Площадь атаки

Ильза, вероятно, считает, что повела себя по-дружески и оказала мне услугу. Потому что вот такой уж она человек и такие у нее понятия об услугах. И у меня тоже.

Внезапно на меня навалилась усталость. В глаза словно насыпали песка. Я встала выпить воды – все стаканы в ванной были грязные, а вода еле текла, и я добрую минуту, не меньше, ополаскивала и наполняла его. Руки-ноги отозвались острой болью.

Надо выспаться. Перелет из Москвы в Сан-Франциско длится четырнадцать часов. Успею поужинать, посмотреть кино, поудобнее устроиться на раскладном сиденье, и останется еще целых девять часов.

Глава 2

Лаунж-зона «Аэрофлота» была временно закрыта, однако в зале ожидания нашелся буфет. Я купила чиабатту с твердой салями и кофе.

Но, даже приняв порцию белков, жира, углеводов и кофеина, я все равно чувствовала себя развалиной.

Я хорошо умею неподвижно сидеть и ждать. При моем характере работы это важный навык. Для разума губительно нетерпение, а не страх. Сначала я вычисляла в уме числа Фибоначчи, но в конце концов нашла способ погружаться в такое же бездумное состояние, не прибегая к бесполезной математике. Покачала головой из стороны в сторону, потом пошевелила бедрами, выискивая нейтральное положение, снимающее нагрузку с суставов, потом медленно и методично проверила каждую частичку своего тела, начиная с мыска большого пальца на правой ноге и медленно двигаясь вверх до самой макушки. Стараясь шевелиться как можно меньше, обследовала себя с предельным вниманием, пока наконец не убедилась, что отчетливо ощущаю все, чем занята каждая моя клеточка.[14]

Прошлой ночью я набила немало шишек, но умудрялась не замечать их – ох уж это умение раскладывать все по полочкам, несовместимое с заботой о себе! – пока не провела этот сеанс самообследования. На локте и обоих коленях были синяки, лодыжка и обе ладони в ссадинах, болели мускулы в плечах и челюстях – должно быть, я их сутулила и стискивала (соответственно).

Открыв глаза, я остро ощутила каждую из этих болячек, зато обрела необходимое спокойствие. Этим могла похвастаться только я одна. Все остальные пассажиры, мои попутчики, были в тревожном напряжении, как будто ждали последний вертолет из Сайгона. Я старательно подавила вспыхнувшее было раздражение. Мне хорошо удается замечать в себе фундаментальную ошибку атрибуции: это когда вы полагаете, что ваши собственные глупые ошибки вызваны нормальными простительными причинами, потому что человеку вообще свойственно ошибаться, зато ошибки других людей – это результат серьезных изъянов их характера. Примерно так: «Я забыл помыть посуду, потому что никто не совершенен. А ты забыл помыть посуду, потому что ты дрянной эгоист».[15]

Я повторила свой план действий на время пребывания в Москве. Когда я приземлюсь, банкоматы будут работать, и я смогу снять со своей швейцарской «Визы» доллары, которых хватит на несколько дней в Сан-Франциско. А в оставшееся время буду искать, нет ли у кого-нибудь для меня небольшой контрактной работы. Точно так же поступают все, кого вышвырнули с высокотехнологичной должности, с той лишь разницей, что я десантируюсь в самую гущу событий и устраняю неполадки в кибероружии. Все что угодно, лишь бы хорошо платили и не заставляли заниматься продажами, терпеть не могу реализаторов. Те, кто закрывает сделки по продаже шпионского оборудования, обычно оказываются такими же подлецами, как и любые их коллеги, только у них еще меньше совести. Если это вообще можно себе представить.

Я рассекала по Москве на автопилоте. Если хорошо знаешь аэропорт, не надо даже думать, выбирая дорогу. Сняла наличку, в торговом автомате купила за евро сим-карту, нашла место в бизнес-зале «Аэрофлота» поближе к моему выходу.

Едва я взяла двумя пальцами утреннюю стопку водки, зазвонил «Сигнал». Симка была одноразовая, поэтому никто не мог позвонить мне на телефонный номер, но этот вызов пришел по аэропортовскому вайфаю через VPN, а значит, звонивший был в моем белом списке.

На экране высветилось имя ГЕРТЕ НЕТЦКЕ, а в качест- ве аватарки – мини-постер фильма «Ильза, волчица СС», Дайан Торн в галифе и высоких сапогах. К счастью, она никогда не звонила мне, находясь со мной в одной комнате. На мой взгляд, немцы не сильны в старых нацистских шутках.

– Алло.

– Маша.

– Алло.

Мимо спешили толпы деловых борисов. Остальные в зале ожидания залипали в телефонах или копались в своих вещах. Отчаянно хотелось выпить. Я отхлебнула половину водки.

– У тебя все хорошо?

– Какое там «хорошо» после вчерашней ночи.

Короткая пауза, потом:

– Новая тактика может показаться шокирующей, поэтому ее применение неизбежно вызывает непропорционально много шума. Атака террориста-смертника с самодельной бомбой привела бы к гораздо большему числу жертв, но не вселила бы тот же ужас, чем новый метод.

Вот так обычно разговаривала Ильза. Мне кажется, она позаимствовала эту манеру у Роммеля – холодным голосом теоретизировать о стратегии, пока все остальные разгоряченно спорят. Это прекрасно вписывалось в ее излюбленный образ Снежной королевы. Он ей не шел – такая напускная крутизна больше подошла бы стилю Кэрри Джонстон.

– Герте, не надо меня просвещать. – Что означает: не пытайся внушить мне, что раз никто из крутых ребят об этом не парится, то и мне не надо. – Исчезли мои друзья.

– Твоя юная Кристина. – Разумеется, она о ней знала.

– Что с ней?

– На месте атаки ее не было.

Даже после пары стопок водки я заметила, что она уходит от ответа.

– Я спросила не об этом.

– Когда началась атака, Кристина была в тюремной камере. Целью были фашисты, а не твои друзья, Маша. Литвинчук человек умный, он применяет разную тактику к разным фракциям. Такого рода атаки пугают нацистов до самой сердцевины их крохотных мозгов. А твои друзья мечтают стать мучениками, их этим не проймешь.

Я решительно отказывалась представлять себе Кристину в камере у Литвинчука. Словстакийское жаргонное слово для тюремщиков переводилось как «костолом». Сломанный палец, сросшийся под неестественным углом, был своеобразной визитной карточкой, аналогом тюремной татуировки для побывавших в застенках у костоломов, и неважно, кто ты – мошенник или диссидент.

– Она не пострадала? – До чего жалобно прозвучал мой голос, самой противно. Вряд ли найдется полочка, способная уместить все, что я чувствую. Слишком уж много. И выпивка не поможет. От нее никакого толку.

– Это внутреннее дело. – На миг мне почудилось, что Герте отпускает кошмарную шутку о пытках – мол, она пострадала, но только внутри. Но потом до меня дошло: она просто хочет сказать, что все происходящее между костоломами и Кристиной ни в коей мере не касается компании «КЗОФ» и, следовательно, ее лично.

Я не стала считать до десяти, мне это никогда не помогало. Сказала себе: «Это одна из тех ситуаций, где надо считать до семи», а это иногда помогало.

– Герте, я не в состоянии выяснить что-либо о Кристине, и, хотя это не касается компании «КЗОФ», все же прошу вас о личной услуге: наведите справки. – Это был уклончивый язык полунамеков, которым мы пользовались в переписке, когда начинали задумываться о том, как будут восприниматься наши письма, если их перехватят, взломают или передадут в суд. Я научилась этому у самой Кэрри Джонстон.

В моих словах был скрыт зашифрованный посыл: «Я страшно зла и, если выскажу все, что думаю, наверняка ляпну такое, о чем потом мы обе пожалеем». Ильза прекрасно разбиралась в подобных грамматических тонкостях и наверняка сумеет разгадать истинный смысл моей просьбы: «Не вынуждай меня пускать в ход против Литвинчука все средства, какие у меня имеются, ибо они не отличаются тонкостью. Тебе не понравится то, на что я готова пойти ради воздействия на нашего общего друга. Кроме того, разреши напомнить, что я больше не работаю в «КЗОФ» и ты не в силах привлечь меня к ответственности, если решишь, что я вышла за рамки».

– Да, Маша, я, конечно, могу навести справки. Понимаю, что для тебя эта ситуация очень тяжела. – Расшифровка: «Я тебя услышала. Поспрашиваю. Не делай глупостей (а не то)». – Помни, журналисты, с которыми ты столкнешься за пределами Словстакии, настроены крайне враждебно к тамошнему режиму и пойдут на все, чтобы дискредитировать его. Всегда задавайся вопросом, что же осталось за кадром. – «Будет много вранья. Будь умнее, игнорируй его».

Дело в том, что она отчасти права. Пресса в США и ЕС действительно ненавидела Словстакию. Эта страна была из тех, чей диктатор-автократ нашел друзей на другой стороне и приобретал у них оружие и в то же время не имел ни природного газа, ни важных музеев, ни других полезных активов, на которые можно было бы приобрести расположение западных властителей. Местные олигархи покупали предметы роскоши в Китае и России, а не во Франции или в Америке. Надо бы посмотреть видео тех автомобильных войн; возможно, я увижу одну и ту же атаку, снятую с разных ракурсов и смонтированную так, чтобы ее можно было выдать за два разных происшествия. Такое случалось не в первый раз. Словстакия была отсталой страной с диктаторским режимом, но враги охотно найдут способы выставить ее в еще худшем свете.

– Спасибо, Герте. Да, мне тяжело. Кристина для меня хорошая подруга, и она никакая не преступница. – Это было не совсем верно, но мы обе понимали, что я хочу сказать «не является преступницей с точки зрения неправительственных организаций по защите прав человека», а не «с точки зрения правоохранительной системы Словстакии». Строго говоря, с точки зрения их правоохранительной системы преступником в той или иной мере являлся каждый житель страны.

– Сделаю все, что в моих силах. – «Не натвори глупостей».

– Спасибо, Герте. – «Намек понят». Вот теперь Герте действовала в своем стиле: не угрожала, а тонко и осторожно налаживала контакты.

Дело в том, что Ильза действительно очень хорошо ко мне относится – по-своему, специфично, на немецкий манер. Эти коммунистические шпионы весьма щедры на личные отношения, в отличие от моей прежней американской начальницы, которая проявляла благожелательность, только когда ей надо было что-то от тебя получить.

– Я видела, что ты улетела сегодня утром. Твоя окончательная плата переведена на твой личный счет.

– Спасибо.

– Маша, ты девушка очень талантливая, блестящая и необычайно глупая.

– Знаю, Герте. Я могу чем-нибудь вам помочь? – Во мне бурлила злость. Меня вышвырнули за дверь, а потом произошли чудовищные события. Я изо всех сил целенаправленно старалась о них не думать. А она заставила меня вспоминать, воскресила в памяти весь позор и унижение, какие испытываешь, понимая, что ты всего лишь расходный материал, что тебя выперли за участие в довольно безобидных проделках. От осознания того, что вся вина на сто процентов лежит на мне и что теперь я не смогу помочь друзьям, становилось еще на тысячу процентов тяжелее.

– Я хочу сказать, что, хотя ты больше не работаешь у меня, это не означает, что тебе запрещается разговаривать со мной. Маша, я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. – Видите? Опять о долговременных отношениях. Она была бы такой же заботливой, даже сажая меня в секретную тюрьму. Даже деловые контакты требовали личной вовлеченности.

– Не беспокойтесь. Если я пойду ко дну, то не потяну за собой «КЗОФ».

Опять эта криптографическая непроницаемая тишина.

– Алло!

– Маша, то, что я сейчас скажу, продиктовано самыми лучшими намерениями. Ты не задумывалась о психотерапии? Я много раз видела, как люди в нашей отрасли доходили до саморазрушения. Сочетание секретности и власти и… некоторых других аспектов работы – человеческих аспектов – может довести умных, вдумчивых людей до срыва. Если хочешь, могу порекомендовать очень тактичных врачей.

– Не беспокойтесь, Герте, со мной все будет хорошо. Простите, те слова у меня просто случайно сорвались. – Я знала многих, кому очень пригодилась бы консультация или даже мощный курс антипсихотиков. Например, одной моей бывшей начальнице. А мне-то зачем?

– Знаешь, что происходит с теми, кто отказывается от консультирования при появлении тяги к саморазрушению? Маша, эти люди гибнут. Я это видела своими глазами. Ты, конечно, молода и считаешь, что с тобой этого не случится. Маша, я очень высокого мнения о тебе, о твоем разуме и силе, но видела, как люди гораздо умнее и сильнее тебя попадали в серьезную беду.

Я чуть было опять не ляпнула о том, что не потяну «КЗОФ» ко дну, но сумела уловить свой саморазрушительный порыв и обуздать его. Видите? Прогресс. И мне нет нужды идти к мозгоправу, особенно к тому, который пестует приятелей Ильзы из шпионской среды.

– Спасибо, Герте. Я подумаю.

Ильза поцокала языком. Она умела вкладывать в этот звук тысячи разных оттенков. На сей раз в нем слышалось нечто среднее между «дрянь» и «безнадежна», и, кажется, она поняла, что я норовлю от нее отделаться.

Она угадала.

* * *

Я пыталась работать, но разум, кажется, хотел только одного – перезагрузить электронную почту и посмотреть, нет ли чего-нибудь от Кристины. Нет, конечно, она ничего не прислала, и это даже к лучшему, потому что Кристина живет на отдельной полочке, которую я сколотила крепко-накрепко.

Сидя в зале ожидания, я снова и снова прокручивала в голове свои ошибки, хотя изо всех сил старалась этого не делать. Видела, что стою на краю бесконечной унылой пропасти. Депрессия, конечно, врет, но врет очень убедительно, и я уже слышала над ухом ее навязчивый шепот, она внушала мне, что я все испортила, что я никогда не найду новую работу, что меня никто никогда не полюбит, что я закончу свои дни в изгнании, потому что в США кто-нибудь обвинит меня в причастности исчезновению его семьи. Это напомнило мне, что я понятия не имею, сколько народу исчезло по моей вине, но число это явно отличается от нуля.

Я скучала по США. Это случалось со мной нечасто, зато на полную катушку. Я выросла на берегах залива Сан-Франциско, и мои славные подростковые годы пришлись на промежуток между первым пузырем доткомов (торговля собачьим кормом по интернету) и вторым (соглашайся на эту временную работу, а не то мы сделаем из тебя собачий корм). В те времена арендная плата была просто высокой, а не заоблачной. Район Кастро был всего лишь ##### ### #### и еще не превратился в мечту риэлторов, перепродающих красивые домики по прозвищу «раскрашенные леди» по три раза за три года, и каждый раз со стопроцентной маржой. Существовали подпольные танцевальные клубы, куда пускали всех, невзирая на возраст, и не проверяли удостоверения личности, и мы с подружками самозабвенно тусили там до двух часов ночи, потом выплясывали на улицах как прибабахнутые, то ли пьяные, то ли ошалевшие от избытка молодости, гормонов и похоти, влипали во всякие выверты. У меня был «Живой журнал». Я вела блог на «Блогере». Я написала вирус для MySpace. Вот какая я была.

В то время было полно людей, делавших странные вещи на грани и за гранью. Десять парней жили в громадном складе, называли себя художниками и строили в своем жилище огромные арт-кары для фестиваля Burning Man, при этом еще и работали почасовиками в Сан-Францисском университете, преподавая XML, или по средам проводили вечера в ночном клубе DNA Lounge, или играли в постфеминистской рок-группе, исполнявшей кавер-версии из аниме или оригинальные песни о патриархате. Половина моих знакомых была «модераторами сообществ», а другая половина рыскала по барахолкам в поисках скидок, чтобы потом выставить находки на eBay (это было еще до того, как eBay завершил свой грандиозный проект по расчистке залежей во всех американских подвалах и на чердаках).

Я любила ранние игры в альтернативной реальности, те, для которых требовалось подключать к кнопочному телефону WAP‐преобразователь, и мы с девчонками всегда выигрывали, потому что мы были умнее любого сочинителя головоломок. Некоторые деятели прятали свои подсказки на ресурсах, которые можно найти только на микрофишах, потому что они никогда не оцифровывались, и мы выискивали их с такой скоростью, словно они находились в первых строчках поисковой выдачи гугла.

В один отнюдь не прекрасный день, в день, ставший для нас судьбоносным, день, когда Маркус Яллоу превратился в M1k3y (боже, помоги нам всем), террористы взорвали мост Бэй-Бридж. Я сразу поняла – работы будет по горло. Дело в том, что я, пока росла, всей душой любила Сан-Франциско, считала этот город своим. Там я никогда ничего не боялась, могла без страха пойти куда угодно. Наркоманы, дерущиеся в Тендерлойне, разбегались врассыпную с моего пути, а любого приставалу я вымораживала одним-единственным лазерным взглядом пылающих ненавистью глаз. От беготни вверх-вниз по холмам ноги стали крепкими, как древесные стволы, все тело было испещрено пирсингом, большей частью неудачным, потому что стоит только найти классного мастера, и ты с удовольствием позволяешь ему оттачивать на тебе свое искусство.

Так что, когда какие-то подонки взорвали мой мост и испоганили мой город, я восприняла это как личную обиду. Я послала сотни три электронных писем в Департамент внутренней безопасности, вызываясь делать для них все что угодно, лишь бы уберечь мой город. Разумеется, все эти письма до единого канули в черную дыру, ибо кто я такая? Всего лишь ребенок.

Но ребенком я была умным. И понимала: чтобы разобраться в происходящем, не обязательно прослушивать весь интернет. Если знать, на что обращать внимание, можно найти множество подсказок. Дети приходят в школу с пачками самопальных дисков и отксеренными инструкциями о том, как взломать свой бесплатный иксбокс, подключиться к «икснету» (такое название придумал M1k3y) и включиться в борьбу с большим злым ДВБ.

Проникнуть в непроницаемый, криптографически защищенный икснет оказалось на удивление легко. Достаточно было всего лишь взять домой один из этих самодельных дисков, скопировать на домашний компьютер образ установщика и добавить лазейку, которая заставляет любую машину открывать обратную оболочку для компьютера, контролируемого мной (это был корпоративный веб-сервер компании по грумингу собак, расположенный в канадской провинции Манитоба, потому что ни в одном человеческом языке нет фразы «компетентен, как сетевая безопасность собачьего груминга»). Оттуда я могла выкачивать все: пароли, скриншоты, файлы. К тем временам восходит половина моей музыкальной коллекции, потому что я написала скрипт, отыскивающий всякого, у кого MP3-библиотека состоит из более чем трех песен, высоко оцененных мной на собственном плеере. Находя соответствие, этот скрипт копировал всю музыку жертвы. Музыкальное ограбление века.

Что гораздо важнее, я быстро проникла в дебри планирования всех «мероприятий» икснетовской армии, вплоть до подмены радиомаячков в общественных местах ради парадокса ложноположительных результатов. Сначала я не докладывала об этом в ДВБ. Вместо этого кропотливо собирала досье, докапывалась, кто у них главный. Никто никогда не рассказывал мне об информационных каскадах, но я изобрела их независимо ни от кого и чертила организационные диаграммы, вычисляла идеальные узлы, чтобы остановить этих не в меру остроумных преступников.

Передо мной стояли две проблемы. Во-первых, не все эти ребята заслуживали наказания. Многие активно задавались вопросами, правильно ли они делают, намеренно создавая помехи для предпринимаемых ДВБ мер безопасности, и пытались взывать к разуму, даже когда их более бестолковые приятели требовали ВЗЛАМЫВАТЬ ВСЕ ПОДРЯД. А мои попытки обрушить гнев господень на головы этих хулиганов привели бы на скамью подсудимых всех без разбора.

Во-вторых, никто в ДВБ не желал слушать девчонку-подростка, даже суперпродвинутую, даже если она накопала тонны полезной информации об Каль-Каида, как называла себя банда ребятни, сумевшей одурачить всех профессиональных безопасников.

Однако моя изобретательность не знает границ. Не надо недооценивать решимость детей, у которых мало денег и много свободного времени, как сказал однажды один глупый паренек. Из ДВБ утекало множество сигналов и агентурной развединформации – всевозможные профили на LinkedIn, старые онлайн-резюме, пресс-конференции, имена в нижних строчках закупочных заявок на федеральных сайтах. Медленно, капля за каплей, я составила отдельное досье на ДВБ, особенно на чиновников, курирующих работу сан-францисского контртеррористического подразделения. Если бы у икснетовцев мозгов было побольше, чем бравады, они бы и сами пришли к этой мысли – нацелившись на конкретных людей, разорвать цепочку командования. Именно так действуют партизаны. В отличие от бестолковых детишек.

И опять мне помог каскадный анализ. Когда вот этот человек отдает приказ, все остальные дружно берутся за дело. Основные высказывания вот этого человека через неделю повторяются вон тем. Мои аналитические схемы были испещрены стрелками, указывающими на другие стрелки, взад и вперед, отражая медленный процесс достижения бюрократического консенсуса, однако в схеме нашелся один узел, из которого исходило больше стрелок, чем из всех остальных вместе взятых. И под этим узлом стояло имя: Кэрри Джонстон.

У Джонстон было все, чего не хватало мне. Прямая осанка, дерзкая короткая стрижка, словно сконструированная специально для нее армейским инженерным корпусом. Военнослужащая во втором поколении, капитанская дочка, с детства побывавшая чуть ли не во всех портах земного шара, диплом по политологии, проходила подготовку по программе спецназа, но вынуждена была уйти – сломала обе ноги, точь-в-точь как Сноуден, хотя решительно отвергала эту ироническую насмешку судьбы. Плюс к тому она блистала холодной красотой Снежной королевы, к ее голубым глазам очень хорошо подходил эпитет «пронзительные». Она любила старую кантри-музыку, обожала Мерла Хаггарда и Конвея Твитти, но терпеть не могла Вилли Нельсона, потому что сама не курила травку и не общалась с теми, кто курит.[16]

Обо всем этом я узнала, когда путем кропотливой работы выяснила ее ник на форумах – Americhick1776 (фи!). Сначала я не была уверена, она это или нет, потому что она всегда вела себя осторожно. Но в сети есть открытая библиотека под названием Anonymouth, которая может провести «сравнительную стилометрию» любых текстов и сообщить, имеется ли между ними сходство в характерной пунктуации, словаре, структуре предложений, грамматических ошибках. Я обучила эту программу на публичных постах, сделанных Кэрри Джонстон под собственным именем, а потом скормила ей тексты, выложенные под никами Americhick1776, Thankgodimacountrygirl, USAOKBYME и Bornintheusa1979, и стиль Americhick1776 на 86 процентов совпадал со стилем Джонстон. Следующий, Bornintheusa1979, показал совпадение всего на 41 процент. После этого уже легко было отыскать все ее посты, установить оповещения на ее ник, пройтись по ее графам в неимоверно примитивных дофейсбучных соцсетях (ни одна из них не могла сравниться с фейсбуком по защищенности), собрать все публикации ее друзей и составить подробную картину того, куда она ходила, когда и с кем. Старый пост из доисторического «юзнета», оставленный еще в ранние студенческие годы, помог выяснить номер домашнего телефона ее родителей, а поиск в системе обратной справки подбросил их адреса. Кредитные отчеты рассказали о состоянии их финансов, а также о том, услугами каких мобильных операторов они пользуются. Методы социальной инженерии помогли выцарапать у операторов номера мобильных телефонов родителей. Они, разумеется, ни разу не меняли выданные по умолчанию пароли к голосовой почте (в те времена этого не делал никто). Пара недель усердного прослушивания перехваченных звонков Джонстон, включая тот, где она оставила свой номер рабочего телефона (ее сотовый не работал в экранированном трейлере ДВБ). Я сверила все это с ее личной онлайн-активностью в рабочее время и вычислила, когда именно она вместо работы валяла дурака. Теперь у меня был мотив, средства и возможности.

Я надела худи и туфли на платформе, зашла в магазин 7-Eleven на Маркет-Стрит, купила одноразовый телефон, села в метро и поехала в Окленд. Там пошла в марину, где был хороший обзор во все стороны и не было камер, и позвонила. Сначала она не ответила, и меня перекинуло на голосовую почту. Я перепугалась, но потом повесила трубку, досчитала до тридцати и перезвонила.

– Кэрри Джонстон. – К этому времени я уже прекрасно знала ее голос, однако все равно занервничала. Раньше я слышала только, как она разговаривает с другими людьми. А на этот раз она обращалась ко мне. То были всего лишь репетиции, а сегодня состоится премьера.

– Мисс Джонстон, вы меня не знаете, но я патриотка, и у меня есть кое-какие сведения о так называемом икснете, которыми я хотела бы с вами поделиться.

Ее голос не дрогнул ни на миг.

– Погодите секунду. – Щелк. – Наш разговор записывается. Продолжайте.

У меня пересохло во рту. Безуспешно попыталась проглотить подступивший к горлу комок и угомонить колотящееся сердце.

– У меня есть организационная структура, логины, пароли и протоколы чатов. Я установила лазейки на компьютеры главных деятелей и держу их под непрерывным наблюдением. У меня есть информация об их ближайших планах.