Марена в зените. Часть 1. Ищейка

Кто-то задернул шторы, оттеснил меня от двери. Синий свет вспыхнул в новеньких лампах, и лица ищеек сразу стали как у мертвецов. У меня, скорее всего, тоже.

Штатского теперь можно было рассмотреть получше. Острый нос и выпуклая родинка на подбородке – вроде бы человек, не монстр, каким представляют слуг магистра. Только череп выбрит до синевы. От виска к затылку синяя вязь татуировки, обвивающей шею и уходящей за воротник рубашки. В пробитом ухе болталась тяжелая серьга. Он постоянно щурился, вкладываясь в экран переносного компьютера. Я не мог вспомнить, как они зазываются. Похожи на книжки и сто́ят, наверное, как все мои органы на черном рынке в Казани. Штатский все время оттягивал воротник и потирал рукой шею – видно, что скучал по кителю, воротнику стоечкой с гербами Консорциума. Имперцы. Смотреть на них неприятно, как на комету, что однажды стояла в небе – что-то далекое и непонятное. Чужое, одним словом.

– С гарантийным письмом от самого магистра полез в драку, да еще и с полицейским, – скучающим тоном говорил штатский, словно диктовал. Видимо и правда не мне. Один из ищеек едва заметно кивнул не оборачиваясь. Пойди пойми кто тут у них главный.

– Объяснитесь! – продолжил он.

Странно он выражался, как будто нас тут несколько или я двоюродная бабушка строго воспитания, к которой так обращаться надо. Я погладил скулу.

– Не дрался я. Шнырь девочку толкнул…

Штатский кивнул, развернул мое письмо и близоруко всмотрелся в оттиск.

– Имея это в кармане, лучше обходить неприятности стороной. Вы позорите не себя, вы позорите магистра. Тут его печать.

– Там девочка была, – напомнил я. – Шнырь-гнида ее чуть не раздавил.

– Шнырь…, – повторил штатский, словно пробуя слово на вкус. Видимо, для него – новое. Я ждал разноса или внушения, тот только барабанил по клавишам.

Принесли какие-то коробки. Заменили оставшиеся стулья. Покосились на мое кресло, которое стояло тут лет двадцать до меня, но сгонять не стали.

– На исправительные работы теперь? – предположил я не самое худшее, просто чтобы развеять неприятную тишину.

Штатский пощелкал языком и ответил не сразу, заставив меня прокрутить в голове все варианты на остаток дня.

– Вы теперь работник магистра – почти что его собственность. Если вы не украли это письмо и действительно Игнат, то…

– Игнат. Сафин.

– Хорошо, Игнат Сафин. Пока можете идти. Соберите вещи, попрощайтесь с родными и в шесть вечера ровно подходите к канцелярии – это здесь. Вас будут ждать на проходной.

Я поднялся, не особо веря тому, что меня отпускают.

– Отказаться можно? Не прийти, например?

– Нет.

Я вспомнил про собственность магистра. Не жилось ему в своей резиденции или дворце, или где они там живут?

– Я понял вас.

Ноги моей тут не будет.

– Хорошо, что вы все понимаете, Игнат Сафин, – штатский порылся в папке и протянул мне узкий конверт. – Это постоянный пропуск, держите его на виду. И надеюсь, вам не хватит ума явиться в таком виде вечером? Купите нормальную одежду и сходите к парикмахеру.

К парикмахеру. Вот загнул! Про одежду тоже. Из какого места они вообще приехали? Впрочем, неважно.

– Меня берут охранником или что-то вроде того? Я вашей латыни и приемов боя не знаю, но могу…

Штатский издал странный звук, который я посчитал сдавленным смехом, и повернулся ко мне. Один его глаз почти что смеялся, хотя лицо оставалось скучно-непроницаемым, второй смотрел в одну точку неживым стеклянным взглядом. Наверняка ненастоящий. Видал я такое.

– Игнат, вас берут уборщиком. Выносить мусорные корзины и протирать пыль. И не показываться на глаза магистру при этом. Пока Его превосходство не закончит все формальности и не отправится на Марену.

Буду натирать паркет перед кожаными туфлями магистра и за ними тоже. Прекрасно. Спасибо, сестренка Ким, просто лучший подарок! Прикладом в зубы – как-то более приятно.

Я вышел в кишащий военными и штатскими двор и услышал смешок за спиной от долговязого. Словно плюнули в затылок. Черта с два я сюда вернусь! Кнут что-нибудь придумает!

***

– Понимаю, – Кнут медленно Кивнул.

Пожав плечами, я кинул кислотную жвачку в рот и отправил туда же рюмку паленого рома. Тут ромом называлось все от мутных пузырей без этикеток до узких флаконов всех цветов радуги, выстроившихся передо мной на полках неровной шеренгой. Через минуту все они начали закручиваться в тугую пятнистую спираль, сквозь которую пробивались пятна курточек мотылька и моли, которые снова всплыли передо мной. И голос Кнута, говоривший что-то то ли мне, то ли безглазому механику, закручивающему спираль в тугую пружину золотым ключом.

– Эй, – жесткие пальцы Кнута побили меня по щекам. На меня смотрел фонарь и два его мутных глаза. – В порядке, братишка?

– Где мы?

Впереди и позади дождливая улица. Над нами плазменный экран – значит все еще в центре – мигает рекламой механических часов, словно кто-то тут может их купить. Кусок экрана в самом углу искрится и помигивает радужными помехами.

– Давай в яблочко, – Кнут вложил мне в ладонь половинку кирпича.

Он держал сигарету зубами и хлопал широкими ладонями, подбадривая. Волосы торчали над стоячим воротником его куртки как иглы ежа.

– На хрен, – я запустил кирпич в темноту переулка. Там скользнула по стене и затихла чья-то тень. Я прищурился, попытался поймать в фокус подозрительное движение. Там, где в конце переулка клином сходились дома, стоял силуэт. Не настоящий, пустой, словно кто-то нарисовал его прямо поверх улицы жирным карандашом. Его округлая голова пошатывалась из стороны в сторону и мне стало жутко. Чертов повар с его дрянью!

– Давай уйдем.

– Хорошо. Но сначала вот это, – Кнут сунул мне мутный флакон, перед тем сам глотнув из горлышка. Я последовал его примеру.

Улица казалась знакомой. Фонарь над моей головой отчаянно светил мне под ноги, в его свете искрились капли дождя. Темнота с концов улицы наступала, приближалась, не обращая внимания на его на его бодрый свет. Я жался к столбу, боясь, что мокрая холодная темнота вот-вот коснется меня и прилипнет к коже.

– Эй, это же мой дом!

– Ты сам нас тащил сюда, приятель! Орал, что я не помогаю тебе сестру искать. Пришли. Доволен? – он отхлебнул из бутылки и зло уставился на меня, а я на темные окна дома. Приоткрытая дверь хлопала от сквозняка. Видимо забыл закрыть.

– А вы еще кто?

Кнут швырнул бутылку через плечо, и она покатилась по грязной мостовой, чудом оставшись целой. Кнут выставил перед собой руки, готовый достойно встретить три тени, выплывшие на пустую улицу.

– Игнат Сафин? – сказала тень. Не спрашивала, утверждала, словно я не знал собственное имя. Я не ответил. Я продолжал смотреть в окна не понимая, почему в них все еще нет света.

– Братишка, эти трое, кажется, ищут проблем, – усмехнулся Кнут и шагнул вперед.

Я ждал мордобоя и был бы ему даже рад. Только голоса мне не понравились. Совсем не похожи на шнырей.

Кнут завизжал. Я не сразу понял, что это был именно он. Осознание пришло, когда мне под ноги шлепнулось его костлявое тело. Странно вывернутые назад руки и остекленевшие глаза. Но он еще дышал. Из рваной штанины торчала и поблескивала на свету розовая кость. Я открыл было рот, чтобы позвать на помощь, но резкий удар выбил весь воздух из моих легких.

– Ты заключил контракт, придурок!

Я лежал и не мог встать. Хорошо, что лицом не в сторону темных окон. Передо мной белело опухшее лицо Кнута, который был совсем не похож на себя. И все еще слабо дышал. На его сальной коже играли блики огня. Того, который трещал позади и обдавал жаром затылок. Там горел мой дом.

***

По привычке, оставшейся с очень далекого детства, в котором еще было место книжкам и рассказам отца перед сном, от слов Объединенная империя – тогда Консорциум еще иногда так называли – перед глазами, возникала картина миллионов немыслимых миров, стянутая в единый организм волей маленькой голубой планеты. Но на самом деле, это не так. Нет необъятного количества колоний, нет богатой метрополии и армады космических крейсеров, бороздящих из конца в конец могучую империю и еще не покоренные пространства, нет мудрых генералов и загадочного всесильного правителя. Нет ничего, кроме безжизненного пространства, Земли, все так же летящей по своей орбите вокруг желтого карлика и Марены.

Марена – это колония. Единственная, зато дающая моральное право маленькой разрозненной Земле называть себя империей. Странное название, я бы сказал даже – не красивое. Говорят, что так звали жену Антона Боши, впервые увидевшего пейзажи тогда еще безымянной планеты в своем гальваническом кубе. Красивая легенда для детей, даже отчасти не являющаяся правдой.

Можно было бы сказать, что достопочтенный Боши не очень любил свою жену, поскольку первое, что он увидел, поместив в куб секретные реактивы – была безжизненная каменистая пустыня с белесыми пятнами соленых озер. Марена Боши, существуй она в действительности, осталась бы очень недовольна. Но вся правда заключается в том, что Боши вообще не был женат. Более того, он не имел даже собаки и, как гласит уже канонический текст его скромного жизнеописания, вся его жизнь была посвящена изучению темных наук, перевернувших за несколько лет с ног на голову привычный мир землян.

Каким был мир до того заурядного утра тысяча девятьсот пятьдесят второго года, изменившего все и навсегда. Говорят, что странным, но в общем то простым – две сотни грызущих друг друга стран и беднеющие нефтяные запасы. Марена изменила все. Вчерашние нувориши, пузатые министры и секретари мгновенно заняли свои места в новом механизме, закрутившимся мириадами шестеренок. Кители стянули их жирные тела, из вальяжных ртов полился искусственный язык, а в венах забурлили деньги, текущие рекой из Марены на Землю через сотни алхимических нор. Еще один мир, девственно богатый и не запоганенный такой ерундой как собственное человечество. Пойди пойми, где он находится, да это и не важно, когда газовые и нефтяные трубы пульсируют, насыщая метрополию.

Я тоже не знал, где нахожусь. Если и в Зеленом доме, то у него чертовски глубокие подвалы. Надо мной висел кирпичный свод, но я видел его лишь мельком, когда меня тащили в полупустую комнату без окон где-то в конце лабиринта коридоров. Я пытался сопротивляться, но чертов паленый ром и та дрянь, которой напичкал меня Кнут позволяли лишь вяло шевелить пальцами. Меня швырнули на стул, прихватили ноги липкой лентой, видимо, чтобы не причинял сюрпризов, и на какое-то время оставили в покое. В углу копошились все те же ищейки за своими зелеными мониторами – то-то высматривали и настраивали все также молча. Я хотел попросить воды, но внезапно отключился. Передо мной поплыли кудрявые волны пламени, превращающиеся в пустом небе в черный дым. Они вырывались из единственного окна и дверного проема нашего с Ким дома. Я пытался броситься вперед, сбить огонь своей курткой, но почему-то у меня не было ни куртки, ни тела. Хрупкий силуэт в огне сидел за столом и разглядывал свои руки. Письма в них превращались в пепел.

Чья-то легкая тонкая рука похлопала меня по щеке. Горящая Ким превратилась в девушку в черном комбинезоне. С ее тонкой шеи свисал такой же черный шелковый шарф. Собранные в хвост светлые волосы оголяли уши без сережек. Яркая имперская нашивка сияла в свете люминесцентных ламп на груди. Она сидела на стуле, напротив меня, уложив руки на спинку и рассматривала с любопытством как я пытаюсь попросить отпустить меня. Высокий нескладный тип в очках и в форме листал блокнот.

– Забавный. Сколько ему?

Тип перевернул страницу.

– По документам девятнадцать.

Я хотел поправить, но не смог.

– Повреждения есть?

Есть. Еще какие. Я почти не чувствовал ноги и дико болело плечо.

– Его старались не бить. Несколько синяков над видимой линией, один порез – но это еще до нас.

Девушка быстро натянула перчатки, провела резиновой ладонью по моему лицу, тронула скулу и ухо.

– Дай! – она протянула руку и забрала у типа блокнот. Быстрым размашистым почерком набросала что-то наискосок. – Обезболивающее только вот это. Сорбент. Утром что-нибудь тонизирующее с таурином. Насчет скул – пока обойдемся гримом. К одиннадцати он должен выглядеть как ты, ясно?

Тип усмехнулся и вернул себе блокнот.

– Отдыхай, бедняга, – рука в перчатке потрепала меня по волосам.

– Сколько возни с отбросом, – донеслось сквозь расплывающийся в глазах туман и шорох блокнота.

– С бумагой магистра даже крыса – уважаемый член общества. Вбей это в свою бритую башку!

Я почувствовал воду – слишком прохладную, несколько уколов, но не смог открыть глаза. Затем, кажется, меня бросили в кресло, но уже без липкой ленты на ногах. Кто-то ткнул меня пальцем в середину лба. Хорошо бы та девушка с приятным голосом. Но перчатка оказалась кожаной. А лицо бывшего теперь уже штатского совсем не походило на тонкие черты девочки-медика. На нем был китель на этот раз – стоячий воротник врезался в шею и закрывал ее до самых скул, показывая только острый кадык.

– Ким Сафина – твоя сестра?

Я кивнул. В голове мгновенно прояснилось, хоть и на секунду.

– Хорошо. Послушай меня, недоносок. Наш контракт довольно простой. Ты ведешь себя прилично, как подобает слуге Магистра, три месяца или дольше, если это потребуется Его милости, делаешь то, что тебе скажут, а потом забираешь деньги, свою сестру и уголек от дома на память, и вы едете подальше отсюда. В анклав, или куда вы там хотели?

– Откуда вы?..

– Или получится так, что в том пожаре выжил только ты, со страшными и вечно болящими ожогами – поверь, Лиза умеет не только лечить их, но и искусно наносить. Надеюсь, для калеки найдется местечко на заводе. Протирать табличку с некрологом, например.

Я пытался ощутить злость к этому бледному лицу со стеклянным глазом, но откуда-то выполз страх – липкий и холодный как та лента, которую недавно отодрали от ног.

– Замечательно, – сказал бывший штатский и поднялся, прочитав, видимо, согласие с условиями в моем бесцельно блуждающем взгляде. – Добро пожаловать на службу в корпус Верховного магистра!

Глава 3

С приходом дождей воздух в Пригороде не становится чище. К нему примешивается запах сырости и цветущей плесени – только и всего. Но в Зеленом доме было свежо всегда. Словно невидимая стена отделяла этот мир в три тысячи квадратных метров от города далеко внизу под холмом – сине-серого скопления трущоб, разрезанного кривыми улицами. Казалось, что и дым из далеких труб за рекой полз куда угодно, только не в сторону Зеленого дома.

В короткие промежутки между муштрой и работой можно было выбраться на балкон и вдохнуть странный запах дождя без примеси гари. Поначалу я пытался вернуть подзабытую привычку – отыскать сигареты или выпросить у кого-то из таких же «счастливчиков», как я, но те лишь усмехались и бесшумно называли идиотом. Приходилось просто стоять и разглядывать моросящий дождь. Из головы потихоньку выветривался голос главного камердинера со странной фамилией – Жирь.

«Взгляд строго перед собой», – в сотый раз одно и тоже, – «Даже когда обращаются. У каждого в руках план его территории. Когда магистр и сопровождение покидают помещение, ответственный приводит его в порядок. Расположение вещей отмечено на карте. Никогда не трогаем книги и личные вещи магистра. На уборку ровно семь минут».

Моя территория – проходной кабинет, и мне повезло. Он состоит из книжных стеллажей под толстым стеклом, к которым даже прикасаться нельзя. Тут никто не задерживается и не успевает нагадить. Наверняка смогут собрать ногами и тяжелые ковровые дорожки, когда магистр наконец явится и создаст настоящую суету, но пока лишь ищейки сновали туда-сюда через кабинет.

«Проверка пепельниц и освещения – первое, что вы должны сделать…»

Когда Жирь говорит, у него раздуваются вены на лбу. За этим можно было бы наблюдать бесконечно, если бы не его постоянные окрики смотреть перед собой.

Я смотрел с балкона на мокрую крышу террасы. В первый выход сюда я не думал ни о чем другом, кроме того, что сказал мне штатский, имя которого я так и не узнал. Думать о том, что он не блефовал, было страшно, а замыслить что-либо против него – еще страшнее. В конце концов тут две сотни имперских охранников и ищеек, которым обычные шныри даже на корм не годятся. Это не кабак на окраине Пригорода, где можно решить проблему ударом в нос, это чертов центр паутины. И жирный паук вот-вот обещает вернуться в свои владения.

Ни дома, ни Ким, ни даже приятеля, который вряд ли в хорошем состоянии сейчас. Серая форма уборщика и клубок невеселых мыслей – все что есть.

Я вцепился пальцами в узкие перила. Да и черт с ним! Злая опасная мысль скользнула в голове. Три метра вниз и десяток шагов до забора. Никто и не заметит, если бежать прямо в форме! Там за забором лабиринт таких трущоб, что меня в жизни не отыскать, если не соваться домой или на завод. Пока имперцы не покинут Пригород, так точно не стоит высовываться. Но бежать нужно сейчас!

– Когда выходишь, не оставляй приоткрытой дверь – это привлекает внимание, – дверь позади меня едва слышно скрипнула. Я отшатнулся от перил. Заметил, как выступили на лбу крупные капли пота. Обернулся и увидел близнецов. Волосы Василики собраны под темно-синей косынкой. Иначе они рассыпались бы по плечам, лопаткам, лицу, оставив только кончик вздернутого носа и ярко-зеленые глаза. Эмиль не оставил таким же рыжим волосам ни единого шанса – его череп искрился медной щетиной. Оба бледные в серой форме уборщиков. Территория Эмиля соседняя с моей – малая проходная. Где работала Василика я точно не знал. На ее лице всегда играла тень серьезной, но снисходительной улыбки, обращенной к Керну, даже когда она «смотрела перед собой» или изучала карту.

– Ты Игнат, верно?

Я кивнул. Убрал руки в карманы.

– Эмиль, – она пощелкала пальцами. Тот закатил глаза и извлек из кармана тонкую пачку женских сигарет. Протянул ее Василике с видом несказанного одолжения. – Ты без предрассудков?

Я с благодарностью принял тонкий валик и получил вместе с ним одобрительную улыбку.

– Разве можно?..

– Если Жирь увидит – будет орать. Но это лучше, чем стоять тут и смотреть на этот кошмар всухомятку.

Эмиль согласно кивнул и оперся на тонкие перила, не замечая крупных капель на них. Типичный мирок близнецов.

– Он не курит, – пояснила Василика. – Носит мою пачку, потому что я бросила полгода назад. Это тебе. Не могу смотреть, как ты мучаешься.

– Кто из вас старше? – задал я идиотский вопрос вместо благодарности за долгожданную сигарету.

Василика пожала плечами и провела пятерней по коротко стриженному затылку брата. Он, поморщившись, скинул ее руку.

– Никогда не проясняли этот вопрос. Так что никто. Но скорее всего мы все-таки не смогли это сделать одновременно.

Я засмеялся и потер пальцами лоб. В последний раз я нормально разговаривал только с Ким, если таковым можно назвать наши перерывы в молчании. Остальное – обмен бредом с Кнутом и мой растерянный взгляд в ответ на условия штатского.

– Откуда ты тут? – спросила Василика.

Я хотел отмахнуться в ответ, но почему-то рассказал про письмо. И про то, как приперся с ним на площадь в день приезда свиты.

– А вы?

Василика поправила воротник и указала на мою сигарету. Крупная капля упала на белый валик и зашипела. Я тихо ругнулся.

– Заявка на службу сразу после совершеннолетия в четырнадцать. И еще четыре года ждали ответ. Без бонусов не обошлось, иначе ждали бы еще лет пятьдесят. Нет, не взятка, не подумай. И я не спала с начальником охраны, – Василика облокотилась на перила и приняла такую же позу, как брат – словно его женская копия. – У нас были небольшие преимущества. Эмиль буддист, и потому его легко пускают в эфиропорт, а значит, на службе проблем меньше. А я слепая как крот. Что тоже иногда требуется на службе.

Я аккуратно провел ладонью перед ее лицом. Василика улыбнулась и свободной рукой поймала мои пальцы.

– Эй, ты же меня видишь!

– Инфракрасную часть спектра и еще несколько волн совсем не из радуги – только и всего. Мы родились в Шатках, где неподалеку Управление проводило свои засекреченные якобы опыты с гальваническими кубами, когда мама ходила пузатой. Мне еще повезло.

Я слышал об этом, но всегда считал бреднями болтунов вроде Кнута. Да и Шатки… Забытый городок между Пригородом и анклавом. Слишком далеко, чтобы быть правдой.

– По крайней мере ты видишь хоть что-то.

– По крайней мере, я не полная дура, в отличие от тебя, – она забрала мой окурок и затушила о крупную каплю на перилах, убрала его в карман. Ее зеленые глаза смотрели прямо на меня и мимо меня. – Задумал сбежать?

– Нет, я…

– Притом, что лучшего шанса чем сейчас найти сестру у тебя просто нет и не будет никогда. Я не знаю, что там у вас за отношения, может ненавидите друг друга и пытаетесь тихонько отравить, как мы с Эмилем, но если ты действительно хочешь ее найти, то выкинь дурь насчет побега из своей головы. И не надо на меня гневно смотреть, я все равно этого не различаю.

Не придумал ничего умнее, чем пробормотать извинения. Василика махнула рукой в сторону забора.

– Она там, верно? Пропала в день, когда каким-то чудом заполучила для тебя письмо, что уже плохо тянет на совпадение. А теперь подумай, много ли шансов отыскать ее в двухмиллионных трущобах без жилья и денег, где каждый постовой будет рад сломать тебе нос и доставить имперцам. Или все же проще сделать это имея неприкосновенность магистерского лакея и пусть и незаконный, но возможный доступ к Сетке, где зарегистрирован каждый вшивый затылок этого города? Подумай!

Она мгновение смотрела на меня со злостью, а потом вдруг улыбнулась.

– Ты – мой здравый смысл, верно? – спросил я.

– И инстинкт самосохранения. В тебе будет порядка семидесяти пулевых дырок, прежде чем твои ноги коснутся крыши.

– К чему такая забота? Может, семьдесят пуль – то, что мне сейчас нужно?

– Говоришь как капризный подросток, – она поморщилась. – Я тут появилась раньше, чем ты и немного вижу, что к чему, хотя в моем случае «вижу» – громко сказано, – она усмехнулась. – Но вчера-таки уболтала одного идиота вроде тебя не перечить Ильдару и не смотреть ему в глаза. Сегодня вот еще одного придурка пытаюсь спасти от сомнительных идей. На этой неделе коридоры – моя территория ответственности, и если произойдет что-то неприятное, то тебе, начиненному свинцом, до лампочки, а страдать буду я. И Эмиль…

– Кто такой Ильдар?

– Правая рука Магистра. Но тебе лучше не пересекаться с ним, поверь мне. Это второй совет. А третий – будь хорошим мальчиком и служи Магистру как следует. Хорошая служба – гарантия того, что ты будешь незаметным, а колоссу плевать на то, что творится под его ногами, если их не кусают. Со временем станешь незаметным, как шнурок в ботинке, и тогда смело можешь продолжать поиски сестры или искать честный способ слинять отсюда, да даже пропуск в анклав получить, если повезет.

– Ты так и делаешь, верно?

– Это не имеет значения. Важно одно – понял ты меня или нет.

Я покачал головой. Возможно, она заметила это, улыбнулась снова.

– Ты говоришь много, страшно, но разумно. А что за Сетка такая?

Эмиль толкнул ее в бок и постучал пальцем по своим губам.

– Да ладно тебе. За это не убивают. Я познакомлю тебя с одним человеком. А теперь придай себе раболепный вид и поправь воротник. Наша смена через три минуты.

***

«…Директивой четыреста сорок межгосударственный совет по делам колонии ввел дополнительный лимит на добычу металлов платиновой группы. Этой же директивой увеличены квоты на добычу редкоземельных элементов и углеводородов. Ожидается, что к концу квартала…».

«Новые выступления экстремистов церкви пятидесятников. Сегодня мирная демонстрация противников эфирных перемещений возле главного эфиропорта Мельбурна была нарушена дерзкой выходкой представителей радикального крыла Церкви веры евангельской. Экстремисты, переодевшись активистами экологической партии, проникли в ряды демонстрантов и попытались закидать здание эфиропорта бутылками с зажигательной смесью. Нарушители выкрикивали антиимперские лозунги, сжигали портреты достопочтенного Антона Боши и пытались разрисовать территорию перед ограждением изображениями крестов. Полиции вовремя удалось пресечь действия нарушителей, и никто во время гальванического перемещения не пострадал. Не установлена прямая связь действий экстремистов с повстанческой группой Свидетелей Ада, однако, в дальнейшем власти намерены…».

Приглушенный телевизор не замолкал и включался, едва я входил в бетонную коробку, выделенную мне под жилье. Вдоль узкого коридора таких дверей было дюжины две, ведущих в комнаты ничуть не лучше моей. Только кровать и стул на наспех постеленном на пол квадрате линолеума и никакого окна. Серые шершавые стены и такой же потолок. В него можно всматриваться бесконечно, пока не уснешь. Лишь первый день комната казалась тюрьмой, пока я не сообразил, что двери не запираются. Впрочем, дальше первого поста вряд ли куда-то убежишь, а он в десяти шагах от моего логова. Но хотелось признавать, но Василика была права – даже тут в бетонном гробу под бдительной охраной мои шансы найти сестру куда выше, чем за пределами Зеленого Дома.