы не привлечь его внимание.

Фавн и Дива договорились, что сатир совместно с вакханками проведут разведку окрестностей пещеры, а эллийка останется на челноке, чтобы следить за их передвижениями с помощью сателлита. В случае опасности она должна была действовать по обстановке, а если потребуется, лететь за помощью на Олимп. Фавн повесил на пояс небольшую дорожную сумку и вместе с девушками покинул челнок. Они шли по лесу совсем недолго и вскоре вышли на широкую просеку – тропу Садона. Судя по всему, именно по ней дракон спускался с гор к морю на охоту.

Фавн уже повернул в сторону горы и собирался начать подъём, но вдруг замер. Он внимательно осмотрел землю под ногами, огляделся по сторонам, а затем, неожиданно направился по тропе вниз. Энио и Таи шли по обе стороны от сатира, держа копья наготове. Сателлит, словно тень, бесшумно скользил над землёй, неотступно следуя за группой.

– Почему мы идём вниз, а не к дому змея? – шёпотом спросила Тая.

– Садон недавно прошёл по этой тропе вниз и ещё не вернулся. Это странно. Он существо дня и не станет охотиться ночью, – тихо ответил Фавн. – Логичный вопрос: куда и зачем он отправился на закате?

Дорога оказалась долгой. Она петляла между оврагами и холмами, но наконец привела их к берегу моря. Море штормило, но дракона нигде не было видно. Фавн повернулся в сторону летательного модуля.

– Дива, осмотри акваторию, – сказал он.

Сателлит рванулся вперёд, промчался над самой водой, затем взмыл ввысь, ненадолго завис в воздухе и устремился вниз, словно заметив что-то в глубине.

В это время Дива, сидя в челноке перед проекцией экрана, отдавала приказы рукотворному разуму.

– Ис-Та, покажи мне, что это за свечение под водой. Только действуй бесшумно, чтобы не выдать нас. Используй только оптическое зрение. Потоковое Садон может почувствовать.

Аппарат приблизился к воде, замедлил ход почти до полной остановки и медленно погрузился в воду. Из-за шторма видимость была плохой.

– Осмелюсь напомнить, что у сателлита потоковый двигатель. Если дракон чувствует потоки, он нас обнаружит, – проинформировал Ис-Та.

– У нас нет выбора. Попытайся малыми колебаниями добраться до источника света.

– Слушаюсь, – ответил голос.

Сателлит, словно дрейфуя, медленно двинулся в указанном направлении. Погрузившись глубже, аппарат перестал ощущать ярость шторма. Вскоре стало видно, что источником света был подводный объект, по всей видимости, рукотворное устройство, похожее на такой же летательный модуль, но гораздо больше. Его лучи были направлены вниз, и там, на дне, даже свозь мутную воду можно было различить очертания огромного тёмного объекта.

– Это межпланетный корабль, – произнесла эллийка вслух.

В тот же миг от тёмного объекта отделилась тень и стремительно приближалась к сателлиту.

– Нас обнаружили! Уводи аппарат и пригони челнок к Фавну, – скомандовала она. – И включи систему связи на модуле.

Устройство выскочило из воды и в мгновение ока достигло берега. Туда же подлетел челнок и начал снижаться. Из сателлита раздался взволнованный голос Дивы:

– Фавн, срочно на челнок! Нам нужно улетать отсюда. Садон построил на дне моря небесный корабль!

– Слишком поздно, – промолвил сатир. – Ис-Та, защити Диву!

На берегу, прямо перед Фавном и вакханками, стоял дракон Садон, готовый к нападению. К его телу был прикреплён какой-то аппарат, удерживаемый ремнями, обвитыми вокруг рептилии. Вероятно, это устройство тоже было оснащено потоковым двигателем, что и позволило дракону так быстро добраться до берега.

После команды Фавна челнок прекратил снижение и поднялся над каменистым пляжем. Садон, уже готовый броситься в атаку, вдруг замер, наблюдая за удаляющимся челноком. Затем перевёл взгляд на сателлит и, наконец, посмотрел на Фавна. Он словно оценивал перспективы схватки, пытаясь просчитать все возможные варианты. Дракон всегда был расчётлив и внимателен к деталям. Он сразу заметил небольшой цилиндрический предмет, который сатир вытащил из своей сумки. Дракон уже видел такие раньше. Он также обратил внимание на вакханок, которые стояли по обе стороны от сатира, готовые метнуть в дракона свои копья. Садон стоял и размышлял.

– Плохо, что вы вернулись, – прозвучало из глотки дракона, – и для меня, и для вас. Сейчас мои риски превышают допустимые. Для вас тоже нежелателен возможный исход. Нам лучше договориться.

– Что ты предлагаешь? – спросил Фавн.

– Это зависит от того, чего хочешь ты. Но сейчас мы с тобой по одну сторону. Ты служишь Зевсу и хочешь его защитить. Я тоже сейчас хочу его уберечь.