Шиканутые 2000-е

Она потянулась к злополучным босоножкам.

– Время позднее, ты мне уже очень-очень помог, но завтра еще концерт…

– Погоди, – остановил ее журналист, нахмурившись и явно что-то в уме подсчитывая. – Сейчас такси нам обоим вызову, мне тоже в гостиницу пора, материал писать.

– Но это же дорого, ты что, – запротестовала было Алина, тоже прикинув в уме, сколько будет стоить в курортном прибрежном городке поймать прожженного бомбилу, да еще погонять его по адресам… если бы по адресам, найди то, не знаю что.

– Спишу в командировочные, – улыбнулся журналист. – Не бери в голову. Да и тут не наши юга, тут не торгуются, тут все строго по счетчику.

Он обернулся, подзывая позой и взглядом вышколенного официанта, и принялся узнавать, есть ли у них проверенный прикормленный таксист, а Алина мысленно взяла на заметку: этот должок Роману она когда-нибудь вернет. Добро всегда надо помнить и отвечать на него, и не когда-нибудь потом, когда удобно тебе, а тогда, когда ты видишь, что без твоей помощи как без воздуха или без рук. Потом может стать поздно, Алина это на собственном опыте выучила и запомнила накрепко. Так крепко, что крепче уже просто некуда.

Высадив Алину у неожиданно быстро нашедшейся гостиницы, Роман помахал ей рукой и уехал, а она дохромала до номера с одним-единственным намерением: спать, спать и только спать! Завтра предстоял очень тяжелый день.

Но не тут-то было.

За дверью номера обнаружилась Наташка с подозрительно опухшими красными глазами и Сергей, на этот раз в черной водолазке, плотных классических джинсах с широким кожаным ремнем, – Алина мимоходом позавидовала, ей всегда нравилась строгая прямая классика, а не вот эта современная мода на стразы, пайетки и стремление джинсов уползти куда-то ниже линии талии, но на такие «Ливайсы» ей еще копить и копить, – и продюсер тоже был почему-то босиком, в одних черных носках. Видимо, тапки не посчитал нужным с собой брать, а гостиничные не в размер или не понравились.

Сергей кашлянул, отвлекая Алину от неуместных мыслей про тапки и носки.

– Как добралась? – нейтральным тоном спросил он.

– Спасибо, все хорошо, – точно так же ровно ответила Алина. – Роман подвез. Помните, тот журналист.

– Поклонник? – хмыкнул продюсер.

– Да нет, – пожала плечами Алина. – Просто помог. Я пойду в душ и спать. Или есть какие-то новости?

Она старалась держаться прямо, уверенно и невозмутимо, хотя ноги подкашивались, лодыжка заныла с новой силой, а зевнуть хотелось так, чтобы вся гостиница подхватила.

– Теперь ты поняла, о чем я говорил? – спросил Наташку Сергей, явно завершая ранее начатый сложный, долгий и точно неприятный для второй вокалистки разговор.

Наташка кивнула и унеслась в ванную. Оттуда раздался звук открытой воды и слегка приглушенные всхлипы. Алина могла бы поклясться, что дверь певичка за собой не закрыла. Что ж, Алина не могла ее в этом винить. Вдруг у нее с Сергеем на пару проснется совесть или продюсер один ненароком решит заглянуть и утереть девичьи слезки? Да и слышнее с открытой-то дверью.

– Садись, – велел Сергей, вместе с Алиной проводив Наташку взглядом.

Алина осторожно нащупала в узком коридорчике номера стул и села.

Ни слова не говоря, Сергей быстро, но заботливо размотал боксерский бинт, снял с тумбочки рядом какую-то банку, достал оттуда смоченный жидкостью с резким чесночным запахом медицинский бинт, наложил компресс и перебинтовал чистой и сухой тканью на манер портянки.

– Как новенькая завтра еще не будешь, но отек точно спадет. Эту дрянь давай сюда, выкину.

Он отобрал у Алины порядком потрепанные за день босоножки.

– Что ты там говорила? Армейские сапоги? Их тебе не обещаю, но вот…

Он потянулся к себе за спину, достал уже примеченный Алиной громадный пакет и вынул оттуда две обувные коробки.

– На один концерт, носки я вам организую, эластичный бинт тебе тоже найду. – Он открыл коробку, и Алина почти задохнулась от восхищения: в ней лежали самые настоящие «гриндера». Подумать только! Их же не достать! Куда там «камелотам» с их имитацией, пусть и суперпопулярной, или, тем более, простым армейским берцам, которые умельцы снабжали стальной вставкой в носы и гордо называли «стилами»! Это фирма.

Сергей помолчал, улыбнулся и пояснил:

– Племяшка в готы подалась, у них такие говнодавы – самый писк сейчас, куда там клубным чикулям на ходулях… Так что постарайтесь не поцарапать.

Больше ни слова не говоря, он вышел, а в душе у Алины поднялась волна чистой искрящейся радости. Прям как тогда, в ночь перед генеральным прослушиванием, когда решалась судьба группы, кто же будет петь в паре с Наташкой, и Алина была лишь одной из шести претенденток, и о чем она недавно и вспомнила за ужином с журналистом.

Сергей, помнится, принес им две гитары на шестерых и велел:

– Чтобы завтра знали три блатных аккорда. Каждая. Песня несложная, даже дворовые пацаны подберут с полпинка. А вас тут шестеро.

– Но… – попробовала было возмутиться одна из претенденток. – Я только на пианино…

– Значит, и на гитаре труда не составит, – отрезал продюсер, бросил на чехол одной из гитар нотный листок с табулатурой и ушел. Пока девчонки стенали и пытались разобраться, а пианистка с гордым видом объясняла, что это за ноты и где их на гитаре найти, Алина молча сбивала пальцы. Раз за разом. Сквозь мозоли, непонимание, острые серебряные струны на «ленинградках», режущие пальцы почти до крови.

С утра, мило улыбаясь, на прослушивании вменяемый звук из гитары извлекли трое, Алина, пианистка и еще одна претендентка. Но пианистка к концу песни дала «петуха», не справившись с незнакомым инструментом и вокалом одновременно, а типаж другой не понравился самому Сергею. Алина тогда чувствовала себя ровно так же, как сейчас, – зло, немного весело и как-то хищно. Она справилась.

Весь следующий день Алина старалась сохранить этот настрой. И перед сценой. И на ней. И когда после концерта, опустив глаза, еле удерживала на кончиках ресниц крупные слезы – практически настоящие, больно было всерьез, несмотря на компресс, бинт и зафиксировавшие лодыжку «гриндера», – и давала интервью журналистам, в том числе и Роману. Тот недоуменно смотрел на смиренную Алину, чуть ли не мученицу в громадных тяжелых ботинках и смешном розовом пиджачке, розовой же юбочке и белом топике, но внутренне Алина ликовала.

Была ли это сейчас очередная проверка на прочность? Алина, возвращая ботинки, даже не сомневалась – была. И, кажется, она с честью ее выдержала.

Глава 3. Ребрендинг

Приехав в Москву, Сергей распорядился, чтобы девчонкам на пару нашли жилье. Он не собирался терпеть долгую дорогу из дому или домой, так что Алина, отчасти с облегчением, отчасти с сожалением, оставила маму с братом на съемной квартире в Вологде и перебралась вместе с Наташкой в небольшую двухкомнатную квартирку в Лиговском районе.

Поселились они на втором этаже хрущевской пятиэтажки, перед окном заслоняла утреннее солнце громадная старая береза, и до автобусной остановки нужно было идти минут десять, правда, по небольшой лесополосе. Сейчас, спустя пару месяцев с южного концерта в конце весны, жизнь казалась прекрасной, на каждую репетицию Алина летала как на крыльях, не забывая, впрочем, предусмотрительно класть в сумочку перцовый баллончик. Потому что, помимо регулярно зависавших в леске бритоголовых мальчиков примерно их с Наташкой возраста, в лес повадилась шастать стая бездомных собак, и неизвестно, что было вечером страшнее: слышать из темноты грызню, лай и прочие звуки очередной собачьей свадьбы или взрывы хохота и лузганье семечек под громкую музыку от подвыпивших братков, чинивших очередную вишневую или темно-зеленую «ласточку» отечественного разлива.

Алина всегда задерживалась, потому что Наташка не желала иметь дела с домашними хлопотами и в продуктовый у остановки Алина всегда заходила сама. Ей не было сложно, да и тот разговор Наташки с Сергеем у сцены она старалась не вспоминать: было и было. Сергей эту тему не поднимал, Наташка после второго концерта притихла и присмирела, так что жаловаться на то, что Алина сама тягает от остановки авоськи с картошкой или варит по утрам кофе всегда на двоих, казалось блеклым и мелочным. Но и шнырять в темноте, лавируя между веселыми в своей стае лохматыми дворнягами и не менее веселыми лысыми здоровенными пацанами в своей все же было крайне некомфортно.

Несколько месяцев к новым девушкам присматривались. На репетиции Алина старалась вызывающе не одеваться, чтобы не провоцировать местный контингент бабушек, всегда здоровалась и, как учила мама, лишний раз спрашивала, не надо ли чего старушкам принести. Бабульки недоверчиво отмахивались, шушукаясь за спиной начинающих певичек, но было видно, что внимание и такая нехитрая забота им льстит.

Один раз Алина краем глаза видела даже, как за ней с Наташкой порывался было пойти один из местных братков, но сухонькая старушка с третьего этажа чуть ли не за руку его поймала и долго что-то ему вычитывала скрипучим высоким голосом, а браток, косая сажень в плечах, опустил голову и слушал, только изредка вставляя короткие комментарии сиплым баском. Значения этому инциденту Алина не стала придавать, только улыбнулась мысленно. Но запомнила и покупной рулетик с вареной сгущенкой бабе Клаве притащила потом. Ох и ругалась старушенция на магазинную химию! Зато показала Алине рецепт вкуснейших орешков с той же вареной сгущенкой, только не разбавленной маргарином в несколько раз.

Август брал свои права. Знойные ночи начали потихоньку холодать, звезды становились все ярче, репетиции длиннее, а Сергей – все злее и придирчивее.

В один отнюдь не прекрасный вечер Алине показалось, что он из них с Наташкой почти душу вынул, до того его все не устраивало. И спели не так, и встали не так, и на четверть тона ноту недотянули, и на четверть такта паузу недодержали… Возвращалась Алина домой, привычно шурша авоськой с овощами в правой руке и пакетом с чаем и кофе в левой, припозднившись даже для обычного своего распорядка дня.

Из посадки привычно доносилось что-то вроде «Take my love», которое сменили надрывные голоса «Тату», тут же в ответ на «Нас не догонишь!» взвыла стая собак, и Алина, зябко поежившись, забрала левее. Левый кроссовок мгновенно утонул в мокрой после вчерашнего дождя обочине, еще не до конца здоровая нога слегка подвела и поехала вперед по скользкой глине и, не успев даже ахнуть, Алина оказалась в мгновение ока правой ногой в холодной луже.

Слегка побалансировав на краю неожиданного препятствия, Алина поняла, что или она окунется в лужу и второй ногой, либо просто в нее с размаху сядет вместе с продуктами. В пакете лежала мука на орешки со сгущенкой, слегка зачерствевший, но все еще относительно свежий утренний хлеб, лом печенья в хлипком пакетике… нет, макать пакеты в лужу категорически нельзя!

Выдохнув, Алина вытянула из мокрой земли с громким чавканьем левую ногу и храбро шагнула ей в лужу. Кроссовок тут же набрал воды, но на ногах удержаться удалось. Алина, тихонько бурча под нос и уже не скрываясь ни от кого – до дому бы добраться – прошлепала остаток пути к подъезду без происшествий. У самого дома зазвонил телефон, и Алина только сейчас позволила себе отпустить настороженность и выдохнуть.

Поставив на чистую сухую ступеньку один из пакетов, она выловила в сумочке простенький «Сименс». Тот нагло, тревожно и пронзительно пищал, неярко светясь оранжевым. Номер был незнакомым. Алина подняла взгляд и увидела, как в окне второго этажа с отчетливым фырканьем скрылся Наташкин силуэт.

Наташка щеголяла раскладушкой «Моторолой» и каждые выходные тратила невеликую пока зарплату на эсэмэски, чтоб получить «полифонический» рингтон на свою модную звонилку, и каждый раз попрекала Алину ее «непродвинутостью» и «жадностью». Сама же Алина не понимала, как можно тратить почти бакс на электронное подобие музыки, которое и узнать-то можно только потому, что из каждого утюга ты слышишь или Виагру, или Серегу с его «Бумером». Три таких сообщения, из которых одно для баловства, второе по ошибке, третье из вредности – и вот тебе минус кастрюля картошечки с жареным американским окорочком…

Алина тряхнула головой и коротко ответила:

– Да!

– Алина, привет, это Роман. Если ты помнишь…

– Я помню, – прервала журналиста Алина.

– Я не вовремя? – деловито уточнил Роман, и она резко изменила тон голоса.

– Прости, я просто у двери подъезда стою, с покупками, уже поздно, и…

– Я понял. Можно перезвоню через пару минут?

– Да, конечно.

Алине было неловко вот так резко прерывать молодого человека, но мокрые ноги начинали подмерзать, да и на улице лишний раз не очень хотелось задерживаться.

Она договорилась сама с собой, что будет через пару минут намного приветливее, и только протянула руку к двери, как дверь подъезда распахнулась, и оттуда почти выпал один из дворовых братков, налысо бритый, в майке-алкоголичке и китайских спортивных штанах и кедах.

Он дыхнул на Алину, и ее обдало настолько ядреным духом неразбавленного этилового спирта, наверняка уворованного какой-нибудь местной бабой Маней прям с ликеро-водочного завода неподалеку, что Алине захотелось тут же и закусить огурцом из авоськи или печенюшкой из пакета.

– Проходи, Лапуля, – раскачиваясь на верхней ступеньке крыльца, бессвязно проговорил браток. Взгляд его фокусировался плохо, и Алина могла поклясться, что у пьянчуги в глазах она даже не двоилась, а троилась или даже четверилась.

– Да не бойся ты! – хохотнул браток. – Ты девка порядочная, мне бабуленька сказала, шоб ни-ни… – он чуть наклонился и многозначительно потряс перед Алиной указательным пальцем. Этот жест вывел его из равновесия, и браток чуть не упал с крыльца. Алина на автомате его подхватила и оперла об косяк подъездной двери.

– Ты поаккуратнее, – назидательным баском сказала она, стараясь, чтобы ее не выдавала дрожь в голосе. – Так и ноги-руки себе переломать недолго.

– Не боись! – Браток залихватски козырнул и неожиданно ловко ссыпался по ступенькам, не успела Алина и ахнуть. – Танкисты грязи не боятся! Если чем помочь надо будет, обращайся, Лапуля!

Алина покачала головой, переводя дух, вздохнула, подхватила пакеты и птицей залетела в квартиру.

Пьяные поодиночке ее не пугали, пока были способны разговаривать более или менее внятно. Она знала не понаслышке, что самое страшное состояние человека – это когда он выпил столько, что молча сидит и смотрит в одну точку. Вот тогда неизвестно, что у него в голове бродит, какие демоны в душе проснутся, а пока пьяный улыбчив, благодушен и без подзуживающей его на разные доблестные подвиги компании – ему главное просто поддакивать и не перечить. А лучше и вовсе удалиться с глаз долой.

– Что там? – боязливо заглянула за ее спину Наташка, впуская Алину в квартиру.

– Да ничего, – пожала плечами Алина и неожиданно громко чихнула.

– Тьфу на тебя, бацилла! – сморщилась соседка по квартире.

Зазвонил телефон. Алина, наскоро разувшись и бросив покупки, ответила на вызов.

– Привет!

– Ты уже дома?

– Да. Слушаю тебя внимательно.

– Я в ту субботу иду в один клуб на закрытую вечеринку, добыл по случаю приглашение. Как журналиста меня там не знают, так что я рассчитываю на эксклюзив. Там будет много интересных людей из шоу-биза, но условие – идти с парой, а я… В общем, я подумал, может, ты составишь мне компанию?

Алина на секунду задумалась.

– Чисто деловое предложение, – почувствовав по молчанию, как она колеблется, зачастил журналист. – Я мог бы взять кого-то с работы, но ты же понимаешь…

Он замялся, а Алина хмыкнула. Она понимала. Журналистка не посмотрит на то, какой ценой Роме удалось достать приглашение, она сама барракудой будет на скандал или сенсацию охотиться, и журналисту нужна не соперница, а напарница.

– Но если… если ты не против… может, ты согласишься, чтобы это было своего рода… ну…

Журналист замялся, но Алина не собиралась ему помогать.

– Так ты просишь меня пойти с тобой на дело или на свидание? – насмешливо переспросила она, и Наташка рядом навострила ушки.

– А как ты решишь, так и будет! – пошел ва-банк журналист.

– Хорошо, – нейтрально ответила Алина. – Я согласна.

– А…

– А там посмотрим, – она не выдержала и рассмеялась. – Пока.

Усмирив любопытство и обретя свое обычное надменное и снисходительное выражение лица обратно, Наташа ткнула пальцем в кроссовки Алины:

– В лужу умудрилась влезть? Постирай и поставь на окно, может, к утру высохнут.

«Без тебя догадалась!» – собралась было огрызнуться Алина, но неожиданно сил и эмоций не хватило. Да и не хотелось повода Наташке давать. Уже было такое пару раз, когда Алина совершено справедливо просила коллегу прибрать за собой бардак, помыть посуду хотя бы раз за неделю, да просто мусор вынести. Наташка каждый раз бегала к Сергею жаловаться, а дома устраивала Алине демонстративный бойкот. Алина не выдерживала, будучи человеком общительным и компанейским, и всегда первой шла мириться, наплевав на чувство гордости и самоуважения – не хотела ни перед продюсером лишний раз оправдываться, ни съемную квартиру делать полем битвы.

Но сегодня Алине было совершенно все равно на удобство коллеги, на ее понимание ситуации, да вообще на все. Она молча поставила пакеты на стол около раковины, решив, что ничего, что может за ночь испортиться, там нет и разобрать их можно будет и с утра; и молча, так и не постирав кроссовки и даже не найдя в себе сил на теплую ванну, завалилась спать.

Глава 4. Клуб

Утро знаменовалось громогласным возмущением Наташи:

– Где кофе, Алина? А это еще что за пакеты на столе? А… Ты что, свои вонючки вчера не постирала?

Соседка возникла перед диваном в гостиной, который заняла Алина, отдав коллеге отдельную комнату, покачала на вытянутых пальчиках все еще мокрые и очень грязные на вид кроссовки и вдруг с размаху кинула их прямо в Алину.

– Вставай! У меня сегодня запись бэк-вокала, тебе быть, наверное, не обязательно, но сама знаешь…

Алина знала. Если у Наташки будут какие-то косяки, Алине дадут записать обе дорожки, и за себя, и за нее. И со стороны соседки – небывалое великодушие ей об этом сообщить в обмен на завтрак и кофе. Но сил встать не было. Голову стянул огненный обруч боли, морозило так, что из-под одеяла не было сил высунуть и мизинец, чтобы спихнуть влажную обувь и глину, осыпавшуюся с нее на плед, а в горле словно поселился комок шипов.

Она молча отвернулась к спинке дивана и закопалась в плед поглубже. Может, Наташка перестанет возмущаться и как-нибудь само все рассосется, она уйдет, оставит Алину в покое…

– Ты что, заболела? – надсадный Наташкин голос, казалось, ввинчивался прямо в уши. – А кофе? А мусор? А ужин?

– Кх-м-х, – выдавила из себя Алина, подразумевая: «Давай-ка ты как-нибудь сама в кои-то веки».

– Ой, подумаешь, на студии кофейку попью, – соседка принялась метаться по квартире, собираясь. – Кроссовки свои постирай, песок тоже подметешь, не развалишься…

Ворчание переместилось куда-то в ванную, и только Алина прикрыла глаза и начала засыпать, как ее на месте почти подкинуло от ощущения пристального взгляда и зависшей в воздухе тишины. Она приподняла голову и увидела, как Наташка, высунувшись из ванной, наполовину одетая и накрашенная, метнула в сторону кухни какой-то невразумительный комок и, мило улыбнувшись, пожала плечами и нырнула обратно. Не попала в мусорное ведро, что поделаешь.

Алине неожиданно стало очень противно и обидно: вот только использованные прокладки, а вряд ли из ванной можно выбросить в кухню что-то другое, она за соседкой не убирала. Нет, ну надо же быть такой демонстративной свиньей!

Алина очень хотела высказать все, что думает, но закашлялась, понимая, что звук из горла категорически не идет.

– Ну, я пошла! – упорхнула в коридор соседка. Хлопнула дверь, и Алина впервые за много месяцев почувствовала, как по щеке сползает одинокая слеза. Вот зачем ей это все? Ради эфемерной славы, которой даже на самые стойкие девичьи поп-группы хватает лет на пять максимум? Ради денег? Ради наград? Позвонить бы сейчас маме, вернуться в Вологду ей под крылышко и бросить к черту все эти потуги по покорению Москвы. Тренькнул телефон. Алина с трудом, морщась от неожиданной яркости обычно тусклого экрана, сфокусировала взгляд на надписи: «Память SIM заполнена». Чтоб тебя, даже с телефоном сражаться в этом адском городе приходится!

Алина вяло потыкала кнопки, освобождая память, оставляя только самые дорогие сердцу сообщения. Новое не сразу заняло законное место, но когда Алина его прочитала, на душе сразу потеплело.

«Дочь, мы волнуемся. Позвони».

Мама. Она и через полмира почувствует, как родному ребенку плохо. На душе потеплело. Алина, следя за счетчиком знаков, чтобы не выйти за лимит одного сообщения и мама не дергалась: что там, во второй или третьей эсэмэске, отписалась: «Все хорошо, приболела немного, простуда, лечусь». И собралась. Нет уж, она, поджав хвост, не уедет из глубинки Москвы в глубинку Вологды. Пускай Наташка туда уезжает. Удовлетворенно закрыла глаза и позволила себе провалиться в сон.

Вытянул ее из полудремы неожиданный щелчок замка. Не успела Алина разволноваться, кто это к ним в дверь ломится, как в квартиру влетела Наташка. Бледная, немого зареванная, тяжело дыша, она бросилась к окну и молча приоткрыла краешек тюля, спрятавшись почти полностью за шторой.

– Алина… – дыхание у нее перехватило, а Алина сделала вид, что спит.

– Алина, – жалобно позвала Наташа. – Алина, проснись! Алин, мне…

Соседка незамысловато выматерилась. Алина заинтересованно высунула из-под одеяла краешек лица и приоткрыла один глаз.

– Там, там… Они меня не пускают! Алина, я бою-ю-юсь! – всхлипнула Наташка и вполне натурально зарыдала.

Такой Алина ее не видела практически никогда, и потому из интереса, поплотнее завернувшись в плед, с трудом встала и подошла к окну. Под грибком песочницы, едва умещаясь на узеньком деревянном ее бортике, расселись бритоголовые братки, негромко переговариваясь и собирая шелуху от семечек в кулак. Выглядели они вполне трезвыми, недовольными и возмущенными, что не помешало одному из них взять карапуза из соседнего подъезда и поместить к себе за спину вместе с мешком формочек.

Алина хихикнула, глядя на то, как крохотный пацанчик лет трех посыпает спину одного из парней песком, и хрипло спросила, с трудом прочистив горло:

– Что случилось?

– Я мимо шла, на остановку, никого не трогала, они ко мне лапы протянули! Чмыри!

Алина покачала головой. Понятно. Вряд ли в иллюзорной борьбе за свою девичью честь Наташка ограничилась только этим эпитетом. Утром, трезвые, под наблюдением всего двора, чтоб они ей сделали? Скорее всего, только познакомиться хотели.

Алина чувствовала некоторую долю ответственности за склочную дурочку, ведь вчера она сама помогла одному из молодых людей. Но разве предложение знакомства – это повод ссориться с обитателями двора?

– И чего ты от меня хочешь? – прыгая голосом от хриплого баса до фальцета и шепота, уточнила Алина.

– Сходи к ним! – Наташка сложила ладони у груди. – Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Они меня убьют, изнасилуют!

– Ага, – хмыкнула Алина. – Сначала убьют, а потом уже того.

– Не смешно, – надула губы Наташа. – У меня запись, я уже опаздываю! Ну, что ты стоишь?

– Жду, – равнодушно отозвалась Алина, глядя во двор.

– Чего? – нервно взвизгнула соседка.

– Того, что у тебя совесть проснется.

– Ты о чем?

– Ты с ними поссорилась? Ты пойди и извинись.

– Как? – чуть не взвивалась рассерженной кометой под потолок соседка.

– Вот так. Словами через рот, – пояснила Алина. – Скажи, что была неправа, что погорячилась, что у тебя есть молодой человек, поэтому ты и вспылила.

– Но у меня нет…

– А хочешь захомутать кого-то из них? – кивнула в окно Алина.

– Нет! – снова истерически повысила голос Наташа.

– Тогда извиняйся.

– Ну Аля, ой, Алина…

Поваляв для виду дурака пару минут, Алина смилостивилась.

– Убери за собой мусор. Я схожу.

Наташка беспрекословно ринулась к выброшенному с утра из ванной комку и убрала, чем только подтвердила подозрения Алины относительно его происхождения.

– Дура ты, Наташка, – хрипло рыкнула Алина. – С людьми надо разговаривать по-людски, звезда ты или нет.

Накинув на себя шорты, майку, махровый халат и шлепанцы, Алина, растрепанная, но уверенная в себе, вышла из подъезда и присела на лавочку перед песочницей.

– О, Лапуля! – обрадовался вчерашний знакомец. – А чего твоя соседка такая неласковая? Мы ж нормальные пацаны, ты не подумай…

Алина прошептала:

– Вы ее простите, не с той ноги встала…

– Лапуля, а чего ты шепчешь, нах? – подхватил другой. – Ты что, мы тебя никак не обидим…