Твоя жирная неухоженная жена

Но именно это и лишает тебя комфорта. Это – и твой сын, который уже давно упорхнул из гнезда и живет своей жизнью.

Ваш сын уехал. Он больше не рядом и так, как было раньше уже никогда, слышишь меня, никогда уже так не будет. Ты медленно пережевываешь свой ужин. Ты смакуешь, и твоя жена не понимает, что же ты при этом чувствуешь. Горький вкус антибиотиков на губах? Или тебе все же нравится ее стряпня? Она молчит.

В ее голове лишь мысли о том, чтобы ты все съел до последней крошки. Она мечтает, чтобы ты взял кусочек хлеба и, промокнув им остатки соуса, закинул его в рот. Она хочет, чтобы ты облизал тарелку, как голодная собака, которой впервые за несколько лет дали сырое мясо, вместо сухого корма.

Для того, чтобы перебить горечь антибиотиков, твоя жена добавила в соус щедрых четыре столовые ложки сахара.

Так же: для того, чтобы перебить кислотность томатов в соусе.

Так же: для того, чтобы повысить твой инсулин.

Вы не спите уже десять лет. В плане секса, не в плане сна в одной кровати. И, если быть достаточно откровенным, примерно лет пять стараетесь не смотреть друг другу в глаза. Ты знаешь, что вам не о чем разговаривать. Вы не говорите. Только о каких-то бытовых вещах, но во время ужина ты предпочитаешь читать. Ты читаешь. Твоя жена скучающим видом смотрит в окно, ведь она предпочитает этот ритуал уже несколько лет. Ты выкинул стул, на котором сидел ваш сын, и она заняла его место. Она попивает бокал красного полусладкого, и ты не знаешь, какой он по счету.

Ты смотришь на неё. Она приободряется – в ней вспыхивает мимолетная надежда, что муж наконец заговорит. И ты произносишь, что сегодняшнее рагу было вкуснее обычного.

Она делает глоток. Выпрямляется. Смотрит тебе в глаза и улыбается.

– Я старалась, – говорит она.

Но ты уже утыкаешься в телефон. Твоя жена доедает последние капли соуса, промокает их хлебом и уходит к раковине.

Разговора сегодня не будет.

Как не было его вчера. Не будет завтра. Не случится и через неделю.

Вы с тем же успехом могли бы ужинать в разных квартирах.

Твоя жена наливает новый бокал. Вино слегка ударяет в голову, снося невидимые барьеры, что вы годами выстраивали друг перед другом. Она чувствует невесомость своего тучного тела, непривычную лёгкость. В ней теплится маленький лучик надежды на то, что ты всё же рядом, спустя столько лет. Ведь вы находитесь в одной комнате, и она всё ещё хочет чувствовать хоть какое-то напряжение между вами.

Хочет чувствовать, что нужна тебе.

В последнее время она начинает понимать, что это не так.

Вы вместе тридцать три года, и сказки про долго и счастливо – это пизжежь.

Она все еще запрограммирована тебя обожать.

Где-то, на подкорках сознания, твоя жена все еще надеется на вашу счастливую старость.

Твоя жена делает глоток вина. Затем еще один и смотрит на тебя. Ты доедаешь и складываешь столовые приборы крест-накрест. Это такой жест этикета, обозначающий, что ужин понравился. Твоя жена делает третий глоток, и ты встаешь из-за стола. Ты откладываешь книгу. Твоя жена делает четвертый глоток. Ты смотришь на нее тем самым искренним и невинным взглядом, как будто вчерашний студент, предложивший съехаться, чтобы никогда больше не разлучаться. Ты не притронулся к вину.

Твоя жена осушает бокал и наливает себе еще. Ведь, она знает, к чему все это идет.

Ты не притронулся к вину, и вы женаты больше тридцати лет. К слову: все надежды на совместный вечер рассыпались в прах.

И да, она прекрасно знает, что ты ей скажешь.

Бессовестный уебок говорит: мне нужно еще поработать.

Лживый гандон оправдывается: ты же сама знаешь, мы открываем второй магазин и мне нужно составить базу данных.

Ты говоришь, что было вкуснее, чем обычно. Спасибо. Аккуратный поцелуй в щеку.

Твоя жена улыбается. Ты не останешься на десерт? Твоя жена нервно дышит и осушает залпом полбокала.

– Ты же знаешь, как тяжело содержать нас двоих одному.

Снова укол от человека, который говорил, что ты не обязана работать, ведь он хорошо зарабатывает.

А теперь прервись и сделай глоток вина. Абстрагируйся от ситуации, сделав глоток вина. Перенесись в спальню в Арле. И поддайся на миг той самой первородной ярости, которую испытываешь во время очередной лжи. Брось его тело на кровать. Кинь его на то самое красное одеяло. Возьми подушку. Сделай глоток вина. Положи подушку ему на лицо и надави всем телом, пока он не перестанет дергаться в предсмертных конвульсиях. А теперь сделай новый глоток вина.

Посмотри на своего мужа и скажи, что ты его понимаешь. И пусть он едет на работу, если это так важно.

Скажи ему то, что он хочет услышать, потому что это – тот самый единственный ответ, который его удовлетворит. Ты его не удержишь.

Ты бессильна, а значит – слаба.

Напоминай в каждый подобный такому вечеру себе о третьем правиле – и отпусти ситуацию, если не в силах ее контролировать, и налей себе еще, ведь хуже уже не будет.

Вино сегодня со вкусом разочарования и неприятия своего тела. Вино сегодня со вкусом ненависти к себе и к своему отражению.

Ненавидь себя больше каждый раз, когда наливаешь новый бокал. Ненавидь себя больше, когда остаешься одна. Ненавидь себя больше, развернув новую упаковку конфет. Ненавидь себя сильнее, каждый раз, когда очередная порция красного полусладкого, концентрация полисахаридов, воды, глицерина и этанола вливается в твой желудок через гортань.

Мы начинаем менять в себе что-то только тогда, когда понимаем, что чуда не происходит. Не будет кадра до и после, как из ток-шоу про изменения из дурнушки в красавицу. Правда, если ты сама не приложишь для этого нужных усилий. Золушка после двенадцати превращается в Машу Романову: толстую старую тыкву с диабетом второго типа и пристрастиями к сладкому, вниманию и спиртному.

Ну, и к слову: от нее не идет шлейф мисс Dior, Versace или на худой конец фруктовых нот императрицы. Только запах хлорки. Ее руки пахнут латексом резиновых перчаток и саноксом. От нее за версту разит отчаянием.

Принц не притронется к Белоснежке, если она будет толстая, неуклюжая и в выстиранной пижаме.

Глотни вина для того, чтобы ощутить, какая ты ничтожная. Давай, выжми всю бутылку на максимум. Ощути вкус отчаяния. Почувствуй, как раскрывается на языке букет одиночества. Налей сто грамм вина в пузатый бокал – один из тех, что ты урвала по скидке. Поднеси его к носу, вдохнув шлейфы хлорки и этанола.

Ты оставляешь посуду в раковине нетронутой. По щекам текут противные соленые дорожки, высыхают и неприятно стягивают кожу. Расскажи, какого это – чувствовать себя обманутой и униженной. Ты проходишь мимо ароматных полотенец, задевая их рукой. Ты рыдаешь навзрыд. Ты опрокидываешь бутылку с загадочным лотосом. Ты опрокидываешь бутылку с ароматной магнолией. Ты опрокидываешь бутылку с розовой сакурой. Ты не видишь в них смысла. Дорогущие ополаскиватели. Запахи твоего дома и ваших вещей. Ты не видишь в них смысла – и смываешь их в унитаз, все до последней капли. Ты больше не хочешь слышать эти композиции. С тебя достаточно.

Тебе тошно от них точно также как и от бутылки вина.

В твоей душе увядают привязанность и тепло. На месте гниющих чувств, как от сильного удобрения разрастаются цветущие ветки миндаля, неся в себе что-то новое и необузданное.

И первое, чему ты учишься заново: попытки жить дальше. Буквы складываются в слова, слова – в словосочетания, а те – в предложения. Ты пытаешься дальше. Слово – твое единственное оружие на данный момент. Твой доспех.

Ты раздеваешься перед открытыми настежь окнами и тебе искренне насрать, что же скажут на это утром соседи. Тебе насрать, даже если они скажут в лицо. Ставни распахнуты настежь. Ты чувствуешь прохладу апрельского вечера.

Ты идешь в ванну.

Ты смотришь на себя в зеркало.

Аккуратно, словно боясь исказить отражение в воде, проводишь кончиками пальцев по изгибам своего тела. Будто от прикосновения по поверхности пойдет рябь. Сердце бьёт набатом в висках. Над верхней губой проступают капельки пота, а по щекам стекают солёные дорожки.

Ты всхлипываешь, готовая в любой миг разрыдаться в голос.

Ты прикасаешься сначала к левой груди, потом к правой. Проводишь пальцем по ключицам, спускаешься ниже, едва касаясь сосков. По спине бегут мурашки от этих робких, своих же прикосновений.

Ты распускаешь волосы. Тяжёлая волна падает на плечи, и ты сразу чувствуешь дискомфорт от этой тяжести. Собираешь их обратно, скручиваешь в жгут и закалываешь крабиком на затылке.

Поворачиваешься боком.

Ты – как ребёнок, который заново изучает своё тело. Изучает его спустя полвека жизни.

Поворачиваешься спиной. Видишь растяжки и обвисшие бока. Думаешь: не всё так плохо, но могло быть и лучше.

В конце концов, тебе же не двадцать.

Поворачиваешься боком, ловишь свой профиль.

Аккуратно прикасаешься к лицу, стараясь не замечать тело. Поднимаешь язык к нёбу, пытаясь убрать второй подбородок. Вытягиваешь шею, но этот студень по-прежнему висит над ней мёртвым грузом.

Ты увереннее трогаешь зеркало, но не можешь понять, в какой момент весь ваш брак пошёл рябью.

И ты начинаешь рыдать. Навзрыд.

Перестаёшь сдерживаться – и эмоции вырываются наружу.

Кричишь своему отражению, что твой муж – лживый гандон и выблядок. Орешь о том, как ненавидишь его.

Всё, на что ты способна сейчас, – это схватить флакон старых просроченных духов и швырнуть его в зеркало.

Да пошло оно все нахуй!

Все, на что ты сейчас правда способна – рефлекторно закрыть глаза и лицо ладонями, чтобы не ослепнуть от миллиона мелких осколков, летящих в твое лицо, тело, к твоим ногам.

– Пошел ты нахуй, Ваня! – кричишь и знаешь, что это слышали все соседи.

Ты говоришь, какой он козлина пустому месту, где раньше находилось зеркало. Плитка на его месте намного светлее плитки на стенах ванны. Ты говоришь это мелким и крупным осколкам, упавшим к твоим ногам. Ты говоришь это звону битого стекла. Ты говоришь это себе, опустошенная до последней капли. Ты говоришь себе отпустить ситуацию.

47

Меня можно описать прилагательными: опытная, сформировавшаяся. Меня можно описать прилагательными: зрелая, взрослая. Дело не в том, что мне уже за пятьдесят, просто я успела много чего повидать в жизни. И тем не менее, я все еще учусь каждый день чему-то новому, каждый день могу познать для себя новое чувство, которое ранее не испытывала.

Словно новорожденный младенец.

И ПЕРВОЕ, чему я учусь – это ярость. Меня можно описать тремя словами: беспощадная, обманутая, униженная.

Ведь наш ребёнок высосал из моей груди всё – и она обвисла. Мои соски потрескались и изуродовались. Кожа покрылась растяжками, а метаболизм изменился навсегда.

Но меня можно понять.

Ты клялся быть моим мужем до гроба. И теперь ты – мой муж, но ты не принадлежишь мне. Я всё ещё ухаживаю за тобой, но я для тебя не жена. Я – прислуга.

И это обижает меня больше всего.

Уход за тобой сделал меня домоседкой, без друзей и практически без знакомых.

Уход за твоим домом состарил мои руки. Это – причина, по которой от моих волос пахнет бытовой химией. Это – причина того, почему даже вымытые руки пахнут латексом желтых многоразовых перчаток.

Я хочу рассказать тебе, что я чувствую.

Я хочу, чтоб ты знал, какая ярость меня переполняет и на что я была способна.

Я хочу, чтобы тебя переполняло такое же отчаяние, которое переполняло меня.

ВТОРОЕ, чему меня научила жизнь – это неспособность контролировать чувства уныния, безнадежности и тоски. Я знаю, что для выхода из депрессии нужна цель.

И способность идти к этой цели.

Перенесемся к моменту, произошедшему несколько дней назад.

Сейчас ночь, прохлада окутала мое тело. Сейчас ночь и все, на что я способна: тихо рыдать, чтобы ты этого не услышал. Сейчас ночь, и я запираюсь в ванне, чтобы остаться наедине с собой. Я игнорирую счастливые фотографии, на которых наша семья улыбается и позирует в объятиях. Игнорирую эти фото, на которых мы жизнерадостные и втроем.

Я захожу в ванную и смотрю в зеркало. Еще не наступил момент, когда я кидаю в него флакон своих просроченных духов, но этот момент уже близко.

ТРЕТЬЕ, чему я учусь заново – это силы смиряться с обидой и делать вид, что все хорошо. Нельзя проигнорировать свою жизнь, и все что остается – надеяться на хорошую игру.

Я открываю зеркало в ванной, беру в руку старую тушь.

Так же: я беру в руку свою старую помаду.

Так же: румяна, кисточки, тональный крем, подводку для глаз.

Так же: консилер, тени для век, много теней для век.

Я беру всю свою старую косметичку, которой перестала пользоваться давным-давно, а потом кладу ее обратно.

У меня начинаются сомнения в собственных мыслях.

Все, что принадлежало мне, все что осталось от прошлой жизни.

Я беру в руки старые антибиотики. У каких-то срок годности уже подошел, какие-то еще годны для применения. Какие-то вот-вот подойдут к концу. Как все же получилось, что я стала добавлять антибиотики в твою еду?

Правило номер пять: не смей ни о чем жалеть.

У меня просто сорвало крышу.

Так же: это случилось на полной скорости.

И, да: тормозная жидкость вытекла, ведь ТЫ перерезал провод, и левая педаль перестала выполнять свою функцию.

Теперь остается выжимать из всех сил правую и надеяться, что я потащу тебя за собой. У меня существует правило номер четыре: внезапность – мой главный козырь.

Почему я стала добавлять антибиотики в твою еду?

Ты разрушил мой мир. Вся моя жизнь рухнула. Все глаголы, по типу «люблю», «скучаю», – потеряли свою смысловую нагрузку. Весь мой мир – это вонючий пиздежь, под щедрым соусом лжи. И украшен он веточками маленького вранья и горой лицемерия.

Как долго же ты изменяешь мне?

Я беру антибиотики, – в охапку, – и несу их на кухню.

Сколько их было?

Я открываю ящик для специй и отодвигаю мельницы в сторону. Кладу коробки и блистеры к стене шкафа, закрываю дверцу.

Какие они? Чем они лучше меня, одноразовые подстилки!

Ровно через три дня я пьяная смотрю на себя в зеркало. Я гляжу на свое отражение – и захлебываюсь от чувства обиды. Это я. Мое отражение.

Так же: отклик, реверберация.

Так же: изменение направления волны при столкновении с поверхностью.

Так же: симметричное преобразование пространства, где плоскость – множество неподвижных точек.

Я не хочу на себя смотреть и кидаю свои просроченные духи в зеркало, ощущая падение осколков к своим ногам. Я закрываю лицо, чтобы не ослепнуть от отскочивших в мои глаза осколков. Я закрываю лицо рефлекторно, осознание приходит потом.

Что в нашей жизни пошло не так?

Почему наша семья развалилась, а ты стал главным инициатором гнили и лжи?

Я решаю для себя, что поступлю с тобой так, как ты этого заслуживаешь. С этой минуты я начинаю играть, ведь в скандалах нет никакого смысла. В разводе нет никакого смысла.

Брак – это институт, который заканчивается лишь смертью одного из супругов. Мы с тобой консервативных взглядов. Именно поэтому ты не подаешь на развод и продолжаешь жить со мной. Знай, твоя смерь будет долгой, мучительной и жестокой.

Я буду к тебе беспощадна.

Ты действительно втоптал меня в грязь.

В этот момент я решила твою судьбу.

КАК Я УЗНАЛА?..

46

А теперь мы снова должны перенестись к зеркалу. Нет, дорогая, не должны, – а просто обязаны. Вот ты стоишь и видишь себя такой, какая ты есть на самом деле.

Я, ты.

Что же мы видим?

Мы видим тебя насквозь.

Нос, глаза. Намек на ключицы.

Мы видим морщины, похожие на маску скорби. Маску, которую ты не снимаешь, потому что больше не улыбаешься. Она стала твоим вторым лицом.

А у твоего мужа, который немного постарше, другие морщины – «гусиные лапки». Это лучики, что ложатся у глаз и тянутся к вискам. Их называют морщинами хорошего настроения – они прорезаются от смеха.

Но мы же все прекрасно знаем, что улыбаться могут и грустные люди, верно? Даже чаще, чем те, у которых есть и правда поводы для улыбок.

Как же много ты со мной настрадался, мой бедный.

Твои морщины обусловлены твоей анатомией, таким строением мышц лица.

Так же: гравитацией.

Так же: хроническими заболеваниями, которыми ты успела обзавестись.

Ты по-настоящему искренне любишь улыбку своего мужа. Только в последние годы видишь ее действительно редко. Если бы он имел морщины скорби, они были бы гораздо глубже твоих.

Вспомни правило номер четыре – и не дай ностальгии взять верх над тобой!

Вспомни правило номер пять – и не жалей ни о прошлом, ни о настоящем, ни о том, что никогда не вернуть.

Вспомни правило номер шесть: ты не сможешь переделать себя ни внутри, ни снаружи.

Нашептывай себе шесть правил, как «Отче наш». Теперь это – твоя конституция, твой основной закон. Это – то, чего ты должна придерживаться на самом деле, не отклоняясь от курса ни на один градус.

Тогда все будет терпимо.

Теперь перенесись немного назад. Вспомни пролог к тому переломному моменту. Это так тяжело, смотреть правде в глаза. Вспомни. Вот ты, которая все еще надеется на любовь и нежность. Ты, которая выбрила гладко треугольник над своими половыми губами. Вспомни себя, которая нанесла на себя ароматический спрей для тела на все места, где бы он не мог вызывать раздражение и не припекал бы, как жгучие пчелиные укусы. Вспомни себя, в тот момент, когда ты вышла из душа и хотела одного: не вина, и не сладкого, а только своего мужа.

Ты так отчаянно желала его, что низ живота зудел.

Минуту назад, нежась под струями теплой воды, ты регулировала напор, чтобы он бил точно в цель. И всё, о чём ты грезила, – это его присутствие рядом. Тебе хотелось, чтобы он вошёл в ванную, наполненную запахом крем-мыла и дымком вишнёвой трубки, будто в саду.

Ты ждала его именно в тот миг, когда была готова, – когда уверенная струя касается самой сокровенной точки. Чтобы он, скинув одежду, сорвал шторку и приник губами к твоей шее, к изгибу поясницы.

Но, как и следовало ожидать, никто не вошёл.

У вас давно уже не принято ходить голыми по квартире. В тот вечер ты вышла в одном полотенце. Ты хотела почувствовать на себе его взгляд, мечтала, чтобы он смотрел на тебя.

Ты хотела увидеть ту самую искру, предвестницу пожара.

Опиши мне безразличие, что видишь каждый день в его глазах.

Опиши мне свое сердце, отстукивающее частым пульсом.

Расскажи мне, что было дальше.

Расскажи, какой ты хотела десерт после сытного ужина.

Он еще не питается смесью антибиотиков, ты все еще живешь в своем отдельном от реального, уютном мирке. После ужина ты пошла в душ, положив еду ему на тарелку. Его обед, который он съест завтра с аппетитом. Ты пила намного реже, потому что не видела в этом смысла. Ты убрала контейнер в холодильник и, пока он залез в ноутбук, пошла готовиться к романтическому продолжению, мечтая стать его вишенкой на торте.

Вот только, когда ты вышла из душа, квартира была абсолютно пуста. Ты настолько увлеклась, что даже не услышала, как захлопнулась дверь. Поэтому, все, что тебе остается – описать мне свое сердце, что отстукивает частым пульсом. Расскажи мне о холоде пустых простыней, идеально выглаженных и маняще свежих.

Ты чувствуешь себя некомфортно голой. Ты залезла в старую любимую пижаму и в свою конфетную заначку, в кухонном шкафчике, третья полка слева. Ты швыряешь целлофановую обертку. Рвешь картонную коробку. Хватаешь первую попавшуюся конфету в белом шоколаде, разворачиваешь и засовываешь целиком в рот. Ты набираешь его номер. В трубке – гудки.

Он говорит по телефону, что открытие нового магазина отнимает все свободное время и ему нужно заполнить заново базы данных. Ты кладешь в рот белый шоколад с хрустящими кокосовыми хлопьями.

Он говорит, что в первом магазине из-за переоценки нужно за ночь сменить все ценники. Ты разворачиваешь конфету с молочным шоколадом и кокосовым кремом и проглатываешь её, не разжевывая.

Он говорит, что любит тебя, и ему жаль, что реже бывает дома. Ты проглатываешь плитку тёмного шоколада с ореховым кремом.

Ты говоришь, что понимаешь его, что любишь и ждёшь. А когда он произносит, что не знает, как долго провозится, – ты срываешься, лихорадочно разворачивая белую шоколадку с кокосом и миндалём.

Когда-то ты, устав от офисной рутины, взял кредит, арендовал помещение и открыл свой мебельный магазин. Тогда тебя впервые в жизни не поддержала мать. Зато поддержала жена. И не зря – тебе удалось выдержать конкуренцию. Появилась своя программа лояльности, постоянные клиенты – богатые дамы, что раз в несколько лет обновляют интерьеры своих загородных домов. Они приводили новых покупателей – самых разных, и все они покупали твою мебель.

А тебе настолько нравилось продавать, что часто ты выступал и в роли менеджера, и в роли администратора, и в роли директора.

С тобой начали сотрудничать банки, дружелюбно выдавающие кредиты тем, кто не мог оплатить наличными.

Твоя жена развернула очередную белую марципановую конфету, когда ты сказал, что тебе очень жаль. Твоя жена проглотила ее, не пережевывая, когда ты сказал, чтобы она не ждала тебя. Ты сказал, что любишь ее – и повесил трубку.

Теперь же она понимает, насколько неискренне и натянуто звучит твое «я тебя люблю».

Твоя жена заглянула в холодильник для того, чтобы взять открытую бутылку красного полусладкого. Он забрал контейнер. Это – еще один из тех маленьких поводов, которые заставляют тебя чувствовать себя нужной. Ты сделала жадный глоток из горла.

Ты посмотрела на то место, где он обычно сидит во время ужина, читая книгу и избегая твоих взглядов и разговоров с тобой. Ты представила, что он сейчас рядом и сказала, что тоже его любишь.

45

Хватит нежностей, сейчас мы должны перенестись вперед. Вы супруги уже тридцать три года. Тридцать лет брака – это называется жемчужным союзом. Вот, возьми жемчужное ожерелье. Поиграйся с бусинами. Каждая жемчужина символизирует прожитый вместе год. Жемчуг символизирует ценность брака.

Разверни марципановую конфету с кокосово-ореховым кремом, проглоти, запей смесью этанола, глицерина и полисахаридов. Разверни конфету с белым шоколадом и хлопьями. Затянись крепкой сигаретой. Разверни конфету с темным горьким шоколадом, сделай новый глоток вина и ответь: ты уже чувствуешь ценность своего брака?

Этот срок вашего супружества, тридцать три года. И за это время ты выделила для себя несколько фактов о своем муже. Это все очень точно описывает ваш брак и ваши роли в этом браке.

Факт номер один: его, словно ребенка нужно приучать есть все, что ты приготовила. И по-другому никак, иначе это будет слишком большой перевод продуктов и семейного бюджета. Ты трешь в ступке амоксиклав, добавляешь в него пару горошин черного перца. Ты добавляешь вяленные томаты и базилик. Это успокаивает и выравнивает дыхание. Перемалываешь все в пыль и кидаешь содержимое ступки в зажарку для супа. Это – все, что он заслуживает на самом деле. Харкаешь в сковородку. Это успокаивает больше, чем можно только себе представить. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, верно, Ваня? Просто накормить тебя – и это сблизит нас больше, чем ты думаешь.

Факт номер два: ты не умеешь делать комплименты.

Вспомни тот вечер: я вышла из душа и направилась в спальню в одном полотенце, надеясь застать тебя если не раздетым, то хотя бы ожидающим. Но ты уходил в свой злополучный магазин.

Всё, что от тебя осталось, – это поцелуй в воздух, записка и две маленькие серёжки с огромными рубинами. Твой последний подарок, кстати. Как раз на жемчужную свадьбу.

Вместо комплиментов и себя – чёртовы серёжки. «С годовщиной, дорогая!»

Факт номер три: секса может не быть долго. И все зависит от вашей усталости и загруженности. Как в вашу годовщину свадьбы, когда ты примеряла перед зеркалом эти рубиновые сережки. Перед зеркалом, в одном полотенце. И конечно была небольшая досада от одиночества, но сережки скрасили вечер и настроение.

Факт номер четыре: его носки сыпятся, как тополиный пух в июле. Ты привыкла.

Факт номер пять: если ты хочешь, чтобы он выглядел достойно: сама собери его туда, куда вы идете.