Византийский мир: Жизнь и смерть Византии. 1946. Том 1

[325] ФЕОФАН, указ. соч., 365 (год 6183); ФЛИШ и МАРТЕН, указ. соч., V, 478-479; КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 261-262.

[326] ФЕОФАН, указ. соч., 365-366 (год 6185); о критике Феофана в отношении этой политики колонизации: ОСТРОГОРСКИЙ, «История византийского государства», 86.

[327] ФЛИШ и МАРТЕН, указ. соч., V, 438-439, 1 (библиография относительно атрибуции).

[328] ФЛИШ и МАРТЕН, указ. соч., V, 191-193.

[329] О беспорядке в обществе, ДИЛЬ и МАРСЕ, «Восточный мир…», 232-235.

[330] ФЛИШ и МАРТЕН, указ. соч., V, 195-196. Акты в «Mansi Concilia», XI, 921-936; «Historia Langobardorum», III, 1, 560 и след. Его также называют Собором in Trullo, потому что он, как и VI Собор, проходил в зале императорского дворца, покрытом куполом (trullos).

[331] ФЛИШ и МАРТЕН, указ. соч., V, 196-197; «Liber pontificalis», I, 372-375; ДИЛЬ, «Люди и дела Византии», 184-185.

[332] ЛОРАН (Жоз.), «Армения между Византией и исламом», 202-203; ФЕОФАН, указ. соч., 363 (год 6178).

[333] КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 257.

[334] КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 264. О месте расположения поля битвы, Себастополис, и дате, см. БРУКС, «Byzantinische Zeitschrift», XVIII, 1909, 154; ФЕОФАН, указ. соч., 365-366 (год 6184); там же, 203.

[335] КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 267-268.

[336] ФЕОФАН, указ. соч., 368. 370 (год 6187); НИКИФОР ПАТРИАРХ, «Краткая история», 37-39: КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 275-276; ДИЛЬ, «Люди и дела Византии», 187-189.

[337] ФЕОФАН, указ. соч., 370 (год 6189); НИКИФОР ПАТРИАРХ, указ. соч., 39; ДИЛЬ, «Византийская Африка», 580-586; ОДОЛЛАН, «Римский Карфаген», 138-141.

[338] ДИЛЬ и МАРСЕ, «Восточный мир…», 206-207; ДИЛЬ, «Византийская Африка», 563-576; ОДОЛЛАН в «Dictionnaire d'Histoire et de Géographie Ecclésiastiques», X, 1494-1495; Кайруан был занят с 670 по 688 берберским вождем, ДИЛЬ, «Византийская Африка», 576-579.

[339] ФЕОФАН, указ. соч., 37( (год 6190); НИКИФОР ПАТРИАРХ, указ. соч., 40; КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 280.

[340] КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 280-281; ДИЛЬ и МАРСЕ, «Восточный мир…», 246.

[341] ФЕОФАН, указ. соч., 37-1. 372 (год 6192); МИХАИЛ СИРИЕЦ, «Всемирная хроника», II, 474-478; «Chronica Minora», VII, 75.

[342] ЛОРАН (Жоз.), указ. соч., 204-205; КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч. III, 283.

[343] ДИЛЬ, «Люди и дела Византии», 190-196; ВАСИЛЬЕВ, «Готы в Крыму», 81; ФЕОФАН, указ. соч., 374 (год 6198); НИКИФОР ПАТРИАРХ, указ. соч., 42.

[344] КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч. III, 288-289; ДИЛЬ, «Люди и дела Византии», 197-198.

[345] АГНЕЛЛ, «Liber pontificalis Ecclesiæ Ravennatis», 367-370; КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III 294.

[346] «Liber pontificalis Ecclesiæ Romanæ», I, 376; ФЛИШ и МАРТЕН, указ. соч., V, 198-200.

[347] ФЕОФАН, указ. соч., 377-381 (год 6203); НИКИФОР ПАТРИАРХ, указ. соч., 44-47; ДИЛЬ, «Люди и дела Византии», 201-211; КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 299-302; ФЛИШ и МАРТЕН, указ. соч., V, 205-206.

[348] ФЛИШ и МАРТЕН, указ. соч., V, 206-208.

[349] В 719 собор в Манцикерте вновь отверг доктрину Халкидона, ЛОРАН (Жоз.), «Армения между Византией и исламом», 205-206; КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., 311-312.

[350] ФЕОФАН, указ. соч., 382 (год 6204); НИКИФОР ПАТРИАРХ, указ. соч., 48; КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 310-311; ДИЛЬ и МАРСЕ, «Восточный мир…», 247.

[351] ФЕОФАН, указ. соч., 383 (год 6205); НИКИФОР ПАТРИАРХ, указ. соч., 49; в 711 Империя потеряла свое последнее владение в Африке, Септем Фратер (Сеута), КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 303.

[352] ФЕОФАН, указ. соч., 383 (год 6205); НИКИФОР, указ. соч., 49; КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 312-313.

[353] «Mansi Concilia», XII, 193-208; «Liber pontificalis Ecclesiæ Romanæ», 1, 392; «Revue de Philologie», 322-324.

[354] ГАМС («Series episcoporum», 81) заставляет его бежать в Рим.

[355] ФЕОФАН, указ. соч., 383-384 (год 6206); НИКИФОР, указ. соч., 49. Валид умер (начало 715), и его преемник, Сулейман, подталкивал приготовления, ФЕОФАН, 384 (год 6207); НИКИФОР, 50.

[356] ФЕОФАН, 384-385 (год 6207); КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 317-318.

[357] ФЕОФАН, 385-391 (год 6207-6208); НИКИФОР, 50-52; ДИЛЬ и МАРСЕ, «Восточный мир…», 247-248; КУЛАКОВСКИЙ, указ. соч., III, 318-319; ФЛИШ и МАРТЕН, указ. соч., V, 208, 209. В 657 папа Виталиан извещает о своем избрании императора, который одобряет его и посылает свое синодальное письмо патриарху.

Вторая Книга. Эллинизированная Римская империя

Глава I. Период организации (717-944 гг.)

Сведенная в результате территориальных отчуждений, сопровождавших падение династии Ираклидов, к географическому ареалу Константинополя, Восточная империя, тем не менее, сохранила свои традиции и юридически оставалась вселенской Римской империей, предназначенной для управления всеми народами, однако это великолепное представление, которого ещё придерживается Константин Багрянородный, опровергается фактами. К моменту воцарения Льва Исавра последняя связь, ещё соединявшая Константинополь с Западом, Италией, была на грани разрыва, и, главное, Восток был утерян для неё навсегда. На месте феодального государства персов перед Византией встала молодая и могущественная империя, которая, с большим успехом, чем она, черпала свои средства воздействия из религиозной пропаганды. Арабская империя сосредоточила в себе все силы древнего Востока, враждебного эллинизму, христианству, европейской культуре. Мусульманская цивилизация была лишь расцветом этого возрождения ориентализма, первые следы которого улавливаются в III веке и которое в конечном счете разрушило дело Александра, продолженное его преемниками и римскими цезарями.

Но, если территориальное владение Восточной империи отныне ограничено, оно стало более сплоченным и приобрело то, чего не хватало Римской империи, – единство территории, языка, религии. Константинополь является его органическим центром, истинным очагом. С военной точки зрения его положение облегчает оборону, позволяя осуществлять маневры по внутренним линиям. В экономической сфере он долгое время оставался важнейшим городом христианского мира. Наконец, он выступает в качестве интеллектуальной, художественной, религиозной столицы, и его цивилизация, пробуждая к духовной жизни новые народы, излучает свет на всю Европу. Империя стремится превратиться в нацию, Романию, и именно в этот период термин «Византийская империя» наиболее оправдан, однако в течение пяти столетий, которые он охватывает, прослеживаются три этапа: с начала VIII до середины X века – сопротивление силам распада и иконоборческий кризис, период организации; расширение византийской власти при Македонской династии до середины XI века; упадок этой власти, вызванный подъемом новых народов, но надолго задержанный Комнинами, чьи преемники (династия Ангелов) бессильны предотвратить новый коллапс Империи.

1. Деятельность Исавров. Лев III (717-741 гг.)

Деятельность исаврских императоров и, после них, армянской и аморийской династий заключалась в том, чтобы остановить расчленение Империи и защитить её от вторжений, однако эта задача была затруднена и осталась неполной из-за внутренних волнений, вызванных иконоборческим движением, которое повлекло за собой отпадение Италии и Запада.

Инициаторами новой политики стали первые два исавра, Лев III и Константин V, чьи правления имеют капитальное значение, но которые целесообразно изучать отдельно из-за различия их темпераментов, отражающихся на их политике.

Лев III, исаврского происхождения согласно Феофану, сирийского – согласно другим источникам [375], но, несомненно, из восточной семьи, переселившейся во Фракию, начал свою военную карьеру при Юстиниане II [376] и, после успешного выполнения важной миссии на Кавказе, получил от Анастасия II должность стратига Анатолика [377]. Именно своему союзу со стратигом Армениаков, Артавасдом, за которого он выдал свою дочь, он был обязан короной. Таким образом, его власть имеет чисто военное происхождение, и его политика, как и политика его преемников, этим отмечена: армия будет их главной опорой.

При своем воцарении Лев III имеет две основные заботы: спасти Константинополь от арабской хватки, навести порядок в государстве.

Спустя пять месяцев после коронации Льва армия Масламы, выступив из Галатии, соединилась с арабским флотом из 1800 судов, сосредоточенных в Абидосе, и переправила свои войска на европейский берег. Осада длилась год (15 августа 717 – 15 августа 718). Несмотря на свою численность и прибытие подкреплений флота, арабы не смогли ни прорвать цепь, перекрывавшую гавань, ни проломить Великую Стену. Несколько раз их флоты подвергались воздействию греческого огня; более того, Льву III удалось перерезать их пути снабжения. В их лагере начались голод и чума. Их отступление было катастрофическим; часть их флота была уничтожена бурей, а армия Масламы, переправившаяся обратно в Азию, была атакована близ Тианы и перебита [378]. После этой неудачи между Львом III и халифом Омаром было, по всей видимости, заключено перемирие [379]. Фактически, между 718 и 726 годами не было арабских атак на Малую Азию. Успешная оборона Константинополя означала, как и битва при Пуатье, произошедшая четырнадцатью годами позже, непреодолимый предел, достигнутый арабским нашествием.

Атаки на Малую Азию, возобновившиеся в 726 году, были отныне лишь набегами и грабительскими рейдами, тяжкими для населения [380], но простыми наскоками без постоянных поселений. Против арабов Лев III заключил союз с хазарами, и в 733 году его сын Константин, сопричисленный к короне, женился на дочери их кагана [381]. Вероятно, благодаря его дипломатии хазары вторглись в Азербайджан в 731 году и вынудили халифа уступить им главный кавказский путь, Дербентский проход [382]. Наконец, в 740 году, когда Сулейман перешел в наступление в Малой Азии, Лев III и Константин нанесли его войскам крупное поражение на плато Акроинон во Фригии (Афьон-Кара-Хисар), которое заставило арабов эвакуировать западную часть Малой Азии [383].

Не только остановил Лев III арабское завоевание, но он и положил конец анархии, царившей в Империи, подавив попытки мятежей, последовавшие за его воцарением, – стратига Сицилии и бывшего императора Анастасия II [384], – и стремясь основать династию через сопричисление своего сына к короне сразу после его рождения [385]. Он старался восстановить процветание в провинциях, обезлюдевших от нашествий и эпидемий, равно как и в Константинополе, население которого было уничтожено чумой 718 года и который он вновь заселил, переселив туда добровольно или насильно выходцев с Востока [386]. Он создал хорошую армию и увеличил количество фем [387], но, чтобы осуществить это дело возрождения, ему пришлось ввести новые налоги и тем вызвать большое недовольство [388]. Наконец, если, как уже говорилось, он и не является автором Земледельческого закона, он, тем не менее, опубликовал важное законодательное произведение, «Выбор законов», извлеченных из Свода Юстиниана, сделанных более ясными, адаптированными к социальному состоянию времени и доступными для всех благодаря исключительному использованию греческого языка [389].

Лев III особенно знаменит своей религиозной политикой. Мало что известно об эдикте, которым он обязывал иудеев и монтанистов принять крещение (722) [390], но, напротив, его имя неотделимо от иконоборческого движения, инициатором которого он был и которое, после завершения догматических споров и казавшегося обеспеченным религиозного мира, тем не менее, должно было тревожить Церковь и Империю более столетия.

Вследствие скудости современных свидетельств и уничтожения большинства иконоборческих сочинений, истоки движения туманны и загромождены апокрифическими и противоречивыми фактами. Предвзятость историков, видевших в Льве III нечто вроде просвещенного деспота вроде Иосифа II, лишь затемнила вопрос [391].

Следует, прежде всего, различать священные изображения, настенные росписи, мозаики, имевшие назидательную ценность, и собственно иконы Христа, Богородицы и святых, переносные картины и предметы, которым приписывали чудодейственный характер, многие из которых почитались как нерукотворные (ахейропоэйтос) и которые были объектом ferventного культа [392]. Неоднократно, начиная с V века, идолопоклоннические формы, которые принимал этот культ, шокировали некоторые умы и побуждали нескольких епископов запрещать его, но речь шла об изолированных фактах [393], и даже сами еретические секты, манихеи, ариане, яковиты, допускали сакральную иконографию.

Первая иконоборческая мера исходила от арабов, хотя Коран и не запрещает фигурные изображения, а лишь идолов: это был эдикт халифа Йезида, приказавшего в 723 году уничтожить образы в христианских церквях и домах [394]. В то же время несколько епископов Малой Азии запретили изображения в своих епархиях, и двое из них, Константин Накольский и Фома Клавдиопольский, прибыли в Константинополь, чтобы попытаться склонить к своим доктринам патриарха Германа, который с негодованием их отверг [395]. Разделял ли уже Лев III эти доктрины или был к ним привлечен в это время? Вопрос остается неясным [396]. Как бы то ни было, ему ошибочно приписывали издание эдикта, запрещающего культ изображений в 726 году [397]. Вместо того чтобы так открыто сталкиваться с сокровенными чувствами своих подданных, он начал сам вести в народных собраниях коварную пропаганду против изображений [398] и, согласно хронике Никифора, эта кампания началась после ужасного подводного извержения, которое породило новый остров между Ферой (Санторином) и Терасией, летом 726 года, и в котором он усмотрел следствие божественного гнева против идолопоклоннического культа [399].

Только в следующем году начались иконоборческие меры и последовали первые беспорядки: насильственное уничтожение иконы Христа, венчавшей бронзовые ворота Великого Дворца, посреди народных протестов [400]; пропаганда в армиях, которая вызвала мятеж фемы Элладиков и провозглашение императора, чей флот был уничтожен перед Константинополем (18 апреля 727) [401]; попытки заставить патриарха Германа и папу Григория II осудить культ изображений [402]. Ультиматум, адресованный папе, спровоцировал восстание итальянских ополчений [403]. Лев III тогда совершил решительный акт: на силенции, проведенном в Триклинии Девятнадцати лож 17 января 730 года, он низложил патриарха Германа и заменил его своим синкеллом, Анастасием, который поспешил составить синодальный эдикт, соответствующий желаниям василевса [404]. Отныне иконоборческая доктрина опиралась на канонический акт, и началось запрещение изображений, вызвавшее эмиграцию многих жителей Константинополя и волнение, перешагнувшее границы Империи и побудившее Мансура (Иоанна Дамаскина), арабского чиновника, но христианина, написать свои апологические трактаты в защиту культа изображений [405].

Главный протест исходил от папы Григория III (посвящен в марте 731), чьи письма к императору были перехвачены и который провел в Риме собор, где иконоборческие доктрины были осуждены [406]. В ответ Лев III удвоил налоги в Калабрии и Сицилии и конфисковал владения (патримонии Святого Петра), находившиеся в этих областях [407]. Он бы в то же время, хотя современные источники об этом не упоминают, расчленил юрисдикцию папы, присоединив церкви Иллирика, Сицилии и Крита к Константинопольскому патриархату [408].

2. Константин V (741-775) и Лев IV (775-780)

Константин V [409] успешно продолжил во внешней политике оборонительное дело Льва III, а во внутренней – усилил его иконоборческую политику, внося в неё яростную страсть, которая контрастирует с дипломатической мудростью его отца. Однако его 34-летнее правление далеко не однородно, и обстоятельства сначала вынудили его к определенной умеренности. В начале ему пришлось завоевать свой трон и подавить грозный мятеж своего шурина Артавасда, который, похоже, был надеждой сторонников изображений. Пока Константин организовывал в Азии экспедицию против арабов, Артавасд, провозглашенный императором войсками Опсикия, чьим комитом он был, рассеял императорскую армию под командованием Бесера и двинулся на Константинополь, где у него были сторонники, и, войдя туда без сопротивления, получил корону из рук патриарха Анастасия (июль 743) [410]. Его первой заботой было разрешить культ изображений и сопричислить своего старшего сына к трону.

Артавасд осуществлял власть год, но его попытка покончить с Константином, поддержанным восточными фемами, полностью провалилась. Разбитый под Сардами, он укрылся в Константинополе, который Константин взял штурмом (2 ноября 742) [411]. Артавасд и его сыновья, ослепленные, предстали на триумфе, который победитель отпраздновал на Ипподроме, в то время как патриарх Анастасий, битый розгами, сохранил свои функции [412].

Результатом этой победы стало новое запрещение культа изображений и уничтожение всех росписей на священные сюжеты, украшавших церкви, и всех предметов культа, украшенных иконографическими сюжетами [413]. Однако, похоже, Константин V, чувствуя почву непрочной, проявил определенную умеренность. Отдаленные от Константинополя регионы ещё не были затронуты иконоборческим движением, и монахи, ставшие главными защитниками изображений, в большом числе укрывались там [414]. Более того, в отличие от Льва III, Константин имел превосходные отношения с папой Захарием, который всегда служил посредником между Империей и лангобардами [415].

Только двенадцать лет спустя после падения Артавасда Константин счел момент подходящим, чтобы получить от Церкви оружие, которое позволило бы ему относиться к иконопочитателям как к еретикам и мятежникам. Опираясь на подлинную иконоборческую партию, главную силу которой составляли армия азиатских фем, происходившая из регионов, где культ изображений был неизвестен [416], и высшее духовенство, после проведения, как некогда Лев III, активной пропаганды против культа изображений в народных собраниях или силенциях [417], Константин созвал собор, в котором участвовали 338 епископов, собравшихся в императорском дворце в Иерии (10 февраля 754) [418]. Принимая сам участие в богословских дебатах, император составил книгу, в которой, дабы показать еретический характер изображений Христа, использовал термины, осужденные соборами, заходя даже до отрицания догмата о заступничестве Богородицы и святых, равно как и культа реликвий [419]. От собора, объявившего себя вселенским и чьи заседания длились семь месяцев, известен лишь его заключительный догмат (Орос), который под самыми суровыми наказаниями осуждал изготовление, владение и почитание икон, но тщательность, с которой собор утвердил силу заступничества Богородицы и святых, показывает, что он отверг еретические доктрины императора [420].

Тот, таким образом, обладал грозным оружием, которое позволило бы ему полностью уничтожить изображения и покарать их защитников. Однако иконоборческий террор начался не сразу после собора. Константин сначала попытался привлечь на свою сторону самых выдающихся защитников запрещенного культа, о чем свидетельствуют его шаги в отношении Стефана Нового, монаха на горе Святого Авксентия близ Халкидона, чье влияние на монашеский мир он знал [421]. Он придавал столь большое значение присоединению Стефана к иконоборческому собору, что затянул дело на десять лет, пробуя попеременно насилие и мягкость, не поколебав твёрдости Стефана, который, после суда комиссией епископов, был сослан в Проконнес и принял мученическую смерть 20 ноября 764 года [422]. Тем временем декреты собора относительно уничтожения икон и религиозного декора начали применяться, эпизоды охот заменяли в церквях священные сюжеты [423], и Константин преследовал с особой ненавистью монахов, большое число которых было сослано, заключено в тюрьму, изувечено [424].

Но именно после казни святого Стефана действительно открылась эра мучеников. Раздраженный сопротивлением, император заставил всех своих подданных принести клятву, что они не почитают изображений, и патриарх Константин должен был принести клятву первым на амвоне Святой Софии (765) [425]. Затем последовали позорные выставления иконопочитающих сановников, шествия монахов на Ипподроме под оскорбления толпы [426] (766). Обвиненный в заговоре, патриарх Константин был низложен, выставлен на Ипподроме, подвергнут пыткам и, наконец, обезглавлен 15 августа 768 года [427]. В провинциях наместники превосходили в жестокостях самого господина. Михаил Лаханодракон, стратиг Фракисийский, грабил монастыри своими солдатами и, собрав однажды монахов и монахинь на площади в Эфесе, дал им выбор между браком и потерей глаз [428].

Следствием этой политики стало крушение императорской власти в Италии, чьи связи с Империей становились всё слабее и которая с начала иконоборческого движения стала убежищем для всех гонимых [429]. Однако, несмотря на взаимную враждебность в религиозной сфере, папы и императоры придерживались режима компромисса, вытекавшего из их солидарности перед лангобардской угрозой. Константин V, не имея возможности послать армию в Италию, использовал, как мы видели, престиж папы среди лангобардов, и переговоры между Захарием и Лиутпрандом в 741-742 годах увенчались полным успехом (742-743) [430].

Иначе обстояло дело, когда в 751 году лангобардский король Айстульф, захватив Равенну и объявив о намерении двинуться на Рим, оказался глух ко всем попыткам переговоров [431]. То ли по собственной инициативе, то ли, что более вероятно, по приказу Константина V, который направил к нему силенциария Иоанна, папа Стефан II отправился в Галлию просить помощи у франкского короля Пипина, всецело преданного Святому Престолу, которому он способствовал в восшествии на престол [432]. 6 января 754 года в дворце в Понтионе Пипин пообещал папе взять в свои руки «дело блаженного Петра и республики римлян» и возвратить папе «всеми средствами Равеннский экзархат, права и владения республики» [433]. Несомненно, термин «республика» в языке той эпохи эквивалентен «Римской империи». Но Пипин связывает себя обязательством перед святым Петром, а не перед императором, который не назван, и последующие события – дарование папой Пипину необычного титула «патриция римлян» [434], отказ Пипина, занятого своей первой экспедицией, обещать послам Константина V возвращение Экзархата Империи [435], и, наконец, после окончательной победы, передача святому Петру всех отвоеванных городов (756) [436] – со всей очевидностью показывают, что новое право родилось на встрече в Понтионе – право суверенитета Святого Престола, независимого в праве и на деле от власти императора.

Не заметно, чтобы Константин предпринял военную попытку вернуть Экзархат или даже заявил протест, но, далеко не смирившись с этим новым территориальным отчуждением, он стремился действовать своей дипломатией.

С 756 по 769 год происходила очень напряженная борьба между имперской и папской дипломатиями, которые стремились оказать воздействие одновременно на франков и на лангобардов. Пипин принял три последовательных посольства, и император предпринял попытку заставить его осудить культ изображений: собор с иконоборческими тенденциями был проведен в Жантильи в 767 году [437]. Все эти усилия провалились, и воцарение Стефана III, который провел в 769 году собор, где была провозглашена законность культа изображений, ознаменовало конец подчинения, в котором папа находился по отношению к императору [438]. Отныне император больше не утверждает папские выборы, и новоизбранный сообщает о своем восшествии королю франков [439]. Империя сохраняет в Италии ещё некоторые территории – Калабрию, землю Отранто, Неаполитанское побережье [440], – но её престиж был серьезно подорван.

Продолжая, по крайней мере, военное дело Льва III, Константин V обеспечил безопасность границ Империи, и именно забота о том, чтобы посвятить все имеющиеся силы защите Константинополя, объясняет его политику выжидания на Западе.

Он использовал в своих интересах гражданские войны в халифате, которые привели к падению династии Омейядов и воцарению Аббасидов в 750 году [441], чтобы перейти в наступление, дать Империи прочные границы и восстановить её престиж среди армян, восставших против арабов (749-750).

Этот результат был достигнут взятием Германикии (Мараша) в 745 году, Феодосиополя и Мелитены в 751 году [442], разрушением их стен и переселением их жителей в Империю. Эта политика колонизации внутри страны, последовавшая за политикой Льва III, была связана с его оборонительным планом, облегчая комплектование армии, и с его борьбой против изображений, почитание которых осуждалось многими из этих выходцев с Востока [443]. Восстановление имперского престижа в Азии проявляется в том, что одного лишь приближения Константина было достаточно, чтобы заставить арабов, вторгшихся в Каппадокию в 756 году, отступить [444], и что отныне армии фем достаточны для сдерживания их набегов.

Эти результаты позволили Константину посвятить большую часть своих сил болгарскому фронту, против которого ему пришлось бороться всё свое правление, но который он сумел сдержать. Хан Тервел помог Льву III отбить арабов от Константинополя и оставался верен договору, который он заключил в 716 году с Феодосием III [445], но в 755 году заселение фракийских крепостей выходцами с Востока послужило предлогом для нового хана потребовать дани. Константин, отвергнув это притязание, болгары перешли Балканы и разорили страну вплоть до Длинных Стен [446], и после 39 лет спокойствия началась серия периодических набегов, которые каждый раз ставили судьбу Константинополя под угрозу, без всякого внимания к перемириям, заключенным в промежутках между экспедициями [447].