Level Up. Исповедь тридцатилетнего

После уроков я вышел из школы и пошел на парковку магазина «Ralph’s» напротив. Там меня ждал отец, забравший Рому и Марину. У школы всегда дежурила полицейская машина. Копы следили, чтобы школьников не сбили, да и сами ученики ездили на тачках, которые не каждому в России были по карману.

Я, естественно, перешел дорогу не по зебре у светофора, а прямо напротив полицейской машины. Не спеша, вразвалочку. Включились мигалки, и коп крикнул мне остановиться. Он вышел, держа руку на кобуре, и начал говорить, что я нарушил правила.

– Че те надо? – спросил я.

Он повторил.

– Не понимаю ни хера!

– From Ukraine?

– Россия.

– Ok. Get the hell out of here!

– Сам пошел на хуй! – ответил я и пошел к отцу.

– Что он тебе говорил? – спросил папа.

Откуда я знаю? Отец объяснил, что так переходить нельзя и мне могли выписать штраф с повесткой в суд.

Мы поехали за Шерри с работы и сразу поесть. Дома мы почти не готовили. Обычно ездили в рестораны со шведским столом. Платили десять баксов и ели, что хотели. Еще и колу наливали. Шикарненько!

На второй день в школе я уже немного освоился. На физ-ре мне выдали белую футболку с надписью «Taft» – она у меня до сих пор на даче валяется. Только на плечи и пузо больше не налезет. Еще бы… Столько лет прошло.

Перед уроком я сидел в форме на перилах, и ко мне подсел Заки, младший из афганцев. Он что-то говорил, а я кивал: «Yes, yes». И вдруг слышу:

– На Севастопольской я жил.

Стоп!

– Ты что, по-русски говоришь?

– Ну да! – ответил он. – Я же с тобой по-русски и разговариваю.

Я долго ржал.

Оказалось, они были политическими беженцами из Афганистана. Через Узбекистан перебрались в Россию, жили в Москве, торговали на рынке бижутерией и снимали квартиру на Севастопольской. Вот мы и подружились. Я называл их небритыми чурками, а они меня – кукурузником. Смешно.

Мы еще мало общались, но через пару недель в Штатах мне начал везде чудиться русский. Слух привыкал к чужой речи, да и я сам начинал понемногу схватывать. Отец говорил, что скоро я буду думать на английском. Бред, думал я. А на деле так и вышло. Когда постоянно говоришь на другом языке, мысли сами приходят на нем.

Как-то раз, спускаясь по лестнице, я услышал матерную русскую речь. Это были узбек Аслан и Юра. Конечно, армяне, узбеки, грузины – все они называли себя русскими. «Эй, пацаны! Вы русские, что ли?» – спросил я. «Да», – ответили они. Мы разговорились. Подружились. С узбеком я не особо общался, а вот Юрик стал моим другом. Сейчас мы редко видимся, но тогда мы подружились.

Поначалу я везде ходил с ними. В школе были завтрак и обед – около 11 и часа дня, каждый по часу. Мне было скучно и одиноко. До знакомства с ними я был совсем один. На переменах все сидели по расам: негры с неграми, латиносы с латиносами, иранцы со своими. Русских было очень мало.

Первый год был для меня как День сурка. Первый урок – английский. В классе нас было немного, в основном мексиканцы. И мы тоже сидели по расам: сначала я, потом афганцы, рядом иранцы, а дальше – вся Латинская Америка. Мне повезло с афганцами, иначе бы я просто затух. Если я не понимал, они объясняли, что говорит учитель. А как американец объяснит русскому на английском, которого тот не знает? Да никак. Без бутылки не разберешься.

После английского была физ-ра. Не знаю, как в других школах, но у нас было так: после звонка территорию закрывали, на ворота вешали замок. Ты шел в раздевалку, оставлял вещи в шкафчике и занимал место с номером на асфальте. Так вышло, что я снова был с афганцами. Скучать не приходилось. И слава богу!

Было пару случаев на физ-ре. Как-то раз после урока я спускался по лестнице, и какой-то черный толкнул меня в спину. На лестнице, блять! Не долго думая, я замахнулся ударить его с левой. Но тут здоровый амбал поймал мой кулак.

– Hey! Bro! Stop!

Я тогда еще плохо говорил по-английски:

– Ты че, сука! Прихуел в край?

– Where you from?

– Russia, блять!

– I am sorry man! I am so sorry.

Пожал мне руку, и мы разошлись.

Второй случай был, когда мы сидели на своих номерах на асфальте. Латиносы начали обсуждать меня. Мои имя и фамилию им было трудно выговорить, поэтому меня коверкали: «Атим», «Арм», «Арфур». Я к тому времени уже более-менее говорил. И вот один здоровый мексиканец начал гнать на русских. Я ему сказал:

– Не городи хуйню на русских (Don’t shit on Russians).

Тут вмешался учитель:

– Man, I know who are Russian. They better not mess with. Today, it something you said. Tomorrow will come the Russian mafia and bury you right on that baseball field.

В переводе: «Мужик, я знаю, кто такие русские. С ними лучше не связываться. Сегодня ты ему что-то сказал. Завтра приедет русская мафия и закопает тебя прямо на том бейсбольном поле».

Словосочетания «русская мафия» боялись все, как огня. Япончик в 90-е свое дело сделал, навел страху на всю Америку. Сицилийская мафия рядом с ним отдыхала. Меня там и боялись, и уважали. Я всегда гордился, что я русский. Это честь – быть из России.

После физ-ры был урок математики, где я получал только А+, а потом – технология, где мы делали поделки из картона, папье-маше, рисовали на зеркалах и прочую хрень. Потом была каллиграфия у мисс Назарян – армянки с русскими корнями, которая не знала ни слова по-русски, но очень меня любила. Ради меня она выучила «здравствуйте» и «до свидания».

У меня была специальная каллиграфическая ручка со сменными картриджами и насадками. Мисс Назарян разрешала мне писать по-русски. Я каллиграфическим почерком выводил стихи Есенина, Пушкина, а иногда и матерные.

Например:

С утра садимся мы в телегу,Мы рады голову сломатьИ, презирая лень и негу,Кричим: пошел! ебена мать!Или:Не тужи, дорогой, и не ахай,Жизнь держи, как коня, за узду,Посылай всех и каждого на хуй,Чтоб тебя не послали в пизду!

Она ничего не понимала, но ставила мне А+.

После школы картина была одна и та же: отец забирал меня, мы ехали за Шерри, потом ужинали и домой, где папа продолжал работать. Шерри училась на удаленке. Вечера мы проводили за телевизором, иногда смотрели русские фильмы с субтитрами.

Через 4 месяца мне исполнилось 16. Отец не давал нам денег на карманные расходы, и я понял: нужно зарабатывать самому. Опыта работы в этой стране не было. Куда мог пойти 16-летний подросток? Ну конечно, в «Макдоналдс»!

Собственно, туда я и устроился. В Штатах нет таких досок объявлений, как «Superjob» или «Hh». Просто вешают табличку «Hiring» – «Ищем сотрудников». Что интересно, в «Макдоналдсе» и других забегаловках работали в основном мексиканцы. И многим было далеко за 30. Часто они работали там всю жизнь. У них не было образования. Если у нас диплом – часто просто бумажка, то у них без образования на работу не устроиться.

Мой английский был еще не идеален, я не все понимал. Но работа стала отличной практикой. Что самое интересное, когда живешь в чужой стране и учишь язык, мозг потихоньку перестраивается. Тебе начинает казаться, что все вокруг говорят на твоем языке, но это не так. Примерно через полгода ты начинаешь не только говорить, но и думать на английском. И в русской речи появляется акцент. Ты начинаешь вставлять английские слова в разговор.

Начался 2008 год. Новый год мы «отметили» всей страной. Они, по сути, его не празднуют. У них главное – Рождество. Католическое. Все вешают эти носки у камина, ждут Санту. По телевизору круглосуточно идут рождественские фильмы. В общем, Америка отмечает Рождество. А на Новый год – кусок торта, бокал шампанского, и все. Так как знакомых у нас почти не было, на этом наш праздник и закончился.

Первые полгода мы больше времени проводили с семьей. Отец сразу решил показать нам Америку. Возил в парки аттракционов – например, в «Six Flags». Это огромные парки с адскими горками, на которых действительно стремно. Ездили в «Disneyland», «Universal Studios» – их собственный парк, построенный по мотивам фильмов, с экскурсиями. Отец показывал нам все местные достопримечательности. Ну а вечером, естественно, ужинали в ресторане. Там это абсолютная норма.

Марина устроилась няней и после учебы ездила на работу на автобусе. У них автобусную систему называют «метро». А наше метро – это «subway». Я же каждый день после школы приходил домой, переодевался в форму «Макдоналдса» и шел на работу пешком. От дома было недалеко. Выходные у меня были в воскресенье и понедельник, в остальные дни я работал с 3 до 8.

Кстати, оплата труда там почасовая. Минимальная ставка на тот момент была 7$ в час. Я и работал за эти деньги. А потом приехал владелец «Макдоналдса». Я не помню его имени, но он был китайцем, и у него было около 5 ресторанов в нашем районе. Денег у него – хоть жопой жуй. Он так обрадовался, что у него работает русский, что поднял мне ставку до 8$ в час. Всего один доллар, но для меня он значил очень много.

В месяц я выходил примерно на 800 баксов. Система в «Макдоналдсе» была такая (не знаю, как в России): приходишь, отмечаешься в том же компьютере, в котором принимаешь заказы. Когда смена заканчивается – делаешь то же самое. От этого и начисляется зарплата.

Зарплату в Америке не выдают наличными и не переводят на карту. Там выписывают чеки на твое имя. Ты идешь в банк и обналичиваешь. Есть другой способ: подходишь к сотруднику, показываешь чек, даешь банковскую карту и свой ID (без удостоверения личности – никак, это как наш паспорт). Он все записывает, вставляет твою карту в терминал, ты вводишь пин-код, затем опускаешь чек в специальную машину – и все, деньги на карте.

Когда я начал сам зарабатывать, то перестал зависеть от отца. Решил, что хватит плясать под его дудку – делать, как он хочет, одеваться, как ему нравится. Отец к тому времени стал типичным америкосом. Прям совсем пи**ец. Я начал одеваться в брендовых магазинах и стал тусить с Юрой.

С Юрой мы начали ходить на домашние вечеринки. Да, на те самые, что показывают в фильмах. Все происходит именно так. Только марихуаны – больше, а алкоголя – меньше. Подросткам достать алкоголь сложно, а травы – сколько угодно. Там каждый второй курил. И я в том числе.

На одну такую вечеринку мы поехали с афганцами. С нами были Юра и тот самый узбек. Они с Юрой в тот вечер не поладили, и с тех пор узбек его возненавидел. В общем, на вечеринке этого оборзевшего узбека начали бить латиносы. Юра немного струхнул. Афганцы дали деру. А я стоял у машин и не мог вдуплить, что происходит. Нас куда-то звали. В итоге афганцы свалили. Узбека мочат латиносы, Юра куда-то пропал. Я подошел к машине афганцев. Они орут: «Где тебя носило? Садись быстрее!» Я сел, и они отвезли меня домой.

На следующий день мы были в школе. Там узбек и доебался до Юры. Забил стрелку после уроков. Я вместе с афганцами пошел смотреть. Кстати, афганцев звали: близнецов – Сохраб и Сулейман, а младшего брата – Заки. Сохраб сидел за рулем.

Юра начал драться с узбеком. Один удар – узбек споткнулся. Резко встал и выбил Юре на**й передние зубы. Они у него так и осталисб торчать под углом. Тот в ответ ударил его. Мы быстро сели в машину, позвали Юру. Он прыгнул к нам, и мы уехали.

Юры не было дня два. А потом он появился со скобами на зубах. Нормально ему всадили. С тех пор узбек к нему неравнодушен и постоянно подлянки устраивал. Ну а я для Юры с тех пор стал лучшим другом.

Все время мы проводили вместе – я, афганцы и Юра. Тусили тоже компанией, но чаще всего мы оставались с Юриком вдвоем. Афганцы на домашние вечеринки больше не ходили, а мы с ним зачастили. Бывало, приедем, а с нас требуют пиво. А где его взять? Мне 16, Юрке 17. Тогда я брал паспорт брата – ему уже был 21, а лица у нас похожи. Так мы спокойно покупали и сигареты, и алкоголь.

Пару таких вечеринок я не забуду. Однажды мы приехали с пивом в багажнике, а поскольку все курили травку, к нам частенько заглядывали менты. Да что там частенько – почти всегда. Больше половины гостей сидели бы в тюрьме по нашей 228-й. В общем, соседи настучали, и приехали копы. Юра не пил, так как был за рулем. Я только один стаканчик опрокинул. А тут полиция. Чуваки, курившие у забора, сразу же стартанули через него. Копы тут же достали стволы. Им там вообще похуй, они в любой момент могут применить оружие. Юрик меня за шкирку и тихо в машину отвел. Для меня это было дико. Я не знал, что делать. Но Юра объяснил, что лучше сразу сваливать. От греха подальше. Мало того, что могут посадить, так еще и застрелить нахер запросто могут. Поэтому, как только на вечеринках появлялись копы, все разбегались, как тараканы при свете.

Но были и мирные вечеринки. Особенно запомнилась одна, где я встретил девушку с русскими корнями. Ее звали то ли Дирол, то ли Дорион. Неважно. Она плохо говорила по-русски, но все понимала. И слушала русскую музыку. Как раз тогда была популярна песня DJ SMASH «Я волна». Вот мы с ней под нее и зажигали. Никто, кроме нас, ни хрена не понимал, а мы, бухие в дрова, танцевали и пели.

Дома у нас начался кризис. Отец решил перевоспитать нас всех – мужика 21 года, 18-летнюю девчонку и меня, 16-летнего подростка со своим характером и амбициями. Во-первых, отца бесило, что Рома все время играл в компьютер. У него не было больше интересов. В России он работал барменом, и в Америке пытался устроиться по специальности. Но его не брали – нужно было оканчивать школу барменов. Отец жутко раздражался, пытался устроить их с Мариной в колледж, но ничего не выходило.

Докатилось до того, что Рома заявил: «Тебя не было 8 лет, а теперь ты решил нас воспитывать?» Они ушли в ванную и подрались. Отец был здоровым мужиком, настоящей машиной для убийства. Они сцепились, и с тех пор для отца сына как бы не существовало. Он выгнал его из дома.

У Ромы с Мариной были общие друзья, которых знал и я. Они его и приютили на время. Он устроился в магазин «Ralph’s» напротив моей школы и снял комнату у одной бабки за 500 баксов.

Отец начал сходить с ума. Он вырезал Ромку со всех фотографий, заявив: «Этого сына у меня больше нет». Представьте – на всех фото, абсолютно! Про Диму он и вовсе говорил, что это не его сын, мол, мама его нагуляла. Однажды, приехав в Россию, он даже отрезал у него прядь волос для теста ДНК. Вот до чего человека довели пиндосы!

С Мариной у него тоже не ладилось. Он называл ее проституткой просто за то, что она тусовалась с подругой и друзьями Ромы. С парой из них у нее даже были отношения. Марину он не выгонял, но презирал.

Со мной он вел беседы, пытался что-то втолковать. А я ему говорил: «Отец, че ты хочешь? Я уже сформировавшийся человек!» А он в ответ: «Артур, надо учиться! Ты моя последняя надежда! Один – дурак, другая – недоучка с девятью классами, третья – проститутка. Больше детей у меня нет». Слышать такое от родного отца, отца моих братьев и сестер, было дико. Он пытался меня переделать, перевоспитать.

Я учился в школе, работал и еще ходил на курсы математики и английского в «Pierce College». Там я и познакомился с тремя девушками постарше: Надей (украинка), Роей (азербайджанка с русскими корнями) и армянкой, чье имя, черт возьми, я не помню. Мы весело проводили время в колледже, встречались после работы. Когда мы ходили с ними в ресторан, выходил просто кадр: мне нет 18, всего 16. Они сидели, пили вино, а мне заказывали вишневый сок и подливали в стакан из своих бокалов. Ну а что? Цвет почти одинаковый.

С Надей мы стали общаться больше – встречаться, проводить время вместе. Она работала няней, как и Марина. Жила в большом доме у какого-то мужика, совмещая работу с уборкой. Я иногда приезжал к ней в гости. Вернее, это она заезжала за мной, мы ехали к ней, проводили время, а потом она отвозила меня обратно.

Рома переехал в Голливуд. Я стал больше времени проводить с Юрой и изредка с афганцами. В школе мы были неразлучны.

Вообще, в Калифорнии негры мнят себя гангстерами. Латиносы натягивают шорты, носки до яиц, цепи до земли, отращивают пидорские усики и все в геле! Серьезно, они им просто залиты. Проведешь рукой по волосам – кажется, литров три геля или воска. Чего уж греха таить, я сам, когда менял свой имидж с пиндоса на человека, начал пользоваться воском для волос. Но чуть-чуть! А у них – полная голова. И эта дрянь сыпется с головы, как перхоть. Что до местных «гангстеров», то это был отдельный вид. Им, блять, 16 лет, а выглядели они на все 28. И вели себя соответственно – прыгали и кричали, как угорелые. И между собой негры с латиносами не ладили никогда. Я охуевал, когда прямо в школе начиналась перестрелка. Да-да! Латиносы стрелялись с неграми. И все это на переменах. В школе обязательно был полицейский, а то и не один. Они ходили со стволами и следили за порядком. Чуть что – наручники, машина и зона. Туту!

Одного пацана прямо у меня на глазах замочили на остановке. После уроков, когда толпа школьников без машин ждала автобус, проезжает машина, полная негров, оттуда высовывается рука и начинает палить по остановке… В общем, с преступностью в школах там реальные проблемы. Наши гопники по сравнению с ними – детский сад.

Я, бывало, тоже хулиганил. На перемене сзади нас с Юрой и афганцами сидели негры. Среди них был один, который меня недолюбливал и постоянно выебывался. Ребята говорили ему заткнуться, но ему было пофиг. Я не был тогда крупным, но и дрищом тоже не был. Меня можно было побить, но и сдачи я мог дать прилично.

Поскольку афганцы, мексиканцы и другие иммигранты были из нуждающихся семей, им выдавали талоны на завтрак и обед, а мне – нет. На каждом талоне была дата и надпись «BREAKFAST» или «LUNCH». И вот этот тип обронил свои талончики. Я же не говно какое-то, решил помочь – поднял, чтобы вернуть. А он, мудила, подумал, что я хочу их стырить, и начал на меня замахиваться. Я каким-то чудом уворачивался. У меня в жизни такой реакции не было! Резко бью ему в ебальник с левой – я же левша! Мало кто ждет удара отсюда. Попадаю точно в цель! Он падает и катится с лестницы. Я ору ему вдогонку: «Don’t fuck with Russians!» Негры тут же окружили нас с криками: «WOOOOOOOW! WOOOOOW!» Тот еблан встал, подобрал талоны и смылся. Больше я его не видел. Как говорится, нехуй было ко мне лезть.

Я начал знакомиться с девушками в школе. Хватит уже тусоваться с пацанами и ездить с афганцами по проституткам. Познакомился со многими, но больше всего общался с двумя израильтянками – Даниэль и Николь. Мы до сих пор изредка общаемся. Я познакомил с ними Юру, и мы стали тусить вместе. Ходили в клубы. Кстати, в клубы там пускали почти без проблем. Если тебе есть 21, тебе вешают браслет и ставят печать – можно покупать алкоголь. Я, естественно, был там.

Танцы в клубах были не как у нас. Все выглядело так: чувак стоит и долбит телку движениями вперед-назад, а та трется об его хуй жопой и мандой. Ты просто подходил и спрашивал: «Танцуем?» И начиналась долбиловка. Трахаться прямо в клубе считалось почти нормальным. И все это под кайфом от марихуаны, экстази и прочего. Из наркотиков я, кроме травы, ничего не пробовал. А так, по паспорту брата, я был обычно набухан водкой. Иногда, конечно, и под травой был. Вся Америка, которую я видел, была пропитана развратом, наркотой и вседозволенностью. Для меня, выросшего в другой культуре, это был шок..

Я брал у брата паспорт и ездил в клуб. Иногда мы ходили вместе. Сначала он проходил по своему ID, потом я – по его. Мы сидели, бухали, а афганцы и Юра молча завидовали. С Николь и Даниэль мы с Юркой стали ездить повсюду: в Обсерваторию, Голливуд, парки, рестораны, кальянные.

В одной кальянной я познакомился с владельцем-иранцем. Мы быстро нашли общий язык. Он всегда звал меня на кухню, чтобы показать, как готовить настоящий кофе. Я – кофейный фанатик. Он лично варил его для меня на песке в специальной турке. «Only for u my dear friend», – говорил он. Мы стали частыми гостями. Брали по кальяну, он накрывал нам по-персидски, и мы отдыхали.

Однажды мы сидели с колумбийцем из школы, и он предложил покурить травы. Мы согласились. А я еще и пива напился… Бухой и под травой – идеально. Поехали в Вудленд-Хиллс, засели в горах и начали курить. Меня накрыло. Мне везде чудились копы, сирены, мигалки. Я твердил колумбийцу: «Нас посадят!» Он ржал. Было около 6 утра. Меня не отпускало. Юра, в таком же состоянии, повез меня домой. Мне надо было на работу. Я кое-как переоделся и пошел – обдолбанный и бухой.

Менеджера звали Мисаэль, мексиканец, мой приятель. Он пытался привить мне любовь к мексиканской культуре и еде, возил по ресторанам. У него получилось – я до сих пор обожаю их кухню. И вот я прихожу на работу в стельку пьяный и под кайфом. Он говорит: «Артур, я понимаю, вы, русские, можете пить с ночи до утра, но чтоб никто тебя в таком виде не видел». Он посадил меня на «Макавто» (drivethru). Я сижу, принимаю деньги: «Hello!» – беру деньги, даю сдачу. – «Have a nice day! Пошел на хуй». – и закрываю окошко. И так каждому. Они все равно не понимают. Подъезжает тетка. Я проделываю то же самое: «Have a nice day! Пошла на хуй!» – и захлопываю окошко. Слышу стук. Открываю. А она мне: «Ты че, блять? Охуели, что ли?» Я остолбенел. «АААА! Простите! Я не хотел!» Она захлопнула окно и уехала. Вот блин. Из ста клиентов maybe один окажется русским.

А потом началась самая интересная история моего пребывания в Штатах. В «Макдоналдс» устроилась она. Маленькая мексиканочка, скромная, с небольшой грудью, но очень милая и стройная. У меня прямо екнуло сердце. Ее звали Арели. До этого мы с Юрой только и делали, что шлялись по клубам и трахали все, что движется, даже в туалетах. А тут я понял – пора завязывать.

Вы не представляете, насколько Америка – извращенная страна. От нее прямо воняет сексом и развратом. Там можно подхватить любую венерическую болезнь. Помнится, кто-то рассказывал про плакат в Англии: «Чтобы не заразиться, не спи с американцами». Чистая правда.

Единственная проблема с Арели была в том, что она ни хрена не говорила по-английски! Но я ей, видимо, сразу приглянулся. Она постоянно подходила, нежно обнимала и говорила что-то на испанском, наверное, красивое. У меня в ушах даже музыка начинала играть.

Мы влюбились друг в друга. Ну, не то чтобы влюбились… для меня это было экзотикой. Самое смешное, что мы общались жестами, как глухонемые, но понимали друг друга с полуслова. У нее была машина, а я со своими гулянками даже прав не получил – все деньги уходили на баб, бухло и тусовки. Я стал показывать ей самые романтичные места Лос-Анджелеса, откуда открывался вид на весь город.

В один прекрасный вечер мы заехали на гору в Вудленд-Хиллз. Заглушили мотор. Было темно, сверкали звезды и огни города. Никого вокруг. Я достал сигару, купленную в «7-Eleven», приоткрыл дверь и начал курить, как настоящий мачо. Она приблизилась, выбросила сигару и закрыла дверь. Мы начали целоваться, а потом и раздеваться. К счастью, Юра всегда засовывал мне в карман презервативы – заботливый парень. Мы разделись и занялись любовью в ее сером «Фольксваген-Жуке». Как сейчас помню. А как же мексиканки трахаются! Вы себе не представляете! Лучшего секса в своей жизни я не испытывал. После всего она повезла меня домой. Я высунулся в люк и орал что-то по-русски вроде «Ты лучшая!». А она смеялась. Марина стояла у входа со своим парнем Борисом, но мы их не заметили. Я вышел из машины и встал перед фарами. Арели подошла ко мне, и мы начали страстно целоваться. И тут Марина крикнула: «Артур, ты чего там делаешь?» Дуреха! Напугала девчонку. Арели с перепугу только и сказала: «Bye! ¡Hasta mañana!» («Пока! Увидимся завтра!»), села в машину и уехала с визгом шин.

Жизнь в Америке мне не особо нравилась, но я ничего не мог поделать. Зато отношения с Ромой наладились. Он жил отдельно, я иногда навещал его, и мы весело проводили время. Иногда мы с афганцами ездили в Малибу купаться.

Природа там, конечно, красивая. Афганцы любили роскошь. Один из них разъезжал на «Ауди А4», и мы с ними часто ездили в Малибу, а потом в спа-салоны. Там они не такие, как у нас: с теннисными кортами, баскетбольными площадками, саунами, джакузи, спортзалами и прочим. Но с Юрой было иначе. Мы ездили на рейвы. Рейв – это дискотека для всех возрастов без ограничений, так что попасть туда было легко. Правда, очереди выстраивались километровые.

Рейвы для меня тоже были в диковинку. Только представьте: море людей под наркотиками. Несколько залов с разной музыкой, а люди сидят на полу, обдолбанные, таращатся на разноцветные светящиеся браслеты и пускают слюни.

Травку курили все. Без нее – никуда! Ее курили на любых мероприятиях, независимо от возраста.

Мы там, конечно, цепляли девушек. Попадались и такие, что предлагали трахнуться в машине за 10—20 баксов. Но мы таких сторонились. Нахуй они сдались? Мало ли, какая болезнь прицепится. Мы находили более-менее нормальных, которым можно было надавать в рот в туалете или напихать в анус за углом клуба. Так и жили.

В школе я закончил девятый класс и перешел на следующий уровень. Добавились новые предметы, часть из которых я уже изучал в России. А кое-что осталось, например, каллиграфия. Английский мой перевели на третий уровень (ESL3), и моя учительница, ярая республиканка и русофоб, ненавидела меня лютой ненавистью. Бывало, она что-то втирала, а я посылал ее по-русски. Она записывала мои слова, потом переспрашивала у русскоговорящих, переводила и, написав записку, выгоняла меня к куратору.