Рай за обочиной (Диссоциация)

– Элечка пришла?

– Опять шлялась где-то твоя Элечка, – фыркнула Лидия Васильевна, медленно направившись на кухню. – Вырастила двух хабалок – ещё и третья на мою голову… Ничего ей не интересно, учиться не хочет – только шляется где-то. Что за наказание мне такое, господи? Когда же это кончится-то? Хоть на старости лет уж спокойно дожить…

– Лида! – возмутился дед, пытаясь догнать её по коридору и сильно припечатывая трость к полу. – Что ты такое говоришь-то? У нас замечательные девчонки!

Лидия Васильевна закинула на плечо полотенце и, не оборачиваясь, обратила свой гнев на него:

– Может, они и были бы замечательными, Лёня, если бы ты тоже занимался ими. А то всё – Лида: и в школу собери, и отведи, и накорми, и уроки проверь… Ты хоть один раз уроки у них проверил? на собрание сходил? А я помню всех их учителей поимённо. А я тоже работала, Лёнь!

– Лида, ну давай не будем…

– Что – Лида?! – взвилась Лидия Васильевна. – Что – Лида?! Не смей мне ничего говорить! Если бы не я, ты бы помер давно!.. Жрать садитесь… И эту зови.

Эля незаметно спряталась в своей комнате. Одной рукой гладя мурлыкавшего кота, другой она держала телефон. Лицо её было сосредоточенно. Час назад ей написал Пётр Сатрицкий. С тех пор он не появлялся в сети.

18:55

Вы дома?

После короткого ответа «да» Эля двумя большими пальцами принялась строчить ему длинное сообщение:

Я очень рада, что встретилась с вами сегодня. С вами мне действительно хорошо, как ни с кем больше. После того, как я приехала в Щёлково, я встретилась с подругой. Честно, даже не знаю, могу ли её так назвать. Дело в том, что здесь мне больше не с кем общаться, но с ней мы не можем и сказать друг другу пару слов – как тут же начинаем спорить и ссориться. Сегодня мы тоже поссорились, из-за какого-то пустяка. Мне даже её немного жалко…

Ещё я опять поссорилась с бабушкой. Я не говорила этого, но на самом деле я всю жизнь прожила с бабушкой и дедушкой. Так вышло. У бабушки очень тяжёлый характер, она постоянно что-то от меня требует. Она хочет контролировать каждый мой шаг. Я уже не могу тут жить.

Поэтому я очень ценю, когда в моей жизни появляются люди, с кем я чувствую себя комфортно – например, с вами. И я очень боюсь терять вас. Я очень боюсь одиночества.

Приоткрылась дверь. Стукнув о порог палочкой, вошёл Леонид Сергеевич. Кот ощерился под рукой у Эли, а Эля бросила недовольный взгляд на деда, прервавшего её мысли.

– Элечка, иди кушать.

– Я не хочу, – отозвалась Эля.

Леонид Сергеевич заметно расстроился.

– Не хочешь? А бабушка готовила, старалась. Мы тебя ждали.

– Я не хочу, – повторила Эля, – спасибо. Я поела по дороге.

Дед вышел, расстроено шаркая по полу. Эля вернулась к телефону. Вверху на дисплее повисло сообщение от Таи Капитуровой.

19:55

Эль, ты дома?

Эля смахнула его. Затем большим пальцем она коснулась кнопки «бэкспейс» – и пустота начала вытеснять белые буквы.

За стеной послышался голос бабушки:

– Вот паразитка! – и зазвенел бьющийся фарфор.

Кот в Эленой комнате резко поднял голову и навострил уши.

В квартире на Соколе

Густые, длинные волосы Марго окрашенные в бордовый, отросли на корнях, а в них затесался лёгкий аромат, кажется, яблока. Стар зарылся в них носом и прижал Марго крепче к себе. Снова. Она снова плачет, а ему хочется защитить её, такую хрупкую, от всего враждебного мира.

Он должен был прийти раньше.

Он должен был прийти раньше, но задержался на вокзале.

Когда Стар примчался в квартиру на Соколе, когда он разыскал среди типовых многоэтажек нужную, Марго предстала ему, сидящей на полу с ножом в руке – тоненькая, в зелёной майке и в крови. Её руки не было видно в алом.

Стар бросился к ней, опустился на колени и вцепился в руку, державшую нож, начал по одному разжимать упрямые пальцы. Марго запрокинула мокрое лицо и надрывно, исступлённо завопила.

– Ну, ну, – ласково прошептал Стар, осторожно беря за подбородок и заглядывая в синие глаза Марго. – Вы опять это сделали?..

Она ослабила руку и позволила ему отнять нож, а затем уткнулась лицом в плечо. Стар откинул нож на пол сзади себя (рукоять стукнулась о паркет), провёл рукой по растрёпанным бордовым волосам и прижался к ним щекой. Марго всхлипывала, а под майкой подрагивали её тонкие лопатки. А Стар отстранился, бережно взял её за предплечье и осмотрел порезы.

– Только не звоните в «скорую», – тихо попросила Марго.

– Хорошо, – кивнул Стар, поднялся на ноги и подобрал окровавленный нож. – Только этό я заберу с собой. Где у вас тут аптечка?

– Вы знаете, – проговорила Марго так же тихо, – на кухне.

Стар сходил на кухню и вернулся с бинтом и парой пузырьков антисептика. Он снова опустился на колени рядом с чуть успокоившейся Марго и, как умел, начал перебинтовывать её раны.

– Ай, – вырвалось у Марго в один момент и она скривила лицо. – Сссс…

Стар замер и заглянул в глаза (глаза у них были очень похожи).

– Больно?

Марго мотнула головой.

– Извините. Я стараюсь аккуратно, – сказал Стар и заметил: – Маечку запачкали. Что случилось?

Голос его звучал мягко, участливо. А ещё у него очень дрожали руки. Он обматывал и обматывал грубый бинт вокруг предплечья Марго, но на белом неумолимо проступали и росли багровые пятна. Стар смотрел на них и думал, что может, лучше не слушать Марго, а вызвать ей «скорую»?

– Мне кажется, я совсем чужая здесь, – лепетала Марго, больно глядя ему в глаза, – не только в этом городе, а в этом мире, Петь.

– Мы сами делаем своё место, – отвечал Стар, оборачивая бинт в очередной раз. – У вас всё будет хорошо. Где Денис?

– Я не знаю. Он ушёл.

– Опять поссорились?

– Да. Петь, мне очень тяжело здесь. Мне кажется, я очень слабая.

– Вы сильная.

– Мне кажется, я вообще неживая, знаешь? Как будто бы я не здесь, а это какое-то чужое тело. Я делаю это, чтобы что-то ощутить. На самом деле, мне кажется, что вглубине я ничего не чувствую.

Стар обнял её, потому что не нашёл, что сказать. Многие вещи из тех, что говорила Марго, ставили его в тупик и, тем самым, вынуждали чувствовать себя виноватым. Стар очень хотел помогать, помогать Марго, но постоянно чувствовал себя бессильным. Он хотел спасти её от избиений отца, от травли одноклассников, от унижений парней, но никак, совсем никак не мог.

До конца девятого Марго и Пётр учились в одном классе и много лет оставались неизменными соседями по парте. Несмотря на частые конфликты, на то, что Марго встречалась с мальчиками из параллели или старших классов, Пётр знал о ней больше всех. А потом, после экзаменов в девятом классе, родители увезли Марго в Москву. Но они оставались на связи.

Летом Марго приезжала, они гуляли. Она рассказывала о новой школе, новых друзьях, новых парнях и о том, как готовится поступать в МГУ, а Пётр рассказывал только о том, как готовится поступать в Бауманский. Потом они оба, но в разных городах, окончили школу с золотой медалью, успешно сдали экзамены и оба поступили, куда хотели: Марго – на факультет биофизики и биоинформатики, а Пётр – на факультет проектирования и эксплуатации ракетных двигателей.

Марго успокоилась, и лицо её смягчилось. Только остались – бинт и потемневшие пятна на майке.

– Вы будете чай? – спросила она.

– Да. Сидите. Я сам делаю.

Марго села на кровать. На тумбочке остался телефон Стара. Ей стало интересно, и она его включила. Она знала пароль и смогла зайти, открыла мессенджер – и лицо её сделалось сосредоточенным. На глаза попалось сообщение от неизвестного контакта: «Да», – в ответ на «Вы дома?» от Стара.

Марго выключила его телефон, отложила и вздохнула.

Потом, за чаем на кухне она поинтересовалась у Стара:

– Чем занимались сегодня?

Стар смотрел на то, с каким усилием она поднимает чашку, и боялся, что Марго ошпарится.

– Наверное, я много налил, – задумчиво проговорил он, а потом встрепенулся. – А? Я? Ну, учился. А потом встретился с подругой. Извини, поэтому не сразу приехал.

– А что за подруга?

– Ну, – смутился Стар, – я тебе рассказывал. Мы познакомились с ней на поэтических чтениях. Мне понравились её стихи, да и сама она тоже хорошенькая.

У Марго загорелись глаза.

– А у тебя есть её фото?!

– Есть у неё на странице, – уклончиво ответил Стар.

– Ладно, потом покажешь! Наконец-то ты пригласил кого-то на свидание!

– Это было не свидание, – отрезал Стар, а синие глаза его потемнели, как туча. – И это не я её пригласил.

Марго вздохнула, но затем усмехнулась.

– Ну вот… А может – это твоя судьба?

– Я не верю в судьбу.

Стар посмотрел на Марго. Издевается?

– Она хорошенькая, но и вы – хорошенькая, – продолжил Стар. – Зачем всё обязательно сводить, вот, к этому? Разве парень и девушка не могут просто дружить? С вами же мы дружим. К тому же, вы знаете, что мне не нравится это понятие – эти ваши «отношеньки», для меня оно какое-то фальшивое. Я просто хочу искреннего общения с людьми, без всех этих формальностей, но основанных на чистом альтруизме и возможности оставить после себя что-то хорошее. В конце концов, разве я смогу как-то по-особенному кого-то полюбить?

Марго смотрела на него, не пытаясь скрыть нежной улыбки. Порой, когда Стар говорил, она чувствовала, что вся её жизнь, на самом деле, такая пустая, все её отношения какие-то не такие, от скуки, а настоящие – здесь, когда Стар говорит с ней. И она была счастлива, что он говорит с ней.

– Я счастлива, что у меня есть такой друг, – сказала Марго, склонив голову набок. Осознание пустоты в своей жизни не было таким болезненным, как ещё некоторое время назад, когда она сидела одна на полу в спальне, её озаряло присутствие Стара. И его присутствие, его слова и светлые принципы осмысляли, подсвечивая остальную пустоту, её жизнь. – Ты говоришь интересные и правильные вещи, которые, наверно, никто больше мне и не говорил… И хорошо, что мы с тобой можем оставаться друзьями.

Стар глотнул остывающий чай и посмотрел на Марго – красивую, со светлой кожей, контрастных на фоне бордовых волос, с большими, синими глазами, видевшими столько боли, и подумал, что тоже очень счастлив делать эту прекрасную девушку хотя бы немного счастливее. И тут же он отвёл взгляд: перед его мысленным взором возник образ другой – тоже красивой и тоже, вероятно, видевшей много боли девушки; той, которая пыталась казаться то больше, как напуганная ощерившаяся кошка, то меньше, чтобы совсем стереться. Имя у неё тоже, как имя Мар-га-ри-та, красивое, но – другое…

Он включил телефон и увидел сообщение в ответ на своё «да», – и набрал: «Хорошо».

Эля…

– Чёрт! – напрягся он, заметив время в верхнем углу. – Я опаздываю в общагу!

– Тебе долго ехать? – спросила Марго. – Если хочешь, можешь остаться у меня.

* * * *

– Я не знаю, где он, но думаю, завтра вернётся, – вздохнула Марго. – Так уже бывало.

– Опять оставляет вас одну… – с горечью проговорил Стар, касаясь кончиками пальцев бинта, обмотанного вокруг её руки.

В квартире на Соколе была одна комната – и Марго и Стар прямо в одежде, как были, лежали на покрывале двуспальной кровати. Стар исподволь смотрел на Марго, лицо которой, как лёгкой вуалью, закрывали волосы.

– Он хороший. Только очень ревнивый. Спасибо, что зашли и остались…

– Хорошо, что теперь я могу быть ближе к вам.

Марго улыбнулась. Она лежала на животе, повернув голову к Стару. Их освещал жёлтый свет люстры, делал лица более контрастными, а за окном, в биотите* ночи, зияли прорехи чужих окон.

Зрачки Марго под полуприкрытыми веками описали полуокружность. Лениво, как будто бы сонно, она протянула:

– Да-а. Когда я знаю, что мы с вами в одном городе, то не чувствую себя такой чужой…

– Понимаю… Засыпаете?

– Не-а, – медленно помотала головой Марго, насколько позволяла её поза.

Тонкие волосы наэлектризовались от синтетического покрывала.

Стар лежал на спине, закинув руки за голову, и взор его был обращён ко квадрату потолка, расчерченному дисками отсветов люстры.

– Помните, в какой школе мы учились? – обратился он к Марго. – Какой там подобрался контингент?

– Ага, – тоненько отозвалась она.

– Я тоже чувствовал себя там чужим. Я не знаю, что делал бы без вас, так что, наверное, сейчас получается, что могу отплатить тем же.

Затем Стар отвернулся к окну и шумно зевнул. Снова повернувшись к Марго, он продолжил – изменившимся тоном:

– Поэтому хочу, чтобы здесь или где-либо ещё, вы чувствовали себя хорошо. И я буду делать для этого всё, что в моих силах. Вы очень хорошая и не заслуживаете всего этого…

– Чего?

– Ну, – замялся Стар на мгновение, – например, того, как к вам относились… Как я к вам относился – тоже.

– Это было в школе, и мы были детьми.

– Справедливо.

– И тогда я тоже к вам не бог весть как относилась. Мне до сих пор стыдно.

По губам Стара проскользнула улыбка. Он закинул ногу на ногу и пошевелил пальцами в носке.

– Ну что вы? Сами же говорите, мы были детьми!

– Денис ревнует меня к тебе, – вдруг сказала Марго. – Наверное, он просто не понимает…

– Вы поэтому поссорились?

– Ну, да…

– Плохо. Вы не заслуживаете этого.

– А у вас завтра есть пары?

– Да.

– У меня тоже. А сколько?

– Две или три.

– У меня три, но нам ко второй. Вам же будет удобно отсюда доехать? Не опоздаете?

– А сколько сейчас времени? Предлагаете уйти? Просто общага закрывается через пятнадцать минут, я уже не доеду.

– Нет, оставайтесь! Я просто спросила.

– У-у, ну ладно, – как-то снисходительно промурлыкал Стар, прикрывая глаза. По коже под глазами, пронизанной тонкими сиреневыми венками, протянулись зыбкие тени длинных ресниц.

Марго перевернулась на спину, покачнув матрас, и потянулась, превозмогая боль в напрягшемся предплечье. Из-под ресниц Стар взглянул на плавные линии её фигуры, на грудь, чуть более показавшуюся из-под майки, и отвёл взгляд в сторону. Затем он почувствовал тело Марго совсем рядом с собой, а ещё и её перебинтованную руку, которая легла ему на грудь.

Иногда прикосновения всё снова и снова открывали для него целый новый мир – тактильность, новую грань, новый уровень взаимодействия с людьми. Прикосновения Марго, когда она его обнимала, были ему приятнее всех (наверное, до недавнего времени – смутное неприятное чувство); в конце концов, наверное, только ей он позволял прикасаться к себе…

Глаза Марго были прикрыты. Стар провёл ладонью по её волосам и ласково спросил:

– Засыпаете?

Марго помотала головой, пробормотав что-то невнятное.

– Засыпаете, – уже утвердительно повторил Стар.

– Да нет же! – возразила Марго и в один момент уже села на кровати по-турецки, оттолкнувшись от матраса здоровой рукой.

Стар тоже сел. Оглядев Марго, он улыбнулся и произнёс:

– Какая вы миленькая.

Марго тоже улыбнулась. Затем – взяла свой телефон.

– Хочу узнать, где Денис, – пояснила она.

Стар поджал губы и нахмурился.

– Послушайте, Марго, я не хочу лезть в ваши с ним отношения, но мне больно видеть, что вы переживаете из-за него. Вы не заслуживаете такого! Если это происходит из-за меня – то только скажите… Я хочу, чтобы у такой замечательной девушки всё складывалось исключительно хорошо. Вы и так пережили слишком много, может – и по моей вине…

Марго подняла глаза от телефона. Её брови в изумлённом изгибе стянулись к переносице.

– Петь… – вздохнула она. – Что ты такое говоришь?!

– Я хочу, чтобы у тебя… у вас – всё было хорошо, и хочу сделать для этого всё, что в моих силах. Даже если для этого придётся потерять тебя, то остаток своей жизни я буду жить со знанием, что совершил для ближнего хоть что-то хорошее, правильное…

У Марго дрогнула губа.

– Петь, то, что происходит в наших с Денисом отношениях – это исключительно наши с ним проблемы. Мы можем разобраться вдвоём.

– А почему же тогда ты пишешь мнѐ, когда у вас что-то происходит? – как-то ехидно спросил Стар.

– Н-ну, потому что ты можешь понять меня…

Стар смотрел на неё – с грустью.

– Могу понять, – повторил он. – Могу понять – но совершенно ничего не могу сделать…

Марго задумалась.

– А знаешь, – решила она, – я могу с ним договориться – и вы поговорите, если хотите. Может, это даст ему понять, что для его ревности нет оснований.

– Да, можно, – согласился Стар.

__

*Биотит – минерал, калий-алюминий-магний-железо содержащая слюда. Как правило, обладает тёмными оттенками: чёрным, бурым; имеет стеклянный блеск.

Сойя

В столовой университета, как всегда в это время, все столы были заняты. Студенты шумели, двигали стулья, звенели посудой. Эля стояла с подносом в руках и высматривала свободное место. За её любимым столом – в центре зала, у колонны, в гордом одиночестве сидела девушка с фиолетовыми волосами, стриженными под каре.

– Привет, у тебя не занято? Я присяду? – спросила Эля.

Девушка пододвинула к себе пластиковый стаканчик с чаем и подняла на Элю улыбающееся лицо. У неё были круглые светло-зелёные, как крыжовник, глаза, особенно контрастные на фоне фиолетовых волос.

– Нет. Садись, конечно, – ответила она нежным эстрагеновым голосом.

Эля опустилась за стол и поставила красный пластиковый поднос, на котором были салатник с оливье, сосиска в тесте и чай. У девушки с фиолетовым каре, сидевшей напротив, были только чай и печенье.

Эля принялась за салат.

– Красивый макияж, – сказала ей девушка напротив.

Эля не расслышала в шуме столовой. Её рука с вилкой замерла над салатником, и она вопросительно подняла глаза на незнакомку.

– М-м?

– Красивый макияж, – повторила та.

– А… – смутилась Эля, совершенно не довольная получившимися у неё в этот день стрелками. – Спасибо…

Девушка с фиолетовыми волосами поднесла стаканчик чая к губам. Спрятавшись за волосами, Эля решила рассмотреть её. Яркая, округлая. У неё на щеках под глазами редкие золотистые веснушки. Макияж тоже интересный: тёмные дуохромные тени, сине-зелёные, контрастные белые стрелки и белая тушь.

– У тебя тоже, – сказала Эля.

Она ела салат, согнувшись над столом. На соседнем отодвинутом стуле от неё стояла раскрытая сумка со сломанной молнией, в которой обнажились тетради и корешок учебника. Девушка с фиолетовыми волосами заглянула через стол и спросила своим обволакивающим эстрагеновым голосом:

– Ты ходишь на немецкий?

– Да, – кивнула Эля.

– Я тебя видела, – продолжила девушка. – Я хожу на французский.

– Кажется, я тебя тоже видела. С какого ты факультета?

– Экономического. А ты?

– Биохим.

– Ого, круто! Интересно?

– Да. Так. А на каком ты курсе?

– Первом, – ответила девушка, но пояснила, когда Эля удивилась, – магистратуры.

– А-а, понятно. Я на втором курсе бакалавриата… Кстати, я – Эля. А ты?

– Все называют меня Сойей, – загадочно ответила ей собеседница.

Так они познакомились.

Несмотря на то, что Сойя была явно старше Эли, она выглядела совершенно невинной и беззащитной: добрые (или немного безумные) зелёные глаза, мягкие черты лица, крупные губы и какая-то ненавязчивая неопрятность во всём внешнем облике. Так, волосы у Сойи, например, были взъерошены, а чёлка примята, тени растушёваны грязновато, помада вообще стёрлась с губ, а одета она в бордовый свитер из девяностых в катышках…

– Прикольный свитер, – отметила Эля.

– Спасибо. Нашла в секонде у друзей. Знаешь – башня между Ленинградским и Ярославским вокзалами?

– Водокачка?

– Ну – да. Там коммуна. Они сделали фри-прайс секонд-хенд. Можно прийти и взять что угодно за любой комфортный для тебя донат.

– Ого, интересно, – протянула Эля, мысленно со стыдом признаваясь себе, что мало что поняла, да и вообще – за общим неразборчивым гвалтом столовой даже не расслышала, как представилась её собеседница, а переспросить постеснялась.

Она невнимательна к людям. Весь этот разговор изначально – как будто чистая формальность из уважения к этой девочке. Её (Соню? Зою?) Эля, к слову, иногда видела в учебных корпусах, преимущественно, гумпеда или кибернетики (какое ретрофутуристичное слово) – и каждый раз эта студентка, выглядевшая довольно неформально и державшаяся, как бы, особняком, всегда привлекала Элино внимание. В целом, её внимание привлекали практически все неформально выглядевшие студенты, коих в университете встречалось достаточно, и сама Эля, пожалуй, была одной из таких (значит – на неё тоже смотрят).

Эля носила густые тёмные волосы, которые часто собирала в пышный высокий хвост или две косички. Глаза она красила яркими тенями и подводила чёрными кошачьими стрелками. Особенно ей шли зелёные или красные тени, которые так хорошо подчёркивали глаза цвета таёжной хвои. Много хайлайтера, яркие или тёмные помады. Так – она прятала (пе-ре-ри-со-вы-ва-ла) лицо в масках крикливых, броских макияжей, а тело – в многослойных оверсайз одеждах, из-за чего казалась больше, чем была на самом деле. Испуганные кошки пытаются казаться внушительнее, когда их шерсть становится дыбом.

Пережевав салат, Эля решила поинтересоваться у новой знакомой – так же формально:

– Ты в общаге живёшь?

Где располагались общежития экономфака – она не знала. Те серые высотки, печальные вытянутые окна которых подглядывали в щели между жалюзи в столовой, приютили в себе студентов-биохимиков, будущих агрономов, ветеринаров и экологов. Гумпеду и иже с ним, по-видимому, отводились скромные малоэтажные общежития в конструктивистском стиле. Говорили, в отличие от более новых, серых, это были общежитиями коридорного типа.

В ответ на Элин вопрос Сойя отрицательно мотнула головой.

– Нет. Я живу в коммуне, – ответила она, чем немало удивила Элю: сегодня та вообще впервые услышала, что в двадцать первом веке люди могут жить в коммунах.

– В водокачке?

– Нет, в «Лесу» на Новоясеневской.

– Мы там были на практике по геологии. В парке.

– Да, мы живём как раз возле парка! По выходным или просто вечером по будням мы выходим туда гулять. У некоторых там есть арт-проекты…

Сойя была странная и то, что она рассказывала – звучало странно. Коммуны, арт-проекты, секонд-хенды… У Сойи такой приятный нежный голос, милые растрёпанные волосы – а под помятой чёлкой зелёные глаза, как будто наливающиеся безумием.

Сойя допила чай из пластикового стаканчика, но не ушла, а осталась сидеть – не торопилась, времени до конца перерыва оставалось достаточно. Она сложила на коленях руки, откинулась на спинку стула и стала смотреть на Элю. Вся такая мягкая: мягкие волосы, мягкие черты лица, мягкий голос. Нарочито как будто нежная или – нет? Сколько стараний ей стоит говорить таким мягким голосом, делать такие мягкие, плавные движения и так нежно смотреть? А в глазах скрывается что-то…

Эля доедала салат, закрывшись мисочкой, и сквозь мешающиеся пряди волос смотрела на Сойю – имя (прозвище?) которой так и не отважилась переспросить. Смотрела – настороженно, как дикий зверёк, и мысленно умоляла отвести взгляд. Эти безумные зелёные глаза смущают, отбивая всякий аппетит.

Прозвучал нежный голос Сойи, она спросила:

– Тебе неприятно есть из-за того, что я смотрю? – чем ненадолго вогнала Элю в ступор.

– Да, – призналась та.

Сойя склонила голову набок и стала искоса рассматривать пол столовой, похожий на брекчию*: угловатые белые обломки мрамора в цементе.

– Извини, я понимаю, – сказала она каким-то севшим голосом. – У меня самой – пограничное расстройство и иногда тоже так бывает… Где у тебя сейчас будет пара?

– На углу.

– А что там?

– Биохимия. А у тебя?

– У нас почти все пары в десятом. Сейчас будет информатика.

– Ясно… – кивнула Эля.

– Ладно, я пойду.

Сойя со скрежетом отодвинула стул, встала, подхватила сумку со значками.

– Думаю, ещё увидимся, – сказала она. – Кстати, в эту субботу у нас будет квартирник. Приходи.

__

*Брекчия – горная порода, сложенная из сцементированных угловатых обломков.

Настоящие вещи

Промозглый вечер опустился на территорию университета. Вдали зажглись окна высотных общаг – продолговатые прорехи в мутной холодно-синей темноте. Зажглись вытянутые, закруглённые кверху окна учебного корпуса. Через площадь громыхали невидимые трамваи. Во влажном воздухе дым от сигареты был ещё белее и гуще: укрытая навесом, по которому хаотично постукивали капли дождя, прокатывались, отдавались звоном по металлу, стояла и курила Эля. От её пальто, потяжелевшего от впитавшейся влаги, пахло сырой шерстью.

Занятия закончились, но она не торопилась домой. Её одногруппники уже разошлись, мимо проехало два-три трамвая в нужную сторону – а Эля одиноко стояла и курила. У неё между пальцами тлела сигарета. Эля всматривалась в силуэты, проходящие мимо неё: это другие студенты из дальних корпусов шли после занятий на трамвай или в общежитие. Аллея между корпусами медленно пустела.