Замерзший понедельник

У входа в ведомство уже ждал Серов. Он был раздражён, на нём было тёмное пальто, а его губы были сжаты в подобие улыбки, которая не смягчала его сурового выражения. Глеб подал знак Ершову, тот кивнул, и двое спустились к припаркованной у обочины чёрной ГАЗ-24 Волги, которая принадлежала лейтенанту. Машина выглядела неприметно, но была явно функциональной; её внешний вид подчёркивал надёжность и отсутствие лишних деталей, ориентированных на удобство эксплуатации и повседневное использование.

В салоне было тепло, и это сразу приглушило зимнюю резкость. Ершов сел за руль и, заведя мотор, начал «кидаться» словами так, будто это было его любимое оружие.

– Ну что, Глеб, – сказал он, подмигивая, – нам тут рэп-батл не нужен: логи и так воют. Но если ты за отца так переживаешь, то ладно, поищем его по командировкам. Хотя, конечно, разговоры по душам лучше под чай и в тишине идут.

Серов молчал, смотрел в окно на эти серые дома. Молчит он умно: не дурак, а так задумал. Ершов болтал без умолку.

– Смотри, придём мы в дата-центр, а ты, – он наклонился, – начнёшь там краснеть и доказывать камерам, что они не всё видят. Представляешь, как можно отмазаться: извините, камера, я просто не так выглядел. Я бы это записал.

Серов молчит, только уголок рта дёрнулся – что-то на подобии улыбки. Ершов понял, что можно продолжать.

– Да ты у нас, Глеб, мастер на все руки: и драму поставишь, и речь толкнёшь, а потом ещё и виноватого найдёшь с отмазками в кармане. Смотри, операторшу не обай – нам же логи нужны будут.

Шутил он легко, остро, иногда задевало, но не грубо: Ершов умел поддеть. Серов слушал, но не реагировал – глаза ледяные, плечи прямые; всё слышит, обдумывает, но виду не показывает.

Ехать пару минут, и шутки Ершова сменились на рабочую тему: начал перечислять адреса, пути, связи, которые могли помочь скрыть недостачу видео. Иногда он отбрасывал насмешки и говорил прямо:

– Приедем – ты первый заходишь. Я за тобой, и как покажешь. Если что не так, я твой спектакль прикрою и вломлюсь по-серьёзному.

Серов кивнул и наконец сказал коротко и ясно:

– Давай по делу, Роман Петрович.

Ершов ухмыльнулся, как бы подтверждая, что добиться ответа от Серова – уже маленькая победа, и в этот момент их диалог снова тонко баловался между насмешкой и рабочим порядком. Машина скользнула по обледенелому асфальту, и в зеркалах пронеслись фонари – тусклые, ровные, будто аккорды перед сильной пристрелкой к общей мелодии расследования.

Они вошли через массивную металлическую дверь служебного входа, не отмеченную снаружи яркой вывеской. За большими, звуконепроницаемыми окнами центра обработки данных, выходящими на улицу, физически ощущалось и удерживалось внутри тепло, контрастирующее с прохладным воздухом снаружи. Изнутри доносился постоянный низкий гул мощных систем кондиционирования воздуха и равномерный, глубокий рокот тысяч работающих вентиляторов внутри серверных стоек. Сквозь прозрачное стекло окон можно было разглядеть бесконечные ряды оборудования, покрытые множеством тусклых, ритмично мигающих светодиодных индикаторов разных цветов. На стойке ресепшена, выполненной из светлого ламинированного ДСП, стояла простая пластиковая табличка с надписью «Приёмная». Рядом лежали четыре пустые керамические чашки с засохшими коричневыми следами кофе на дне. В воздухе ощущался сильный, специфический запах разогретой вчерашней еды – возможно, какой-то лапши быстрого приготовления или пиццы, оставленный кем-то во время позднего перекуса. За толстым звуконепроницаемым стеклом диспетчерской, отделявшей их от основного помещения, располагался длинный ряд рабочих станций с множеством мониторов. На одном из этих экранов быстро и, казалось, без видимой логики сменяли друг друга окна с прямыми видеопотоками, отображающими различные зоны центра данных. На соседнем мониторе были развернуты подробные таблицы и графики, показывающие текущее состояние сетевого оборудования: загрузку каналов, температуру серверов и активность данных.