Ловец душ и навья невеста

Карна моргнула, зрачки сузились в крохотные точки. А потом она замахнулась и влепила ему пощечину.

– Неплохой удар для монашки, – произнес он, потирая саднящую щеку. – Вторую щеку подставлять не буду, и не проси.

Она вскочила и ткнула ему пальцем в грудь:

– Ты не имел права этого делать!

– О, я ни о чем не жалею.

– Это мое личное дело!

– Почему это? Я должен был узнать, что тобой движет. Ты врала при приеме на работу, Карна, – упрекнул он ее. – «Ловцы – люди исключительной смелости и душевной силы…» Где‑то я уже слышал эти слова. Но монастырь… Карна, что у тебя произошло? Ты овдовела, так?

– Тебя это не касается, – заявила она. – И ты больше не будешь влезать мне в голову!

– Это основное, что мне от тебя нужно, – твои воспоминания, – возразил он. – Без них ты мне вообще не сдалась. Бедная Августина!.. – Он рассмеялся. – Ты, наверное, первая женщина, которая пришла требовать пострига в таком безапелляционном тоне. Смирение? Послушание? Нет, не слышала. Привыкла, что перед тобой бегают, угождают, исполняют все желания…

– Верно, – не стала она спорить. – И ты тоже исполнишь мои требования, если хочешь, чтобы я осталась.

– Я весь внимание. – Рихард снова опустился на стул и, сложив руки на груди, уставился на Карну.

Она села напротив, гипнотизируя его взглядом. Так и хотелось окунуться в ее глаза снова, но он и так пробыл там слишком долго. Продолжительность надо увеличивать постепенно.

– Первое – я буду сама выбирать воспоминания, – заявила Карна.

– Ты не знаешь, что именно мне надо, – возразил Рихард.

– Ты объяснишь. Я понятливая. И в отличие от тебя понимаю все с первого раза. Второе – ты не лезешь в мою жизнь и в мое прошлое.

– Я и так узнал достаточно, – пожал он плечами. – Высшее общество – это и Уго понял. Вдова, так? Решила поиграть в трагедию, вместо того чтобы жить дальше, как делают тысячи других женщин. Эгоистка, инфантилка и обманщица. Из тебя получится отвратительная монашка.

– А ты… – Она прищурила глаза и наклонилась над столом. – Моральный дегенерат. Но знаешь что? Ты будешь выполнять свою работу на все сто процентов, а я за этим прослежу. Пока я здесь, ты убьешь столько навок, сколько возможно. А потом пройдешь эту проверку, а я уйду в монастырь.

– То есть я еще и плохо работаю? – насмешливо уточнил Рихард.

– Аббатиса так не считает. Но я уже успела убедиться, что она в тебе сильно ошибалась. Так что, ты согласен на мои условия?

Рихард потер подбородок – совсем как Августина в воспоминании.

– А если еще раз влезешь в мою голову без спроса, – процедила Карна ледяным тоном, – я собираю вещи и ухожу.

– А поторговаться? – спросил он. – Вдруг это будет вопрос жизни и смерти?

– Ты же лучший ловец, последний в своем роде, – язвительно напомнила она. – Выкарабкаешься.

– Ладно, – кивнул он и накрыл ладонью пальчики Карны. – По рукам.

– И сейчас я отправлюсь с тобой, – категорично напомнила она, выдернув свою ладонь. – Посмотрю, так ли ты хорош.

– Карна, правда, тебе не стоит туда идти. Тем более сначала мне надо зайти кое‑куда… за реквизитом…

– Тем лучше. Увижу, можно ли занести это в расходы и по какой статье учета.

– Прекрасно, – усмехнулся Рихард. – Тогда иди собирайся. Солнце давно село.

Карна поднялась и, кивнув ему свысока, вышла из кухни.

Рихард закинул руки за голову и потянулся. Во всем теле была легкость, словно он только что принял освежающий душ. Увидеть Августину оказалось приятно. В воспоминании Карны она выглядела неплохо, несмотря на седину. Пять лет он ее не навещал – прозвучало как упрек. Что, если Августина предполагала, что он увидит это воспоминание? И те слова – о том, что монастырь не путь для Карны, что ей нужна его помощь, – предназначались ему?

Можно попробовать уговорить Карну показать ему это воспоминание еще раз. Там было что‑то еще… Но с ней, похоже, будет сложно договориться.

Потянувшись еще раз, он встал со стула. Грязная посуда осталась в раковине, Грета помоет. Кастрюля внутри была испачкана остатками рагу, а вот крышка отличалась абсолютной чистотой. А ведь рагу готовится долго, осталась бы накипь. Рихард провел пальцем по стенке кастрюли, собирая остатки соуса, и облизал. Вкусно.

Засучив рукава, он открыл дверцу шкафчика под раковиной и вынул мусорное ведро. Овощных очистков, как он и предполагал, не обнаружилось. Зато нашелся скомканный фирменный пакет с витиеватой надписью «Золотой гусь» и изображением упитанной птицы. Рихард свернул его, бросил назад в ведро и пошел в гостиную.

Оружие он хранил на скрытой стойке за дубовой панелью: пистолет с серебряными пулями, кинжал, больше ему сегодня ничего не понадобится.

– Ты скоро? – выкрикнул он, обувшись и надев пальто. – Для монашки ты слишком долго собираешься! Уверена, что хочешь пойти? Предупреждаю, там не лучшее место для тебя.

– Твой дом – тоже не лучшее место для меня, – буркнула Карна, спускаясь по лестнице. – Однако я здесь.

Ловец заявил, что любит ходить пешком, и вскоре Карна согласилась опереться на предложенный локоть, потому что улицы Рывни не были предназначены для прогулок. Выяснилось, что Крыжовенный переулок, в котором ютился дом ловца, еще не самая дыра. Сейчас они шли вдоль деревянных домов, просевших в землю до самых окон, а под ногами чавкала густая грязь. Фонари горели через один, и единственным верным источником света была полная луна, повисшая над Рывней щербатой монетой.

– Здесь даже не замостили дорогу, – пробурчала Карна, придерживая подол длинной юбки свободной рукой.

– Удивительная привередливость для монахини, – заметил ловец.

Карна мрачно покосилась на него исподлобья. Выглядел он до отвращения довольным и хитрым – словно кот, тайком налакавшийся сметаны.

– Тебе лучше смотреть под ноги, – посоветовал он. – Если не хочешь упасть в грязь лицом в прямом смысле.

Карна, фыркнув, отвернулась. Она и так рассмотрела его профиль. Нос ловца был слегка кривоват, как будто не слишком правильно сросся после перелома, а подбородок потемнел от щетины, хотя утром Рихард брился.

– Не помню, когда мы успели перейти на «ты», – проворчала она.

– Сразу после того, как ты влепила мне пощечину, – тут же отозвался он.

Карна снова покосилась на него – обижается? Нет, сияет как медный таз.

А вот она мучилась чувством вины. Первое, чему их учили в Институте благородных девиц, – это вести себя с достоинством в любой ситуации. А она разоралась, как базарная баба, стала обзываться, драться… Конечно, ее спровоцировали – сначала его друг, который вел себя хуже свиньи, потом сам ловец, когда забрался в ее личные воспоминания. Но она не должна была опускаться до их уровня.

– Послушайте, Рихард…

– Давай на «ты», – перебил он ее, – раз уж перешли. Нам предстоит тесное сотрудничество, а все эти условности, если честно, – не мое.

– Об этом я и хотела поговорить, – кивнула Карна. – Мое поведение было неподобающим.

Он слегка удивленно приподнял бровь, глянув на нее.

– Ты вел себя соответственно своему воспитанию, и странно было ожидать другого, – продолжила она. – Ты – продукт своей среды, и вполне логично, что поступаешь как…

– Дегенерат? – подсказал он ей.

Карна почувствовала, как к щекам прилила кровь.

– Я не должна была тебя оскорблять, – тихо, но твердо сказала она. – Хоть ты и заслужил. Надеюсь, ты не станешь таить на меня обиду. Просто все это выбило меня из колеи. Я думала, что аббатиса оставит меня в монастыре, я проведу полгода или год послушницей, а потом приму постриг, и дальнейшая жизнь казалась мне простой и понятной, а теперь я здесь, и сама не понимаю, почему согласилась…

– Августина умеет брать на слабо, – улыбнулся он. – Я не раз на это попадался.

– Вы давно с ней знакомы?

– Она работала в приюте, где я рос.

– О, ты вырос в приюте…

– Ты так истово веришь в бога? – спросил вдруг Рихард.

Карна помолчала, идя рядом с ним. Ее пальцы лежали на крепком мужском предплечье, и она чувствовала твердость мышц даже через пальто. Наверное, хорошо быть таким сильным, уверенным, не пасовать перед смертью и убивать тварей тьмы за десяток монет…

– Я не знаю, во что мне верить, – произнесла Карна. – Но речь не обо мне.

Рихард остановился у входа в двухэтажное здание из серого камня, из‑за зашторенных окон которого пробивался свет. Сбоку от ступеней торчала какая‑то железная полоска, и Карна со смесью любопытства и брезгливости увидела, как ловец принялся счищать об нее грязь, налипшую на ботинки.

– Давай теперь ты, – сказал он, поддерживая ее под локоть.

Вторая рука обняла ее за талию, и Карна не стала возмущаться. Стоя на одной ноге, она провела второй вдоль железки, отскребая грязь. Справившись, повернулась к ловцу. Фонари освещали его лицо, но глаза казались темными провалами в бездну.

– Пожалуйста, прости, что назвала тебя моральным дегенератом! – выпалила она на одном дыхании.

– Ладно, – кивнул он и, шагнув через ступеньку, открыл перед ней дверь.

Карна вошла внутрь и будто окунулась в безумный коктейль звуков, смеха, музыки, красок и запахов. Бордовые бархатные шторы, обилие зеркал, спиртное и женщины в ярких легкомысленных нарядах, которые не годились даже в качестве пеньюаров. Проплывавшая мимо рыжеволосая девушка многозначительно подмигнула ловцу и улыбнулась. Правая грудь ее была полностью оголена, а сосок подкрашен алым.

– Рихард… – Карна повернулась к ловцу, и голос ее сорвался, прозвучав непривычно высоко: – Ты что, привел меня в бордель?!

– Харди, милый…

Женщина, спешащая к ним и протягивающая руки для объятий, показалась Карне на удивление приличной: светлые волосы забраны в низкий хвост, на блузке цвета шампанского расстегнуты лишь две пуговки, темная юбка доходит до середины икры. Разве что каблуки высоковаты. Но такая дама легко может сойти за преподавательницу в институте, и если бы Карна встретила ее где‑нибудь на улице, то ни за что не догадалась бы, что перед ней хозяйка борделя.

– Мадам Роуз прекрасна, как всегда.

Они с ловцом расцеловались в обе щеки, как племянник с тетушкой, а высокий мужчина в нелепом бордовом костюме с золотыми пуговицами помог гостям снять верхнюю одежду.

– Надеюсь, вам у нас понравится. Харди, комната на час? – Роуз бросила быстрый взгляд на Карну. – Или на всю ночь?..

– Мне не нужна комната, – возразил ловец.

Он положил ладонь поверх пальцев Карны, и та осознала, что впилась ему в предплечье. Жмыха с два она его отпустит. Если он уйдет и оставит ее одну в этом ужасном месте… Карна осмотрелась еще раз. В целом тут было даже приятно: тепло, чисто, весело. После того дня, который навсегда изменил ее судьбу, она впервые оказалась там, где люди наслаждались жизнью.

Мимо прошла еще одна девушка – на этот раз с прикрытой грудью, но в такой короткой юбочке, что можно было увидеть полукружия ягодиц. Широко улыбаясь, она предложила поднос с бокалами, наполненными чем‑то розовым и пузырящимся. Рихард покачал головой, а Карна взяла один и сделала большой глоток. Девушка ушла к компании мужчин, наклонилась, чтобы поставить поднос на стол, и Карна поспешно отвела взгляд.

– Так что же тебе нужно? – спросила Роуз. – Учти, смотреть в глаза не дам. Все остальное – пожалуйста. – Она кокетливо улыбнулась. – И если будешь брать девочек, то только с повязкой на глаза. И так две ушли из‑за тебя. Раскаялись, осознали… Венди прислала мне открытку недавно, вышла за какого‑то овцевода…

– Такая рыженькая? – уточнил Рихард.

– Беленькая, – исправила Роуз. – Так что, хочешь еще одну девочку? – Ловец покачал головой. – Мальчика? – спросила она с явным удивлением.

– По правде сказать, мне нужна собачка, – улыбнулся Рихард, и Карна поперхнулась вином и закашлялась.

– Так, давай‑ка присядем, – предложила мадам и поманила их за собой.

Они свернули в коридор, и музыка стихла, когда они оказались в комнатке, где стоял лишь большой изогнутый диван и круглый стеклянный столик с ножками в виде обнаженных девушек.

Рихард уселся, вытянув ноги. Карна хотела присесть на край, но провалилась в мягкое сиденье и невольно откинулась на спинку, едва не расплескав вино. К счастью, его осталось не так и много. Когда только она успела выпить почти целый бокал? Сладкое, с терпким ягодным привкусом, раньше она такого не пробовала.

– Может, хотите перекусить? – спросила Роуз.

– Спасибо, мы только что отлично поужинали, – отказался Рихард и за себя, и за нее. – Это моя помощница, Карна. Смотрит мне в глаза и готовит.

– И все? – лукаво уточнила Роуз.

– Пока да, – широко улыбнулся Рихард.

– Никаких «пока», – возразила Карна. – Я повторяю тебе снова…

– Да‑да, ты не будешь со мной спать, – устало согласился он с ней, будто с капризной девочкой.

– Так что там с собачкой? – напомнила Роуз.

– Помнишь, ты жаловалась, что один клиент подарил тебе песика, такого лысого…

– Фифи, – кивнула мадам. – Мало того что страшненькая, так еще и постоянно издает какие‑то звуки. А мне очень важен сон. Ночью я работаю, днем отдыхаю, а это несчастное создание то свистит, то храпит, то, простите, пукает. Точно как тот самый клиент…

– Лысая свиристелка, – проявил осведомленность Рихард.

– Верно. Редкая порода. Дорогущая.

– Сколько? – вздохнул он.

– Ты хочешь купить Фифи? – изумилась Роуз. – Харди, и не проси. Я не доверю тебе собаку.

– Ты ведь ее терпеть не можешь!

– Но я несу за нее ответственность! – возразила мадам. – Думаешь, я люблю всех своих девочек? Большинство из них непроходимые дуры, некоторые к тому же сучки похуже Фифи, но я забочусь о них.

– Вы ведь их продаете, – сказала Карна, и Рихард с Роуз повернулись к ней с легким удивлением, будто и забыли о ее присутствии. – Как вы можете говорить, что заботитесь о них, если каждую ночь продаете их мужчинам?

– Во‑первых, они все здесь по собственной воле, – ответила Роуз. – Во‑вторых, все они любят свою работу.

Карна фыркнула, допила вино.

– В‑третьих, я отбираю клиентов, – добавила мадам. – У меня все мужчины приличные.

Карна отмахнулась от ее слов, как от несусветной чуши. Диван вот был очень удобным и таким теплым. Подушки слегка тяжеловаты… Она повернула голову и с удивлением обнаружила руку ловца на своем плече.

– С собачкой будут хорошо обращаться, – заверил Рихард.

– Значит, ты не себе…

Они продолжили обсуждать судьбу неведомого песика, и Карна вскоре потеряла нить разговора, потому что рука Рихарда сдвинулась выше и теперь медленно гладила ее шею.

– Может, вам все же комнату? – предложила вдруг Роуз, а Карна поняла, что так и не оттолкнула его руку, а вместо этого прикрыла глаза, наслаждаясь неторопливой лаской.

Она повернулась к Рихарду. Черные глаза, мягкие губы… Мягкие ли? Роуз куда‑то исчезла, и Карна сама качнулась вперед, только чтобы проверить…

– Нет, – сказал Рихард, отстранившись. – Ты меня после этого живьем сожрешь, как тот жрун.

– Что? – не поняла она, моргнув.

Ловец отодвинулся, и ей сразу стало зябко без горячего тела рядом. Она подвинулась следом…

– Это все вино, – пояснил он. – Роуз добавляет туда немного сердечника. Самую малость.

– Что? – повторила Карна, не понимая.

– Ты хочешь меня поцеловать, потому что выпила возбуждающее средство, – сказал он и виновато улыбнулся.

Она замерла, переваривая информацию, а потом метнулась на другой конец дивана.

– Почему ты не предупредил?! – пискнула девушка. О боги! Она что, действительно хотела? С ним?!

– Не думал, что на тебя так сильно подействует. – Рихард пожал плечами и повернулся к двери, куда ушла Роуз. Он сцепил пальцы в замок и нетерпеливо постукивал пяткой, будто надеясь ускорить возвращение мадам.

– Но сам‑то не выпил! – упрекнула она его.

– На меня бы это так не повлияло, – сказал он и посмотрел на нее. – В твоем воспоминании было что‑то еще. Дашь досмотреть?

– Нет, – буркнула она, скрещивая руки на груди.

– Обиделась, что я привел тебя в бордель? Предупреждал ведь – тебе здесь не место.

– Я не обиделась, – ответила Карна и поняла, что это действительно так. Она неуверенно улыбнулась. – Это даже интересно. В институте мы обсуждали с девчонками, как должен выглядеть бордель.

– Похоже?

Карна кивнула. Хотелось спросить, часто ли он тут бывает, и она прикусила язык, чтобы не сболтнуть лишнего.

– Аббатиса была какой‑то другой в воспоминании, – сказала она вместо этого. – Вернее, все было точно так же, но словно изменились оттенки. Она была такая строгая, правильная, монолитная как скала. А в воспоминании стала мягче, и эти царапины на обоях… У нее есть кошка?

– Да, старенькая уже, должно быть. А может, завела новую…

– Она врала насчет кодекса? – прямо спросила Карна.

Рихард вздохнул, и Карна медленно кивнула.

– Я не обижу тебя, – пообещал Рихард. – До меня дошло. Со второго раза, правда, но я не безнадежен.

Он улыбнулся, как нашкодивший мальчишка, и вдруг показался очень привлекательным: волосы его снова растрепались, а улыбка вышла такой озорной и хорошей. И Карне захотелось снова пересесть поближе, чтобы чувствовать тепло его тела и неторопливую ласку…

– А вот и наша Фифи! – радостно объявила мадам Роуз, внося в комнату собачонку. – Кто бы мог подумать, что ты сегодня станешь самой дорогой девочкой, а?

Она потеребила треугольные ушки собачки, а та тявкнула что‑то в ответ и выпучила и без того большие глаза.

Передав Фифи в руки спутницы ловца, Роуз улыбнулась и сама закрыла за ними дверь. Вечер начался на редкость удачно. Мало того что она сплавила с рук собачонку, которая вызывала у нее лишь жалость и воспоминания о не самом приятном клиенте, так еще и за Харди была рада. Он сложный, конечно, и не каждая потянет такую степень открытости. Роуз бы точно не сумела построить отношений с мужчиной, способным увидеть всю ее подноготную. Она невольно поежилась, словно от озноба. Такая, как Карна, ему и нужна: красивая, правильная, женственная, но со стержнем… И как Рихард ее обнимал: осторожно, будто боясь спугнуть. Если бы он не был так увлечен своей спутницей, то наверняка не отвалил бы сорок шендеров за собачонку, за избавление от которой она и сама была готова приплатить.

– Роуз! – окликнул ее мужчина из‑за одного из столиков, и она с готовностью подошла.

– Здравствуй, дорогой. – Профессиональная улыбка осветила ее лицо, хотя этот клиент ей не особенно нравился. Нет, он не имел каких‑то извращенных пристрастий и девочки охотно его обслуживали, но как человек он был ей неприятен. К сожалению, личная симпатия в ее бизнесе – непозволительная роскошь.

– Это ведь ловец только что ушел? – спросил мужчина. – А кто это с ним?

– Ты ведь знаешь, я храню секреты клиентов, – пожала Роуз плечами. – Иначе и сам бы перестал сюда ходить.

– Шикарная, – протянул он задумчиво. – Работает на тебя?

– Нет, – улыбнулась Роуз. – Она, несомненно, красива и кому‑то с ней повезет. Но кому‑то одному, понимаешь?

Она интимно погладила широкое плечо мужчины, обтянутое синим сукном полицейского мундира, и отошла.

Глава 4

Карна молча шла рядом, держа его под локоть. Собачку она спрятала под плащ и прижимала к груди другой рукой.

Рихард ждал, что в борделе Карна закатит очередную истерику. Собственно, ради этого он и взял ее с собой – мелкая месть за взбучку, которую она устроила ему после ужина. Но Карна снова его удивила. В первые минуты она явно была в шоке, а ее глаза стали на пол‑лица, но никаких нотаций не последовало. Может, посчитала, что для него бордель – это нечто само собой разумеющееся и нечего перед ним разоряться. Хотя он не любил пользоваться продажной любовью и чаще платил за воспоминания. К сожалению, девочки мадам Роуз охотнее соглашались продавать тело, чем душу.

А как она трогательно жалась к нему, будто в поисках защиты, и потом, на диване, уже по другой причине… И ее белая шея, которую хотелось то ли исцеловать, то ли сжать посильнее… Он думал, Карна гневно оттолкнет его руку и обольет очередной порцией словесных помоев, а вместо этого она явно поплыла: губы приоткрылись, глаза затуманились, и если бы он был понастойчивее… Взять у Роуз сердечника, что ли? Это сделало бы его жизнь куда приятнее.

– Рихард, я слегка не уловила твой замысел, – сказала Карна. Она споткнулась и прижалась к нему сильнее, так что он почувствовал мягкое прикосновение ее груди к своему предплечью. – Ты что, хочешь заменить собак? Но у тебя же не выйдет! Каждая собака уникальна для своего владельца. Он сразу заметит подмену!

– У меня есть шикарная отговорка: в собаке была навь, это не могло пройти бесследно. Животное изменилось, – коротко ответил он.

– В собаке навь? – взволнованно переспросила Карна, подняв к нему лицо.

– В общем, дело такое, – нехотя начал он. – Вилмос Грох позвал меня в свой особняк, чтобы я прогнал навь, подселившуюся в собачку его любовницы.

– Это ведь невозможно! – воскликнула Карна.

– Возможно, – ответил Рихард. – Но сложно и очень неприятно. Я делал это однажды. Тогда навь вселилась в ребенка.

– Навь не может занять тело живого человека.

– Мальчик болел, его лихорадило, он бредил и был практически без сознания, так что навь воспользовалась его слабостью.

Рихард невольно поморщился от воспоминаний: хрупкое, взмокшее от пота тельце оказалось нечеловечески сильным, и он едва смог уломать его и связать, чтобы заглянуть наконец в глаза…

– Но ты ведь мог отказаться, – сердито сказала Карна, – вместо того чтобы обманывать!

– Вилмос надавил на меня. Он знает о том, что я завалил проверку.

– Но если он поймет, что ты его одурачил, то наверняка захочет отомстить и раскрыть твой секрет!

– Он не хочет огласки, – пояснил Рихард. – Боится, что жена узнает о любовнице. Ему выгоднее поверить, что Фифи – это Жожо, и убедить в этом Мирабеллу. А иначе я тоже могу доставить ему неприятности.

Какое‑то время Карна шла молча, обдумывая его слова. Улицы были пусты, и лишь пару раз им встретились караульные. С реки тянуло сыростью, и Карна вскоре подняла воротник своего плаща, чтобы защититься от промозглого ветра.

– Жалко Жожо, – произнесла она наконец.

– Ты ее даже не видела ни разу, – заметил он. – И я, кстати, тоже. Жрун сидит в ней больше недели. Собаку не спасти, это факт. Она уже необратимо изменилась.

Он остановился у тяжелых ворот, которые были слегка приоткрыты. Щербатая луна заливала холодным светом и дорожки, и фонтан, а красные листья казались совершенно черными.

– Подожди меня здесь, – попросил Рихард, и Карна испуганно вскинула на него глаза. – Я убью жруна и вернусь за тобой. Подменим собаку – и делов.

Он шагнул прочь, но Карна вцепилась в его рукав.

– Что? – спросил он и глянул на ее судорожно сжатые пальцы. – Хочешь поцеловать меня на прощанье?

– Ой проваливай! – буркнула Карна, оттолкнув его. Фифи высунула мордочку из горловины плаща и сердито засопела.

Ухмыльнувшись, Рихард пошел по дорожке к особняку. Решетки на окнах на месте – отлично. Ключ, который вручил ему Вилмос, легко повернулся в замке, и дверь открылась без скрипа. Но когда Рихард вошел, то волосы на его затылке зашевелились. По дому полз гнилостный запах тьмы, удушливый, мерзкий. Жрун был заперт на третьем этаже, и если бы оставался там, то так сильно не воняло.

Рихард не стал включать свет – ночью он видел немногим хуже, чем днем. Прищурившись, заметил темный туман, тянущийся в боковой коридор. Расстегнув пальто, аккуратно повесил его на вешалку, достал пистолет и взвел курок. К запаху гнили добавился аромат копченостей – жрун выбрался и, конечно, отправился на кухню. В глубине дома что‑то упало и разбилось, послышался рык, чавканье. Держась у стены, Рихард медленно пошел по коридору и остановился у сорванной с петель двери.

Кухня походила на поле боя: развороченные мешки с крупами, сорванная вязанка лука, обглоданные кости – вроде бы свиные, и все присыпано мукой. Жрун доедал окорок, обнимая лапами желтоватую кость и вгрызаясь зубами в плотное мясо, и у Рихарда едва не вырвалось ругательство.

Жрун был заперт несколько дней и не ел, так что не успел растолстеть, но все, что сожрал, перешло в мышцы и трансформацию тела. Мирабелла бы не узнала свою Жожо, теперь это была тварь размером с хорошего волка. Вытянутая пасть, полная желтых зубов‑иголок, напоминала крокодилью, а следы от загнутых когтей исполосовали весь каменный пол.

Тонкие до прозрачности уши вдруг развернулись в сторону Рихарда, тварь повернула морду и сглотнула. Кусок окорока застрял над розовой ленточкой, перетягивающей костлявую шею, а потом с трудом протиснулся ниже. Рихард почувствовал холодок, пробежавший по позвоночнику: пасть жруна медленно растянулась в стороны, оголяя тонкие желтые зубы. Он улыбался!

– Ловец, – голос звучал глухо и низко, будто из‑под земли. – Наконец ты пришел.