Гранд миров. Сломленный трон. Книга 1

Профессор замолчал, опустив глаза. Затем он сделал глоток чая и продолжил.

– Я не могу сидеть здесь, сложа руки, моя дорогая Дженни. Моя душа рвётся покорять неизведанные миры, и в этом мне поможет мой юный друг Себастьян.

Мисс Карлайн улыбнулась, её глаза просияли. Но спустя мгновение этот яркий огонёк угас, и на смену ему пришёл тусклый отблеск страха и переживания.

Дженни уже давно мучил один вопрос, который она никак не решалась задать профессору, боясь разбудить в нём гнев и посеять сомнения в его сознании. Она, как и многие другие, не верила в успех этого предприятия и опасалась, что в случае неудачи всё может закончиться весьма трагично.

Но свои мысли Дженни всегда держала при себе. Однако именно в этот раз она решила не отступать и как следует расспросить профессора об этом странном устройстве, сконструированном им исключительно в научных целях.

– Профессор, – с осторожностью произнесла Дженни, – я боюсь у вас спросить, но обстоятельства вынуждают меня это сделать.

– Конечно, Дженни, – профессор ласково улыбнулся и сделал глоток чая. – Ради Бога, спрашивайте, ведь у меня нет от вас секретов.

– Так вот… – Дженни слегка замешкалась, но, собравшись с духом, спросила: – Я уже много лет убираюсь в вашем кабинете и в лаборатории, разумеется. Хотя, поначалу, вы запрещали мне даже на сантиметр приближаться к ней…

– Это так, моя дорогая Дженни, – профессор аккуратно поставил чашку на поднос. – Тогда я вас ещё совсем не знал. А вы же понимаете, сколько людей желали бы заполучить мои бесценные труды, в которые я вкладывал всю свою жизнь. Я пытался хоть как-то обезопасить себя от назойливых бизнесменов, то и дело донимавших меня вопросами о продаже некоторых моих изобретений.

– Я понимаю, профессор. Я просто прошу доверять мне, потому что сделаю для вас всё и никогда вас не предам.

– Я очень рад, Дженни, что повстречал вас…

Наступила неловкая пауза. Двое пожилых людей вдруг почувствовали себя вчерашними школьниками, которые по-детски пытались признаться друг другу в любви.

Молчание нарушил доктор Риктор. Глядя в смущённые глаза Дженни, он спросил:

– Так для чего вы, собственно, начали этот разговор?

Немного помолчав, Дженни ответила:

– Всё дело в том, что я боюсь этой самой штуки…

– Какой штуки? – недоумённо спросил профессор.

– Той самой… с помощью которой вы собираетесь совершить своё путешествие.

– А-а-а! Моего портала! – профессор громко рассмеялся, и на лице мисс Дженни появилось ещё большее смущение, сопровождавшееся, к тому же, изменением цвета лица – от нежно-розового до ярко-бордового. – Моя дорогая, вам нечего бояться. Скорее уж это мне стоит переживать, ведь именно мне предстоит совершить скачок в пространстве, а моё устройство ещё не проходило испытаний – ни на людях, ни на животных.

– Я об этом и говорю, – растерянно произнесла Дженни. По её взгляду было видно, что она всерьёз встревожилась.

– Господи, помилуй! А если с вами что-нибудь случится? Профессор, вы даже не знаете, к каким последствиям может привести этот ваш портал, если вдруг что-то пойдёт не так!

– Вы напрасно беспокоитесь, – уверял профессор, слегка наклонившись вперёд. – Перемещение будет совершено удачно с вероятностью в девяносто восемь целых пятьсот шестьдесят семь тысяч семьсот сорок восемь десятитысячных процента. Это точный подсчёт.

– И всё-таки есть тот самый процент, который не даёт вам такой гарантии…

Доктор Риктор только сейчас по-настоящему задумался над тем, что прежде чем отправляться в это опасное путешествие, следовало бы провести небольшой эксперимент с краткосрочной телепортацией. Как он мог быть таким слепым? Он же учёный – он должен знать и учитывать все последствия в случае неудачи.

Он брал на себя ответственность не только за свою жизнь, но и за жизнь Себастьяна, который тоже предупреждал его: в случае провала они лишатся не только лицензии на ведение научной деятельности, но, быть может, и самих жизней. Как же он мог так безответственно подойти к столь серьёзному делу? В эти минуты профессор ругал себя за собственную недальновидность.

В голове доктора Риктора мгновенно созрел план: необходимо переместиться и тут же вернуться обратно. По правде говоря, перемещение туда и обратно займёт примерно минут десять, никак не секунду, но всё же…

Профессор неожиданно для себя понял, что подопытным должен стать никто иной, как он сам – ведь никому другому он не позволит рисковать жизнью. План уже был приведён в исполнение, и ни один человек на этой планете не смог бы его остановить.

После короткого, но напряжённого молчания доктор вскочил с дивана так, будто собирался произнести заранее заготовленную речь.

– Дженни! Бросайте этот чай и идёмте со мной! – доктор был взволнован, почти возбужден, а Дженни, от неожиданности, чуть не потеряла сознание. Что ещё задумал доктор Риктор?

– Вы будете моим единственным свидетелем!

Он схватил её за руку и повёл в лабораторию – с твёрдым намерением осуществить эту, вконец безумную, идею, не подозревая, что опасность куда ближе, чем ему кажется…

Глава 6.

Планы меняются

Следующий день у Себастьяна, прямо скажем, не задался. С самого утра ему звонили встревоженные студенты, готовые пересдать контрольную работу по «Физической параллели». Но Себастьян никак не мог сосредоточиться на этих пересдачах – он находился в предвкушении предстоящего путешествия. Какие тут могут быть студенты!

Однако, в конце концов, он – будущий учёный. Он учит других тому, что знает сам, и потому несёт серьёзную ответственность за ту информацию, которую закладывает в головы молодых студентов. Себастьян не мог позволить себе проигнорировать просьбы и мольбы бедняг, решивших пересдать предмет, который, по правде говоря, мало кто способен освоить даже к концу выпуска.

Дело в том, что именно сегодня по расписанию у Себастьяна не было никаких лекций, и он позволил себе понежиться в кровати аж до половины одиннадцатого – до тех самых звонков. Настроение уже было испорчено, но делать нечего. Пришлось с трудом подняться, принять душ, а затем, покормив и выгуляв старину Декстера, отправиться в университет.

Примерно к полудню судьба всё же занесла Себастьяна в стены родного университета. Всё было спокойно. Он даже как-то расслабился и на время позабыл о том, что уже сегодня вечером им с доктором Риктором предстояло совершить скачок в параллельное пространство – тот самый прорыв в мире науки.

Поэтому Себастьян, с чувством лёгкого умиротворения, выслушал нескольких студентов, которым всё-таки удалось пересдать этот непростой предмет на положительную оценку.

Но университет покидать Себастьян не торопился. Как раз в тот момент, когда он выходил из кабинета физики, на него налетела молоденькая аспирантка Джессика Честер и чуть было не сбила его с ног.

Росточком она была невысокая – рыженькая, курносая девчушка с веснушчатым, приятным личиком, маленькими, словно бусинки, глазами и довольно крупными для её лица очками, которые то и дело сползали с крохотного носика. В этот раз она с трудом успела удержать их от неминуемого падения на кафельный пол, после удара о который они бы разбились вмиг.

Себастьян, который до этого никак не мог окончательно проснуться, вдруг почувствовал себя бодрее после этой забавной встречи, да ещё и испугался слегка. Джессика ему нравилась, но, скорее, как младшая сестра. И относился он к ней соответственно – как к сестре: подшучивал, дразнил, а в её дни рождения дарил «умные подарки». Других она не признавала.

Себастьян был единственным человеком, с которым она поддерживала хоть какие-то отношения. Джессика была робкой, даже немного пугливой, и давно решила для себя, что доверять можно лишь этому умному и симпатичному брюнету, который всегда относился к ней искренне.

Когда она впервые появилась на кафедре, то долго ни с кем не могла заговорить. Себастьян стал первым, кому она сказала «здравствуйте». С тех пор прошло уже три года – и теперь она снова стояла перед ним, чуть запыхавшаяся, но всё такая же застенчивая.

Вернёмся к этой неожиданной, но вполне предсказуемой встрече. Джессика быстро пришла в себя – по выражению её лица можно было догадаться, что она припасла для Себастьяна новости от учёного совета, и, судя по всему, недобрые.

На памяти Себастьяна было несколько подобных случаев: Джессика уже не раз врывалась посреди лекции прямо в аудиторию, чтобы передать срочные новости от совета. От этих людей зависело буквально всё, на них держался весь университет, и Себастьян по первому зову должен был являться в зал заседаний.

Но на самом деле всё зависело лишь от одного единственного человека – профессора Риктора Корнсби. Прохиндеи из учёного совета лишь делали вид, будто, проводя время от времени какие-то опыты, они, так сказать, создавали благо для человечества.

Джессика, словно птичка, заморгала своими маленькими глазками, собираясь что-то сказать. Себастьян же с привычной проницательностью улыбнулся ей и произнёс:

– Неужели профессор Стил вновь вызывает меня «на ковёр»? Привет, Джессика. Ты чуть было не втолкнула меня обратно в кабинет. У тебя какой-то нездоровый вид. Что-нибудь стряслось?

– Ох, Боже, Себастьян! – воскликнула она, в очередной раз поправляя свои смешные очки. – Случилась беда! Профессора Корнсби вызывают на Учёный совет! Они нигде не могут его найти, а судя по настроению профессора Стила – дело серьёзное!

– Тебе не кажется, что ты слишком много времени проводишь в обществе профессора Стила? Это всё равно что я бы тебя спросил: «Джессика, тебе не кажется, что ты слишком часто смотришь фильмы ужасов?»

Джессика улыбнулась.

– Пока ничего весёлого, Себастьян, – она снова помрачнела. – Дело действительно серьёзное. Я случайно подслушала, как профессор Стил, выступая перед членами совета, сказал, что профессор Корнсби больше не способен руководить советом и, вообще, не достоин быть его членом!

Себастьян нахмурился. Вот это поворот. Похоже, профессор Стил на этот раз зашёл слишком далеко. Он и раньше не раз пытался помешать профессору Корнсби заполучить голоса при избрании главы Учёного совета. Но все до единого – разумеется, кроме Стила – уже давно убедились, что Корнсби единственный человек, способный руководить советом и всей научной деятельностью университета.

Профессор Роберт Стил – человек, безусловно, умный, но, увы, скверный. Ни студенты, ни аспиранты, ни многие преподаватели, ни даже лабораторные мыши не питали к нему симпатии. Он был единственным и вечным оппонентом доктора Корнсби и постоянно вставлял тому палки в колёса.

Несмотря на то, что доктор Риктор был главой совета, а профессор Стил – лишь его заместителем, последний имел почти равные права распоряжаться делами университета: будь то отчисления студентов, управление работой совета или иные внутренние распоряжения.

Каждый раз, когда Стил вызывал Себастьяна по тому или иному поводу, он старался как следует отчитать его – из вредности и в отместку доктору Риктору, зная, что они не просто коллеги, но и близкие друзья. Однако, по сути, ругать Себастьяна было не за что – разве что за пару опозданий на собрания магистров факультетов, где вели бестолковые беседы о будущем университета. Посещать их Себастьян не любил, но всё же приходил – из уважения к профессору Корнсби.

Профессор Стил был не просто соперником доктора Риктора, а самым мстительным человеком из всех, кого только знал Себастьян. Выглядел он так, будто всю жизнь проучился в университете, где преподавали исключительно искусство мести: как лучше, а главное – эффективнее отомстить любому, даже стоящему выше по званию.

Что касается его внешности – невысокий, круглый старик лет семидесяти, с густыми бровями (чего не скажешь о его голове). Длинная смешная борода, острые оттопыренные уши, сморщенный круглый нос и несколько подбородков завершали картину. Он был неуклюж – скорее из-за лишнего веса, чем возраста, – и передвигался с трудом. Поэтому предпочитал целыми днями сидеть за массивным столом в своём роскошном кабинете, не поднимаясь из могучего кресла, и передавал приказы членам Учёного совета через бедную Джессику.

Те, впрочем, всегда стремились ему угодить – боялись профессора Стила, как огня.

Он действительно был влиятельным человеком и мог бы сто раз отобрать кресло главы совета у доктора Корнсби, но, видимо, на свете всё ещё оставались люди, занимающие более высокие посты и не утратившие человечности.

Тем не менее Себастьян не боялся профессора Стила и при любом разговоре всегда смотрел ему прямо в глаза, стараясь сохранять хладнокровие.

Новость о том, как Стил отозвался о профессоре Корнсби, пробудила в нём злость. Что на этот раз задумал Стил, чтобы как следует насолить профессору?

– Так, я всё понял, – Себастьян принял серьёзный вид. Шутить он больше не собирался. – Где сейчас Стил?

– Он в зале заседаний. Ждёт тебя, потому что профессора Корнсби им найти так и не удалось, а ты у него вроде как подмастерье.

– Хорошо. Спасибо, что предупредила, Джессика, – на прощанье сказал Себастьян и помахал ей рукой. – С меня шоколадка!

Он решительным шагом направился в зал заседаний, который находился на шестом, последнем этаже университета.

Зал был внушительных размеров – высотой примерно в два-три этажа. Всё-таки это место, где собирались все учёные умы города.

Посреди этого огромного зала, увешанного всевозможным световым оборудованием и украшенного различной символикой, а также флагами с официальным гербом университета, стоял массивный дубовый стол в форме буквы «П». За этим столом проводили свои заседания лучшие учёные Брэдфордского университета во главе с профессором Риктором Корнсби.

Университет насчитывал уже несколько сотен поколений учёных, внёсших свой вклад в развитие этого выдающегося образовательного учреждения.

Сам зал был выкрашен в нежно-кремовый цвет. Его поддерживали величественные колонны тёплого коричневого оттенка, выполненные в готическом стиле. На кафельном полу красовался герб Брэдфордского университета, придуманный ещё в 1856 году самим Робертом Льюисом Брэдфордом – основателем одного из лучших университетов страны.

Плиточники постарались на славу: задача выложить на таком огромном полу этот великолепный герб была не из лёгких. Сам герб представлял собой аккуратно выложенную букву «Б», обрамлённую молодым плющом, на концах которого распускались несколько прекрасных алых роз.

Роберт Льюис Брэдфорд был не только выдающимся педагогом, но и великолепным каллиграфом. Плющ он выбрал неспроста: это вечнозелёное растение символизирует бессмертие, верность и человеческую дружбу – качества, которые он считал главными для настоящего человека.

Для будущих студентов и преподавателей этот символ служил напоминанием о том, что отношения в университете должны быть не просто коллегиальными, но и тёплыми, дружескими, крепнущими с годами. Только так, по мнению Брэдфорда, можно достичь идеальной гармонии между людьми младших и старших поколений.

Вернёмся к тому, что Себастьян уже преодолел этот нелёгкий путь на шестой этаж – лифт, как назло, сломался, и пришлось подниматься пешком. Он находился всего на втором этаже, когда на него налетела Джессика.

Пройдя уже, как минимум, в сотый раз по этим старинным университетским коридорам, которыми он всё никак не переставал любоваться, Себастьян приблизился к главному входу в «тронный зал», как он его часто называл. И, пожалуй, не зря: входом в эту «святая святых» служила массивная дубовая дверь, сделанная на заказ. На ней были вырезаны портреты лучших учёных всех поколений. Все прекрасно знали, куда ведёт эта дверь, несмотря на отсутствие каких-либо опознавательных табличек.

Набрав в лёгкие побольше воздуха и медленно выдохнув, Себастьян, приложив немалые усилия, открыл тяжеленную скрипучую дверь и, наконец, вошёл в зал, не забыв закрыть её за собой. На этот раз он снова изрядно вспотел – зрелище было забавное. Он буквально упирался ногами в пол, пока дверь, с грохотом захлопнувшись, не разнесла по залу мощное эхо.

«Ещё сто лет назад эти „великие умы“ могли бы придумать какой-нибудь нехитрый механизм, чтобы упростить открывание этой древней махины», – подумал про себя Себастьян. – «Но, видать, всем было не до того».

Отдышавшись, Себастьян обернулся – и замер от неожиданности. Все места за учёным столом были заняты, и двести шестьдесят две пары невозмутимых глаз, не моргая, уставились на него, ожидая каких-то действий.

Себастьян будто окаменел. Никогда прежде он не видел совет в полном составе. А ведь на этом собрании присутствовал ровно сто тридцать один человек – все учёные высших категорий, магистры, одним словом – весь высший свет университета.

«Профессор Стил подготовился, ничего не скажешь. Специально собрал всех, чтобы втоптать меня в землю – знал ведь, что я приду один, без профессора Корнсби», – подумал Себастьян.

Он медленно обвёл глазами зал – от потолка до последнего ряда – и, сделав глубокий вдох, двинулся в центр. Теперь он оказался окружён со всех сторон молчаливыми, но мудрыми взглядами десятков профессоров и магистров.

Во главе стола, прямо перед ним, словно на троне, восседал профессор Стил. Он не сводил взгляда с Себастьяна, который, хоть и сохранял внешнее спокойствие, внутри ощущал, как всё тело сковывает напряжение.

Себастьян уже понял, едва войдя в зал, что разговор предстоит серьёзный. Если Стил собрал здесь всех, кому только можно, – значит, дело действительно важное. Присутствие многих, сидящих в этом зале, казалось абсолютно бессмысленным – это подтвердил бы и сам доктор Риктор.

Однако речь пойдёт именно о нём. А его, как назло, рядом нет.

Себастьян твёрдо решил: во что бы то ни стало он отстоит честь профессора Корнсби – и, разумеется, свою собственную. Он будет бороться до конца, чего бы Стил ни затеял.

Правда, оставалась одна проблема: Себастьян понятия не имел, о чём пойдёт разговор и как защищаться перед всем учёным советом.

Профессор Стил сдвинул брови, придавая своему лицу ещё более угрожающий вид. Себастьян не сводил с него взгляда, будто принимая вызов.

Вдруг раздался чих, потом ещё один, и ещё! По залу прокатился мощный гул от множества разом загалдевших учёных, наперебой желавших профессору Стилу крепкого здоровья и долгих лет жизни.

– Подхалимы… – вполголоса пробормотал Себастьян.

Гул стих так же внезапно, как и начался. Стоило заместителю главы Учёного совета вздёрнуть правую руку – как зал в мгновение стих.

Первым попытался заговорить Себастьян, но попытка оказалась неудачной.

– Э-э… добрый день, господа учёные, – смущённо произнёс он. – Прошу прощения за столь долгое ожидание…

– Вас, кажется, пока никто не спрашивал, мистер Фет, – громогласно перебил его профессор Стил.

Лет ему было немало, но голосом он выгодно отличался от большинства молодых и немолодых учёных. Голосовые связки, закалённые годами ораторства, казалось, не утратили силу, а лишь окрепли.

Себастьян почувствовал, что его левая рука слегка дрожит, поэтому он со всей силы сжал её в кулак и тут же разжал, заставив остановиться нервную вибрацию.

– Вы опоздали и тем самым проявили неуважение ко всему совету, – холодно произнёс профессор Стил.

– Я прошу прощения, магистр, – откланялся Себастьян. К заместителю главы совета следовало обращаться именно так. Он решил быть предельно вежливым, но это никак не подействовало на профессора Стила – тот видел его насквозь.

– Мне как раз сообщили, что…

– К тому же вы не вытерли ноги, прежде чем переступили порог этого зала, – самым безразличным тоном произнёс профессор. – Проявив тем самым неуважение к святому гербу университета. И это ваш второй промах, мистер Фет. Ещё один просчёт – и вы будете исключены из состава совета гроссмейстеров факультетов, куда попали исключительно благодаря профессору Корнсби.

Он сделал паузу, смерив Себастьяна тяжёлым взглядом.

– Я бы с удовольствием записал и эту ошибку на ваш счёт, но, к вашему счастью, профессор Корнсби, как и вы, – человек, мягко говоря, некомпетентный в области науки.

Себастьян почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Профессор Стил прижал его к стене – не физически, а морально – и не собирался отпускать, пока не уничтожит до конца. Но Себастьян решил, что хуже уже быть не может, и пошёл в лобовую атаку.

– Профессор Стил, какое вы имеете право обсуждать и указывать на недостатки такого человека, как доктор Риктор Корнсби, который, между прочим, является главой Учёного совета и вашим прямым начальником?! – выпалил Себастьян.

Зал вновь загудел. Тут и там послышались шёпот, кашель, сдержанные реплики, кто-то даже заговорил в полный голос.

Гул мгновенно стих, когда профессор Стил слегка привстал со своего кресла – того самого, на котором он имел право сидеть лишь в отсутствие профессора Корнсби.

– Я думаю, что, сохраняя за собой звание магистра и являясь вторым человеком в этом университете после главы Учёного совета, я имею право высказываться в отношении любого лица – хоть даже президента «Ассоциации великих умов».

А вы, мистер Фет, знайте своё место, юный аспирант.

– Но вы ведь всего лишь второй, – спокойно, почти мягко произнёс Себастьян, – а не первый…

В зале воцарилось мёртвое молчание. Все ожидали вспышки ярости от профессора Стила, но её не последовало. Вместо этого он грузно опустился в своё кресло и процедил:

– Скоро мы это поправим, мистер Фет, – ухмыльнулся профессор. – Я пригласил вас сюда, потому что не смог разыскать вашего горе-профессора. Думаю, это сообщение пришлось бы ему по душе…

– Только если оно связано с уходом на пенсию вашего святейшества, – съязвил Себастьян, глядя прямо в глаза профессору и позволив себе лёгкую ехидную улыбку.

Ответа не последовало. Лишь зловещая улыбка Стила дала понять, что игра ещё не окончена. Взгляд Себастьяна невольно дрогнул – он почувствовал лёгкое волнение.

Неожиданно профессор Стил покинул свой «трон» и пересел в кресло, стоявшее по правую руку от него, освобождая тем самым главное место – явно для кого-то более важного.

В этот момент все собравшиеся в зале учёные, включая самого Стила, дружно поднялись со своих мест и обратили взоры к двери, расположенной напротив главного входа.

Скрипучая дверь медленно, с протяжным стоном, распахнулась – и в зал, в сопровождении четырёх учёных, вошёл не кто иной, как сам глава Высшего собрания учёных – мистер Дональд Уилсон.

Себастьян чуть было не раскрыл рот от удивления, но вовремя сдержался. Сам Верховный судья всего учёного света города явился на собрание.

Бедняга Себастьян потерял дар речи и лишь внутренне решил: что бы ни готовила судьба – он готов подчиниться. Теперь гадать, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор, было бесполезно.

Судья – все обращались к нему именно по титулу – неторопливо направился к своему месту, к специально приготовленному для него «трону», на котором только что восседал профессор Стил.

– Пусть собрание начнётся, – произнёс он.

И будто гром прокатился по залу. Кто-то вздрогнул, кто-то поспешно зашуршал бумагами, прежде чем усесться. Лишь когда судья занял своё законное место, остальные, с его молчаливого разрешения, опустились в кресла.

Судью Себастьян видел всего один раз – мельком, во время его прошлогоднего визита в университет.

Это был высокий, плотный мужчина лет шестидесяти, но выглядел он не старше сорока пяти: бодрый, подтянутый, не тронутый тем безжизненным видом, который так часто приобретают учёные, слишком много времени проводящие за столом.

Лицо его было светлым, слегка поросшим аккуратной щетиной; глаза – ясные, карие, живые, вечно бегающие, словно искавшие что-то невидимое. Во взгляде сочетались суровость и искренняя доброта. Над глазами нависали белёсые, низко посаженные брови, словно две могучие тучи. Высокий лоб с двумя чётко выраженными буграми выдавал человека нестандартного ума.

Улыбки на лице не было. Судья – темноволосый, с лёгкой проседью, – одним своим присутствием внушал уважение и напоминал всем, кто здесь главный.

Его фигура выделялась прежде всего ростом: почти два метра – и каждый сантиметр этого роста добавлял величия и грозности.

Одет он был в тёмно-синюю мантию – официальное облачение судей, – а на ногах сверкали начищенные до зеркального блеска чёрные ботинки.

Мантия судьи должна была скрывать всё человеческое – таков был её смысл. Судья не должен поддаваться эмоциям и страстям. По фасону она напоминала академическую, но по духу – несла в себе совершенно иной, почти сакральный характер.

Господин Уилсон тем временем, пока Себастьян не сводил с него глаз, тихо переговаривался с профессором Стилом. Закончив, он поднял взгляд на Себастьяна – и тому вдруг показалось, будто этот взгляд способен прожечь его насквозь. Колени предательски задрожали.