Русский испанец. Книга первая. Исповедь компаньонки

Я – скромна и незаметна, мне быть такой удобно. По моему внешнему виду люди считают, что я «бедная приблудившаяся родственница какой-нибудь семейки или бабушки, нечаянно попавшая в мечту». У меня другая здесь цель – увидеть и дождаться тебя.

Ты резко изменил все планы, которые были построены ещё месяц назад. Я должна была приехать со всеми и сопровождать их – ты так хотел. Но что произошло? Почему всё мгновенно изменилось? Теперь я решила приехать сама, не спрашивая твоего разрешения. Ты сделал меня в одно мгновение чужой, отстранил меня, поменял планы и планы людей. Все подчинились тебе и не спорили, как, впрочем, и всегда, потому что это решил ты, и вопросов ни у кого не должно возникать.

Я буду ждать всех тех людей, которых знаю с детства, они стали для меня близкими и родными, как, впрочем, и ты. Я буду встречать их, заботиться о них, помогать и не мешать. Я превращусь в тень лишь для того, чтобы посмотреть на тебя. Не знаю, увидишь ли ты меня, заметишь ли? Твои мысли будут с той другой, ради которой ты приедешь сюда. Я знаю, что она будет ждать тебя больше всех, я знаю, что вы будете говорить с ней долго – ты так хочешь. Я лишь буду посторонним наблюдателем – тенью, чужой тенью. Но ради этого я готова отдать ещё часть своей жизни, чтобы вновь быть рядом с тобой».

ТЫ

Прошёл один скучный день. Уже ничто не может изменить плавный и медлительный образ жизни отдыхающих. Палящее солнце и неспокойный океан загнали всех обитателей рая по своим номерам, террасам и беседкам. Отдых и тишина превращают рай в одинокую, вымершую пустошь.

Каждый занят своим делом, и все уже в сборе, но без тебя. По договорённости ты должен был приехать позже. Ты никого не встречал и не видел, но знал, что тебя ждут, и не только я. Хотя я уже и не знаю, слышал ли ты о моём приезде или нет. Никто не говорит о тебе, но все ждут тебя, твоего приезда.

Я, как и все, закрылась в своём номере ближе к полудню и тихо дремала под испанские мотивы, мечтая о неосуществимом. И как будто я провалилась в сон, где я услышала твой голос. Он был такой мелодичный и в то же время громкий – мужской баритон. Я в миг очнулась, как от удара молнии. О боже! Я вдруг поняла, что это был не сон, это был ты настоящий, твой голос. В коридоре я слышала его, потом в соседнем номере – ты звал и искал её.

Я приоткрыла дверь и в щель увидела тебя. Ты говорил с управляющим о ней, потом ещё с кем-то, ты был сильно взволнован и, как мне показалось, не в духе. Почему я вся дрожу? Я хочу забиться в угол и спрятаться от тебя. Я не видела тебя целую вечность, но убежать от тебя нет сил.

Мои ноги несутся за тобой по коридору, по лестнице, по горячей земле и песку. Ты бежишь к ней, я едва успеваю за тобой, но крадусь как шпион, как твоя незаметная тень. Ты не оглядываешься по сторонам, хотя привлекаешь внимание многих: всех людей, которых ты встречаешь на своём пути, и они, оглянувшись, провожают тебя взглядом, все расступаются перед тобой, освобождая дорогу.

Привлекаешь внимание женщин-охотниц, вальяжно раскинувшихся в креслах на террасах. Все наблюдают за тобой и за мной, конечно, не понимая моих действий и целей. Даже таким быстрым и недовольным, ты источаешь свет вокруг себя, от тебя исходит тепло и обаяние, непонятное всем, притягиваешь как магнит своим видом и раскрепощённостью. Так обычно ведут себя «хозяева жизни», которым не страшны никакие трудности, чужие мнения и пересуды.

Но куда ты почти бежишь, где ищешь ту, ради которой ты здесь?

На тебе белый летний костюм, ты так красив в нём! На твоём загорелом, крепком теле белый цвет смотрится потрясающе. Какое великолепное сочетание тёмных волос с загорелым и сильным телом на фоне белой одежды.

Твоя белая рубашка, как всегда, расстёгнута и держится лишь на последних трёх-четырёх пуговицах, оголяя почти всю грудь и шею, на которой прижился гайтан с вставками из серебра. Он лежит на груди, покрытой зарослями волос. Это очень сексуально выглядит, и ты умеешь себя преподнести. При твоём движении весь торс напрягается, ветром открывая все потаённые участки груди, но ты не обращаешь на это внимания. Жара и зной заставляют тебя раздеться, но тонкая белая рубашка лишь создаёт видимость этикета и порядка.

Брюки развеваются по ветру, как шёлк от твоего бега, обтягивая твою нижнюю часть тела. Все замечают твои стройные и длинные ноги, узкие мужские бёдра на фоне широких плеч, замечают «остальное», но не ты – ты никого не видишь вокруг. В твоей руке телефон, который опять звонит, но ты не реагируешь, а лишь, глянув, сбрасываешь звонок. Ты мчишься к океану, и я уже поняла, зачем. Я бегу за тобой, я слежу за тобой. Остановилась…

На берегу сидела женщина в светло-сиреневом, в большом удобном кресле, спасающем от солнца. Её голова была покрыта тонким шёлковым шарфом этого же цвета. Порывы ветра развивали шарф и её одеяния в стороны, и от этого она была похожа на фею из сказки. Она сидела спокойно и безмятежно, смотря в даль.

Ты подбежал к ней, она узнала тебя и обрадовалась, попыталась встать, но ты не дал ей это сделать. Ты опустился перед ней на колени, что-то стал быстро говорить ей, целуя её руки. Она тоже говорила тебе слова, и её руки, голос дрожали от волнения.

Твоя голова опустилась к ней на колени, она лишь гладила твои волосы, что-то рассказывая тебе беспрерывно, скорей всего, радуясь тебе. Она брала твою голову в свои руки и нежно целовала каждую частичку твоего лица, особенно глаза, улыбалась, светилась от счастья и плакала. Ты смотрел на неё и слушал, смотрел так внимательно и преданно, что у меня всё сжималось в груди.

Я вдруг ощутила всё это на себе. Моё тело заныло от тоски и умиления, но я продолжала наблюдать за вами. Сцена нежности продолжалась вечность, вы уже успокоились и просто молчали – она по-прежнему гладила твои волосы, а твоя голова покоилась на её коленях, мне даже показалось, что ты уснул. Но вот ты помог ей встать, и поддерживая её за плечи, вы отправились в никуда. Лишь туда, где бы вам никто не мешал и не докучал. Отправились в свой мир, принадлежавший всегда вам обоим.

Я

Я провожала вас взглядом ещё долго. Она смотрелась на фоне твоего роста и фигуры хрупкой и слабой, незащищённой. Ты чуть пригибался, чтобы поддерживать её и что-то говорил. Вы шли медленно, шли вдали от всех.

Много часов я провела наедине с собой, закрыв глаза и мысленно прокручивая то, что видела недавно. По моим щекам тихо катились слезы:

«Слезы – откуда они? Ведь ты совсем рядом, ты здесь, я видела тебя и ещё увижу. Я так хотела этого. Так долго хотела», – я поняла, что это слезы радости.

Мне позвонили и пригласили к чаю уже ближе к вечеру в беседку. Тут много укромных уголков для семей, влюблённых и гостей. Много беседок среди природы, у океана, где люди проводят беседы и маленькие праздники души. Я знала, в какую беседку меня позвали – это было «наше» место. Беседка находилась в тени цветущей акации, которая распространяла сладкий запах вокруг. Я подошла ближе, и у меня подкосились ноги.

Он сидел вместе со всеми.

«Как мне вести себя? Что делать?» – мою речь сразу же парализовало. Меня увидели и позвали. Я поприветствовала всех и плюхнулась в кресло, больно ударив ногу о что-то твёрдое из-за своей неловкости.

Он не поздоровался со мной.

Он похорошел и стал свежее, так мне показалось. Он глянул на меня своим уничтожающим взглядом. В его глазах стоял укор и недовольство. Я чувствовала себя провинившимся ребёнком, нарушившим порядок вещей. Он ненавидел меня, и я знала почему:

«Почему он так не любит меня? Что я ему сделала? Я лишь люблю его почти всю жизнь?»

Смотреть ему в глаза я уже не могла. Мой взгляд падал только на его мощную шею и обнажённую грудь, чуть прикрытую одеждой.

Ветерок постоянно гладил его тело, то распахивая его рубашку, то вновь закрывая. Я смотрела туда и желала его. Я хотела быть этим ветерком и также гладить его тело. Но мечтать об этом даже не смела. Он мало говорил, больше слушал, курил сигару и потягивал красное вино.

От волнения, я кажется, выпила своё вино большими глотками. Он смотрел на небо, на солнце, на акацию и океан. И лишь в эти мгновения я могла взглянуть на него какое-то мгновение. Он был раскован и расслаблен, курил медленно, затягивался сигарой и также медленно выдыхал дым, поднимая голову вверх и играя дымом, изображая всякие фигуры.

Его рука с сигарой была безвольно опущена вниз через кресло в перерывах от его игр. Рука была настолько по-мужски красива, что я не могла не смотреть на неё. Его пальцы с печаткой на безымянном пальце будоражили моё воображение. Меня посещали всякие пошлые мысли, от которых я ещё сильнее краснела. Я вдруг представила, как он мог этими пальцами и рукой ласкать моё тело или чьё-то другое. От этого мне становилось плохо, и я ревновала.

Он ничего не боялся, не замечал, не переживал, не страдал, не комплексовал – он жил!

«Как же я его люблю! Его всего – с его недостатками и достоинствами. Как он красив – это невероятно!»

НЕЖНОСТЬ

В беседке мы провели около двух часов. Ему нужно было уезжать. Уже смеркалось. Я не хотела этого, но понимала, что он не останется. Он попрощался со всеми, потом с матерью, поцеловав её в руку и в лоб, пообещав вернуться в ближайшее время. Он встал и уже хотел уйти, но вдруг обернулся и сказал:

– Марина, проводи меня до машины!

Все продолжали сидеть и его слова не произвели никакой ответной реакции. Я была сильно удивлена и рада, но и немного напугана. Боялась опять услышать от него резкие и жестокие слова, от которых я умру окончательно. Я решила вести себя покорно и спокойно, чтобы его не злить, чтобы избежать того, что он мне приготовил, хотя мне это будет ужасно сложно сделать.

Мы медленным шагом отошли на расстояние от всех. Вдруг он приобнял меня за плечи, продолжая движение. Я почувствовала его горячую руку, и у меня всё сжалось внутри. Я не смела взглянуть на него, я смотрела вниз. Его жест был без подтекста, обычный дружеский жест, но он держал меня за плечи. Я насторожилась. Я поняла, что будет разговор, но какой?

– Скажи мне, девочка, зачем ты опять тут? Ты преследуешь меня?

– Я не знаю…

– Мы с тобой говорили по телефону, и я тебе сказал, что ты должна была остаться в Испании. Почему ты не послушалась меня, почему приехала?

– Я не знаю…

– А кто знает? Расскажи мне. Может, я знаю?

– Да!

– Это не ответ.

– Я не буду никому мешать. Никому не сделаю ничего плохого. Я буду лишь заботиться, как всегда, о ней, для тебя. Ты можешь не переживать. Я обещаю тебе.

– Тогда я буду немного спокоен.

– Да! Я всё сделаю, чтобы ты ни о чём не переживал, только приезжай чаще. Она всё время ждёт тебя, и я тоже.

– Тогда я буду полагаться на тебя, ведь мы остались друзьями. Правда?

– Конечно!

– Ты умница и всё понимаешь.

– Я…

Я хотела ответить ему, но неожиданно кто-то крикнул.

– Alex, ruso español! – его окликнули знакомые. (исп. – Алекс, русский испанец!)

Я не поняла кто, но мне не понравилось, что наш диалог закончился, хотя так хорошо и спокойно начался. Мне стало немного легче, и я тяжело выдохнула. Мне показалось, что всё моё беспокойство улетучилось в раз. Его рука оставила моё плечо, и я ещё долго чувствовала его тепло.

Здесь, в Штатах, с кем он был знаком, его звали – Алекс или русский испанец.

Алекс – это сокращение от имени Александр, а «русский испанец» – потому, что он в совершенстве владел испанским: настолько хорошо, что мог не только наизусть читать сонеты Шекспира в переводе на испанский, но и петь испанские песни под гитару, переводить, сочинять и легко общаться на сленговом испанском.

Испанский язык в Штатах – второй по распространённости после английского, а он закончил спецшколу в Москве с изучением испанского и английского языков, и продолжил совершенствовать языки в МГТУ им. Н. Э. Баумана.

ПОСТУПОК

Они стояли поодаль небольшой компанией: двое мужчин и девушка. Мы подошли к ним. Я их не знала. Завязался простой разговор давно не видевшихся друзей. Общие фразы и вопросы. Мужчины мне показались неказистыми и не ухоженными: не бриты, чуть пьяны и неопрятны. На их фоне Саша смотрелся шикарно.

Мне было приятно это заметить, и я гордилась, что сейчас я его спутница. Девушка была с безобразной фигурой «тумбы», маленького роста, с короткими ногами, в цветастой одежде и глуповатым выражением лица. Она, не отрываясь, смотрела на него, открыв рот. Друзья долго уговаривали его сходить с ними на дискотеку и выпить за встречу. Он долго не соглашался, но потом решил побыть там не больше часа, так как торопился, но главное, что со мной! Я была на седьмом небе от счастья быть рядом с ним ещё какое-то время.

Дискотека была в полном разгаре, играла громкая музыка, было много людей. Нас провели на диваны. Мужчины о чём-то живо разговаривали, ни на кого не обращая внимания. Мы с ним сидели с краю, и я чувствовала его тело, его тепло, его всего, слегка прижавшись к нему.

За соседним столиком я увидела даму, которая следила за нами, видимо, уже давно. Я пригляделась к ней, но не могла вспомнить, где я её могла видеть. Мой взгляд переключился на «тумбу»: она что-то быстро и жадно ела, пила и чавкала, слушала разговор мужчин и продолжала смотреть на него.

Музыка остановилась, начались игры и розыгрыши. Все хлопали в ладоши и улюлюкали. Потом ведущий объявил раунд медленных танцев. Я вздохнула, радуясь, что смогу отдохнуть от громкой танцевальной музыки. Дама за соседним столиком продолжала смотреть на нас, кажется, она была пьяна. Я не могла её узнать, но напрягала память. Заиграла музыка, и его приятель пригласил «тумбу» танцевать, взвалившись на неё всем телом. Мы остались сидеть и наблюдать за всеми. Он закурил, и я опять почувствовала аромат сигар, его запах парфюма, его дыхание – ведь он был так близок ко мне в эти минуты.

Дама встала и, пританцовывая, подошла к нему. Она взяла его руку, приглашая на танец. Я не ожидала этого и была шокирована, растеряна. Я вдруг почувствовала опасность. Он продолжал сидеть, лишь нагло смотря на неё и продолжал курить. Он не хотел с ней танцевать. Она попыталась ещё раз: взяла его руку, наклонилась, вываливая свою грудь ему, и что-то сказала ему на ухо. Он мотнул головой, отказываясь. Она пожала плечами и стала невдалеке танцевать одна, смотря на него в упор.

Она извивалась как змея, крутя бёдрами и гладя своё тело, начиная от груди и заканчивая ногами. Она была красивая, высокая и с длинными каштановыми волосами, завитые в крупные волны, средних лет, но уже не девушка. Одета была, как интердевочка: в короткую юбку и топ. Её загорелые длинные ноги на шпильках красиво отбивали такт. Она умела танцевать и умела соблазнять. Не замечая меня, она пристально смотрела на него, а он на неё.

Я вдруг вспомнила, где её видела. Она часто сидела на террасе в креслах среди «охотниц». Второй раз я видела её проходящей мимо нашей беседки. Кажется, она проходила мимо к океану в купальнике и, замедляя шаг, посматривала на него. Я поняла, что она давно его выбрала себе. Мне стало душно и слегка мутило от этих догадок.

Она крутилась вокруг себя, и её волосы закрывали ей лицо и трепались в разные стороны. Её танец открыто говорил, как она хочет его, призывал взять её всю без остатка или навсегда. Он смотрел, не отрываясь, на неё и курил также безмятежно, как и в беседке. Кажется, его ничто не трогало и не волновало. Но только не меня!

Я хотела убить, придушить эту тварь, я умирала от ревности, ревность сжирала меня изнутри, и в моём сознании всё помутилось. Я не вытерпела и прервала её интимный танец. Быстро поднявшись из-за стола, подошла к ней и плеснула ей в лицо коктейль со всем содержимым. Она остановилась и зло посмотрела на меня, не зная, что делать, она растерялась.

– Помойка! – крикнула я ей в лицо.

Она опешила! Вдруг я почувствовала, что меня взяли за руку и потянули. Это был Саша. Он уводил меня быстрым шагом оттуда, от неё, от всех. Я вся горела внутри, как в огне, не могла успокоиться, меня пробрала дрожь. Мы шли быстро к его машине. Около машины он посмотрел на меня, улыбаясь, провёл ладонью по моей щеке, сел в машину и, нажав на газ с визгом колёс, умчался в темноту на огромной скорости.

Я продолжала стоять ещё три минуты, приходя в чувство, и побежала к себе, чтобы осмыслить все события этого дня и изложить их в свой дневник. Мне хотелось поделиться с кем-нибудь той частичкой радости, которую я получила от него сегодня.

Я подвела итог и пришла к выводу, что он немного, хоть чуть-чуть, был благосклонен ко мне. От этого я счастлива, я радостна, я спокойна, я влюблена и буду опять ждать его – всегда!

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

ОТДЫХ

День клонился к закату, солнце беспощадно палило, небо было затянуто облаками – всё предвещало грозу и ливень, но пока стояло необычное затишье.

Я сидела под акацией в беседке со всеми и ужинала. Если мой фруктовый салат можно назвать ужином, то я действительно ужинала. Саши с нами не было, хотя я видела его ранее. Спросить о нём мне было неудобно, и я ждала его, его ждали и другие.

Он появился неожиданно из-за зарослей акации, как ураган. Я испугалась от неожиданности и вздрогнула. Он, казалось, торопился и поэтому тяжело дышал. Ему было жарко – это было видно по нему. Его одежда была скромнее, но по-прежнему выразительно красива: синяя тонкая рубашка из трикотажа с коротким рукавом и светло-серые спортивные брюки.

Он не приветствовал никого, все его уже видели раньше, кроме меня. На меня он кинул суровый взгляд, от которого я сразу вся сжалась. Я понимала, почему он так посмотрел на меня – я чувствовала свою вину за то, что ослушалась его.

Он решил окунуться в океан. Быстрыми движениями он положил телефон на стол, из кармана брюк достал зажигалку и несколько крупных банкнот с мелочью, которая рассыпалась и покатилась по столу. Почти бегом пошёл на берег. Я следила за ним не отрываясь. На ходу он раздевался. Пляж был почти пуст, но он не обращал ни на кого внимания. Его рубашка, снятая с тела в секунду, полетела по воздуху, брюки ловким движениям уже лежали на песке вместе с обувью. В одних плавках с разбегу он нырнул в бездну. Я потеряла его из виду среди волн и волновалась, но вдали появлялась его чёрная голова, и я успокаивалась, что вижу его. Потом она опять исчезала, как мне казалось, надолго, и появлялась снова. Я бросила взгляд на его телефон. Мне казалось, что он маленький, просто в его большой руке он просто казался таким. Он трезвонил, мурлыкал, издавал приятные сигналы от нескончаемых сообщений. Он всегда находился в курсе событий.

Его зажигалка была простая и неприхотливая, обыкновенная, но мне хотелось выкрасть её, потому что он держал её часто, а значит, она пахла им и его парфюмом. Пока я разглядывала его вещи, он уже подходил к нам, мокрый, с одеждой в руках, и опустился в кресло. С его волос большими каплями стекала вода, придавая его коже блеск и чистоту. Капли бежали стремительно вниз на грудь, живот и ниже. Мои мысли и фантазии опять обострились, стали бессовестными, но не желать его в таком виде не каждая сможет.

«Необыкновенно красивый мужчина! Ну, блин!» – глядя на него, я начинала фантазировать и возбуждаться.

Он продолжал загорать. Ему позвонили, и через минуту ему принесли ужин, горячий, ароматный, с запахом жареного мяса и чеснока, салаты – всё, как он любит. Официанту он заказал водку. Все были удивлены и настороженны, недоумевая. Он стал шутить по этому поводу, и все смеялись. От его пошлых шуток его мама тыкала его в лоб указательным пальцем, как двоечника. Он ловил её руку и целовал её палец, изображая, что откусит его и съест. Всем было смешно и радостно.

Потом к нему пристала пчела, которая сидела на цветке и, кажется, влюбилась в него. Он махал руками, закрывал лицо, кричал:

– Я не люблю тебя, не женюсь никогда – убирайся к чёрту!

Пчела как будто услышала его и улетела. Я впервые смеялась долго и до боли в животе за последнее время. У него было игривое и весёлое настроение. А значит, и у меня. У него было отменное чувство юмора, уместное в любых случаях. И даже юмору и шуткам он придавал значение и пикантность.

Я привыкала к нему.

ПОРЫВ

Уже почти стемнело, все ушли отдыхать, но я сидела как вкопанная рядом с ним. Я не хотела уходить, а он всё продолжал сидеть одетый, но с расстёгнутой рубашкой.

Он изрядно выпил, и мне было интересно узнать, каков он в таком виде. Скорее, мой интерес и заставил меня не уходить. Мы молчали. Он, как всегда, курил сигару и изучал меня. Я, как всегда, смотрела вниз и крутила на столе какую-то бумажку в трубочку.

Стояла тяжёлая тишина и напряжение между нами. Он умел выдерживать длительную паузу, тем самым изводя человека и давя на его психику. Я нервничала. Он был спокоен.

– Я люблю смотреть на закат. А ты?

Я молчала, не могла ничего ответить. Почему я боюсь его? Почему не могу совладать с собой? Внутри меня всё дрожало. Погода портилась, и ветер усилился, раздувая в стороны мои волосы и его рубашку. Мы сидели почти в темноте, я видела его в полумраке – это было так интимно.

Он налил себе водки и выпил залпом, попросил передать ему зажигалку. Я подала, но вдруг его рука схватила меня за руку. Мне стало больно. Он дёрнул её, я сопротивлялась. Мы смотрели друг другу в глаза, не отрываясь. Я почувствовала опасность, и мне стало страшно. Он ещё сильнее дёрнул мою руку к себе. Со стола покатилось всё, что лежало, и даже что-то разбилось. Он не обращал внимания и продолжал держать меня. Борьба наша продолжалась. С третьего, ещё более сильного толчка, я уже сидела у него на коленях. Мне показалось, что я умерла в тот момент. Он держал меня крепко и не отпускал. Наши лица были близки, наши губы могли встретиться в любую секунду, но он ничего не предпринимал, а я тем более.

– Поцелуй меня!

– Нет!

– Тогда, что ты хочешь? Хочешь, я тебя поцелую?

В какой-то миг он расслабился, и я освободилась от его объятий и убежала к берегу. Он оставался на месте. Я бежала в темноту, бежала в укромное место от него и от самой себя, и не могла отдышаться.

Около часа я бродила вдоль воды, думая над всем этим. Хорошо это или плохо, то, что происходит, я не понимала и не могла найти ответа. Гроза, ветер и сильный ливень заставили меня пойти к себе в номер. Я вся вымокла и тряслась от озноба. Мой шифоновый, некогда пышный сарафан, намок и прилипал к телу. Сжавшись вся, я поднялась на свой этаж.

От грозы и молний свет то появлялся, то гас, и мне приходилось идти на ощупь. Я шла по пустому коридору, как вдруг он неожиданно схватил меня, тяжело дыша, но владея собой. Он был настолько сильным и крепким, что я думала сломаюсь в его руках. Наши лица снова оказались близко, но он не целовал меня, он ждал, мучил меня, не давая очнуться.

– Ты по-прежнему не хочешь поцеловать меня?

От него исходил пьянящий запах, от которого у меня кружилась голова. Я не чувствовала себя в тот момент, не понимала, не осознавала. Но я не хотела так! Он был не тот, он был не нежен, не настоящий, он играл со мной, как с игрушкой, и я понимала это.

Уже не помню как, но я выскользнула у него из рук, как рыба, и упала на пол. Он пытался в темноте поймать меня, но я ползла по коридору на коленях, путаясь в сарафане. Мне пришлось встать и бежать к себе. Он увидел меня, и его рука крепко схватила сарафан. Я ещё раз дёрнулась, и затрещали швы. Мой сарафан был наполовину порван. Прикрываясь остатками ткани, подбежала к номеру, открыла его и вошла внутрь, закрывая дверь на замок. Я услышала его за дверью:

– ¡Jolín! – он выругался на испанском, ударив кулаком в дверь и ушёл. (исп. – Чёрт!)

Моё сердце стучало, как часы. Как оно у меня не выпрыгнуло, не знаю до сих пор. Бессонница мне была гарантирована на всю ночь. Я не смогу уснуть, я буду вспоминать всё и осмысливать:

«В чём был выражен его порыв? В зарождающемся чувстве ко мне или простой унизительной жестокости?»

От этих мыслей я схожу с ума, от неопределённости и тревоги я волнуюсь и страдаю. Но я сама затеяла эту игру, он понял это и, возможно, принял её условия. Пусть даже такой, пусть ещё не мой, с пустым сердцем и холодным взглядом, но он был великолепен весь день.

Он был как зверь, которого выпустили за добычей. В этом он красив, сексуален, неповторим, в этом он мужчина!

ДАМА

После эмоционального и напряжённого дня и тех событий, что произошли накануне, я смогла уснуть лишь под утро. Сон не приходил. Я пыталась собраться с мыслями. Они все вертелись в голове, не останавливаясь. Его действия, манера разговора со мной и поведение – выбило меня из колеи.

Я знала, что одна из его черт характера – непредсказуемость и резкая смена настроения, но тогда он был настолько волнующим и завораживающим, что это придавало ему особую прелесть.