Ловец душ и навья невеста

На очередном ухабе ее снова бросило в объятия Рихарда, и она не стала отстраняться. Было так удобно и тепло, и спокойно…

– Она наплела Вилмосу о своей горячей любви к песику и стала тянуть до последнего, – пояснил Рихард, обнимая ее. – Пока для избавления от жруна не понадобился бы отряд полицейских. Вилмосу не нужна огласка, а там, где много народу, она всегда случается. Он вызвал меня, чтобы сделать все тихо.

– А Мирабелле нужна огласка? – спросила Карна. – Зачем?

– Как – зачем? – удивился ее непонятливости Рихард. – Она звезда – этого сезона. Но в спину дышит армия молодых и зубастых. Мирабелла хочет замужества и спокойной сытой жизни. А Вилмос, раз она в него так вцепилась, – неплохой вариант. У него серебряные шахты по ту сторону Червы и нет детей. Значит, и прямых наследников тоже. И судя по тому, что Вилмос упрятал свою любовницу в Рывню, жена не станет мириться с его изменами, которые сейчас будут обсуждать все кому не лень. Ради обычной интрижки столько журналюг не набежало бы. Мирабелла устроила сенсацию с ловцом, чтобы новость наверняка попала на первые страницы.

– Какая пошлость, – вздохнула Карна. – А для тебя будут какие‑то последствия?

Рихард помолчал, глядя в окно. Город только‑только просыпался и, укутанный утренним туманом, казался чище и красивее.

– Вилмос подумает, что это подстроил я, – всех этих репортеров, – тихо проговорил он. – Мирабелла сделает все, чтобы он так подумал. Соврет. Вроде для меня это реклама… Вилмос не слишком‑то умен, раз не понял, кого пригрел на груди. И он попытается мне отомстить.

– Он знает, что ты завалил проверку, точно, – пробормотала Карна сквозь сон. – Ну уволят тебя. Найдешь работу получше.

Рихард насмешливо посмотрел на Карну, но не стал ее разубеждать. Экипаж снова подпрыгнул, и голова девушки сползла ему на грудь. Рихард немного съехал по сиденью, устроил Карну удобнее – она уже заснула и ее ресницы даже не дрогнули. К аромату фиалок добавился легкий запах собачьей мочи, хорошего виски и крекеров. Рихард осторожно заправил за маленькое ушко выбившуюся прядь, погладил щеку с нежным румянцем.

– А ты найдешь другой выход, – прошептал он, глядя на женщину, уснувшую на его груди. – Не монастырь.

Глава 5

Проснувшись, Карна некоторое время лежала неподвижно, рассматривая потолок, слишком серый и низкий. Комковатая подушка давила в шею, язык прилип к нёбу, а шпилька, которую она не удосужилась вынуть, впивалась в затылок.

Карна приподнялась на локтях и обнаружила, что одета: сил хватило лишь на то, чтобы снять ботинки и расстегнуть несколько пуговок на блузке, хотя она этого и не помнила. Она уснула еще в экипаже, а потом ловец вроде бы помог ей подняться по лестнице и отвел в спальню… И она сидела на кровати, а он стаскивал с нее ботинки… Нет, это уже ей приснилось, наверняка. Безумная, безумная ночь! Карна снова откинулась на подушки.

Что ж, в монастыре ей будет что вспомнить.

Бордель, шлюхи, розовое вино… Ласки Рихарда. Зачем он обнимал ее и гладил? Тогда это казалось чем‑то естественным и очень приятным. Это все сердечник. Неудивительно, что бизнес мадам Роуз процветает.

Потом жрун – уродливая тварь, лишь отдаленно напоминающая собаку, – хотел сожрать ее, и если бы не Рихард… Но о навке думать не хотелось. А хотелось – о ловце. Когда она протирала царапины на его спине, то едва удержалась, чтобы не погладить ее по‑настоящему. Тоже последствия сердечника, конечно.

Она сама заставила его раздеться. Тогда это казалось хорошей идеей, и Рихарду действительно нужна была помощь. И, возможно, нужна сейчас! Надо проверить раны, вдруг они воспалились.

Карна быстро повернулась, собираясь встать, и наткнулась взглядом на фотографию. Жгучее чувство вины поднялось от сердца, сдавив горло. Муж смотрел на нее с нежной улыбкой, не подозревая, какие дурные мысли одолевали ее этой ночью.

– Прости, – покаянно сказала Карна и неспешно поднялась с кровати.

Принюхавшись, поморщилась. Ловец – потом. А сперва – смыть с себя эту ужасную вонь.

Помывшись и переодевшись, она постучала в комнату напротив. Не дождавшись ответа, толкнула дверь и обнаружила только лишь знакомый череп на подоконнике. Окно было беспечно открыто, и белый тюль взметнулся от сквозняка. Карна закрыла дверь и поспешила вниз.

– Рихард? – позвала она.

– Скоро придет, – откликнулась Грета, выходя из кухни. Сегодня на служанке было оранжевое платье с таким аляповатым рисунком, что казалось, будто на нее кого‑то вырвало.

– Добрый день, – поздоровалась Карна.

– Не такой уж и добрый, – ответила Грета. – Вот что хорошего произошло с тобой сегодня, скажи?

– Я же только проснулась, – пробормотала Карна, прогоняя непрошеное воспоминание: широкая спина, мышцы под ее пальцами, теплая кожа…

– Весь мир катится в тартарары, и ты тому прямое подтверждение.

– С чего вдруг?

– Тебя не должно тут быть, – ответила служанка, склонив голову к плечу и будто рассматривая Карну белыми глазами. – Это все равно как если бы река поменяла русло.

– Какое еще русло? – слегка рассердилась Карна. – Да, я не из привычного вам круга, но так сложились мои жизненные обстоятельства. Не волнуйтесь, я скоро уйду.

Грета шумно втянула воздух, а потом покачала головой и вновь пошла на кухню.

– Ты не слышишь, – донеслось оттуда. – Люди глухи и слепы, и когда открывают рот, то несут чушь.

– Вот как вы сейчас, – проговорила Карна. – Где Рихард?

– Бегает. Потом тренируется с Уго. Скоро придет, – отозвалась из кухни Грета и добавила: – Хочешь овсянки? Тебе надо хорошо питаться. Одежку твою я отчистила, не волнуйся. Воняло знатно. На тебя кто‑то пописал?

– Собачка, – проворчала Карна.

Она подошла к вешалке и посмотрела на плащ – чистый, сухой и даже приятно пахнет, не понять – чем. То ли цветами, то ли травой…

– И после этого ты говоришь «добрый день»? – Грета вновь появилась из кухни и изумленно покачала головой.

– Ну, она была маленькая, – улыбнулась Карна. – И теперь плащ не воняет, так что все действительно не так уж плохо.

– Пойдем, выпьешь чаю и заодно расскажешь, как ты так вляпалась, – заявила Грета.

Карна еще раз провела рукой по чистому плащу, разглаживая воротник, и пошла на кухню. Конечно, она ничего не собиралась рассказывать служанке, но постепенно той как‑то удалось выудить почти всю информацию. В самых общих чертах.

– Значит, ты овдовела, решила уйти в монастырь, но оттуда тебя выгнали поганой метлой, и даже взятка не помогла.

– Пожертвование! – возмутилась Карна.

– И теперь ты вроде как на испытательном сроке у Харди. Доказываешь смирение и готовность служить. – Грета подперла щеку ладонью и посмотрела на Карну. – Я вся в предвкушении, не терпится это увидеть.

– Вы же слепая, – заметила Карна, прищурившись. – Или нет? Здесь бедно, но чисто. Я не нашла пыли даже под кроватью.

– Зачем ты лазила под кровать?

– А зачем вы врете Рихарду?

– Иначе он перестанет ходить передо мной полуголым. – Грета хитро улыбнулась. – Я, может, только ради этого у него и работаю. Кстати, о Харди. Он просил напомнить тебе об ужине.

Карна ахнула и поискала взглядом часы.

– Уже пять, – сказала Грета. – Я что‑то задержалась. Пойду, пока не стемнело, не буду тебе мешать. А то две хозяйки на кухне – к войне. Я, кстати, оценила, что ты умудрилась приготовить ужин и не перемазать при этом всю кухню. Уж не знаю, каково это было на вкус…

– Рихарду понравилось, – с вызовом ответила Карна.

– Сдается, из твоих рук ему бы понравились и картофельные очистки, – хмыкнула Грета. – Ну, я пошла. Береги себя и не отрави Харди. Он мне еще не заплатил за этот месяц.

Карна допила чай – вкусный и ароматный, подождала, когда за Гретой захлопнется дверь, и тут же поспешила следом. Накинула плащ, надела шляпку, взяла сумочку. Осторожно выглянула наружу – Греты и след простыл. Сбежав по ступенькам, Карна пошла вверх по переулку и с облегчением увидела экипаж. Кучер уже ждал ее и любезно открыл дверку, когда она подошла.

– В «Золотой гусь»? – спросил он, и Карна кивнула.

Рихард бежал вдоль Червы, дыхание паром вырывалось у него изо рта, а ноги отталкивались от земли, унося его все дальше от города. Черная река плевалась сыростью в правый бок, сердито шумела. Туман рассеялся, и призрачный лес по ту сторону будто стал ближе. Покачивались ветки, красные листья падали в черную воду, и казалось, что лес истекает кровью.

Мысли Рихарда невольно свернули к его ранам. Царапины уже затянулись и совсем не беспокоили, а бедро лишь слегка ныло – даже среди ловцов он выделялся повышенной регенерацией. Наверное, стоило сказать об этом Карне, но она так трогательно пыталась о нем позаботиться… Дыхание сбилось, он споткнулся и едва не упал, стоило лишь вспомнить, как она дула на его бедро.

Она ведь была замужем и, значит, понимала, что это выглядело очень провокационно. Но кто их знает, в высшем обществе, как у них между мужем и женой все происходит. Может, все чинно, благородно и исключительно через простынку. И тогда Карна и не подозревает, какую бурю вызвала в его душе, а заодно и в штанах.

На обратном пути она уснула у него на груди, и он всерьез подумывал снять экипаж на весь день, чтобы не будить ее. Но очень хотелось смыть вонь навки и ослабить наконец жгут на царапинах, из‑за которого онемели пальцы. Так что он все же разбудил Карну, довел ее до спальни и уложил в кровать. Плащ стащил с нее еще у входа – и она не сопротивлялась. Ботинки тоже снял он, не отказав себе в удовольствии погладить тонкие щиколотки. И когда она лежала на его постели, руки сами потянулись к пуговкам на ее блузке. Ей так будет удобнее, не так тесно, легче дышать… Карна спала как дитя, то ли от усталости, то ли от виски, который согласилась пригубить ближе к рассвету. Рихард расправился с тремя пуговками – она даже не пошевелилась. Взялся за четвертую – и вдруг почувствовал на себе чужой взгляд. Мужчина на фотографии у изголовья кровати смотрел на него исподлобья и, казалось, скрежетал зубами в злобном оскале. Тяжелые надбровные дуги, короткий нос, нижняя губа оттопырена, как у капризного ребенка, – редкий урод. Наверняка ее покойный муж.

Рихард все же прикоснулся к нежному полушарию груди, показавшейся в вырезе блузки, и провел кончиками пальцев до ключиц и еще вверх, по длинной шее. Зря он это сделал. Потому что потом едва смог уснуть и сейчас сам не знал – то ли он сволочь, что воспользовался ее состоянием, то ли дурак, что не зашел дальше.

Он прибавил скорости и побежал еще быстрее. Ветер плеснул ему в лицо холодными брызгами, погнал волны по черной реке и по желтой траве по левую руку. Рывня осталась позади, с ее узкими улочками, низменными страстями и подлыми актрисульками.