Ходячие города. Том 1. Механическое сердце

Mythic Coder

Ходячие города. Том 1. Механическое сердце

Глава 1. Ходок Восток

Глава 1. Ходок «Восток».

Лекс вынырнул из сна так, будто его кто-то пнул под бок. Металл под тонким матрасом вибрировал, гул машин забивал уши, в жарком воздухе висел тяжёлый запах масла, горелой пыли и человеческого пота. Где-то за стеной кашлял старый компрессор, в такт ему дрожали рёбра койки.

Он пару секунд лежал, щурясь в полумрак, пока глаза привыкают к рыжеватому свету аварийных ламп. Пот стекал по виску, липкая майка прилипла к спине. Снизу, из-под настила, ощутимо толкнуло – ноги “Востока” переставили шаг, где-то в глубине корпуса что-то протяжно взвыло, и весь отсек ответил низким грохотом.

Лекс вздохнул, сел, мотнул головой, разгоняя остатки сна. В горле пересохло так, словно он ночь жевал песок. Проморгался, нашёл под койкой свои ботинки, наполовину разъеденные смазкой, и полез в них, морщась, когда холодный металл пола обжёг ступни через тонкий носок.

Между рядами коек уже шевелились люди. Кто-то ругался, кто-то натягивал штаны на голое тело, кто-то пытался на ходу застегнуть ремни разгрузки. Гул голосов тонул в общем грохоте двигателя. Над головой по трубе стукнуло – наверху, видимо, опять что-то роняли.

Лекс поднялся, выпрямился до упора – и всё равно макушкой почти цеплял нижнюю кромку труб. Вздохнул. Новый день на нижнем ярусе. То есть ещё одна попытка не умереть от перегрева, поломки или чьей-то тупости.

Умываться было нечем, поэтому он просто провёл ладонью по лицу, размазал пот и пыль и пошёл к общему столу – две сваренные вместе металлические панели, закреплённые к полу цепями, чтобы не улетели при резком манёвре. На них уже лежал завтрак: алюминиевые миски с мутной бурой кашей и жестяная коробка с нарезанными на тончайшие ломтики сухарями.

Гвоздь, жилистый техник с вечной сажей под ногтями, уже сидел, держа миску одной рукой, а второй ловко тянулся к коробке.

Лекс молча взял свою миску, бросил туда ложку каши и потянулся за сухарём.

– Руку убрал, – лениво сказал он, даже не глядя.

– Ты сначала глаза открой, герой, – ухмыльнулся Гвоздь и быстрым движением стянул сразу два ломтика. – Твоя смена вчера отбой пропустила, тебе двойная пайка не положена.

Лекс щёлкнул его по костяшкам пальцев гаечным ключом, который каким-то чудом оказался у него в руке.

– Ай, мать твою!

– Вот теперь точно не положена, – пробормотал Лекс и всё-таки ухватил свой кусок, зажав его в кулаке.

Нора, маленькая, но крепкая, с коротко стриженными волосами, прыснула, задыхаясь от смеха, и едва не уронила кашу.

– Вы как дети, – сказала она, садясь рядом. – Оба. Только детям хотя бы воду фильтрованную иногда дают.

Слово “вода” прозвучало как шутка и как проклятие одновременно. Все трое автоматически повернули головы к углу отсека, где висел их местный бог и проклятие – старый фильтр.

Серый цилиндр дрожал, моргал грязным зелёным огоньком и издавал звук, похожий на хрип умирающего зверя. Из крана торчала привязанная проволокой пластиковая бутылка, дном вверх. Ни одна капля не капала.

– Он снова сдох, – мрачно заключил Гвоздь.

– Он не сдох, – возразил Лекс, уже чувствуя, как в горле становится ещё суше при одном виде фильтра. – Ему просто плохо. Как и всем нам.

– Ты вчера обещал его добить или починить, – напомнила Нора. – В итоге напился сам и уснул в ботинках.

Лекс фыркнул, откусил от сухаря, каша в миске уже схватывалась сверху корочкой.

– В ботинках я уснул от того, что таскал ваши задницы по тоннелям, когда аварийный клапан заклинило.

– О-о, началось, – протянул Гвоздь. – Слышим песнь великого спасителя.

– Великий спаситель, – Нора ткнула Лекса ложкой в плечо, – если сейчас не залезешь в этот фильтр, мы через пару часов будем пить конденсат с потолка. Прямо с ржавчинкой. Тебе первому нальём, клянусь.

Лекс поморщился. Каша вдруг показалась совсем несъедобной. Он поставил миску, доев только половину, и поднялся.

– Ладно. Пока “Восток” не решил, что мы лишний груз и не стряхнул к чертям, я попробую продлить ему жизнь.

– Кому? Нам или фильтру? – хмыкнул Гвоздь.

– Кому получится.

Он подошёл к фильтру, на ходу вытирая руки о штаны. Крышка была обмотана изолентой и стянутой стяжками. С прошлой “починки”. Лекс на секунду прислонился лбом к холодному металлу корпуса, прислушался к его внутреннему гулу. “Восток” жил своей тяжёлой, усталой жизнью, и Лексу всегда казалось, что он чувствует каждый его рывок как собственный сердечный удар.

– Ну что, старик, – пробормотал он, поддевая стяжку отвёрткой. – Давай без сюрпризов. И без потопа, ладно?

Где-то сверху протянул сиреной двигатель, пола качнуло, миски звякнули о металл. Нора придержала свою, Гвоздь ругнулся сквозь зубы.

– Сюрпризы, – бросил Гвоздь, – у нас по расписанию. После завтрака.

Фильтр кашлянул, плеванул в бутылку струёй мутной воды и снова захрипел. Лекс дождался ещё пары капель, выключил подачу и, удовлетворённо кивнув самому себе, щёлкнул по корпусу. Жить будет. Минут двадцать.

– Записывай, – бросил он через плечо. – Фильтр – на полном вскрытии при первой возможности.

– Ага, при первой, – буркнул Гвоздь. – Как только “Восток” остановится и любезно подождёт.

Лекс хмыкнул, перехватил ремень с инструментами и направился к выходу из отсека. Жара ударила сильнее, стоило открыть дверной проём: снаружи воздух расходился от вибрации, как от огромного перегретого сердца.

Обход секции начинался, как всегда, одинаково. Узкий коридор, стены в пятнах гари, под ногами решётчатый настил, снизу виден промасленный туман нижних уровней. Нора догнала его, застёгивая грязные перчатки – кожа на ладонях порвалась, пальцы выглядывали наружу.

– Надо новые, – проворчала она, шевеля рукой. – Эти уже мои отпечатки в металл вдавливают.

– Попроси у совета инженеров, – отозвался Лекс. – Скажи, твои нежные ручки страдают.

– Им плевать на мои ручки, – фыркнула Нора. – Им бы, чтоб “Восток” не развалился. В отличие от нас.

На повороте к ним примкнул Лысый Дан, хмурый, как всегда, с перекошенной нашивкой “Секция 3-Б” на куртке. Пока шли, он одной рукой ловко отрывал старый кусок ткани, другой уже держал новую нашивку – свежие буквы “3-В”.

– Решил перекраситься? – прищурился Лекс.

– Начальство решило, – буркнул Дан, кусая нитку. – Говорят, третья “Б” официально умерла. Как тот фильтр. Теперь вы – “В”. Типа выше по статусу.

Нора прыснула.

– Ну всё, Лекс, живём. Стали на букву вперёд. Может, и воду когда-нибудь до верха доведут.

– Сначала её надо снизу не просрать, – сказал Лекс и коснулся пальцами собственной потрёпанной нашивки. Ткань протёрлась до серых нитей, край держался на честном слове.

Они обсуждали план на смену: дотянуть до конца недели магистральную линию, проверить крепления подвесных труб, заодно посмотреть, откуда течёт чёртова эмульсия в тоннеле семь. Дан ворчал про грязь – под ногами чавкала промасленная жижа, забиваясь в протёртые до дыр подошвы.

– Ещё немного, и грибки начнут расти прямо в ботинках, – мрачно заметил он.

– Зато удобно, – отозвался Лекс. – Обед с собой.

Они поднялись по лестнице на уровень выше, где над головами потянулись подвесные трубы – толстые, в разводах ржавчины, стянутые цепями к потолочным балкам. Тут гул машин был громче, а воздух, казалось, можно было резать ножом – такой он был густой от пыли.

Лекс привычно шёл первым, щупом проверяя кронштейны и сварные швы. Руки в потрёпанных перчатках скользили по горячему металлу, пальцы чувствовали каждую вмятину лучше, чем глаза.

– Вот это место не нравится, – пробормотал он, упираясь ладонью в одну из труб. Та едва заметно дрогнула.

– Она и вчера дрожала, – сказал Дан. – Мы отметили, помнишь?

– Вчера она дрожала, сегодня – дёргается, – отрезал Лекс. – Разница в том, что вчера я под ней спокойно стоял.

Нора уже собиралась пошутить, но в этот момент где-то дальше по линии что-то хрипло клацнуло. Звук, похожий на рвущийся цепной поводок.

– Слышали? – Лекс поднял голову.

Второй звук был уже громче – металлический визг, а потом тяжёлый, короткий треск. Лекс успел только рявкнуть:

– Назад! Все назад!

Потолок взорвался дождём ржавчины и болтов. Одна из подвесных труб сорвалась с крепления, рванулась вниз, как бешеный зверь. Воздух прорезал ударный свист.

Дан не успел. Труба скользнула по его плечу, хрустнул металл и кость вместе, его швырнуло в стену. Раздался влажный, глухой звук тела о железо.

Запах крови прорезал машинный дух растворителем. Нора выкрикнула что-то нечленораздельное, бросаясь к нему, над головой продолжали осыпаться куски обшивки.

– Лечь! – заорал Лекс, хватая её за ворот куртки и утаскивая под ближайшую балку. Сверху посыпались обломки, один ударил его по спине, дыхание на секунду перехватило.

Труба, не до конца оторвавшись, повисла на цепях, раскачиваясь, как маятник. Каждое её движение отзывалось вибрацией в полу. Где-то высоко, в глубине металла, потрескивали и жалобно скрипели другие крепления.

– Держится на соплях, – прохрипела Нора, глядя вверх, глаза бешеные.

– Не только она, – ответил Лекс, чувствуя, как по спине стекает тёплая полоска – то ли пот, то ли кровь. – Дан!

Он выскользнул из-под балки и подполз к лежащему. Куртка Дана была разорвана, свежая нашивка залита тёмным. Кровь уже капала в щели настила, впитываясь в вечную грязь “Востока”.

Дан стонал глухо, сквозь зубы, будто боялся, что даже боль разозлит “Восток”. Лекс упёр руку ему под шею, пытаясь разглядеть, где кость, а где уже просто мясо и ткань. Пальцы скользили в тёплой крови, запах железа перебивал даже машинное масло.

– Тихо, Дан, не дёргайся, – пробормотал Лекс, чувствуя, как в висках пульсирует злость. – Живой, значит, уже хорошо.

Их нашли быстро – грохот падения притянул полсмены. Появились носилки, двое санитаров в чистых, по местным меркам, халатах. Они молча подцепили Дана, как деталь, подлежащую ремонту, и утащили вниз по коридору. Нора стояла, вцепившись в перила, кулаки белые.

– Опять минус человек, – выдохнула она. – А трубы всё висят.

Лекс хотел ответить, но воздух в коридоре вдруг стал тяжёлым, как перед грозой. Сверху по лестнице зацокали чьи-то аккуратные ботинки, не вязнущие в грязи.

Появился инженер из элиты – высокий, худой, в светлом комбинезоне без единого пятна. На груди – эмблема совета, блестящая, как насмешка. Лицо гладкое, чужое, будто вырезанное из холодного пластика. За ним – двое охранников с чистыми бронежилетами и оружием на ремнях.

Он скользнул взглядом по свисающей трубе, по окровавленному настилу, по Лексу, Норе, остальным. Ни одного лишнего жеста, ни единой морщинки жалости.

– Авария локализована? – спросил он так, будто обсуждает температуру в котле.

– Временно, – отрезал Лекс. – Кронштейны дальше по линии тоже идут трещинами.

– Значит, займётесь после вылазки, – сухо сказал инженер. – Приказ совета: готовиться к выходу в руины. Нужны запасные части, блоки крепления и две рабочие помпы. Секция три-В идёт в составе группы.

Нора дернулась.

– Мы только что человека под трубой потеряли.

– Человек доставлен в медсекцию, – поправил он. – Статус “потерян” присваивается по факту смерти. Не забегайте вперёд.

Лекс почувствовал, как внутри поднимается кипяток.

– Может, вы сами в руины прогуляетесь? Свежий воздух, демоны, монстры, романтика. Мы за вас тут трубы подержим.

Инженер посмотрел на него, как на неисправный болт.

– Техник Крымов, – произнёс он, заглядывая в планшет. – Смена три-В, профиль: ремонт магистралей, наружные работы. Вы как раз подходите. Вам повезло. Остальным придётся остаться здесь.

– Повезло, – хрипло рассмеялся Лекс. – То есть, если нас там разорвёт, вы просто…

– Кто не вернётся, – перебил инженер, – будет списан как эксплуатационная потеря. Город не обязан помнить имена каждого болта. “Восток” должен идти. Это всё, что важно. Сбор на складе вооружения через десять минут. Задерживающихся тоже спишем.

Он развернулся и пошёл обратно, охрана за ним. Чистые ботинки не оставили ни одного следа в грязи.

У Лекса зудели кулаки, хотелось догнать этого гладкого типа и вмазать ему ключом по затылку. Вместо этого он только выдохнул и резко сорвал с лица застывшую ухмылку.

– Слышала? – бросил он Норе. – Мы не люди. Мы болты.

– Болты хотя бы смазывают, – сказала она, поднимая с пола свой шлем. – Нам даже перчатки не меняют. Пошли за “счастьем”.

Склад оружия встретил их тяжёлым запахом смазки и старого пороха. За решётчатым окном-стойкой сидел кладовщик, седоватый мужик с мутным взглядом. Он лениво протягивал стволы поверх журнала, даже не поднимая глаз.

Лексу достался карабин, переживший, кажется, все вылазки за последние десять лет. Ствол в нагаре, затвор тугой, приклад в зазубринах. К оружию приложили маленький мешочек с патронами – жалкая горсть.

– Это всё? – Лекс потряс мешочком. Металл внутри жалобно звякнул.

– Больше нет, – пожал плечами кладовщик. – Вон элита сверху патронами стены подпирает, чтобы не развалились.

– Смешно, – пробормотал Лекс и отошёл в угол.

Он опустился на одно колено прямо в грязь, положил карабин на второе, как на импровизированный верстак. Снял затвор, выдохнул, глядя на слоями засохший нагар.

– Ну что, старик, – прошептал он, – ты тоже болт, да? Давай, не подведи.

Тряпку он нашёл сам, выдернув её из собственного рукава. Шомполом выгребал чёрную кашу, пальцы работали спокойно, автоматически. В голове при этом продолжал звучать голос инженера: “списываем, списываем, списываем”.

– Если меня там “спишут”, – сказал он вслух, не поднимая головы, – очень хочу посмотреть, как они будут крепить свои трубы без наших рук.

– Не посмотрим, – усмехнулась Нора, проверяя свой пистолет и пересчитывая патроны раз за разом, будто от этого их станет больше. – Мы будем заняты: лежать красиво в руинах.

Лекс защёлкнул затвор, проверил ход, вскинул карабин к плечу. Ствол лёг привычно, почти родным весом.

– Посмотрим, – тихо сказал он. – Я ещё не решил, кого сегодня спишет “Восток”.

В сборочном отсеке было тесно и душно, как в чужом рту. Стены потели конденсатом, лампы дрожали от вибрации, по полу тянулись кабели, норовя подставить подножку. Техники, штурмовики, пара разведчиков – все толкались, матерились, проверяли ремни и застёжки, каждый делал вид, что это обычная смена, а не прогулка под жернова.

Лекс сидел на перевёрнутом ящике с маркировкой “запчасти: насосы”, вытянув ноги, и штопал лямку старого рюкзака грубой чёрной ниткой. Пальцы работали быстро, без лишних движений, игла легко входила в протёршуюся ткань. Рядом на ящике лежал карабин, уже чистый, как мог позволить местный мир.

– Ну что, смертнички, – протянул Гвоздь, подойдя к группе и хлопнув по шлему ближайшего штурмовика. – Говорят, маршрут лёгкий, всего три точки: руины, трущобы и кладбище. Наше, если что.

– Ты кого смертником назвал? – фыркнула Нора, затягивая ремни на бронежилете.

– Себя, конечно, – усмехнулся он. – Чтоб не обижать остальных.

– Маршрут не лёгкий, – вмешался старший группы, коренастый мужик по прозвищу Трос. – Сначала через старый сервисный коридор, потом вниз по шахте к руинам станции. Там забираем помпы, что найдём целого, и назад по прямой.

– По прямой, – повторил кто-то сзади. – Как в прошлый раз, да? Когда “по прямой” означало через два гнезда тварей и одно демоническое пятно?

– В прошлый раз вы вернулись, – отрезал Трос. – Значит, маршрут был нормальный.

– Кто идёт первым? – спросила Нора.

– Ты, конечно, – хмыкнул Гвоздь. – У тебя шея тоньше, если что в петлю попадёт – меньше нагрузка на верёвку.

– Пошёл к чёрту, – сказала она без злости. – Лекс, скажи им.

Лекс не сразу оторвался от иглы. Протянул ещё пару стежков, проверил натяжение нитки, только потом поднял взгляд.

– Первый идёт тот, у кого глаза открыты, – сказал он. – Мне всё равно, с какого конца умирать, но лучше я буду немного дальше от двери. Хоть посмотрю, где нас положат.

– Романтик, – усмехнулся Гвоздь. – Ладно, я пойду первым. Может, повезёт и меня сразу снесёт, не буду слушать ваши жалобы.

– А кто на дежурстве останется? – с другого конца отсека донёсся голос дежурного техника. – Нам тоже люди нужны, если вы вдруг все решите героически не вернуться.

– Останутся те, у кого справки, – буркнул кто-то. – Или у кого колени дрожат сильнее, чем “Восток”.

Разговоры рябили, как шум в старом радиоприёмнике. Меж ними всплывали обрывки байки – как на прошлой неделе ночная смена чистильщиков слышала в коридоре шаги, когда все были на посту, или тихий детский смех из закрытого ангара.

– Я тебе говорю, – уверял худой техник, затягивая ремень, – никто там не ходил. А звук был. Будто кто-то по решётке ногами шаркал.

– Это “Восток” сам с собой разговаривает, – отмахнулся другой. – Ему тоже страшно, вот и скрипит.

Лекс слушал краем уха. Ночные звуки были привычны: протяжные стоны металла, внезапные щелчки, шёпот вентиляции. Но иногда, когда он возвращался со смены по пустому коридору, сердце всё равно начинало стучать быстрее. Особенно когда за спиной что-то тихо скреблось, а оборачиваться не хотелось – мало ли, вдруг там действительно кто-то есть.

Он дернул последний стежок, откусил нитку зубами и провёл ладонью по лямке. Держится.

Рюкзак был старый, ещё от отца. Потёртая ткань, пара чужих нашивок, давно выцветшая надпись с названием секции, которой больше не существовало. Отец когда-то шёл с этим рюкзаком в свою последнюю вылазку – за насосами, за топливными блоками, за очередной “необходимостью для города”.

Вернулась только эта тряпка. И список “эксплуатационных потерь”.

Лекс провёл пальцами по шву, где когда-то мать аккуратно зашивала порез. Помнил её руки – теперь уже почти как чужие, из другой жизни. Там, наверху, среди элиты, она, возможно, даже помнила его имя. Возможно.

Внутри что-то сжалось, как будто туда тоже забили ржавый болт.

“Долг перед городом”, – голос отца всплыл сам собой, привычный, тёплый. – “Пока он идёт, мы живём. Пока мы работаем, он идёт”.

– Пока мы работаем, они живут, – прошептал Лекс себе под нос. – А мы… мы ходячие запчасти.

Он поднял взгляд на остальных. Те смеялись, подтрунивали, спорили, кому тащить тяжёлое, кто пойдёт замыкающим. Каждый делал это по-своему, но цель была одна – заглушить дрожь где-то внутри.

Лекс закинул рюкзак на плечо, поправил лямки.

Внутренний голос отца молчал. Его перекрывал другой – сухой, холодный, голос инженера: “спишем”.

– Я вам не болт, – тихо сказал он, уже вслух. – Я сам решаю, где сорвусь.

Никто не услышал. Гул “Востока” забрал его слова себе, в глубину металла.

Когда наконец дали команду выдвигаться, “Восток” уже шёл в ночи. Это чувствовалось по-другому гулу – более глухому, с редкими тяжёлыми толчками, как сердцебиение у уставшего зверя. В шлюзовый коридор их вытолкнуло разом: Лекс, Нора, Гвоздь, ещё трое штурмовиков и Трос впереди, как кусок арматуры, воткнутый в темноту.

За переборками выло. Ветер снаружи не слышен целиком, только обрывками – протяжные стоны, короткие удары, будто кто-то огромный ладонью по корпусу проводит. Металл отвечал дрожью, и по трубам шёл еле заметный звон. Свет фонарей плясал по стенам: жёлтые конусы истончались в конце коридора, превращаясь в грязные пятна.

Внутри было как в кишках у железного чудовища. Узкие проходы, паутина кабелей над головой, трубы по бокам, местами обмотанные тряпками, где-то сочилась тёмная влага. Запах ржавчины, старого масла и человеческого дыхания смешивался в плотный, тяжёлый коктейль.

– Держим дистанцию, – бросил Трос, не оборачиваясь. – Шаг тихий, рот закрыт. Вопросы решаем шёпотом или потом. Кто фонарь потеряет – идёт дальше вслепую.

– Мотивирует, сука, – прошептал Гвоздь у Лекса за спиной. – Как всегда.

Нора шла чуть впереди Лекса, плечи напряжены, пальцы на рукояти пистолета. Рюкзаки позвякивали железом, но каждый старался гасить этот звук, прижимая лямки, перекладывая стволы.

На одном из поворотов коридор резко сузился, потолок опустился так низко, что пришлось идти почти согнувшись. Фонари выхватывали из темноты клочья изоляции, рваные бирки с выцветшими номерами секций. Лекс поймал себя на том, что считает шаги. Раз. Два. Три. До сотни. Сбился. Начал заново.

– Стоп, – прошипел кто-то сзади. – Мне… э-э… за угол надо.

– Сейчас? – Трос обернулся, свет его фонаря полоснул по лицам, все зажмурились. – Ты издеваешься?

– Сейчас, пока внутри, – пробормотал техник с серыми от усталости глазами. – Снаружи точно будет не до этого.

Пару секунд повисла тишина, потом кто-то хмыкнул.

– Пусть идёт, – тихо сказал Лекс. – Лучше сейчас, чем когда он в скафе начнёт ёрзать.

– Две минуты, – рявкнул Трос. – За трубу и чтоб без концертов.

Тот юркнул за поворот, фонарь его на секунду выхватил угол, где трубы сходились в вязкую тень. Остальные рассредоточились вдоль стен. Кто-то проверял магазин, кто-то молча смотрел в пол, прислушиваясь к гулу. Лекс прислонился спиной к переборке, чувствуя, как через металл в него вбивается вибрация шагов “Востока”.

Обычно в такие моменты он успокаивался: ритм, к которому привык с детства, как колыбельная. Но сейчас этот ритм был сбит. Время от времени – короткий рывок, потом затянувшаяся пауза, будто механический гигант запинался. На стыках панелей тихо скрипело, как старые суставы.

Лекс swallowed, язык прилип к нёбу. Ночь вне корпуса он ещё даже не видел, а уже знал, что эта вылазка будет другой. Не хуже, не лучше – просто неправильной. Нечто в ходке, в воздухе, в том, как тени скапливались в углах, шептало: “Не как всегда”.

– Чего замер? – шепнула Нора, оборачиваясь. – Ты как будто призрак увидел.

– Призраки здесь разумнее живых, – ответил Лекс так же тихо. – Сидят в стенах и никуда не высовываются.

– А мы что делаем?

– Лезем наружу. Значит, тупее.

Где-то за корпусом ветер ударил особенно сильно, прямоугольная переборка дрогнула под лопатками Лекса. По коридору прокатился низкий гул, словно “Восток” недовольно зарычал. Фонари дрогнули, один мигнул и почти погас, но всё-таки ожил, выплюнув тусклый свет.

Техник, ушедший “за угол”, вернулся, натягивая перчатки, лицо каменное, глаза избегают встречаться с чужими. Никто не сказал ни слова – все знали, что такое маленькая роскошь “освежиться” перед тем, как шагнуть туда, где любой звук может стать последним.

– Пошли, – коротко бросил Трос. – До шлюза ещё два уровня вниз.

Они двинулись дальше, глубже в кишки “Востока”. Гул вокруг становился плотнее, темнота – густее, шёпоты – короче.

Лекс шёл, держа карабин на груди, и не мог отделаться от ощущения, что кто-то идёт с ними рядом, но в другой плоскости: по той же трубе, по тому же коридору – только на полшага в стороне. И что эта ночь уже положила на них пометки, как на детали, готовые к списанию.

Руины прижались к корпусу “Востока” как облезший зверь, цепляющийся за живое. Они уже вывалились из шлюза, успели пройти пару кварталов разбитого бетона, когда Лекс впервые почувствовал запах настоящей ночи: сырость, пыль, что-то стухшее и далёкий дым. Фонари выхватывали из темноты ржавые каркасы, обвалившиеся перекрытия, провалы в асфальте. Под ногами шуршали обломки стекла.

Трос шёл впереди, сверяясь с картой в планшете. Гвоздь матерился шёпотом, когда ботинок застрял между арматур, Нора периодически оглядывалась назад, как будто ожидала, что “Восток” вдруг передумает и подползёт ближе. Где-то на краю слуха подвывал ветер, застревая в пустых оконных глазницах.

Обвал они заметили слишком поздно. Переход между двумя полуразрушенными домами был завален бетонной кишкой: плиты, арматура, ржавые трубы. Трос уже собирался дать команду обходить, когда из-под груды железа донёсся короткий, сорванный крик. Не их голос.

– Слышали? – Лекс вскинул голову.

– Показалось, – отрезал Трос. – Здесь эхо, не отвлекаемся.

Крик повторился, на этот раз с хрипом, как будто его придавило.

– Это не эхо, – выдохнула Нора.