Белогвардеец. I том

– Хлопцы, каждому патрулю назначен ответственный. Ваша задача – точно выполнять приказы, не самовольничать и не геройствовать. Служите с открытыми глазами и ушами на острее, а язык лучше держите на замок! – Господь храни императора!

Солдаты кивнули и хором произнесли:

– Есть, поручик! Служу Императорскому Величеству!

Патрульная команда Александра – во главе со старым поручиком, доблестным казаком, зорким полицмейстером и молодым жандармом – собралась за завтраком. На столе стояли чай, хлеб с маслом, кусочки сыра и колбасы, варёные яйца – всё было просто, но достаточно сытно, чтобы выдержать до обеда.

– Ну, как спалось, молодой? – поинтересовался Михайло, слегка усмехнувшись и откусил кусок хлеба с сыром. – Выспался хоть немного?

– Да, спасибо, – ответил Александр.

– На базаре будьте начеку, – сказал полицмейстер, прищурив глаза и покручивая ус. – Болгарский торговый пароход пришёл, а вместе с ним, как я вижу, и несколько немцев.

Молодой жандарм слегка нахмурился и спросил:

– Вы думаете, это агенты?

Полицмейстер усмехнулся, покачав головой:

– А кто их знает, молодой… Но будь уверен, за чужаками глаз да глаз.

– Может, австрийцы? – спросил старый поручик.

– Австрийцы говорят как итальянцы – руками машут, всё в движении, – продолжал полицмейстер, прищурившись. – Немец же всегда холоден, сдержан, а подбородок у него шире, будто сам скалит зубы, даже когда молчит. Так что перепутать их невозможно. – Полицмейстер, медленно оглядывая сидящих за столом, продолжил:

– В город пришли новые группировки. После ликвидации «Молодой воли» многие преступники заняли освободившиеся участки. Улицы Одессы теперь полны чужаков, и никто толком не знает, чем они промышляют.

– Ночной патруль доложил, что вокруг Одесской тюрьмы наблюдались подозрительные люди, – сказал поручик, нахмурившись.

– Думаете, из-за Япончика? – воскликнул молодой жандарм, глаза его расширились от удивления.

Поручик и полицмейстер переглянулись, словно взвешивая слова юноши. Полицмейстер покачал головой:

– Не думаю, молодой. Сейчас он у себя дома, и в данный момент ему там безопаснее.

Поручик почесал подбородок, задумчиво вспоминая:

– Я слушал, перевели туда-же молодого… как его… мм… «Гриша Кот»…

– Ну и кличка «Кот», – усмехнулся казак Михайло. – Наверное, так же шустрый или наглый?

За столом раздался общий хохот. Поручик лишь усмехнулся:

– Может быть… Ха-ха, кто знает.

Александр слушал все эти увлекательные разговоры, хоть и понимал немного, зато с удовольствием наслаждался колбасками и горячим чаем.

После завтрака патруль разделился по двое. Александра назначили с Михайлой. Получив установку поручика, они вышли на улицы Одессы. хотя город ещё только просыпался: по мостовой катились телеги, с причалов доносился гул пароходов, а на базаре уже шумели торговцы и покупатели. Александр и его напарник осторожно двигались вдоль улочек, глаза и уши настороже, ловя каждый подозрительный звук и каждый странный жест прохожих.

Оглядываясь по сторонам на ходу, казак Михайло слегка усмехнулся и спросил:

– Слышал, ты ещё не женат?

Александр коротко ответил: – Нет, ещё.

– А сердце-то у тебя не занято? – с хитрой улыбкой спросил Михайло – или девица какая приглянувшаяся есть?

Александр вздохнул и, словно задумавшись о чём-то далёком, тихо произнёс:

– Даже не знаю… В Москве, на набережной, встретил девушку. Люба её зовут… С тех пор всё время тоскую по ней.

Михайло засмеялся, хлопнул Александра по плечу и сказал:

– Ну, видать, девка что надо! Раз уж такого молодца ум да сердце околдовала.

– А если задумаешь семью заводить, то я тебя дяде своему порекомендую. У него дочка – красавица! Молодая, весёлая, верхом ездит, саблей так машет – деваха огонь!

Александр, слегка грустив, тихо сказал:

– Спасибо, Михайло… но, признаться, мне кажется, я уже влюбился. В Любу.

Михайло улыбнулся, кивнул одобрительно:

– Ай, не тужи, братец. Любовь-то в чистом сердце селится. А у тебя сердце – что надобно! Я ещё в первый день понял, как лапу мою сжал по-казачьи, крепко!

В этот момент со стороны рынка донёсся гул – крики, топот и торопливая суета. Люди сбивались в кучи, кто-то громко спорил, слышались тревожные возгласы. Патрульные – Александр и казак Михайло – тут же рванулись в сторону рынка, чтобы разобраться, что происходит.

На Староконке у татарина-торговца блестели на прилавке ножи. Большинство – простые, но один сразу бросался в глаза: дамасский клинок с резной рукоятью из кости. Сталь переливалась узором, словно вода в тени. К прилавку первым подошёл молдаванин в поясе-ширине. Взял нож в руку, провёл пальцем по лезвию, уважительно кивнул:

– «Добрая работа. Держи, татарин, рубль двадцать.»

Торговец только усмехнулся:

– «Да ты что, брат? Этот клинок господский, дешевле рубля с полтиной не дам.»

И тут вмешался хохол, рослый, в белой вышиванке:

– «А я беру! Рубль пятьдесят на ладони!» – и вытянул кошель.

Молдаванин нахмурился, ухватил нож покрепче:

– «Я первый спросил, мой он!»

– «Твой? А деньги у тебя есть?» – усмехнулся хохол и дернул за рукоять.

Толпа тут же сомкнулась, подзадоривая. Мужики потянули нож каждый к себе, лица покраснели. Наконец хохол толкнул соперника, тот в ответ ударил кулаком.

И тут торговец, видя, что дело кончится кровью, резко вырвал нож из их рук и сунул за пояс:

– «Хватит! Нож не продам никому. Лучше у меня пропадёт, чем грех на базаре останется!»

Молдаванин и хохол ещё пыхтели друг на друга, но толпа уже смеялась, поддразнивая обоих. И тут сквозь гомон пробился голос:

– «Стоять! Разошлись!» -К месту драки протиснулись двое из патруля – Александр и Михайло.

Михайло добавил, подмигнув толпе:

– «Ну и что, хлопцы, только рубахи порвали да людей насмешили.»

– Эй, казак, иди своей дорогой, пока я ещё добр! Разуму научу этого молдована.

– А ты самый сильный и мудрый, учить уму разуму… – зло усмехнулся Михайло.

Тут хохол протянул руку к молдаванину, но в тот же миг его схватил казак. Одним мощным движением, он заставил двухметрового хохла согнуться на колени от боли. Молдаванин и даже Александр удивлённо замерли. Хохол утих. – Больно… отпусти, я понял, – выдавил он сквозь зубы. Михайло опустил его и сказал:

– Не хотите сутки в клетке просидеть? Дык идуйте оба своей дорогой! – Все разошлись, каждый – своей дорогой.

– Слава Аллаху, что вовремя подоспели! – сказал торговец.

– Помилуй, Отче Небесный, в чём причина раздора? – спросил Михайло.

Торговец объяснил, что всё произошло из-за ножа. – Что за нож такой? Тем самым, которым Цезаря казнили? – спросил Александр с иронией.

– Дамасская сталь, выкованная в Ферганской долине, – старинная реликвия, прочнее любой стали. Рукоять из рога благородного оленя украшена изящной гравировкой: богатырь сражается с тигром, и каждый узор – свидетель мастерства.

– А ну-ка, дай глянуть! – сказал Михайло. Торговец достал нож, протянул его Казаку.

– О, и вправду вещь прекрасная, глянь, Александр! – Михайло. – За такую красоту стоит побороться. Хотя… сколько же она стоит?

– Не дорого, – ответил торговец. – Вещь-то бесценная для любителя, но я прошу 50 рублей. Александр с восхищением посмотрел на нож, а услышав цену, воскликнул:

– Да ну тебе! Сколько?!

– От честного казачьего кармана дам 30. А то в следующий раз сам будешь бугаёв разгонять, а не получится – пролежит кровь, будешь виноват! – Михайло вытащил деньги, быстро пересчитал и протянул 30 рублей.

Торговец растерялся. – Да я бы и так подарил, ваше благородие!

– Нет, «так» не надо… «Я же не разбойник», удачной торговли тебе! – сказал Михайло, забирая ножны. Он протянул ножны Александру.

– Это тебе в подарок! Пусть служит за пир, за честь и за справедливость!

– Да нет, Михайло, это дорогой подарок! – сказал Александр с оттенком уважения и недоумения.

– Дорогого ничего нет, кроме достойного друга! – гордо ответил Михайло.

– Спасибо! – произнёс Александр. – Всё, что могу подарить, – дружба!

Протянул руку, и их ладони сомкнулись крепко, по-мужски. В дружеской атмосфере патруль продолжился: они ходили, наблюдали, а после обеда до самого вечера следили за порядком на улицах рынка. Первый день патруля прошёл в дружной, доброй атмосфере. Вечером, когда Александр лёг на свою койку, в памяти всплыла встреча с купающимися девушками на набережной, неловкая ситуация… и Люба. Он быстро встал, подошёл к письменному столу, сделал запись на бумажке и стал ждать старого поручика – дяди Стёпы. Дядя Стёпа не явился, но скоро поспешил молодой жандарм. После приветствия он сразу сообщил, что срочно собираются во двор. Быстро собравшись, Александр направился во двор. Во дворе уже стояли дневные патрульные и несколько полицмейстеров.

Урядник городской полиции Георгий Васильевич Малахов объявил:

– Хлопцы, сегодня к вечеру из одесской тюрьмы сбежал некий Котков. Очень опасен. Есть подозрения, что он связан с экстремистскими группировками еврейской общины, а также с криминальными слоями Бессарабии, которые могут его прикрывать. Приказ такой: обыскать всю Одессу – каждый угол, каждую нары, под каждым мостом. Будьте начеку! Работайте парами, вдвоём в одно место не лезьте, держите друг друга на страховке! Следи! не геройствуй один! – Звони колоколом, если что-то не так. – За Императора! Да поможет Бог!

Ряды хором откликнулись на приказы – Служу Императорскому Величеству!

Патрульных быстро рассредоточили, обозначили по улицам, и каждый приступил к своему участку. Александр вместе с полицмейстером Малаховым и молодым жандармом Кременко направился к докам, где стояли корабли и пароходы. Темнота окутывала доки. Корабли разгружались и погружались, и, на первый взгляд, ничего необычного не происходило.

– С виду ничего необычного. Вряд ли разумный беглец сунется в доки, где на каждом углу стоят солдаты, – сказал Александр.

– Ты прав, хлопец, – сказал полицмейстер – Но я заметил болгарский корабль, который подозрительно лениво стоит, каждый день без груза на доках – убыток для предприятия. Но только оно промышляет кое-чем другим.

– Тогда, может, поближе рассмотрим тот корабль? – предложил Александр.

Полицмейстер сказал твёрдо, но без лишней суровости:

– Кременко, оставайся на месте. Смотри в оба. Если увидишь подозрительных людей – не медли, звони в колокол.

Александр с Малаховым медленно двинулись ближе к берегу, прислушиваясь к каждому звуку. Чёрный силуэт корабля застыл в ночном тумане, словно тень, метрах в ста от причального мола. Сквозь тумана перед глазами вставал невысокий, вытянутый вдоль берега пароход. Его корпус, крашеный в тёмно-зелёный с чёрной полосой по ватерлинии, казался приземистым. В носовой части белела скромная надпись – «Искра». Имя, будто случайное, но вместе с тем – символичное, маленькая искра движения, разгоняющая тягучую тишину Днепра и прибрежных заводей. С палубных фонарей стекались в темноту мягкие жёлтые лучи, дрожащими дорожками ложились на рябь. Иногда в глубине судна проступал слабый красный отблеск – то ли сигнальный фонарь, то ли огонь в топке. Этот кровавый свет мгновенно гас в тумане, оставляя ощущение, что за ним прячется нечто живое и опасное. Пароход стоял неподвижно, но в его молчании чувствовалась угроза. Гул машин, то возникающий, то пропадающий, напоминал приглушённое рычание зверя, готового к прыжку. С берега казалось, стоит сделать лишний шаг, поднять голос или зазвенеть цепью – и этот тёмный силуэт оживёт, рванётся с места.

Вдруг позади прорезал тишину тревожный звон колокола. Бил в него Кременко. Александр и Малахов бросились в ту сторону, когда ночной воздух прорезал резкий треск выстрелов. Вспышки, словно короткие молнии, вспыхивали в тумане, отражаясь на мокрой булыжной мостовой. Минуту спустя молодой офицер и полицмейстер уже достигли перекрёстка. Из западной стороны били четверо – их фигуры то выныривали, то исчезали в белёсой дымке. Пули звенели о камни, рикошетили, уходили в ночь. Александр и Малахов открыли ответный огонь. В гулких переулках выстрелы отдавались эхом, словно их стреляло не двое, а целая рота. Под напором, злоумышленники начали пятиться назад, и вскоре их силуэты растворились в тумане, оставив после себя лишь запах пороха и тревожное эхо колокола. Прошла всего минута, и со всех сторон к месту перестрелки сбежался береговой патруль.

– Кременко! – заорал Малахов. – Ты цел, малой? Отзовись!

– Ваше благородие! – голос дрогнул. – Кременко… погиб. И жандарм там, в стороне, всего в пятидесяти шагах…

Слова о гибели Кременко потрясли Александра – его всего будто сотрясло, он едва сумел сдержать себя. Малахов тем временем тяжело опустился на каменный бордюр и, нахмурившись, стал рыться во внутреннем кармане шинели, ища что-то на ощупь. Малахов наконец вытащил из кармана папиросу. Его руки заметно дрожали, когда он поднёс её к губам. Но закурить так и не смог – только глухо выдохнул сквозь скорбь:

– Всего девятнадцать парню… Помилуй, Господи, душу его невинную…

Глава IV. Миссионеры

Deus lo vult! – Такова воля Божья!

(Крестоносцы, первый крестовый поход 1096)

Август 1908 года. Пароход «Искра», лишь годом ранее поступивший на службу болгарского флота, держал курс к одесской гавани. Его свежевыкрашенные борта ещё хранили запах краски, а имя на корме блестело белимы буквами, словно подчёркивая новизну судна. На судне всё выглядело привычно: матросы за работой, офицеры на своих постах, шум машинной палубы. Ничто не выбивалось из морского распорядка, кроме пассажиров – их оказалось ровно двадцать три человека. На деле это были вовсе не случайные попутчики, а заранее подготовленные бойцы, люди из особой, альпийской горно-скалолазной части, умеющие двигаться бесшумно и действовать стремительно. Кроме того, на борту «Искры» имелось то, чего никак не ожидали бы увидеть на обычном пассажирском пароходе: одно артиллерийское орудие, замаскированное под груз, и пулемёт MG 08 – немецкий Maschinengewehr нового, экспериментального образца, еще огромное количество пластичные взрывчатки, управляемые детонаторы, Библии!

С парохода «Искра», только что ошвартовавшегося у мола, по трапу сошли четверо пассажиров. Их чемоданы были неброскими, лица – спокойными, но взгляд – холодный. В порту они прошли к полицейскому посту для регистрации иностранцев. В представленных документах значилось: «миссионеры католической церкви». Формально – всё было безупречно: печати консульства, рекомендательные письма из Вены, но вели себя слишком слаженно для простых священнослужителей, шаги одинакового темпа, быстрые короткие переговоры на немецком. Их же заметил полицмейстер, Георгий Васильевич Малахов, возле полицейскому посту. Миссионеры, после регистрации в порту, быстро растворились в городе. Они поселились в дешёвой гостинице на Молдаванке, разыгрывая роль скромных священнослужителей. Их настоящая миссия была далека от проповедей. Немецкая агентура поручила им устранить несколько фигур, мешавших планам Берлина: влиятельных криминальных и общинных авторитетов. Эти люди контролировали рынки, портовые склады, движение грузов – и, что особенно важно, имели тесные связи с политическими кругами.

Первое лицо из их списка, звали Исаак Лейбович Шварц. В Одессе его считали «неприкасаемым». Несколько торговых домов Шварца держали в руках зерновые склады города и обширные поставки в Бессарабию, Малороссию и даже до Подмосковья. Его имя знали в министерских кабинетах Петербурга и на биржах Вены. Вагоны с зерном, идущие под его маркой, кормили хлебом армии и города. В Одессе говорили: «кто держит хлеб – тот держит народ». При этом Шварц держался в тени. В отличие от местных «королей порта», он не любил появляться в трактирах и ресторанах, не устраивал шумных праздников. Всё было солидно, по-европейски: особняк на Преображенской, встречи в купеческом клубе, частые визиты к губернатору. Именно поэтому он оказался в списке целей немецкой агентуры. Его влияние на хлебные рынки было слишком велико, а Императорской России, те годы строилась зерновое политика, поставка зерна в Европу.

Второй – один из криминальных «королей» порта, державший в страхе всю – Галиции и Бессарабии, представитель еврейской общины, имевший сильное влияние и поддерживавший связи с русской администрацией, основатель криминального «воровского» кодекса по кличке «Японец».

Третьем был, Аркадий Семёнович Гольденберг – управляющий народной газетой «Голос Черноморья» считался человеком, который формировал настроение улицы. Он не просто руководил типографией – он умел направлять общественное мнение. В его статьях всегда чувствовался прицел: то клеймил коррумпированных чиновников, то распалял недовольство портовых рабочих, то открыто защищал еврейские кварталы от полицейских наездов. Его газета была дешёвой, доступной, её читали на базарах, в трактирах, в лавках, даже в деревнях за пределами Одессы. Каждое утро свежий номер расходился по рукам быстрее хлеба. Власть терпела его из-за опасения вызвать ещё больший скандал – а народ видел в нём защитника простых людей.

Четвёртым в списке стоял человек, который официально не принадлежал ни к криминальному миру, ни к купечеству – Константин Николаевич Оболенский. Это был чиновник из управы порта, член городской думы. Полевой считался «серым кардиналом» Одессы. Он распределял лицензии на грузовые склады и выдавал разрешения на строительство новых элеваторов. Он же курировал финансирование пристани и железнодорожной ветки, соединяющей порт с внутренними губерниями. Под его подписью проходили контракты на десятки сотни тысяч пудов зерна.

Пятого из списка, имя, которое не должно быть написано ни на бумаге, ни произнесено вслух, знал только командующий за группой, только он, больше никто. Командовал за группой оберстлейтенант (подполковник) Фридрих фон Гайер, прозвищем «Альпийский тигр» (нем. Der Alpen-Tiger). Его карьера началось в 1885-м – поступил на службу в баварские егеря, известные своей подготовкой к действиям в горах. 1890-е – участвовал в экспедициях в Альпы и Тироль, занимался альпинизмом, увлекался новыми методами горной тактики. В 1898 – переведён в Генеральный штаб, в разведывательный отдел Abteilung IIIb. В 1902-й—1905-ые годы – командировки в Италию и Францию под прикрытием «учёного-географа», изучал опыт Alpini и chasseurs alpins. В 1906 – участвовал в организации учебных горных лагерей в Баварских Альпах. В 1907 – направлен в Швейцарию под видом члена альпинистского клуба, где установил контакты с экспедициями и научными обществами. В 1908 – возглавил секретную «Gruppe Iskra», которая находилось в одесском гавани на момент.

Четверо людей в скромных сутанах, с крестами на груди и молитвенниками в руках, появились в краю, где чужеземцев встречали с недоверием. Для местных они были миссионерами, пришедшими «нести свет веры и грамоту». Казалось – самые безобидные слуги Божии. Они должны были составить план дальнейших действий, вели разведывательную экспедицию, вдруг вечером прозвучал тревога в городе, объявили о введении комендантского часа: улицы опустели, лавки закрылись, лишь редкие фонари освещали булыжные мостовые. По переулкам скрипели шаги жандармских патрулей, звенели сабли о ножны. Четверо «миссионеров», оставив дневные дела, осторожно двинулись к гавани – там, у причала, ждал их корабль. Они знали: ещё немного, и город захлопнет зубы железной хваткой, оставив их в ловушке. Всё шло гладко, пока по узкому переулке, среди тёмных каменных домов, они вышли на сторону гавани и наткнулись на жандарма. Молодой жандарм Кременко, заметив их фигуры в темноте, растерялся, а затем, охваченный паникой, звонил колоколом. Звон разорвал тишину ночи, как тревожный набат: «Стой! Остановиться!» – крикнул он, вскидывая винтовку. В суете первый выстрел прогремел почти случайно – пуля угодила в грудь юноши-жандарма. Он повалился навзничь, ударившись о мостовую. Второй, подоспевший на крик, успел лишь выхватить револьвер, но его настигла короткая очередь из маузера. Со стороны порта донеслась возня: несколько вооружённых людей – солдаты бросились к месту переполоха, первыми подоспели Александр и Малахов сходу открыли беспорядочный огонь. Миссионеры понимали: возвращение на корабль стало невозможным. В городе поднята тревога, колокола били без умолку, патрули сбегались к докам. Едва избежав попадания под перекрёстный огонь, они метнулись в сторону, в тьму одесских улиц. Тесные дворики, узкие подворотни, тёмные лестницы старых домов стали их укрытием. Там, в лабиринтах ночной Одессы, они растворились в темноте, словно призраки. У миссионеров не осталось иного пути, кроме как, лечь на дно и затаиться, переждать волну облав. Заметив поднятую тревогу на гавани, пароход тронулся от причала. Огни на борту погасли один за другим, и через несколько минут судно исчезло в ночной дымке.

К утру Александр освободился от обязанностей патруля и вернулся в штаб. В коридоре у него перед глазами по темнело, он прислонился к стене, ощущая тяжесть прожитой ночи. Печаль овладела им – события, произошедшие ночью, всё ещё прокручивались перед глазами: звон колоколов, выстрелы, и мёртвое тело Кременко-«утром он шутил за завтраком… а теперь его нет».

Александр проснулся в полдня. За письменным столом он заметил Дядю Стёпу, который тихо потягивал водку. «За храбреца», – сказал Дядя Стопя, поднимая бокал. – «Присоединишься?» – Александр сел на койку, вздохнул и поднялся. Старый поручик налил стакан и протянул ему. «За душу храбреца… земля пухом», – пробормотал Александр и выпил, проглотил горький вкус судьбы! После нескольких минут тишины молодой офицер достал из кармана сложенную бумажку и с просьбой протянул её поручику – Пожалуйста, отправьте по телеграмме… это важно для меня, – произнёс он усталым голосом. Следующие дни проходили привычным распорядком, но в мрачной тени событий той ночи. От корабля и миссионеров не осталось и духу – будто они растворились вместе с туманной ночью. В городе же поползли слухи: одни говорили о шайке преступников, другие – о шпионах, третьи шептали, что-то были вовсе не люди, а призраки. Жандармы усилили патрули, купцы на рынке обсуждали тревожные вести, а простые горожане старались по вечерам не выходить из домов. Вскоре об инциденте начали забывать: тревога улеглась, жизнь порта вернулась в привычное русло. Но вдруг один из корабельных экипажей сообщил тревожную весть: к югу от берега, на утёсе, ближе к Змеиному острову, они видели пароход «Искра». В штабе на весть от моряков отреагировали сдержанно: каждый был занят своими обязанностями, и официального распоряжения так и не последовало. Но Александр и Михайло не могли забыть погибшего товарища. В их сердцах горело желание отмщения, и мысль о «Искре», вновь показавшейся у берегов, не давала им покоя. Александр и Михайло не находили себе места. Они упрашивали поручика дать распоряжение проверить местность у утёса, где будто бы видели «Искру» – Надо убедиться своими глазами, – настаивали они. – Если убийцы скрываются там, мы не можем сидеть сложа руки. Но поручик развёл руками – такого распоряжения от командования он не имел.