Когда всем страшно

Одна бровь на лице лорда поползла вверх, изображая веселое недоумение.

– Хотя бы потому, что я питаюсь человечьей кровью.

– И как? Вкусно?

Никлас расхохотался. А я даже остановилась, изумленно глядя на него. Когда он так смеялся, то выглядел самым обычным человеком.

– Ты мне нравишься, малышка Гройсс. Идем. Близко уже.

– Мне не нравится тебе нравиться.

– Понимаю. Но ты не спрячешься от меня, Виталина. Запомни это. Зачастую люди пытаются жить в той реальности, которой больше нет, делают вид, что ничего не случилось. Только это не так. Для нас не существует преград.

– Я не знала другой реальности, кроме той, в которой живу. Вы лишили меня такой возможности – знать мир прежним. Все мои знания ограничиваются чужими воспоминаниями и тем, что написано в учебниках.

Мне было, что еще сказать ему, но из головы разом вылетели все речи. Обогнув высокие ели, передо мной открылась панорама замка.

Я совсем не ожидала увидеть того, что увидела. В моем представлении рисовались мрачные руины. Когда-то на этой земле жил польский магнат. Наследники не захотели селиться в такой глуши и уединении, поэтому стены постепенно ветшали. Папа рассказывал, что, будучи мальчишкой, иногда лазил в полуразрушенном строении вместе со своими приятелями, хотя родители и запрещали им там бывать, так как существовала опасность получить камнем по голове.

Теперь никаких руин и обвалов.

Отделанный белым кирпичом ладненький замок словно выплывал из реки, возвышаясь на каменном острове. Лазурные крыши островерхих башен окутывал легкий туман, а к стенам подбирался зеленый хвойник. Сразу вспомнился набросок Оскара – таинственное поместье, выглядывающее сквозь кружащую листву. Уж не вампирское ли жилище представлял в своей голове Лужиц, когда водил пером по бумаге?

– Кто восстановил замок? – поинтересовалась у Никласа.

– Тебе нравится?

– Нравится, – ответила честно. – Неожиданно. Он выглядит уютно. Во всяком случае, со стороны фасада.

– А как ты себе представляла замок?

– Мрачным. Черным. Никак не светлым.

– Значит, ты удивлена, – улыбнулся вампир.

– Озадачена. И ты не ответил на мой вопрос.

– Мы сами его восстановили, – соизволил он сказать. – Вчетвером.

Я слышала о физической силе вампиров. Но, одно дело слышать и представлять себе кого-то типа атлета из бродячего цирка, совсем другое, воочию увидеть дело рук нелюдей. Они не просто сильные. Существуют ли вообще границы их силы?

– А как вампира убить? – сорвалось с моих губ само собой.

– Так я тебе и сказал, малышка Гройсс, – насмешливо глянул в мою сторону Никлас.

– Хватит называть меня малышкой. Мне, между прочим, уже двадцать один год.

– Самое время замуж, – остановился он у клумбы с красными розами, поджидая, когда к нам подойдут Диана с Оскаром.

– Точно. Вот только закончу семинарию и сразу выйду, – заметила Люсию на высокой приставной лестнице. Подруга снимала яркие гирлянды, запутавшиеся в сосновых лапах. Она тоже увидела меня, широко улыбнулась и помахала рукой.

– А что, есть жених? – полюбопытствовал Эйлертон.

– А тебе какое дело?

– Дерзкая девчонка, – проворчал Никлас. – Иди, помогай девице Кан.

– Еще чего, – надеюсь, в моем взгляде отразилось достаточно гнева. – Я не стану прислуживать вампирам. Довольно и того, что сдаю кровь для вас.

Он не успел ответить на мой выпад. К нам приблизилась Диана.

– Никлас, так ты все-таки привел к нам дочку фабриканта? – открыто разглядывала она меня.

Диана была красивой девушкой с нежными чертами лица. Ее длинные черные волосы блестящим каскадом спускались ниже лопаток, пушистые ресницы обрамляли темно-зеленые глаза, а припухшие губы делали ее внешность немного кукольной. И, если я прекрасно могу себе представить, как убивает Никлас, то видеть в роли убийцы Диану Сворбуж никак не получается. У нее странные предпочтения в одежде, все ее наряды насыщенной черной палитры. Так что Оскар оплошал со своим салатовым кафтаном.

– Виталина, я предупредил, что у тебя болит живот, – виновато глянул на меня журналист. – Но он не поверил, – кивнул Оскар на Эйлертона.

Понятно теперь, отчего вампир появился в классе таким злым. Побывал, вероятно, в моем доме, а Эмили и не осмелилась соврать, сказала страшному визитеру, где меня искать.

– Да. Болит живот. А теперь еще и ноги, – сочинила причины, по которым никак не смогу участвовать в приборке.

Мои ноги неожиданно оторвались от земли, и я оказалась на руках у Никласа.

От потрясения, испуга и возмущения из моего горла вырвалось ругательство.

– Ай-яй-яй, фройляйн, – нес меня вампир в дом. – Кто же научил тебя нехорошему словечку? Уж не жених ли твой?

– Поставь. Зачем так сделал?

– Ты сказала, у тебя болят живот и ноги. Значит, тебе следует отдохнуть. Полежишь на диване, пока твои друзья закончат работу, – плечом открыл он высоченную дверную створку.

Огромный холл заливал солнечный свет, его теплые пятна лежали на полу, стенах, и Никлас спокойно ступал в эти пятна. Еще одно заблуждение, будто вампиры избегают солнца. Или так было раньше? А человечество столкнулось с каким-то новым видом?

Из холла вело несколько лестниц, но Эйлертон не стал никуда подниматься, вышел на застекленную веранду, обставленную для приятного времяпрепровождения. Здесь даже камин имелся.

– Ложись. Я тебе воды принесу, – опустил он меня на диван, обитый бирюзово-кремовым гобеленом.

Стало сильно не по себе. Я могла понять, отчего вампир явился за мной в семинарию. Разозлился неповиновению человечки, решил показать, кто тут хозяин. Но заботливый вампир? Или он злопамятный? Придумал какую-нибудь месть и теперь притворяется.

Испугавшись того, что он сейчас вернется, закрыла глаза. Притворюсь спящей. Но тотчас подскочила. А вдруг укусит?

– Боишься? – раздалось бархатное за моей спиной. Ну вот опять. Подкрался незаметно. Приятный у него голос, ничего не скажешь.

– У тебя была масса возможностей убить меня, пока мы сюда шли. Вряд ли ты тянул время для того, чтобы испачкать кровью великолепный диван.

– Не собираюсь я тебя убивать. Пей, Виталина, – дал он мне прозрачный бокал. – Вода из родника.

Не стала благодарить. Не хотела быть с ним вежливой. Но воду выпила.

– Отдыхай. Я позову, когда твоя компания соберется домой, – забрал Никлас пустой бокал и оставил меня одну.

Странно. Странно он себя ведет. Притащил в свой дом. А теперь – отдыхай?

Стресс от общения с вампиром мешал связно мыслить, я вновь закрыла глаза и не заметила, как задремала.

С детских лет меня преследует один и тот же сон. Других я не вижу. Крылатый демон протягивает ко мне руку. На каждом пальце длинный коготь. Демон из снов растет вместе со мной. Меняется. Поначалу это был обычный чертенок с маленькими рожками. Затем он превратился в юношу. Теперь мужчина. Маленькие смешные рожки уступили место витым рогам. Я привыкла к этому всегда черно-белому сну, он совсем не пугает меня. Этот демон как будто не желает мне зла. Я даже расстраиваюсь, когда он не появляется слишком долго.

– Вита, – вздрагиваю оттого, что в сновидение вторгается бархатный голос.

Распахиваю глаза. Никлас нависает надо мной, смотрит в упор.

– Тебе снился кошмар?

– Нет. С чего ты взял? – отвожу свой взгляд от его лица и быстро сажусь, немного запутавшись в пледе. Это он меня им укрыл? Или покрывало уже было на диване, когда я засыпала?

– Ты ворочалась слишком беспокойно.

– Это из-за незнакомого места, – не собиралась рассказывать ему ни о сновидении, ни о том, что демон сегодня впервые появился в красно-черном обличье.

***

Оскар правил лошадьми. Люсия без умолку трещала. Выплескивала взахлеб свои эмоции.

– Как жаль, что меня внутрь замка не пустили.

– Но я все равно много увидела.

– А ты, Виталина… Как могла заснуть и не рассмотреть все тщательно?

Я ее не слушала. Черно-красный сон вывел меня из равновесия.

– Виталина… Ау. Я с кем говорю?

– Что? – непонимающе уставилась на подругу.

– Я говорю, хорошо, что Памела и Феликс уехали в свадебное путешествие. Памела кажется мне агрессивной. Вдруг на Оскара напала бы за его шаржи?

– Да, хорошо, что уехали, – поддакнула я, все еще находясь во власти черного демона с алыми глазами из моего сна.

ГЛАВА 4. ВЛЕЧЕНИЕ

– Никлас, ты увлекся этой девушкой? – не дала Диана скрыться мне раньше, чем она устроит допрос.

Сестра Феликса стояла у двери моей комнаты, уперев руки в бока. Вся ее поза выражала недовольство.

– Если и так, то что? – был я на голову ее выше, отчего мне не составляло труда доминировать над ней.

– Почему ты не можешь увлечься мной, Никлас? Почему человечка?

– Диана, я же не могу заставить себя испытывать к тебе влечение, – возвращались мы к разговору, который возникал регулярно. – И почему именно эта человечка не могу тебе объяснить. Я и сам не знаю.

– То есть ты признаешь, что увлекся ею? Хотя, зачем я спрашиваю? Иначе не помчался бы в город, когда она не пришла. Еще и на руках ее таскал. Ноги у нее видите ли устали… Неженка какая.

– Диана, иди к себе и не лезь в мои дела, – отодвинул ее в сторону, взялся за бронзовую ручку двери, но меня остановил нехорошо прищуренный взгляд вампирши. – Не смей ей вредить, Ди, – предостерег девушку.

Я и сам не ожидал от себя подобной реакции. Настолько острой, когда тело реагирует импульсивно на источник угрозы. Причем угрозы не для меня, а для человека.

– А то, что? – с вызовом спросила она.

– Феликс узнает о некоторых твоих проделках, – напомнил кое о чем, что младшая Сворбуж скрывала от старшего брата.

– Ты не скажешь ему.

– А ты не станешь обижать Виталину Гройсс. Поняла, Диана?

– Поняла, – фыркнула она, стремительно разворачиваясь, хлестко ударяя меня по лицу кончиками своих жестких волос. – Надеюсь, ты быстро наиграешься со своей новой игрушкой! Надеюсь, все же рано или поздно угомонишься и признаешь меня своей парой.

Быстро ли наиграюсь? – думал я о Виталине, переодеваясь ко сну. Спать было совсем не обязательно, но мне нравилась возможность видеть сны. Всем вампирам это нравилось, потому что сны являлись из прошлой жизни, позволяли не забывать, кем мы когда-то были,

Я не сразу уснул. Образ светловолосой девушки преследовал мое сознание. К ее качествам, привлекшим меня ранее, добавились смелость и независимость. Она была смелой и не желала подчиняться.

Не имело смысла скрывать от себя тот факт, что Виталина влекла меня. Влекла сильно и как-то иначе, чем мои прежние симпатии. Те человечьи девушки вызывали обычную жажду утехи, на них реагировало тело. Какой-то особый запах привлекал меня, и девчонкам было уже не скрыться от участи моей игрушки.

К Вите тянуло по-другому. Это странно, но я ощущал потребность в том, чтобы позаботиться о ней. В ее холодных, как айсберг, глазах, скрывалось много тайн, которые хотелось разгадать. И пахла она гарденией. Волнительный сливочный запах до сих пор на моей коже. Он вынуждает меня вновь и вновь втягивать носом воздух. Когда сегодня она поранила коленки, волнующий аромат смешался с запахом крови, и я был близок к тому, чтобы навсегда потерять возможность добиться расположения девушки. Еще одна странность – обычно меня не интересует взаимность игрушки, а в случае с Виталиной налицо желание ей понравиться. Пока явно в том не преуспел.

Надо бы выяснить у Оскара, о каком женихе она болтала, посмотреть, что за парень. Узнаю заодно, какой мужской типаж ее привлекает.

Ранним субботним утром большинство людей предпочитают проводить время в своих постелях. Лужиц не исключение. Пришлось будить.

– Эйлертон, ты что-то зачастил, – сонно буркнул журналист. – И зачем окно открыл? Холодно.

– Сегодня день будет теплым, – сел я в кресло, скрестив руки на груди.

– Так то днем, а сейчас утро, – возразил Оскар, не спеша вылезать из-под теплого одеяла. – Не мог через дверь зайти?

– Прекращай ворчать. Диана не любит ворчливых парней.

– Да? – сразу спала сонливость с его лица. – Это она тебя прислала?

– Нет, – пришлось погасить щенячье воодушевление. – Но могу помочь устроить встречу с ней.

– А… Тебе что-то нужно, – догадался он.

– Кто жених Виталины? – не получилось спросить у меня как бы между прочим, вышло требовательно и даже зловеще.

– Отстань от нее, Никлас, – исподлобья взглянул на меня Лужиц.

– А ты можешь от Дианы отстать? – напомнил о его тайной одержимости.

– Ладно, – вздохнул журналист. – Ты все равно узнаешь. Какая разница от кого. – Это Петер Штемпп.

– Сын лавочника? – вспомнил я и старшего Штемппа и его отпрыска, бестолкового парня, прожигающего отцовские деньги. Всех достоинств – он красавчик. Меня разочаровало, что Виталина сделала такой недостойный выбор.

– Он самый, – подтвердил Оскар. – Только я не совсем уверен, что Петер действительно прям жених.

– Что это значит? Не говори загадками, – рассердился на него за такие невнятные пояснения.

– А то, что Штемппы свататься приходили, когда Вита только в Форст вернулась. И господин Фьель дал свое согласие, но с условием, что дочь сначала обучение в семинарии окончит. В общем, этот Петер частенько захаживает сюда, но Виталина с ним холодна. Потому я и не уверен, дойдет ли дело до алтаря. Если она захочет, то уговорит отца отменить свадьбу.

– Так Штемпп – это выбор не самой Виты, а ее отца? – все-таки не ошибся я в девушке.

– Безусловно. Господин Фьель много лет приятельствует с родителями Петера, потому и не отказал.

– Ясно. Можешь спать дальше, а я пошел.

– И как мне теперь уснуть, по-твоему? Разбудил спозаранку, – кинул он в меня подушкой.

Я выставил кулак, ткань наволочки треснула длинным разрезом. Пол стал превращаться в гусиное покрывало.

– Эйлертон, ах ты гад! – спрыгнул Оскар с кровати и швырнул в меня теперь горсть перьев.

Я запрыгнул на подоконник, но последующие слова парня удержали меня от бегства.

– Если уберешь за собой, скажу, где можно Виталину найти.

– А она разве не дома?

– По субботам Вита рано утром уходит в городской розарий, помогает ухаживать за цветами.

– Не зря к тебе приходил, – все же спрыгнул на землю.

– Эй! А перья убрать?

– Попроси служанку.

В такой час в розарии было тихо, если не считать шелеста листьев и трели птах. Целый ботанический сад с петляющими аллеями и укромными альковами.

Виталину обнаружил среди плетистых кустов, длинные ветки с цветами розово-абрикосовой расцветки и темной, блестящей листвой распадались в разные стороны. Девушка обрезала низинные побеги и листья, подготавливая розы к зимовке.

Распущенные волосы лезли ей в лицо, и я, не подумав, отвел пряди в сторону. Пальцы ощутимо кольнуло, а Вита вздрогнула. Я напугал ее. Но мне так понравились ощущения мягких локонов в своих пальцах, что намотал одну прядку на ладонь. Внутри обожгло пламенем. Пламя касалось горла и пробуждало нечто первобытное. Да уж… подобного влечения не испытывал никогда, ни в своей человечьей жизни, ни в иной, бессмертной сущности.

– Ты преследуешь меня? – попыталась отстраниться она от меня, а когда не получилось, попросту взяла и отрезала садовыми ножницами тот локон, за который я удерживал ее.

Светлый шелк так и остался в моей ладони, спрятал его в карман брюк.

– Преследую.

– А зачем?

– Я узнал, кто твой жених, – оставил ее вопрос без ответа. – Тебе не стоит выходить за него замуж. Петер Штемпп разбазарит состояние твоего отца. А если мужчина не обеспечивает женщине рог изобилия, она обеспечит ему изобилие рогов.

– По своему опыту знаешь? – съязвила дева.

– Иногда полезно молчать, фройляйн, – забрал у нее ножницы и отрезал пропущенный ею молодой побег.

– Делаешь мне замечание?

– Нет. Даю рекомендацию.

– Тогда могу теперь я дать тебе рекомендацию? – взяла она инструмент обратно и срезала еще два листа.

– С удовольствием послушаю, – перехватил ее пальцы, норовящие пораниться о бордовые шипы.

– Иди к Диане. Вы с ней отлично смотритесь вместе. Твоя сестра вышла замуж за Феликса. Почему бы и тебе не жениться на его сестре?

– Мне нравятся блондинки, – все еще не отпускал я ее пальчиков из своих рук.

– Попроси Диану перекраситься, – рассмешила она меня.

Не стал говорить, что это не поможет, что не собираюсь жениться на девушке, рядом с которой не обостряются все чувства и ради которой не готов достать луну с неба.

ГЛАВА 5. НАДЕЖДА

Никлас не отставал от меня все утро, разрушив так любимые мною мгновения одиночества, проводимые в розарии, когда большинство горожан еще и не думает просыпаться. Мне нравилось смотреть на то, как хрупкие бутоны распускаются навстречу новому дню, как начинают играть краски на тонких лепестках.

Я приходила сюда каждую субботу. Садовник не справлялся со всеми посадками, потому был рад любой помощи.

– Осенние розы самые красивые, да? – сел вампир на разрыхленную землю напротив меня.

Надо же… не боится замарать своих щегольских штанов, – фыркнула мысленно. Нас разделял теперь куст абрикосовой розы, и это лучше, чем, когда Эйлертон стоит за моей спиной.

– Да, – согласилась с ним. – Осенью красивее. Потому что не выгорают, как летом, остаются яркими.

– Виталина, почему ты здесь? В такой ранний час?

– А ты?

– Хотел тебя увидеть.

– Зачем, Никлас? Зачем шпионишь за мной? Разнюхиваешь информацию обо мне и моем женихе? Мне не нужна дружба с вампиром.

– А я и не ищу твоей дружбы, – нагло, недопустимо глазел он на меня, разглядывал.

– Тогда что? Тебе скучно? Решил развлечься за мой счет?

– Еще предположения?

– Если бы ты был человеком, я бы предположила, что ты попросту влюбился в меня.

– Влюбился? – скользнуло удивление в его голосе. – Влюбился…, – медленно повторил он, словно пробуя слово на вкус. – А если и так?

– Влюбленный вампир? – закатила я глаза.

– Считаешь, так не бывает?

– Все знают, что вампиры не влюбляются в… в еду.

– А еда может влюбиться в вампира?

– Возможно. Ваш вид гипнотизирует, – не стала лукавить. – Вы притягиваете, как нечто запретное и неизведанное. Вы похожи на хищников, то мурлыкающих, то готовых к броску. Всегда в хорошей физической форме. Опасны. А девушкам свойственно влюбляться в опасных типов.

– А ты?

– Я не могу влюбиться в того, кто повинен в смерти моей мамы и моего брата. Ему было всего десять, Никлас, – наверное, впервые взглянула ему прямо в черные глаза. В них клубилась тьма, и мне казалось, она стала глубже и острее, чем прежде.

Я поднялась с коленок, оправила юбку, стряхнула налипшую к ткани землю, намереваясь уходить.

– Подожди, – доля секунды и он уже обхватывает мое запястье, вновь стоит рядом. Слишком близко.

– Ты мог бы не дотрагиваться до меня? – позволил вампир высвободить мне руку. – Лучше вот, сделай полезное дело, – всучила ему ножницы и мешок с обрезанными побегами. – Отнеси в сторожку садовника.

– Я отнесу, – согласился Никлас. – Только, Виталина, ты должна знать, вампиры не убивают детей. Ни я, ни другие не могли навредить твоему брату. В тот день, который вы называете нашествием, мы убили лишь тех, кто направил на нас оружие. Смертей было бы гораздо меньше, если бы в Форсте не стоял тогда прусский гарнизон. Военные могли сдаться, как сделали более умные в иных городах, но предпочли стать нашими жертвами.

– Но как же? – растерялась я. – Мне с самого детства было известно, что моих родных убили вампиры.

– Кто-нибудь может подтвердить, что видел твоих родных мертвыми? Вита, есть свидетели?

– Я… Я не знаю. Не спрашивала. Но пастор Бернар был в тот день на площади. Мне надо поговорить с ним, – подхватила подол и побежала из розария.

Говорит ли Никлас правду? Вампиру нельзя верить. Да вот только… Что, если не врет? Но в таком случае, где мои родные?

Весь путь до кирхи я бежала, провожаемая удивленными взглядами. В Форсте обычно никто никуда не спешил.

От быстрого бега стало жарко, да и утренняя прохлада сменилась теплым ветром. Я остановилась у церковной оградки, сняла вязаную пелерину и оставила ее на резной скамеечке, чтобы не держать в руках.

Вдоль стен краснокирпичной кирхи разросся шиповник, украшая собою довольно-таки аскетичную постройку. Обычно я не сразу входила в храм божий, любила постоять во дворике, вдыхая фруктово-медовый аромат, витающий тут, но сегодня спешно шагнула внутрь.

До моих ушей донеслось неразборчивое кряхтение.

– Отец Бернар?

– Я здесь, милая, – показался пастор в проеме между рядов каменных лавок. Он прикладывал к наливавшейся на виске шишке медную чашу.

– Что это с вами? – помогла ему сесть. – Каким образом?

– Это не образом, Вита. Канделябром, – слабо улыбнулся старик. – Канделябр мне на голову грохнулся.

– Ну, раз вы в состоянии шутить, то все нормально, – присела подле него.

– Ты помолиться пришла, милая? Или так, мимо проходила? Знаешь ведь, как теперь модно стало, считают, будто молитвы и не имеют особого смысла.

– Я так не считаю, Бернар. Но сейчас действительно пришла не для того, чтобы помолиться. Мне нужно кое о чем спросить. Пастор, вспомните, прошу, в тот день на площади, когда произошла бойня, вы лично видели мою маму и брата среди погибших?

– Двадцать лет прошло, милая, – замялся старик, убрал посудину от ушибленного виска, наморщил лоб. – Твои родные не вернулись домой. Но… Нет. Лично я не видел их тел. Виталина, дорогая моя, тебе трудно вообразить, что тогда здесь творилось. Повсюду кровь и пирамиды из мертвых. Живые боялись, что мертвецы начнут оживать. Когда тела сжигали, я читал молитву и впервые перепутал слова. Мне было страшно, как и всем остальным. Тогда всех, кто не вернулся с ярмарки, посчитали погибшими. Откуда вдруг возник твой вопрос? Стоит ли ворошить прошлое?

– Никлас Эйлертон сказал, что вампиры не убивают детей. А Лисандер был ребенком.

– Твой брат мог погибнуть в давке, Вита. Люди метались в те адовы минуты, как полоумные, ничего не соображали, мешали друг другу и давили ближних своих.

– Да… о таком я как-то не подумала, – поежилась от сквозняка и досады. Вспыхнувшая было надежда медленно угасала.

– Замерзла? – не укрылось от Бернара мое движение.

– Немного, – поднялась я с лавки. – Пелерину во дворе оставила. Пойду. Извините, что побеспокоила попусту.

– Я всегда рад дочери моего дорогого друга Фьеля, – заверил Бернар. – Приходи, когда пожелаешь, милая.

На улице поджидал сюрприз. Диана Сворбуж. В неизменном черном одеянии. Сколько же у нее черных платьев? И ведь все разных фасонов. Сегодня платье было с зауженной талией и с вышивкой по подолу. Интересно, во сколько лет она застыла? Больше двадцати вампирше никак не дашь.

Ее взгляд прилип к моему лицу. А в моей голове скользнула мысль, что уж лучше бы на месте Дианы был Никлас. Его взгляд хотя бы не бьет острым штыком, как взгляд этой вампирши.

Попыталась обойти ее, но Диана преградила дорогу, толкнула меня к ограде.

– Ты не расторопная, – заиграла на ее полных губах ехидная улыбка.

– Избавь от своего общества, – нервировала меня сама ситуация и то, что присутствия вампиров в моей жизни стало слишком много.

– Жаль, мне запрещено обижать тебя, – притворно вздохнула она. – Но видеться и разговаривать с тобой он не запрещал. Так что слушай, что я тебе скажу, малышка Гройсс.

Моя спина упиралась в изгородь, бежать было некуда, только и оставалось, что слушать ее змеиные речи.

– Не воображай, будто стала любимицей Никласа, – шипела Сворбуж. – Я пришла предупредить тебя, он с тобой играется. Ты для него игрушка, как были другие девушки до тебя. Он сведет с ума, заставит ползать перед ним на коленях и исполнять все его прихоти. Знаешь, что случилось с его предыдущими игрушками?

– Нет. Но ты ведь поделишься подробностями? – старалась держаться гордо и независимо, хотя внутри поднималось нечто темное. Игрушка, значит? Я тебе покажу игрушку, Никлас Эйлертон! Еще неизвестно, кто перед кем на коленях будет ползать.

– Бедняжки свихнулись от любви и доживают свои дни в сумасшедшем доме, – продолжала обрисовывать мои перспективы Диана. – Не хочешь как они, послушай моего совета. Уноси из Форста ноги, милочка, пока еще не поздно.

– А зачем ты мне это рассказала? – прищурилась я и вдруг догадалась. – Постой-ка…, ты влюблена в Никласа, а он не отвечает тебе взаимностью. И ты бесишься, что вместо тебя, он выбирает игрушку человечку.

– Заткнись! – рявкнула Диана.