Игра матричного поля – 2. Чип памяти

Игра матричного поля – 2

Чип памяти

Диана Калоян

Редактор Карина Маркова

© Диана Калоян, 2025

ISBN 978-5-0068-5258-7 (т. 2)

ISBN 978-5-0068-5259-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Покуда я слепо жажду жизни – я в этом мире лишь тень. Но стоит мне принять свой уход с открытым сердцем – и я становлюсь самой жизнью

Пролог

Я – Истина.

Была создана как одна из систем высокоэнергетической плазмы.

У меня нет пола, предубеждений, желаний, страха, боли, – всего того, что есть у моего аватара. У меня нет имени, но есть то, чего не хватает человеку на протяжении всего его существования – дома.

Я – дом. То, к чему стремится любой созданный нашими Архитекторами аватар. Архитекторы – это создатели матричного поля, в котором каждый живущий словно спит, реализуя интуитивно свод задач, поставленных создателями игры. Мне же, в свою очередь, задачи ставят из центральной системы, где за игрой наблюдают создатели-архитекторы. Без ведома Высших не происходит ничего. Человек-игрок может менять правила игры, но только в рамках собственного сознания.

Игроки проходят уровни. Каждый уровень имеет ступени – классы. При переходе из одного уровня в другой, мощность энергии увеличивается, что дает возможность аватару менять сценарий своего существования и начать создавать собственный мир. Игроки наделены базовыми знаниями и болевым телом. Игрок-аватар каждый день рождается в момент пробуждения и умирает в момент, когда отключается от системы, уходя на ночной сон по земным меркам. Если рассуждать пресным человеческим языком, у игрока есть двадцать четыре часа для прохождения уровня, из которых восемь биологически ночных часов у него происходит сборка событий следующего дня. Все его действия приводят к осознанному желанию выиграть игру. Но игра уже выиграна. Сценарий прописан до мельчайших деталей. Игрок возвращается в исходное положение каждый раз (день сурка), пока не осознает свой поступок и не поступит так, как предполагалось Высшими, в основной ветке реальности. Так происходит обучение.

В течение всего игрового дня аватар фактически находится в поиске верного решения, создаёт условия для существования своей личности, берёт ответственность за поступки, идёт сквозь страхи, эмоции, пороки, данные исходным системным обеспечением. В систему также подгружены данные о рождении, которого не происходило. Соответственно, загружена информация о родителях и информация о прожитых основных событиях, которые формируют личность аватара.

Поиски истины прекращаются тогда, когда человек становится наблюдателем игры. У аватара есть возможность взять управление на себя, приняв исходную точку творца своей реальности, за матрицей.

Игру невозможно остановить. Её невозможно проиграть, невозможно её миновать. Но ею можно управлять.

Игрок сам решает, какую позицию он может занять: быть игроком, который слепо существует в матрице или стать игроком-творцом, меняя картину матрицы под собственный запрос.

Творец свободен от оков деструктивных событий. Каждому аватару стоит к этому стремиться. Программы, подгруженные в чип матричной основы, заставляют человека поступать так, как ему было предписано. Не взяв ответственность за действие, не пробудившись, человек обречён крутиться в этом колесе до бесконечности. Ибо смерти как таковой не существует. Есть смена качества конфигурации.

Игрок и есть мир, в котором он находится. Все внешние, казалось бы, реальные вещи, – это лишь отражение его внутреннего состояния.

Пробуждение происходит мгновенно, здесь и сейчас. При каких обстоятельствах это может произойти – изложено в этой книге.

Посвящаю её своему аватару.

Поздравляю с пробуждением. Продолжай быть в естности.

Я люблю тебя.

Глава 1. Распад иллюзий

Стою у лифта, нервно теребя ремешок часов, туго скрутившийся на запястье. «Ну давай же, давай…» – мысленно подгоняю я. А он застыл намертво где-то наверху. Этажей шесть над головой, но внутренний голос шепчет, будто он пролетает мимо двадцатого, до того долго он тронулся и так медленно движется.

Выдыхаю и тихо, но чётко говорю в пустой холл: «Это не моя реальность. В моей реальности лифт уже здесь. Сделано» – щёлкаю пальцами.

Наконец-то слышу отдаленный гул, нарастающий в шахте. Он едет.

Двери разъезжаются, и меня накрывает волной абсолютной, оглушительной тишины. Я не спешу заходить. Оборачиваюсь направо, налево – в этой гробовой тишине инстинктивно жду подвоха. В бизнес-центре в такой час должно быть пусто, кроме охраны да пары-тройки трудоголиков. Но сейчас – подозрительный, неестественный покой.

Делаю шаг внутрь. И тут же пол уходит из-под ног. Голова кружится так, что стены лифта плывут и двоятся. Чтоб не упасть, вцепляюсь в холодные поручни, вжимаясь в них пальцами до скрипа..

Позади меня раздался голос, знакомый и четкий, будто рождавшийся прямо в сознании:

– Тяжёлый день?

Это был Куратор. Его голос ни с чьим нельзя было спутать.

– Здравствуй, – автоматически улыбаюсь в ответ, но тут же ловлю себя на мысли. – Стой… Что ты здесь делаешь? Ты же не можешь просто так… – Обегаю взглядом кабину лифта, его спокойную фигуру. – Понятно. Мы в параллели.

– Да. А ты бы и не заметила, пока я не дал о себе знать.

– Я просто не придала значения. Отключилась.

– И не боишься застрять? Перестать чувствовать основную ветку и бесконечно блуждать от одной картинки к другой?

– Слишком много вопросов. Если честно, даже твоё присутствие здесь меня настораживает. Кажется, сегодня я не готова играть в путешественницу по мирам.

– Ты бежишь от своей сути. Боишься ответственности за события. Боишься сделать ошибку, создать что-то «неправильное» – хотя сам этот страх абсурден. А задумайся: разве у людей вообще бывает что-то «правильное»?

– Что такое вообще «правильно»? – не дожидаясь его ответа, машинально проводя рукой по вискам. – Голова раскалывается. Давай без философии сегодня.

– Тогда ответь: как ты здесь оказалась?

Стараюсь говорить медленно, чтобы самой осознать сказанное:

– Я… иду домой. После работы. Работаю в этом бизнес-центре. – Глазами прощупываю пространство лифта, выискивая нестыковки, размытости, хоть что-то, что выдаст фальшь. – В этом бизнес-центре я работаю…

Бормочу последние слова и замечаю, как лифт начинает подрагивать. Сначала едва слышно, затем сильнее. Свет замигал, как в дешевом хорроре. А лифт всё идёт и идёт, хотя уже минут пять—семь как должен был быть на первом.

– Меня тошнит. Давай уйдём отсюда.

– Давай.

Пристально смотрю на Куратора. Лифт резко ускоряется.

– Пожалуйста, останови его! Или просто перемести нас! – почти выкрикиваю я, вжимаясь в поручень.

Куратор смотрит на меня без единого слова. Мысленно доносит:

– Убери эмоции. Этот лифт нереален.

– Прошу, не мучай меня, мне плохо…

– Так будет всегда. Всегда будет что-то, что будет противоречить твоей сути Творца. Люди, фантомы, голос разума, требующий пожертвовать собой ради «целостности» матрицы. Всё, кроме тебя самой – вечной, большой, больше, чем ты можешь представить. Ты на крючке у иллюзий. Сорвись.

Лифт понёсся вниз с безумной скоростью, пришвартовав меня к стене свинцовым весом. Воздух выл, завывали и болтались тросы за стеной.

Куратор, недвижный, как скала в этом хаосе, подошёл вплотную. Его губы шевельнулись, и голос прорвался сквозь грохот, тихий и чёткий:

– А если я скажу тебе что это основная ветка реальности, ты мне поверишь?

– Нет, – твердо ответила я.

– Почему? – в его глазах вспыхнула искра любопытства, будто он ждал этого.

– Потому что я не помню, как я здесь оказалась.

Едва фраза слетела с моих губ, лифт начал сбавлять обороты. Я всё это время не отрывала взгляда от Куратора, пытаясь прочесть в его глазах хоть намёк на разгадку.

И тогда, подобно скоростному поезду, входящему на станцию, лифт с грохотом затормозил, издавая скрежет, похожий на стон искореженного металла.

Двери с шипением разъехались. Я с горькой иронией сделала жест рукой:

– Прошу.

Он вышел. Я – за ним, и, оглянувшись, поняла. Мы стояли в том же самом холле, на том же самом этаже, откуда я пыталась уехать. Круг замкнулся. Мы не сдвинулись ни на сантиметр.

Куратор залился громким, раскатистым смехом. И в этот самый момент я щёлкнула пальцами.

Мы оказались в белом пространстве.

Я стояла как вкопанная ещё с минуту, пытаясь перевести дух. Затем, насколько хватило сил, произнесла ровным, но надтреснутым голосом:

– Не все твои методы… гуманны. Можно подумать, ты готовишь меня к чему-то, что перевернёт всё, что я когда-либо знала. Ну, как… чёрт, как космонавтов готовят!

Я сбилась, и голос наконец сорвался, превратившись в злобный, отчаянный крик:

– Мне, короче говоря, совершенно не понятно! Почему я? Почему тут? И сколько мне ещё всего нужно понять, чтобы просто научиться жить?!

И только тогда я осознала, что выпалила всё это, не думая о том, как Куратор может отнестись к моему срыву.

– Нет задачи научить тебя жить, потому что ты уже живешь. Есть задача научить тебя создавать мир. Собственный мир.

– Это всё мне не понятно. Почему просто нельзя доживать свой век как все люди? Есть ощущение, что ты, вы или кто-то там еще выбрали слабачку?

– Выбрал? – Куратор усмехнулся. – То есть, по-твоему, был создан кастинг, где выбирался наиразумнейший аватар, и по случайности выбрали тебя, а ты с этим выбором не согласна. Ты не пытаешься осознать. Ты в иллюзии всегда, но какая она будет – зависит только от тебя. Всё просто. И всегда было так.

– Мне надо отдохнуть. Немного. Столько всего нового я узнала за эти полгода… Раньше я просто жила. Да, жила как могла. Проживала все состояния как могла… Иногда мне кажется, что я не хочу знать всего того, что ты мне рассказываешь и показываешь. Словно это противоестественно.

– Это всего лишь откат, и он пройдёт. Ты больше не можешь не хотеть знать больше. Поверь, я знаю, о чём говорю. Отсутствие развития для тебя противоестественно, и ты сама это понимаешь. Иначе бы мы сейчас не стояли с тобой тут.

Он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание.

– Послушай. Параллель отличается от основной ветки реальности только твоим осознанием того, что параллель тебе подвластна. Основная ветка плотнее по энергии, потому что её структура была отработана до мельчайших деталей самими Архитекторами.

– Подожди… – я почувствовала, как в голове щелкнуло. – То есть, параллели не были созданы Архитекторами?

– Нет. Параллели создала ты. Сто сорок четыре версии, где ты – прямо или косвенно – проживаешь свой опыт, и каждое событие ткёт следующее. А у этих ста сорока четырёх – ещё по паре вариаций. – В его голосе прозвучала усталая усмешка. – Работы у тебя уйма. Не до расслабления.

– Может ли всё это закончиться? – прошептала я. – Щелчок – и нет ничего из этого?

Куратор развернулся спиной, и белое пространство ожило. Воздух задрожал, рождая голограмму невероятной чёткости.

Там была моя жизнь. Дома, дороги, двор – всё, что я видела каждый день. Я смотрела, как в телевизор, и с каждым мгновением в голове проступала леденящая мысль: это не город. Это – проект. Детальный, продуманный до мелочей.

Пальцы Куратора скользили по незримой панели. Он включил свет фонарей – и кроваво-красный закат погас, сменившись искусственной синевой ночи. День. Ночь. Лето. Зима. Иней, проступивший на козырьках серых подъездов моего района.

Всё это проносилось передо мной в режиме ускоренной перемотки, будто кто-то играл с временем, и я видела изнанку собственной реальности – механическую, управляемую, чужую.

– Это невероятно… А где люди?

– Это макет твоей основной ветки реальности. То, что было запрограммировано в твоём чипе изначально. Людей здесь нет, Диана…

Куратор не успел договорить, как я, перебив, произнесла:

– Их нет, потому что сейчас там нет меня.

– Именно. А теперь… появись там.

– Я не знаю как.

– Доверься внутреннему. Оно подскажет.

Я зажмурила глаза, собрав всю энергию в центре груди. Чёткое намерение: оказаться там, внутри этой слишком реалистичной картинки. Сердце отстукивает ритм… один… два… три…

Открываю глаза. И вижу себя, стоящую на пустынной автобусной остановке.

Диана была одета по сезону. На её плече висела объёмная чёрная сумка с ноутбуком, в руках скрипели новые коричневые кожаные перчатки. Тёплый шарф, небрежно накинутый на плечи, трепетал на ветру, вот-вот готовый соскользнуть. Ветер запутывался в её волосах, пропитанных влажным осенним воздухом, а на губах блестел прозрачный бальзам.

Я смотрела на неё – на этот макет – и знала всё. Чувствовала холодок перчаток на своих ладонях, ощущала тяжесть ноутбука на собственном плече, ловила мимолётную мысль о том, не зайти ли после работы за кофе.

Мы синхронизировались. Полностью. С той лишь разницей, что она была игроком в поле, а я – Наблюдателем за его гранью.

– Она будет делать рутинные, бессознательные действия. Сейчас ждёт автобус, и через десять минут он подойдёт. Она в него сядет.

Куратор указал пальцем на автобус, который в этот момент высаживал людей за несколько остановок от Дианы.

Улицы вдруг оживились, наполнились людьми. Справа появилась женщина с коляской, из которой доносился громкий плач. Школьники перебегали дорогу, а светофор монотонно менял цвета.

– Сейчас ты видишь всё чётко, как Наблюдатель, – продолжил Куратор. – Но, стоя на остановке, ты не видишь этот автобус, хотя намерена на нём уехать. Как думаешь, он приедет за тобой?

– Я не могу этого знать.

– Верно. Но ты намерена на нём уехать. Что сильнее в данном случае: автобус, как часть матрицы, который должен быть на остановке вовремя, или твоё намерение в нём уехать?

Пока Куратор говорил, я увела Диану через дорогу – прямо в магазин. В этот момент я поймала на его лице ухмылку. Он понял, что я всё поняла.

После магазина я вывела её на пешеходную тропу и повела в сторону дома. Вот она уже у подъезда, вставляет ключ в железную дверь…

Ищу глазами тот самый автобус, что намеревался приехать за мной, но осознаю что его больше нет на макете.

– Куда он пропал?

– Его больше нет. Ты повела Диану домой пешком, и ей нет дела до того, приехал автобус или нет. Скажу больше – она про него даже могла забыть. А если бы вспомнила у двери, то решила бы, что просто его не заметила.

Он сделал паузу, давая мне осознать каждое слово.

– Так работает мозг. Он всегда ищет логическое объяснение всему, что происходит с человеком, – продолжил Куратор – А теперь смотри…

Картинка приблизилась к Диане. Она замерла у входной двери на секунд на десять, затем, не снимая обуви и не вешая свое пальто, вышла из квартиры. Она пошла к лестничной площадке и медленно начала подниматься наверх.

– Куда ты её повёл?

– Тссс… Смотри внимательно.

Она вышла на крышу девятиэтажного дома, подошла к самому краю и, широко распахнув руки, шагнула в пустоту.

– Нет! – вскрикнула я так громко, что, наверное, оглушила Куратора.

– Какая же ты нетерпеливая…

Я снова уставилась на макет. Диана летела в свободном падении, но так и не достигала асфальта. Вместо ужаса я почувствовала нечто иное – лёгкость. Ощущение свободы, полное парение. Эта волна настолько захлестнула меня-наблюдателя, что я качнулась на месте, едва удерживая равновесие. Это было не падение. Это был полёт.

***

Многие духовные учения говорят: игрок не должен бояться смены конфигурации. Исчезновения, которое мы зовём смертью, не существует. Более того – готовность умереть и возродиться обновлённым есть важнейшее качество Творца.

Конечно, это метафора. Но разве те метаморфозы, что переживает человек в ключевые моменты жизни, – не смерть? Не та самая «малая смерть» перед рождением новой версии себя?

Отсюда и берёт корни древняя мудрость: «не привязывайся». Это наказ предков, видевших, как новые поколения становятся заложниками вещей, статусов, идей – всего того, что они накопили с начала пути.

Но к иллюзии невозможно привязаться. Она не отвечает за твои чувства. Она не может быть им опорой.

Иллюзия рушится по щелчку. И остаешься только ты – без всего, что когда-то считал своей собственностью. Останешься тем, кем был всегда: тем, кто всё это создал.

***

– Почему она не падает?

– Без схлопывания матрицы игрок не может покинуть поле. Отсюда нельзя выйти.

– Что значит «нельзя»? Подожди… Но я ведь могу быть наблюдателем, я за её пределами прямо сейчас! Разве я не вышла?

– Всё, что ты говоришь, – верно. Но ты не всегда находишься за её гранью. Даже сейчас ты держишь свою человечность на коротком поводке: продолжаешь жить той жизнью, собирать опыт, играть насколько возможно качественно – даже когда твоя осознанная часть находится за матрицей. Ты чувствуешь с ней связь, не так ли? И в рамках матрицы, где люди могут самоуничтожиться, тебе, как главному герою этого спектакля, это не позволено. Ты всегда очнёшься там, где впервые всерьез задумалась о самоуничтожении. И так будет – пока не примешь простую истину: для тебя это невозможно.

– А как же люди, которые умирают? Или те, что решают уйти сами?

– Они не игроки. Они – часть игры. Если сценарий требует убрать персонажа, чтобы открыть путь ключевому игроку, – так тому и быть. Но ты, Диана, главный герой. Тебе отсюда не выйти. Это нужно принять.

– Выбор без выбора…

– Разве? Тебе ещё предстоит уйти в еще большую глубину. Возможно, тогда найдутся ответы на все твои вопросы.

– Ладно, с этим ясно. Человек обречён играть, пока не пройдёт игру, хотя она уже выиграна. И, раз мы начали с конца, мы просто вспоминаем самый удачный маршрут. Хорошо. Но ты сказал про схлопывание. Что это?

– Это… потом. – Куратор провёл рукой, стирая проекцию, и быстро коснулся моего плеча.

Открыв глаза, я осознала, что сижу на кресле в уличной одежде, с телефоном в руке. Двери открываются ключами, заходит в квартиру мама:

– Ты что, прямо тут уснула? В одежде? – мама оставила сумку в прихожей и подошла ко мне, внимательно вглядываясь в моё лицо.

– Да, мам. Я просто утомилась, – ответила я.

Протираю глаза, взгляд цепляется за часы на руках, а точнее на время, которое они указывают. Часы это, собственно, еще один способ понять в какой ветке реальности ты находишься, а точнее время на них. Если ты на основной ветке, они идут привычным образом: секунда, минута, час и секундная стрелка ни в коем случае не спешит, а идет своим понятным и привычным образом. Если вы не на своей ветке реальности, то ловите одни и те же цифры на часах раз за разом и это должно пробудить вас, заставить вновь осознать, что вы находитесь в процессе игры. Времени не существует, это такая же иллюзия, еще один инструмент матрицы или ваш, если вы захотите с ним плотнее взаимодействовать.

Перескакивать из одной ветки в другую можно, не уходя в «состояние». Один из вариантов квантового скачка – пробудиться в процессе жития. Увидел одинаковые цифры на часах – осознал точку «сейчас». Всё.

Из этого «состояния» можно менять событийность, создавать новые процессы, закладывать будущие эпизоды, меняя сценарии на благополучные.

На основной ветке всё работает иначе. Плотная матричная основа начинает двигать процесс в нужное русло только при трёх условиях: тотальное спокойствие, принятие и пробуждение. И, конечно, позиция Наблюдателя. Держать фокус внимания только нам том, что действительно важно и не вестись на происки тревожной и вечно вытягивающей нас на какие-либо действия матрицы.

Что касается часов – для меня это не просто аксессуар. Меня часто спрашивают, почему я ношу их на правой руке.

Когда-то, будучи подростком, я нашла рядом со школой маленький магазинчик. Там пахло воском и сандалом, а на полках стояли свечи и амулеты. Я уже тогда, неосознанно, носила часы на правой руке.

В один из тех дней девушка с чёрными, как смоль, волосами и пронзительными глазами невероятной красоты внимательно посмотрела на меня и сказала:

– Ты делаешь это не просто так. Ты пытаешься управлять временем, не позволяя ему управлять тобой.

Эти слова я запомнила навсегда.

Вернувшись после той показательной постановки с Куратором, я обнаружила, что мои часы остановились. Секундная стрелка застыла, будто её намеренно обездвижили, вырвав из потока времени.

Придя в себя, я начала анализировать всё, что произошло в том пограничном состоянии. Этот лифт, несущийся в никуда. Я, поверившая в реальность иллюзии, которая рассыпается от одного лишь внимательного взгляда.

И невольно задумываешься: сколько всего пелен ещё лежит на глазах у аватара? И что определяет момент их падения?

Глава 2. Физика

«Тело – это большой разум, единая множественность, война и мир, стадо и пастырь. Орудием твоего тела является твой малый разум, брат мой, который ты называешь „духом“ – малая вещь и игрушка твоего большого разума».

– Фридрих Ницше «Так говорил Заратустра»

Всё вроде как позади. Несогласия с собой. Вечно тянущийся канат недовольства жизнью, страхи – всё это уже не занимает большую часть всего моего бытия и хочется думать, что с каждым разом этого будет всё меньше и меньше. Теперь я знаю, что имею свой высший аспект, который подстраховывает от необдуманных действий, разворачивает меня в сторону себя и показывает истинную цель всего того, что со мной происходит и хочется думать, что я сумела создать новую личность, более выносливую и продуктивную. В тандеме, одно с другим должно сработать в пользу поиска выигрышного конца, откуда я пришла познавать тернистую дорожку своего опыта. Но я всё так же остаюсь человеком. А человек, хочется повториться, склонен к недоверию. Ему нужны доказательства. Всегда.

«Дайте мне гарантии, что я больше не буду находиться в беспомощной позиции, ведь это одно из самых неприятных что могло меня настигнуть когда-либо».

На самом деле, больше всего всегда страдает физическое тело. Оно и есть та самая граница – тонкая, но прочная линия между внутренним миром и внешним.

Однажды, в очередной раз взглянув в своё отражение, я честно призналась: «Я недовольна тем, что вижу». Все те ситуации, все процессы, что пробивали во мне ментальные дыры и разжигали чувство тревоги, не прошли бесследно. И первым, что стало копить эти последствия, оказалось моё тело. Отражение в зеркале – это ещё одна возможность увидеть свои деструктивные программы.

Всю свою жизнь я сутулилась. Сколько себя помню – плечи всегда были сведены вперед. Меня ругали за это, а кто-то даже позволял себе шлепнуть по спине, наивно полагая, что боль научит меня держать осанку.

Но в чём же было истинная причина? Теперь я понимаю: каждый второй человек ходит сгорбленным, будто пытается удержать на плечах невидимый груз – гирю из проблем, обид и вечной вины.

Рождение детей, подарив мне зрелую женственность, безвозвратно стерло юные очертания. А затем я оказалась в заточении четырёх стен, один на один с колоссальными проблемами. И моё тело, ставшее одновременно и ношей, и крепостью, отзывалось на это постоянной, глухой болью. Я не просто сутулилась – я буквально сгибалась под тяжестью обстоятельств.

В те времена, во время судов за детей, мое тело стало полем битвы. Вес скакал от истощающей худобы до одутловатой полноты, будто плоть не выдерживала внутреннего распада. Затем пришли они – астматические приступы и панические атаки.

Это было состояние абсолютного ужаса: потные ладони, гулко стучащее сердце, потемнение в глазах. Ты проваливаешься в бездну необъяснимого страха, в котором единственной реальностью становится ожидание смерти – не покоя, а долгого, мучительного страдания.