Когда всем страшно

Ого…Да мои слова и правда задели ее. Выходит, я права.

– Диана, я же просил не подходить к Виталине Гройсс, – подкралась темная сила незаметно, натуральный зверь на мягких лапах. А я улыбнулась. Почувствовала себя под защитой того, кто меньше всего подходил на роль моего защитника.

ГЛАВА 6. ПЕРЕЖИВАНИЯ

Могу поклясться, Виталина обрадовалась моему появлению. Пусть лишь и только в связи с тем, что я избавил ее от Дианы, но все же…

– Она тебя обидела? – перемахнул через изгородь, оттесняя Сворбуж от моей маленькой фройляйн.

– Оказала мне услугу, – чуть подумав, ответила Вита. – Разъяснила причину твоего интереса ко мне.

– Вот как, – с удовольствием свернул бы Дианке шею, да жаль будет нашей дружбы с Феликсом.

– Я твоей игрушкой не стану. Понял? – воинственно глядела на меня девушка.

– Не груби, – безумно нравилась она мне такой разгневанной, но я не хотел и дальше злить ее, потому сменил тему прежде, чем Гройсс убежала. – Что сказал Бернар?

– Пастор не видел тел. Он предполагает, Оливия и Лисандер могли погибнуть в давке, – сменился гнев в аквамариновых глазах на задумчивость. Виталина больше не думала обо мне, ее мысли унеслись в прошлое, прошлое, которого она не могла помнить. – Я пойду, – повернулась бесстрашно к нам спиной.

Не стал преследовать девчонку, пусть почувствует иллюзорность свободы. Ей все равно не уйти от меня.

Я все думал о том, что она сказала в розарии сегодня утром. «Если бы ты был человеком, я бы предположила, что ты попросту влюбился в меня.» Неужели я действительно веду себя, как влюбленный мужчина? Попытался припомнить свои ощущения из прежней человеческой жизни, когда мне нравилась какая-нибудь девушка. К двадцати семи годам, до того момента, как я стал вампиром, у меня случались и любовные интрижки, и любовные романы. Лица тех женщин почти стерлись из памяти, никаких сожалений или волнений по поводу утраченного. Но все-таки в воспоминаниях кое-что сохранилось – грохочущее сердце, учащенный пульс. Только теперь-то мое сердце не бьется. И пульс молчит. Так по каким признакам понять мне, что эта девушка нечто большее для меня, чем обычная игрушка? Может быть, вот по такому признаку, когда замечаю забытую на лавочке пелерину, подбираю искусно связанную вещицу и радуюсь поводу, который появляется для новой встречи? Или по тому, как начинает жечь горло, стоит почуять вблизи особый теперь для меня аромат гардении, исходящий от ее кожи? И горло жжет вовсе не от голода, а от странной потребности быть рядом с девушкой.

– Никлас, Диана? – вышел из кирхи Бернар. – Тоже хотите церемонию венчания обговорить?

– Было бы неплохо, – взяла меня под руку вампирша.

– Она шутит, – высвободился из ее захвата. – Не собираемся мы жениться, – оставил Диану одну и направился в участок жандармерии.

Вампирские пары складываются часто. Обоюдное влечение скрепляет подобный союз. Так удобно. Удобно быть вместе. Можно обойтись и без свадьбы. Но свадьба – это нечто человеческое, то, чего мы лишились. Устраивая праздник, вампиры создают видимость для самих себя, будто в нашей жизни осталось что-то прежнее, и мы не стали тем хищным видом, что питается исключительно кровью и вызывает оторопь у простых горожан. Я, конечно, не собирался жениться на Диане, о чем она прекрасно знает, хотя упорно и не оставляет надежд на нашу связь.

Матиаса на месте не было, вместо жандарма – тяжелый замок на арочной двери. С помощью замка Матиас сообщал посетителям о своем отсутствии. Видимо, ловит очередную пропавшую кошку. Что ж… зайду позже.

Поразмыслив немного, решил, что пелерину занесу Вите уже завтра и позову девушку пойти со мной в жандармерию. Лучше пусть сама посмотрит, чем будет сомневаться в моих словах.

Остаток дня занял себя тем, что составлял карту. На этот раз Дортмунда, где побывал не так давно.

– Чертишь? – заглянула в мое крыло Диана.

Старый замок мы восстановили таким образом, чтобы у каждого из нас было отдельное пространство. Четыре башни, смотрящие на четыре стороны света. Я обосновался в восточной, и мне вполне было комфортно тут одному, но, что Памела, что Диана считали нормальным вторгаться в мои покои в любое время суток.

– Мне интересно. Ты же знаешь.

– Никлас, я все про тебя знаю, – принялась наблюдать она за моей работой. – Сколько у тебя уже карт?

– Я не считал, – в целом не возражал я компании Дианы. Когда сестра Феликса не пыталась меня соблазнить, то бывала вполне милой.

– А куда потом направишься?

– Еще не думал, – сосредоточился на прорисовывании улочек и даже самых незначительных обозначений.

– Ой ли, – не поверила Ди. – Ты всегда знаешь, какой маршрут будет следующим.

Она права. Всегда знал. Но впервые сомневался в том, что покину Форст даже на день, пока Виталина Гройсс интересует меня.

В воскресный день я заявился в особняк Фьеля спозаранку. Не стал вламываться в окно, повел себя, как подобает среди людей – постучал в дверь. Когда открыла мне заспанная Виталина, запоздало сообразил, что у Эмили может быть выходной. Вообще, наличие служанки в доме Гройссов свидетельствовало об их достатке. Возможность держать прислугу мало кто мог себе позволить.

– Опять ты? – поправила она съехавший рукав халата, накинутого на ночную рубашку. Я успел заметить белоснежное кружево той рубашки.

Пусть мое сердце больше и не стучит, но эмоции одолевают такие, каких не испытывал никогда прежде. Внутри меня разворачивается бесконечное небо, неизбежность. Невыносимая, болезненная притягательность. Хочу бросить девчонку на кровать и получить ее себе, хочу прижать к своей груди и баюкать, защищать от всех угроз внешнего мира. Как она может выглядеть так грешно и невинно одновременно? Я думать не могу, глядя на нее такую.

– За тобой пришел, – не удержался, обвил рукой хрупкий стан.

– Уходи прочь, – пыталась оттолкнуть она меня, но не кричала, боялась разбудить отца и Оскара. А я прибавил к своему мысленному списку еще одну черту ее характера – Вита оберегала покой близких людей. Вероятно, она не стала бы без предупреждения врываться в мои комнаты, как это делают Ди и Пэм.

– Ты не так поняла, – усмехнулся, освобождая ее из своего плена. – Идем в жандармерию. У Матиаса должен храниться архив с именами всех погибших в тот… в тот день.

Она непонимающе уставилась на меня.

– Вита, пастор Бернар неправ. Твой брат не погиб в давке. То, что случилось тогда, обросло домыслами, чертовщиной и нелепыми подробностями. Прежде, чем мы расправились с военными, у женщин и детей была возможность убежать. Никто никого не давил.

– Но ведь они не вернулись, Никлас, – как-то жалобно взглянула она на меня, а я желал бы, чтоб она почаще произносила мое имя. – Что ты предлагаешь посмотреть в архиве?

– Списки. Списки убитых. Мне и самому стало интересно, упоминается ли в тех списках еще кто-либо из детей и женщин, кроме твоих родственников.

– Хорошо. Идем. Подожди только, я переоденусь.

Вита не заставила долго ожидать себя, удивив меня тем, что собралась довольно-таки быстро. Она успела не только надеть теплое уличное платье, но и уложить волосы в затейливую косу.

– А завтракать ты не будешь? – спросил, когда она скинула домашние туфли и принялась обуваться в сапожки.

– Нет аппетита.

– Можем зайти в кондитерскую. Нам по пути. И они рано открывают. Я куплю тебе пряников или пирожное, – сам от себя не ожидал, что произношу подобные слова.

Виталина растерянно моргнула, затем отрицательно помотала головой.

– Спасибо. Я правда не хочу.

– Ты сказала мне спасибо, – заметил довольно.

– Никлас, не лопни от счастья, – заставила она меня тихо рассмеяться.

Матиас на этот раз находился на рабочем месте, читал свежий газетный листок.

– Во как…, – ухмыльнулся жандарм при нашем появлении. – Про вас читаю, а вы тут как тут.

– Про нас? – забрала Виталина у него газету.

Я заглядывал ей через плечо и прочел очерк быстрее. В нем говорилось о симпатии вампира Никласа Эйлертона к дочери фабриканта Гройсса. «Что же это? Настоящие чувства или прихоть вампира? Следите за новостями» – как всегда блестяще закидывал Лужиц крючок для аудитории. Несомненно, последующие выпуски будут расхватываться в считанные минуты, и типография вновь увеличит тираж газеты.

– Ну… Оскар. И когда только успел, – рассердилась девочка. – Еще и картинку состряпал.

– А мне нравится, как он нас изобразил, – сложил я лист так, чтобы не согнуть на рисунке, и убрал его в карман своего камзола.

– Да, красиво вышло, – поддакнул Матиас. – Обычно наш Оскар шаржи рисует, а тут вы прямо влюбленная парочка.

– Это и есть шарж! – грозно зыркнула на жандарма моя рассерженная фройляйн. – Вот я Оскару задам! Влюбленная парочка! Это ж надо было так придумать!

– Да ты не серчай, милая, – примирительно заметил Матиас. – Ничего дурного ведь не написано. А про вас и без статьи весь город судачит.

– Это все из-за тебя, Эйлертон! – направила она свой гнев на меня. – Вот зачем ты в семинарию за мной приходил? Оттого все и болтают.

– Хватит. Не ругайся, – остановил ее. – Лучше давай списки смотреть.

Ответом мне стал сердитый взгляд.

Я объяснил Матиасу, что нам нужно, и уже через десять минут мы с Витой вдвоем просматривали архивную папку.

– Записи не я составлял. Мой предшественник, – пояснил жандарм. – Так что, если потребуется, разъяснений дать не смогу. – Не стал мешать нам Матиас, ушел во двор обдирать плоды поздней яблони.

Девушка водила пальчиком по строкам, а я ждал, когда она прочтет все имена сверху вниз. Мне на то требовалось гораздо меньше времени.

Десять страниц рукописного текста были изучены Витой дважды.

– Что скажешь? – показалось мне, что девочка как-то сникла.

– Никлас, я не понимаю, – приложила она ладошку к своему лбу. – Их нет в списках.

– Судя по годам рождения, что тут указаны, в списках вообще нет ни одного ребенка. И всего несколько женщин. Говорю же тебе, тогда были убиты гарнизонные и слишком воинственные мужики. А женщины из списка, скорее всего, те, кто по личным причинам использовал нашествие для бегства из Форста.

– Но тогда получается, либо папа не сообщал об исчезновении Оливии и Лисандера, либо была допущена ошибка тем, кто составлял список. Нам надо поговорить с этим человеком.

– Нам? – иронично приподнял бровь.

– Прости. Сказала, не подумав. Я сама поговорю, – вдруг повело ее в сторону.

Среагировал быстрее, чем она упала. Подхватил на руки.

– Вита?

– Нервы, наверное. Поставь. Поставь меня.

– Вита, да у тебя озноб, – стала ясна мне и причина отсутствия аппетита, и почему девушка прикладывала ладошку ко лбу. Она плохо себя чувствовала, но не признавалась. – Почему сразу не сказала, что заболела? – вместо того, чтобы отпустить, покрепче прижал к своей груди.

– Думала, пройдет. Но стало хуже, – не сопротивлялась она более тому, что держу ее. Наоборот, обвила мою шею тонкой рукой и прикрыла глаза. Видимо, совсем ей худо стало.

Поспешил со своей ношей на улицу. Последний раз я испытывал панику сто три года назад, в тот день, когда осознал, что превращаюсь в вампира. И вот вновь подобные ощущения – дикая паника и страх. Разница лишь в том, что теперь я переживаю не за себя, а за девочку.

ГЛАВА 7. ОХОТНИЧИЙ ДОМИК

Неважно почувствовала себя еще с вечера. Предполагаю, сказался сквозняк, гулявший в кирхе.

Когда я жила в Котбусе у тети Агнесс, все болезни в ее доме лечились чаем с малиной. Так что воспользовалась проверенным рецептом и легла спать пораньше. Наутро в горле стало неприятно сухо, свет, льющий из окна, показался слишком резким, а стук в дверь отозвался болезненной пульсацией в висках.

У Эмили был выходной, у папы последнее время случались проблемы со слухом, а из комнаты Оскара доносился раскатистый храп. Пришлось мне самой выползать из постели и встречать гостя. Уже и не удивилась, что им оказался Никлас. Совсем без меня не может. Никак в покое не оставит. Свалился же этот вампир на мою голову.

Но его предложение прогуляться до участка я все-таки приняла.

Надеялась, утренний прохладный воздух избавит от головной боли, взбодрит меня. Поначалу так и случилось, мне стало ощутимо легче. Зато в участке чернильные строки поплыли перед глазами, и лишь упрямство докопаться до истины заставляло держаться и вчитываться в незнакомые имена и фамилии. Незнакомые, безликие для меня. Странный фокус, в котором я обязательно разберусь, но, видимо, позже. Организм сдался, и вот я снова на руках Никласа Эйлертона.

Проваливаюсь в полузабытье, выныриваю из него на краткий миг, пока меня осматривает врач. Вновь руки Эйлертона, сквозь морок его диалог с аптекарем. Затем я уже в своей постели. Возле топчутся папа и Оскар, хлопочет Люсия, но именно Никлас вливает в мой рот горькую микстуру, заставляет запить водой. Я слушаюсь и испытываю странную благодарность к высокомерному лорду.

Уплываю в тяжелый сон с мыслями, что в городе поползут новые сплетни, а Лужиц напишет новый репортаж о том, как вампир беспокоится о дочери фабриканта. Я не могу сердиться на Оскара, это его заработок. Немного волнует меня скорое возвращение Петера. Он точно потребует объяснений.

Так и происходит. После нескольких дней, проведенных под теплым одеялом в полубессознательном состоянии, бодрость и ясность мысли наконец-то возвращаются ко мне.

Взгляд зацепился за пелерину, забытую мною на резной скамеечке церковного сада. Теперь она аккуратно перекинута через спинку кресла. А в кресле, устроив ногу на ногу, раскачивается Петер.

– Ты нашел мою накидку? – звучит мой голос после болезни немного хрипло.

– Нет. Ее твой вампир принес, – поднялся Штемпп с кресла, откладывая в сторону газетный листок, который читал.

Мне не понравился его тон.

– Петер, он не мой, – рассердилась на то, что меня сразу вынуждают оправдываться.

– Тогда почему в газете пишут обратное? – принялся расхаживать он по комнате. – Стоило оставить тебя одну всего на неделю и здрасьте… Моя невеста теперь подружка вампира.

– Все не так, Петер.

– А как, Вита? Весь город судачит о том, как Никлас Эйлертон носит тебя на руках.

– Мне стало плохо. Я упала в обморок, поэтому и оказалась у него на руках.

– Хорошо. Пусть так, – запустил Петер пальцы в свои густые каштановые волосы. – Тогда какого черта все это время он сам поил тебя микстурами и бульоном!?

– А ты у него сам спроси, – посоветовала я. – И вообще, вместо того, чтобы справиться о моем самочувствии, устраиваешь мне допрос.

– Ты права, прости, любовь моя, – поправил он брюки и опустился на колени возле кровати. – Просто у меня от ревности даже челюсть сводит.

– От ревности к вампиру? Ты серьезно, Петер?

– А что? Пусть и вампир, но он мужчина, Вита. Я видел, как он на тебя смотрит.

– Видел?

– Конечно, – недовольно буркнул мой жених. – Он же все время здесь был. Только недавно и ушел, когда доктор объявил, что никакой угрозы для тебя больше нет.

Неясные, противоречивые эмоции закружили цветным листопадом. Фактически воспитывала меня тетя. Я люблю ее, но Агнесс достаточно жесткий и неласковый человек. Я не знала маму и в период своего взросления не так часто виделась с отцом. Папа добр со мной, но иногда мне чудится, он не слишком знает, как общаться со взрослой дочерью. От маленькой он попросту откупался игрушками. С Петером мы познакомились в Котбусе. Мне было семнадцать, когда отец приехал навестить меня в доме своей сестры. Приехал не один. Вместе с ним прибыли Люк Штемпп и его сын Петер. Петеру в тот год исполнилось двадцать, и я как-то сразу и легко влюбилась в синеглазого принца. Но уже здесь в Форсте парень быстро наскучил мне. Самовлюбленный красавчик, хвастающий своим дружкам, что заполучил в невесты богатую наследницу фабриканта Гройсса. По сути, интересовала я Петера исключительно с точки зрения выгодной партии и девушки, соответствующей его замашкам и критериям. И теперь вот так складывалось, что вампир Никлас Эйлертон единственный, кто заботится обо мне по-настоящему. Пусть и делает это с определенной целью, но как же приятно, когда кто-то действительно переживает за тебя.

– Петер, мне надо принять ванну, – нашла предлог услать Штемппа из дома. – Позовешь Эмили?

– Хорошо, милая. Я позже зайду, – поцеловал он меня в щеку.

Прикосновение его губ к моей коже уже давно не вызывало былого трепета.

Он ушел, и я откинула одеяло. Помедлила, свесила с кровати ноги. Прислушалась к своим ощущениям. Голова вроде не кружится.

– Сделала, как вы любите, – улыбнулась мне служанка, когда я вошла в купальню. – Горячая вода и пенка из лепестков гардении.

– Спасибо, Эмили, – скинула опостылевшую ночную рубашку и опустилась в купель. – А папа дома?

– Господин Фьель уехал на фабрику, но обещался вернуться сразу, как проконтролирует отправку товара.

– Скажи мне, когда он вернется.

Девушка кивнула, собираясь оставить меня одну, но я остановила ее.

– Эмили, скажи, это правда, что Никлас Эйлертон сам поил меня микстурами и бульоном? Ничего не помню.

– Правда-правда, – перекрестилась она. – По времени прием микстуры отслеживал и следил, чтоб вы все выпили и съели.

– А почему он?

– Так вы же из других рук отказывались лекарства и пищу принимать. Рта не открывали. А если Никлас просил, так вы его одного и слушались.

– Надо же…, – озадачило меня собственное поведение.

– Я и не знала, что вампиры могут быть такими заботливыми, – подозрительно мечтательно произнесла служанка. – Он совсем вашу комнату не покидал, беспокоился. Папенька ваш настоял, чтобы он хотя бы ночью приличия соблюдал, а то Эйлертон и ночью уходить не хотел. Так ему в соседней с вашей комнатой постелили.

Прикрыла глаза, не зная, что и думать, и лежала в купели до тех пор, пока не вернулся глава нашей маленькой семьи.

Эмили помогла мне зашнуровать платье и расчесать мокрые локоны.

– Папа, – присоединилась к нему в столовой, не высушив до конца волосы.

– Ангел мой, я так рад, что тебе лучше. Поешь чего-нибудь.

– Съем яблоко, – надкусила золотистую кожуру. Вид еды не вызывал отвращения, но ослабленный организм еще не был готов вернуться к полноценному питанию. – Папа, мы с Никласом ходили в жандармерию.

– Да. Он сказал, что именно там тебе стало плохо. Только я не понял, зачем вы пошли туда, – явно наслаждался папа вкусом зажаренной перепелки.

– Списки смотреть ходили. Списки погибших пятого сентября в Форсте.

Нанизанный на вилку кусок мяса шмякнулся в тарелку.

– З-зачем? – невесть откуда проявилось у папы заикание.

– Никлас уверяет, Лисандера не могли укусить, как и его мать, если у нее в руках не имелось оружия. Еще он говорит, что не видел давки. Люди метались, но не давили друг друга, к тому же военные очень быстро оттеснили простых горожан с площади.

– Виталина, что же ты хочешь сказать? – задрожали его пальцы, и он спрятал руки под стол. – То, что твои мама и брат не погибшие, а исчезнувшие?

– Именно. Папа, куда они могли исчезнуть?

– Ты говоришь ерунду, дочка, – слишком рьяно воткнул отец вилку в перепелку, сок брызнул прямо на воланы его рубашки. – Они не вернулись, значит, погибли.

– Но ты сообщал об их пропаже?

– Конечно, сообщал, – немного успокоился он. – Жандарм ходил по домам и вел перепись всех пропавших после той… той бойни.

Остаток трапезы провели молча. Я жевала свое яблоко, а папа разделывался с перепелкой.

– Пойду, погуляю, – первой поднялась из-за стола.

– Виталина, подождала бы Люсию. Вместе и пойдете.

Бронзовые часы на каминной полке показывали, что занятия в семинарии закончатся еще не скоро, потому отрицательно помотала головой.

– Пап, мне нужен воздух. Не буду ждать. Просто погуляю где-нибудь поблизости.

Поблизости не вышло. Благодаря поведению Никласа и очеркам Оскара я теперь привлекала к себе излишне много внимания. На меня пялились, словно на диковинную зверушку, задавали неудобные вопросы и шептались за спиной. Никто не поинтересовался, нужна ли мне помощь.

Возвращаться домой не хотелось. В семинарию идти тоже. Решилась было заглянуть в типографию к Оскару, но быстро передумала. Вряд ли там ко мне отнесутся с меньшим интересом, чем на улице. И я спряталась ото всех в старом охотничьем домике, сложенном в том месте, где лес переходит в гору. Домик нам с Люсией как-то показал Оскар, и я помнила дорогу.

Тут была всего одна комната. Бревенчатые стены завешаны шкурами, изъеденными молью. Солнечные зайчики плясали на пыльном полу, задевали кружевную паутину по углам. Двадцать лет назад здесь останавливались на ночлег охотники не из местных. Но когда неподалеку поселились вампиры, люди бродить с ружьями по лесу перестали. Хотя в этом домике до сих пор иногда пережидают ночь или непогоду редкие путники. Пастор Бернар оставляет для таких страждущих небольшой запас еды в подвесном шкафчике.

Забралась с ногами на деревянную лавку. Обхватила руками колени. Мысли путались, не выстраивались в правильный ряд. Все эти сплетни, претензии Петера, забава и забота Никласа, странное исчезновение моих родных, подозрительное поведение отца – обескураживали. Я, словно рыбка, плавала в спокойной речушке до тех пор, пока не налетел ураган и не вынес ту рыбку на песчаный берег, она барахтается, не знает, как вернуться в свой привычный и понятный мирок.

От размышлений отвлек дверной скрип.

– И почему я не удивлена? – опустила кочергу, которую успела вытащить из камина.

– Я увидел тебя, когда спускался с горы, – забрал Никлас из моих рук железный прут, убрал его за каминную решетку. – Развести огонь? В этом доме достаточно стыло, а ты после болезни.

– Может быть, еще и горячий чай предложишь? – пошутила, возвращаясь к лавочке.

Он не ответил, а я изумленно таращилась на пустую комнату. Вампир мне привиделся? У меня галлюцинации? Последствия болезни, или я так много думаю об Эйлертоне, что уже воображаю его присутствие?

Но через пару минут Никлас вернулся, развеяв мои страхи насчет помутившегося рассудка. Он принес дров и котелок, наполненный дождевой водой.

– Вот это скорость, – вряд ли удавалось держаться мне бесстрастно. – Я испугалась, когда ты исчез.

– Прости. Пугать тебя в мои планы совсем не входит, – занялся он разведением огня.

Ткань камзола натянулась на его спине, когда он наклонился над камином, и я почему-то отвела взгляд от мужской фигуры. Никлас не был сложен так идеально, как Петер, но от всего облика вампира веяло скрытой силой, что одинаково влекло и пугало.

– Эмили сказала, ты все время был рядом, пока я болела. И ушел, как узнал, что опасность миновала.

– Я не потому ушел, – подвесил он котелок над огнем, затем извлек из подвесного шкафчика банку с надписью «чай».

– А почему? Из-за Петера?

– Прежде ты не проявляла столько любопытства, маленькая фройляйн, – теперь Никлас достал с полки две кружки, повертел в руках и оставил ту, что была без скола.

– Прежде ты не вызывал у меня любопытства.

– А теперь вызываю?

– Не знаю, Никлас, – ответила честно.

– Я ушел, потому что вернулись Феликс с Памелой. Мне надо было появиться дома, иначе сестра примчалась бы поглазеть, где это я пропадаю столько дней, могла напугать твоих домочадцев. Она… Она немного эксцентрична и импульсивна, – улыбнулся Никлас. – Почему ты пришла сюда, Вита? – намотал он на руку полотенце и снял котелок с огня.

– Ты разве не боишься пламени? – не понимала, спрашиваю ли из любопытства или переживаю, что искра коснется его кожи и причинит вред.

– Тебе еще рано знать ответы на такие вопросы, – подал он мне кружку с горячим чаем, сам сел рядом со мной. – И я первый спросил.

– Ладно, – сделала глоток, горло приятно обожгло брусничным вкусом. – Думаю, ты прав по поводу исчезновения моих родных. Сегодня я попыталась расспросить папу, он не ожидал, оттого не смог сразу совладать с собой.

– Господин Фьель что-то знает, но скрывает, – внимательно рассматривал Никлас мои запястья и пальцы, сжимающие горячую кружку.

– Да. И он не скажет.

– Могу надавить на него, если хочешь.

– Нет. Папа разнервничался от моих слов, и я переживаю за его здоровье. Но ты мог бы… Никлас, сходи со мной к тому жандарму, что вел перепись погибших. Мне он ничего не скажет, а вот, если попросишь ты…

– Ты хотела сказать, если напугаю? – заплясали веселые искорки в черных зрачках.

– Не обязательно пугать. Можно просто клыки показать. Они же у тебя есть?

– Вита, я пойду с тобой к тому жандарму, – не стал подтверждать или опровергать вампир наличия у него клыков. – Взамен кое-что попрошу.

– Проси.

– Вот так просто? Выполнишь мою просьбу?