Фаворит 7. Судьба империи

– Государыня значительно лучше. Встанет на ноги, уже ходит, но вряд ли выйдет сегодня, – отвечал я.

Делал это практически одними и теми же словами, но много раз.

Искал глазами Юлю, но не находил её. Потому быстро направился в сад. Уверен, что Юлиана, будучи очень часто при дворе, знала немало мест, где можно уединиться даже в таком относительно небольшом парке. А я же знал ту самую лавочку, где можно так уединиться, что через девять месяцев гулять с коляской мимо кустов, прикрывающих лавку.

Кстати, а колясок-то я и не видел. Думаю, что с моим опытом и знаниями сделать хорошую коляску – не такое сложное дело. Да много чего, на самом деле, можно делать по мелочам, при этом зарабатывая огромные деньги.

По дороге к той самой лавочке в стороне я увидел решительно уходящего, чуть ли не бегущего Куракина. Он был в метрах ста от меня. Думал окликнуть, но… Сперва узнать, что произошло, и было ли. Сердце защемило так, что думал об инфаркте. Насколько мне всё же сейчас дорога именно Юля.

Я шагал всё быстрее, настолько, что можно было бы посчитать, что вдруг решил заниматься спортивной ходьбой. Подойдя к той самой огромной лавке, возле неё я увидел Юлю. Она плакала.

– С тобой всё в порядке? Тебя обидел Куракин? У вас было что-то с ним? – засыпал я вопросами свою жену.

Юля решительно встала, сделала два шага. Приблизилась ко мне. Звонкая пощёчина обожгла мою левую щёку. Удар далеко не самой хрупкой ручки моей жены пришёлся как раз по шраму.

– У тебя было с ней. Я уже знаю. Весь двор уже знает, – сквозь слёзы говорила Юля. – У тебя с ней было, а я не смогла. Князь Куракин… Он побоялся тебя, а я не смогла. Мерзко это. Как же это противно! А тебе как? Сладко?

Я резко и сильно обнял Юлю, прижимая к себе. Она пыталась вырваться, но я не позволял.

– Больше для меня не существует таких женщин, кроме тебя. Я люблю тебя. А Куракина я убью на дуэли, – говорил я, насилу удерживая рвавшуюся из моих объятий Юлю.

– Тогда не его убивай, а меня! Это я подошла и прямо сказала, что хочу… что хочу… – Юля перестала вырываться из моих рук и обмякла. – Потом и надавала ему пощёчин. Он сказал, что не собирается ссориться с тобой и что…

Я расслабил захват, невольно погладил по своей щеке. Промелькнула мысль, что Куракин отхватил не слабо. Сомневался, нужно ли его вызывать на дуэль. Из всех реальных вызовов, мог быть только от Антона Ульриха в мой адрес.

– Всё, теперь ты моя, а я твой! – решительно сказал я.

– Поехали домой! Мне становится нехорошо, – вытирая слёзы платком, сказала Юлиана. – Мне противно тут находиться. Я не знаю, как себя везти.

Я взял жену за руку и решительно повёл к выходу. Что будет после и как моё решение быть с одной женщиной скажется на нашем общем будущем – время покажет. Время многое показывает. Нужно лишь быть сильными и готовыми, даже если есть предположение, как история может развиваться дальше.

В карете мы не говорили. Я пробовал взять Юлю за руку, она одергивала, села в самый угол, чтобы не касаться меня даже своей одеждой. Украшения уже были демонстративно сняты.

– Ты можешь сколь угодно на меня обижаться. Но не было обмана и предательства. Я был с Анной, но ты знала, что это случится. Что же до твоего общения с Куракиным, то это было… Ты же беременная, – сказал я и тоже замолчал.

Молча мы прибыли в дом. Молча зашли в него. Вернее, это со мной Юля не разговаривала. А вот на прислуге отрывалась. Не было на месте служанки Аксиньи. Юлиана впала в неистовство. Пришлось даже ее одернуть.

Меня спасло только то, что пришло сообщение о начале активной фазы операции с Татищевым, ну или еще с каким-то моим таинственным врагом. Уже за полночь я сорвался и оставил Юлю. Надеялся, что она все же примет ситуацию и у нас все будет, как прежде.

* * *

Петербург

4 ентября 1735 года

Александр Матвеевич Норов сидел в трактире «Два гуся». Ужасное место. Но, видимо, единственное, если не считать рестораны, которое работало столь поздно. Встреча была назначена на два часа ночи. Как раз Александр Матвеевич успел вернуться с приема у государыни, подготовится к встрече.

Норов, конечно, привык к разной еде. Но сейчас в упор не понимал, почему в этом месте подают столь дрянное мясо. Пережаренное, жесткое. Да и хлеб был с такими отрубями, что порой цельными зёрнами приходится хрустеть.

В Петербурге на кого равняться. Два замечательных ресторана уже совершили своего рода революцию в кулинарии. Почему бы не следовать их примеру? И некоторые трактиры пробуют хоть как-то приблизится к уровню ресторанов. В любом случае, странно, что трактир с таким обслуживанием и едой вовсе выживает.

Да и ладно, еда относительно съедобная и будет к ней придираться, не тухлятина. Но ведь здесь откровенно грязно. Александр Матвеевич не то чтобы был крайне склонен к чистоте, но если есть возможность вымыть пол и столы – почему не воспользуются?

Не он выбирал место встречи. Так что приходилось со всем мириться.

– По здорову ли Александр Матвеевич? – спросили из-за спины Норова.

– Телесное здоровье моё доброе, Василий Никитич, – сказал Норов, приподнимаясь из-за стола и обозначая глубокий поклон.

Конечно же он понял, кто пришел. Да и Татищев знал Александра Матвеевича.

– Ежели с телесным здоровьем у вас всё хорошо, то с душевным коллизии случились, – сделал умозаключение Татищев. – Не шибко ты удивлён ты, что я пришёл?

Александр Матвеевич подумал, что, действительно, мало отыграл удивление. Но некоторые силы были потрачены на то, чтобы скрыть радость и предвкушение. Ведь наконец-таки главный бенефициар вероятной смерти Александра Лукича Норова пожаловал.

Два дня назад на Александра Матвеевича вышли люди. Сперва они следили за Норовым-ученым. Об этом сообщил Степан, начальник службы безопасности. А потом люди подсели за стол Норова в одном из трактиров, уж куда получше этого. Познакомились, конечно же представившись другими именами. Стали вести пьяные беседы. Александр Матвеевич Норов прикидывался, что сильно пьян, видимо тогда сыграть удалось.

Где только не случалось быть кузену бригадира Норова, везде, на весь Петербург, он на чём свет стоит проклинал своего братца. Крыл таким матом Александра Лукича, сыпал проклятиями, что все, кто хоть как-то был знаком со столь славным гвардейцем или слышал о его подвигах, в том числе и на ниве любовных забав, тут же покидали питейное заведение. Был один гвардеец, который вызвал на дуэль Норова-ученого. Договорились на послезавтра.

Так что люди Татищева очень быстро вышли на Александра Матвеевича. Им-то как раз и нужно было найти того, у кого хватит и духа, и мотивации решить проблему с Норовым-гвардейцем раз и навсегда.

Сильно светиться в столице Василию Никитичу не стоило. Его предупредили, что на самом верху задумались над правомерностью освобождения из тюрьмы Татищева. Нужно ехать срочно на Урал.

Конечно, ещё нужно было, чтобы слухи поползли, что это именно он, всесильный на Урале, Татищев, отомстил Норову – тому, кто нарушил давно пестованные планы Василия Никитича по башкирским землям. Там должна была начаться война. Должны были целенаправленно выгоняться с конкретных земель башкиры. Не получилось.

– Отчего не убоялись меня? Мне пробуете сбежать? – ухмылялся Василий Никитич, саркастически перейдя вновь на “вы”. – Должник вы мой по тем событиям, что связаны с вами на юге Урала. И золото это… у речки Миасс. Оно же явно должно было принадлежать мне. А вы его нашли для своего брата. Я не столь бесчестный человек, как ваш брат, не забрал бы у вас всё и не оставил бы без оплаты трудов ваших по поиску золотоносных жил.

Василий Никитич Татищев повторял все нарративы, произнесённые Александром Матвеевичем в общественных местах. И это было подозрительным. Как будто бы Татищев хотел слово в слово повторить сказанное Александром Матвеевичем. А еще этот тон… Он явно издевался.

Что-то и вовсе здесь не так…

Глава 6

Как страшно, когда кто-то уходи, а ты остаешься.

Григорий Гришковец

Петербург

4 сентября 1735 года

Александр Матвеевич сидел молча, не подавал вида, что уже испугался. Анализировал обстановку. Татищев – он напротив, немного слева. Неудобно расположился. Но можно было с силой бросить в него тарелку и бежать. Дверь находилась далеко и там уже стояли два человека Василия Никитича. Так что не вариант прорываться через дверь. Окно… Вот оно было сразу за спиной Норова. Было витражным, состояло из множества стеклышек. Если прыгнуть в окно, то…

Все планы нарушили выходящие из-за ширмы люди. Они сели за соседние столики, пристально смотрели на Норова. У каждого были пистолеты, шпаги, или другое холодное оружие, скорее сабли. Но главное – это взгляды. Суровые, воинственные и одновременно, словно бы безразличные. Так смотрят люди, которым что курицу прирезать, что человека убить.

Василий Никитич наслаждался картиной. Он любил видеть, даже чувствовать, чужой страх и растерянность. Тем более, если у этого человека фамилия Норов.

– Отчего мы не пьём? Непременно нужно выпить! Вина! Нет… Во всем Петербурге не найти уже шампанского. А у меня есть, – сказал Татищев и даже поднял руку, а лишь приподнял указательный палец.

Принесли шампанское. Тут же на стол стали ставить такую еду, что можно сравнить лишь с ресторанной. Да это она и была. Белый соус, не так давно распробованный Татищевым, стал завсегдатаем стола этого господина – теневого богача, до недавних пор считавшего себя хозяином Южного Урала. Да и за редким исключением Средний Урал тоже был подчинён Татищеву. Демидовы лишь умудрялись сопротивляться, и Василий Никитич оставил их в покое.

– Вы угощайтесь. И уж не вините хозяина сего прекрасного заведения, что должным образом вас не обслужил, – сказал Василий Никитич и пододвинул блюдо к Норову.

Александр Матвеевич узнал это лакомство. Когда был в гостях у своего брата, то его там угощали подобными блюдами. Конечно, страшно есть такое… Особенно когда прозвучало название «сельдь под шубой». Мало ли, может действительно подавали селёдку с мехом. И пришлось бы есть солёную рыбу, а «закусывать» ворсом меха. Но нет, было очень вкусно, сытно и необычно.

– Сия страва, блюдо, называется «сельдь под шубой». Весьма по нраву она многим в Петербурге, – произнёс Василий Татищев, когда Александр Матвеевич уже увлёкся поеданием понравившегося ему блюда.

Татищев сделал еле заметный жест рукой, и к столу тут же приблизились пять человек. Одни были из тех, кто уже находился в обеденном зале. Другие выбежали из-за перегородки, отделяющей кухню и зал.

Александр отодвинул блюдо, очертил полукруг головой, рассматривая подошедших бойцов. Это были воины. Нет, не те солдаты регулярной русской армии. Это были бойцы, к виду которых Норов уже успел привыкнуть на юге Урала. Головорезы, исполнители воли заводчиков.

– А вы обедайте, Александр Матвеевич Норов, – явно издеваясь, сказал Татищев. – С чего не вкушаете?

– Благодарю, я пресытился, – сказал Норов, ещё дальше отодвигая тарелку.

– Вот и хорошо. Удивительно, что вы так знаете это блюдо. Его подают в доме вашего брата? И не говорите про ресторан… Вы не были в нем ни разу, – Татищев упивался моментом.

А вот Александр Матвеевич молчал и терялся. Да и напор, энергетика от Татищева шла такая, что многим людям было сложно находиться рядом с ним. Хозяин Урала словно бы высасывал жизненные силы у людей.

А нынче же вы обстоятельно расскажете, что происходит и почему вы так сильно жаждали, чтобы я поверил в ваше намерение убить своего брата. Более того, у меня есть подозрение, что вы некогда убили моего человека и что забрали серебро, принадлежащее мне, – тон Василия Никитича Татищева становился всё более жёстким. Ты украл мое!

Он уже начинал кричать, впадая в безрассудное неистовство.

– Ты кого обмануть желал, уды гангренные твои, пёс шалудивый… – полилась череда оскорблений.

Александр Матвеевич было дело попробовал резко встать. Однако могучий бандит за его спиной тут же навалился на плечи Норова, усаживая его на место. Другой бандит, невысокий, норовистый, ловко расстегнул комзол Александра Матвеевича и достал из-за пояса его пистолет.

– Вот как? Даже подготовились к неожиданностям и что я буду вас убивать? – Приведите девку! – потребовал Татищев.

* * *

– Пора вмешаться! – в нетерпении говорил Степан.

– Нет, – решительно отвечал капитан Фролов.

Степан с недоверием посмотрел на Фрола.

– Боевые дела – моё, в этом случае ты подчиняешься, – напомнил Фролов установленные правила субординации.

Объяснять, почему прямо сейчас не стоит проводить силовую операцию, Фролов не стал. Потом, когда уже всё случится, прояснит свои действия. Коротко – если сейчас, то больше вероятности иметь немалые потери в отряде, ну или группе захвата.

Степанов стоял возле одного окна, наиболее близко располагающегося к столику, который занял Александр Матвеевич Норов. Небольшой кусочек витража был загодя вырезан, и вновь вставлен. Теперь же уголок окна был чуть приоткрыт, чтобы было достаточно слышно, о чём говорят люди внутри трактира. Ну и чтобы при необходимости просунуть дуло пистолета.

Фролов посчитал, что сейчас бандиты наиболее готовые к неожиданностям. Пока они не свяжут Александра Матвеевича, пока не пройдёт немного времени и не притупится бдительность – любая силовая операция чревата серьёзными жертвами. Прямо сейчас Татищев, это было видно, ожидал сюрпризы. Его люди на взводе, контролируют двери, окна.

Да и нельзя было понять, как именно располагаются бандиты и держат ли кто-то на постоянном прицеле Александра Матвеевича Норова. Не всех людей можно рассмотреть из уголка окна.

И всё-таки Степан рискнул. Аккуратно ещё больше отодвинул вырезанный кусочек стекла и стал рассматривать, что происходит внутри.

К столу, за которым сидел Александр Матвеевич, ввели…

– У них… там… Она… – явно растерялся Степан.

Фрол тут же отодвинул его от стекла и сам посмотрел. Фролов не удивился столь ярко и эмоционально, как это сделал Степан. Впрочем, Фролов и не спал с этой женщиной, в отличие от своего напарника.

– Узнаёшь ли его? – спрашивал Татищев у девицы.

– Узнаю… – отвечала девушка.

Степан, услышав, как тяжело и болезненно отвечала его зазноба любовная, начинал терять самообладание. Фролов посмотрел на него и неодобрительно покачал головой.

Вот только если бы на месте служанки Александра Лукича Норова оказалась рыжая Марта, носящая нынче фамилию Фролова, вряд ли Фрол смог бы оставаться безучастным и с холодным рассудком.

Аксинья была одной из двух приближённых служанок Александра Лукича Норова. И нет, она не собиралась предавать своих господ.

По приказу Василия Никитича Татищева одну из служанок бригадира Норова выкрали. За домом Александра Лукича Норова следили. Один из заверенных людей Василия Татищева снимал комнату неподалёку. Мало того, подарком было, что Норовы нанимали прислугу.

Не так и сложно было подсунуть истопником своего человека. Вовсе планировался поджог дома Норова. Но только после того, как Татищев уедет и будет стабильно далеко, попадется кому из чиновников на глаза. Чтобы точно никто не подумал на Василия Никитича.

Промышленник Татищев собирался нанести серьёзнейший удар по своему неприятелю. По тому человеку, который расстроил многие и многие планы Татищева. А ещё из-за которого Василий Никитич попал под следствие и некоторое время пришлось отсидеть в Петропавловской крепости.

Тут дело даже не в том, что испытал Татищев. Важнее иное. Если вот так можно обращаться с хозяином Урала, то его никто не станет уважать. Зверь не может стерпеть обиду, другие зверьки перестанут видеть во главе своего сообщества хищника.

– Так что, Аксинья, была ли ссора между братьями? – явно забавляясь моментом, спрашивал Татищев.

Избитая и запуганная девушка, конечно же, показывала, что никакой ссоры не было. И что до того момента, как Александр Матвеевич вышел из дома своего брата, они о чём-то шептались за закрытыми дверями. Сказала она и о том, что хозяин просил принести краски. А после Александр Матвеевич оказался с синяком под глазом.

Аксинья не хотела всего этого говорить. Но она очень боялась. И даже не того, что её будут бить или пытать. Она боялась быть посрамленной, чтобы над ней не учинили насилие. Вдруг бы узнал об этом Степан? А за него ведь она уже собралась замуж идти. Даром что ли, так неистово ублажала начальника службы безопасности.

* * *

Я не мог сидеть в стороне. Да, по утверждённому мной же плану операции, я должен находиться в карете. Коллективно мы пришли к выводу, что Татищев прикажет кому-нибудь из своих людей стрелять в меня, как только я покажусь у него на глазах.

Люди Степана смогли отследить, где находится Татищев и что он в самое ближайшее время собирался отправиться, скорее всего, на Урал. Видимо, сделать это ещё раньше ему не позволила жажда мести. Сомнений, что именно этот деятель ищет моей смерти, оставалось все меньше.

Это же даже хорошо, что приём у государыни закончился так рано. Ведь если бы я ещё задержался на пару-тройку часов во дворце, то мог бы и не принять участие в операции. Но меня сюда ноги сами вели.

Или… Да почему бы самому себе не признаться?.. Или я не имел бы повода куда-нибудь сбежать от того и эмоционального напряжения, что имело место у нас с женой по приезду.

Условно, мне измену не простили, хотя и обещали. Условно, но и я сильно был разгорячён тем фактом, что Юля пыталась мне изменить. И то, что она в итоге не смогла это сделать, меня не сильно успокаивало. Эмоции лезли через край.

А ещё жена взбесилась, когда не смогла найти свою любимую служанку, Аксинью. Прелестную девицу, к слову. Да и умницу, которая еще никогда не подводила и часто выполняла обязанности не только служанки жены, но и я обращался к Аксинье.

Так что, пусть даже и с риском для жизни, но мне проще находиться здесь, в гуще операции, чем дышать наэлектризованным воздухом в своём доме.

Я вышел из кареты и направился к трактиру, где должна была быть встреча моего двоюродного брата с теми таинственными незнакомцами, которые подстрекали его к моему убийству.

Ещё оставались некоторые сомнения, кто именно стоит за всем этим. По крайней мере, Татищев сам ни разу не встречался с Александром Матвеевичем, и не были в общении с Татищевым замечены люди, которые до того разговаривали с моим братом.

Так что мало ли, кто именно может стоять за поиском моего убийцы. Может быть, это будет Ушаков, или его пасынок Степан Фёдорович Апраксин. Да и мало ли кому я ещё мог перейти дорогу или кто мог затаить на меня обиду.

Ведь всегда так бывает, когда человек взбирается на вершину власти, то кого-то он непременно толкает плечами, кого-то не замечает, кого-то оставляет позади – и тот человек начинает завидовать.

Потому-то наверху и не может быть слабых людей. Лишь только по воле случая, по наследству, и то недолго. Чтобы оставаться на вершине власти, нужно становиться жёстким. Ибо плечами приходится потолкаться изрядно.

– Что здесь? Кратко! – потребовал я.

Фролов доложил. Быстро, внятно, чётко, по-армейски. У Степана много задатков быть безопасником, но кое-чему ему всё-таки следует подучиться. По крайней мере, лучше, чем Фрол, пока в вопросах силового захвата разбираюсь только что я.

– Штурм! – быстро принял решение я. – Светошумовые гранаты готовь.

Есть и такие у нас. Немного пороха и заряд от фейерверка. Все это в тонкостенных керамических сосудах.

Тут же началась суета. Возле входа в трактир выстраивались штурмовики Фролова. Впереди был боец, который держал стальной щит. Все бойцы были в кирасах. Использовать длинные стволы против нас бандиты вряд ли будут. А шанс на то, что щит или кираса сдержит пулю, – большой.

– Пошли! – отдал команду я, пристраиваясь хвостом к штурмовикам.

– Бам! – тараном вышибается не самая надежная дверь.

Быстро сменяя друг друга, пригибаясь, в помещение врываются штурмовые бойцы.

– Всем лежать! – раздаются крики.

– Бах-бах! – стреляют в потолок некоторые из штурмовиков.

Такие действия были заранее неоднократно отработаны. Ошеломить, взять инициативу, заставить противника врасплох.

– Ба-бах! – взрывается одна болванка.

Шума много, разлёт керамического корпуса невелик и не должен сильно навредить. Но тот, кто не готов к такому, мог сильно отвлечься на громкий звук. Или даже возможна легкая контузия.

Захожу в помещение и я. Сразу беру на прицел своего пистолета Татищева.

– Бах-бах! – раздаются выстрелы от бандитов.

Пули ударяются в щит. Не смотрю, но, судя по звуку, сталь сдерживает свинцовые пистолетные кругляши.

– Бах! – стреляю я по ногам Татищева.

Попадаю, и он сваливается под стол. Фролов стреляет в бандита, который придерживает мою служанку. Попадает тому в грудь. Бандит заваливается, увлекая за собой девушку. Это и хорошо, ей сейчас лучше лежать. А ушибы от падения после подлечит.

Вижу, как выбегают ещё пятеро бойцов из банды Татищева. Они были за ширмой и не учитывались. Но всё равно расклады на нашей стороне.

– Бах-бах-бах! – стреляют штурмовики в сторону выбегающих.

Троих кладут наповал, одного ранят, пятый замешкался. Было видно, что и убежать был бы рад, да не понимает куда и как.

– Шпаги! – командует Фрол.

Ещё не все штурмовики разрядили свои пистолеты, но Фролову виднее. Уж точно прямо сейчас брать командование на себя я не стану.

Зазвенел металл. Удивительно было наблюдать, что вокруг подраненного Татищева стояли трое его бойцов, готовые отдать жизни за Василия Никитича. Что-то мне подсказывало, что только лишь за деньги так бандиты себя не ведут. Ну да ладно, Татищев – хитрый лис. Наверняка знает, как мотивировать своих бойцов.

Фроловские ребята споро работают клинками. На рожон не лезут, работают парами, сразу же оттесняя противников. Нас больше, мы можем позволить сражаться двое на одного. И вопросы о чести оставлены на потом.

– Бах! – один из подранков-бандитов стреляет, и тот заваливается на спину. Остаётся только надеяться, что кираса сдержала удар, или пуля хотя бы глубоко не зашла и не задела важных органов.

Татищев приподнимается, его поддерживает один из бойцов, они пытаются уйти. Уже два шага сделали в сторону кухни.

– Не дать уйти Татищеву! – кричу я, указывая рукой в сторону.

Только за то, чтобы дать своему хозяину относительно спокойно приподняться, приносит жертву один из бандитов, жертвуя собой же. Он рьяно отмахивался шпагой, подбегая к тем штурмовикам, которые старались приблизиться к Татищеву.

Василий Никитич встал в полный рост и посмотрел на меня. Наши глаза встретились. Я смотрел жёстко и решительно на своего врага. Он ухмылялся. Ну ничего, посмеемся чуть позже, когда я буду с ним разговаривать. А потом медленно убивать.

Тут правая рука Татищева извлекла пистолет из-за спины. Я поспешил сделать то же самое и уже направлял дуло своего пистолета в сторону врага. Я не хотел его убивать. Вернее, не сразу. Мне нужно было кое-что обсудить, прежде чем…