В сердце вселенной. Неизвестное зовёт

Новиков внимательно посмотрел в глаза заместителю директора. В них мелькнуло что-то – напряжённое ожидание, жадность, стремление узнать как можно больше.

– Ничего особенного, – сказал он медленно, наблюдая за реакцией Ремнёва. – Обычный космический шум. Мы пытались выделить из него полезные сигналы для улучшения навигации.

Лицо Ремнёва дрогнуло – едва заметно, на долю секунды.

4 глава. Взрыв в пустоте

Марсианский вечер медленно опускался над куполом развлекательного комплекса «Олимп», этого жемчужного оазиса человеческой цивилизации среди бесконечной красноватой пустыни четвёртой планеты Солнечной системы. Массивные прозрачные панели, изготовленные из сверхпрочного композитного материала, простирались от пола до потолка, открывая завораживающий вид на марсианский ландшафт. За стеклом расстилался бескрайний океан ржавой пыли и камня, изрезанный древними каньонами и увенчанный далёкими горными хребтами, которые в лучах заходящего солнца переливались всеми оттенками красного – от нежно-розового до насыщенного багрового.

Искусственная атмосфера комплекса тщательно поддерживалась на оптимальном уровне: двадцать один процент кислорода, уютные двадцать два градуса по Цельсию, влажность – ровно пятьдесят процентов. Проекторы, скрытые в архитектурных нишах, создавали иллюзию мягкого земного освещения, отбрасывая тёплые золотистые блики на полированный мраморный пол и стены из искусственного дерева. Здесь, в этом технологическом чуде, служащие дальнего космоса могли на несколько драгоценных часов забыть о холодной пустоте межзвёздного пространства и почувствовать себя просто людьми, а не винтиками в гигантской машине исследования Вселенной.

В центральном зале комплекса царило оживление, какое бывает только в моменты искренней радости и беззаботности. Громкие голоса, смех, добродушные перебранки и шутки наполняли пространство той особой энергией, которая возникает, когда люди, привыкшие к суровой дисциплине и постоянному напряжению, наконец получают возможность расслабиться. Группа инженеров космодрома «Арес-Сити» и несколько следователей из элитного подразделения Корпуса Развития собрались вокруг уникального марсианского бильярдного стола – поистине инженерного шедевра, адаптированного к условиям местной гравитации.

Этот стол представлял собой настоящее технологическое чудо. Его поверхность, покрытая специальным нанотекстилем цвета изумруда, была оборудована сетью микроскопических гравитационных генераторов, которые создавали сложную картину локальных полей притяжения. Шары, выточенные из редкого титанового сплава и отполированные до зеркального блеска, не катились по сукну, как на старой доброй Земле, а медленно, завораживающе парили в слабом марсианском притяжении, создавая невероятное по красоте зрелище трёхмерного балета. Каждый удар превращался в сложнейший математический расчёт – игроки должны были учитывать не только силу и направление своего кия, но и множество переменных: гравитационные аномалии под столом, сопротивление разреженного воздуха, инерцию парящих шаров и даже микровибрации, создаваемые системами жизнеобеспечения комплекса.

– Эй, Сергей! – громогласно окликнул один из инженеров, крепкий бородач в нарядной гражданской рубашке, своего товарища, который в данный момент сосредоточенно целился в угловую лузу. – Не забывай про поправку на марсианский дрейф! Здесь тебе не Земля с её привычными полтора!

– Да сам знаю, Петрович! – отозвался тот, прищурив левый глаз и медленно, с хирургической точностью водя полированным кием из местного железного дерева. – Я уже третий год на этом проклятом красном камне коротаю, не учи меня азам! Видишь, как рассчитываю траекторию?

Игрок замер на несколько секунд, вычисляя оптимальный угол атаки, затем плавно отвёл кий назад и нанёс точно выверенный удар. Белый битый шар медленно, словно в замедленной киносъёмке, оттолкнулся от мягкого борта, описал изящную параболическую дугу в воздухе, и, повинуясь законам марсианской физики, коснулся ярко-красного прицельного шара. Тот, в свою очередь, начал своё неторопливое, почти медитативное путешествие к дальней лузе, плавно вращаясь вокруг собственной оси и переливаясь в свете ламп.

Зал взорвался аплодисментами, одобрительными криками и шутливыми комментариями.

– Красота-то какая! – восхищённо воскликнул молодой техник с тонкими чертами лица. – Настоящий марсианский снайпер растёт!

– Да уж, Серёга всегда отличался точностью, – засмеялся его коллега, потирая руки. – А теперь попробуй-ка повторить этот фокус! Ставлю бутылку настоящего земного коньяка против твоих синтетических напитков!

– Принято! – азартно отозвался Сергей, уже подготавливая кий к следующему удару.

В стороне от этого весёлого столпотворения, в уютном полукруглом алькове под роскошной искусственной пальмой с широкими листьями, сидели двое мужчин. Они расположились в мягких кожаных креслах старомодного дизайна, между которыми стоял невысокий столик из полированного металла с двумя стаканами и пепельницей из марсианского оникса.

Алексей Лебедев медленно и задумчиво потягивал синтетический виски из высокого хрустального стакана, украшенного гравированным логотипом комплекса. Наблюдал он за игрой полузакрытыми глазами, но было видно, что мысли его витают где-то далеко от марсианского бильярда.

Рядом с ним устроился Максим Сель, главный инженер космодрома «Арес-Сити» – полная противоположность своего друга. Сегодня Максим буквально светился изнутри каким-то особенным счастьем, которое было заметно даже при приглушённом освещении зала – счастьем человека, стоящего на пороге новой жизни.

– Послушай, Лёх, – начал Максим, осторожно отставляя свой бокал с пенистым марсианским элем местного производства и поворачиваясь к другу всем корпусом. Голос его дрожал от едва сдерживаемого волнения. – Мне до сих пор не верится, что всё это происходит именно со мной. Понимаешь? А скоро… – он запнулся, словно боясь произнести священные слова вслух и тем самым разрушить магию момента, – послезавтра мы с ней поженимся.

Алексей медленно повернул голову и внимательно посмотрел на своего друга. В его глазах плескалось что-то удивительно сложное – искренняя, неподдельная радость за товарища переплеталась с едва заметной тенью собственной печали и горечи, которую он изо всех сил пытался скрыть. Лицо следователя, обычно суровое и непроницаемо сосредоточенное, на несколько мгновений смягчилось, позволив разглядеть за профессиональной маской живого человека с его болью и сомнениями.

– Я искренне рад за тебя, Макс, – сказал он тихо, и в голосе его зазвучала редкая для него теплота, лишённая обычной официальной сдержанности. – Анна действительно замечательная девушка. У неё умные глаза и доброе сердце. Ты заслуживаешь такого счастья, Макс. Заслуживаешь больше, чем кто-либо из наших знакомых.

Максим улыбнулся ещё шире, но в глубине его глаз мелькнула тревога – он слишком хорошо знал своего друга, чтобы не заметить скрытой грусти в его словах.

– Знаешь, – продолжал он, явно стремясь поделиться переполнявшими его чувствами и одновременно как-то растормошить Алексея, – иногда мне кажется совершенно невероятным то, что мы с тобой дружим уже столько лет. Подумай сам: мы живём в абсолютно разных мирах, словно на разных планетах. Ты, Лёх, существуешь в реальности, где люди – это улики, мотивы, детали сложного расследования. Где за каждым поступком, за каждым словом скрывается тайна, которую нужно терпеливо разгадывать. Где человеческие отношения – это система причин и следствий, которую можно препарировать и проанализировать. А я.. – он развёл руками в жесте, полном самоиронии, – я живу в мире гаечных ключей и плазменных резаков, двигателей и генераторов, простых и понятных человеческих отношений. Для меня люди – просто люди, хорошие или плохие, но не загадки. Честно говоря, не знаю, как нам удалось подружиться и сохранить эту дружбу все эти годы.

Алексей задумчиво покрутил стакан между ладонями, наблюдая, как искусственный свет преломляется в гранях хрусталя и янтарной жидкости. Усмехнулся он горько, и улыбка эта была похожа на гримасу боли, припудренную космической пылью печального опыта.

– Дружба – это невероятно сложная штука, Макс, – медленно проговорил он, словно взвешивая каждое слово. – Гораздо сложнее любого расследования, с которым мне приходилось иметь дело. Это как сломанный звёздный двигатель в твоих золотых руках – всегда найдётся какая-то деталь, какой-то узел, который может выйти из строя в самый неподходящий, самый критический момент. Всегда есть что-то, что может пойти не так и разрушить всю конструкцию.

– Да что ты опять за мрачные мысли мелешь? – Максим покачал головой, и в его добрых глазах отразилась искренняя тревога за друга. – Ты же прекрасно знаешь, я всегда считал нашу дружбу самым надёжным и прочным, что есть в моей жизни. Мы ведь столько прошли вместе…

– Я знаю, Макс, я прекрасно это знаю, – перебил его Алексей, и в голосе следователя прозвучали глубокие, въевшиеся в самую душу нотки усталости – той особой усталости, которая приходит не от физического труда, а от постоянного напряжения ума и сердца. – Я знаю, и ценю нашу дружбу больше, чем ты можешь себе представить. Просто… просто я так устал от сложности всего этого мира. От необходимости постоянно что-то анализировать, во всём искать скрытые мотивы и подводные камни. От того, что даже в простых человеческих отношениях мой проклятый мозг начинает искать преступления и заговоры.

Он замолчал и устремил взгляд куда-то вдаль, мимо играющих людей, за прозрачные стены комплекса, туда, где марсианская ночь уже начинала вступать в свои права. Но смотрел он не на красные дюны и каменные утёсы четвёртой планеты, а в глубины собственной памяти, где хранились самые болезненные воспоминания последних лет.

– Три года назад, – начал он тихо, так тихо, что Максиму пришлось наклониться ближе, чтобы не упустить ни слова, – когда Катя ушла от меня… Я целую неделю не мог понять, что вообще произошло. Представляешь? Мой мозг, натренированный на самых сложных расследованиях межпланетного масштаба, категорически отказывался принять простоту и банальность происходящего. Я искал скрытые мотивы, собирал улики её «странного» поведения за последние месяцы, выстраивал сложнейшие версии и теории. Думал, может, её шантажируют, может, она попала в какую-то переделку, может, за этим стоит вражеская разведка или конкуренты по службе. А она просто… – он сделал большой глоток виски и поморщился, словно напиток внезапно стал горьким, – просто пришла домой в один из вечеров, села напротив меня за кухонный стол и сказала, что полюбила другого. Молодого, красивого, веселого. И что уходит к нему. Вот и всё моё расследование, все мои гениальные дедуктивные способности.

Максим почувствовал, как сжимается его сердце от сочувствия к другу. Он протянул руку и привычно крепко положил её на плечо Алексея. Ладонь инженера была тёплой, мозолистой и удивительно надёжной – той самой надёжностью, которая приходит от многолетней работы руками и честного физического труда.

– Лёх, мне так бесконечно жаль, – искренне сказал он, и голос его дрогнул от переполнявших эмоций. – Я думал, вы с Катей… я был так уверен, что у вас всё серьёзно и надолго. Вы ведь так красиво смотрелись вместе. И она казалась такой влюблённой… Но ты не можешь бесконечно возвращаться к этой травме, тебе нужно ее пережить и забыть вокруг много красивых женщин в хороших, которые не уйдут, если ты доверишься им.

– Я тоже так думал, – Алексей медленно поднял глаза на друга, и Максим с ужасом увидел в этих обычно холодных и проницательных глазах боль – глубокую, незаживающую боль, которую следователь изо всех сил пытался скрывать за привычной профессиональной маской. – Катя была моим домом, понимаешь? После всех этих бесконечных экспедиций к далёким звёздам, сложнейших расследований, которые растягивались на месяцы, долгих одиноких дежурств в холодном космосе – она была тем единственным местом во Вселенной, куда хотелось вернуться. Она была моим якорем в реальности, моей гаванью после штормов. А потом внезапно дома не стало. Просто перестало существовать. И я снова остался совершенно один в этой бескрайней, равнодушной Вселенной. Пришлось заново привыкать к одиночеству. И знаешь что? – его губы искривила горькая усмешка, – это, пожалуй, единственное, что мне действительно хорошо даётся в жизни.

В большом зале раздался особенно громкий и заразительный смех – кто-то из игроков в бильярд, видимо, совершил совершенно нелепый, но смешной промах, заставивший битый шар описать невероятную траекторию и улететь совершенно не в ту сторону. Звук этот, такой живой, беззаботный и человечный, резко, почти болезненно контрастировал с тяжестью и мрачностью их разговора, напоминая о том, что где-то рядом люди просто радуются жизни, не обременённые грузом прошлых разочарований.

– Знаешь, что, Лёх, – Максим ещё крепче сжал плечо друга и наклонился к нему, говоря с особой убедительностью, – а может быть, тебе совсем и не нужно привыкать к одиночеству? Может быть, стоит попробовать иной подход к жизни? Мне искренне нравится с тобой дружить, несмотря на все твои сложности и колючки. Да, ты непростой человек. Да, иногда смотришь на окружающий мир исключительно глазами следователя, а не просто живого человека с его слабостями и потребностями. Да, порой кажется, что ты ищешь преступления даже в безобидных разговорах о погоде. Но при всём этом ты настоящий, Алексей. Ты не притворяешься кем-то другим, не играешь роли для публики, не носишь масок, кроме служебных. Ты честен с самим собой и с окружающими. И поверь мне, это дорогого стоит в наше время всеобщего лицемерия и показухи.

Алексей впервые за весь вечер улыбнулся по-настоящему – не горько, не иронично, не с той болезненной гримасой, которая была ему свойственна в последние годы, а просто, тепло и искренне, как улыбаются старые друзья, понимающие друг друга с полуслова.

– Спасибо тебе, Макс, – сказал он, и в голосе его зазвучала та редкая нотка благодарности, которую он позволял себе проявлять только с самыми близкими людьми. – Спасибо за эти слова и за то, что ты у меня есть. Ты действительно мой лучший друг, пожалуй, единственный настоящий друг, который остался у меня в этой жизни. И я абсолютно искренне рад, что ты нашёл своё счастье с Анной. Она замечательная девушка, и вы созданы друг для друга. И знаешь что? – он решительно поднял свой стакан с виски, – я торжественно обещаю, что обязательно буду на вашей свадьбе.

Они чокнулись, и хрустальный звон их стаканов прозвучал как маленький колокольчик надежды в царстве марсианской ночи. На мгновение показалось, что тяжёлые облака, долгие годы висевшие над их дружбой, наконец-то начинают рассеиваться, уступая место чему-то светлому и обнадёживающему. Алексей даже почувствовал, как где-то в глубине души шевельнулось что-то похожее на забытое ощущение покоя.

Но именно в этот самый момент, когда казалось, что мир становится чуть добрее и понятнее, на запястье Алексея внезапно замигал яркий красный индикатор связи – не привычный жёлтый сигнал рядового служебного вызова, который можно отложить на потом, а тревожно-красный, пульсирующий огонёк высшего приоритета. Это означало только одно: экстренный вызов от штаба Корпуса Развития, требующий немедленного реагирования.

Алексей мгновенно преобразился, словно внутри него щёлкнул невидимый переключатель. Вся расслабленность и человеческая теплота исчезли с его лица, словно их и не было вовсе, уступив место привычной служебной собранности и стальной сосредоточенности профессионала. Движения его стали четкими и экономичными, взгляд – острым и проницательным. Он поднял руку к коммуникатору, и над ладонью тут же возникла схема среднего размера – строгий официальный логотип Корпуса Развития в обрамлении золотых пятиконечных звёзд на тёмно-синем фоне.

– Следователь Лебедев на связи, – произнёс он чётко и официально, каждый слог прозвучал как щелчок затвора служебного бластера.

– Лебедев, – раздался из динамика коммуникатора голос дежурного диспетчера центрального штаба – металлический, лишённый всяких эмоций и человеческих интонаций, словно говорил не живой человек, а компьютерная программа. – Ваш корабль «Святогор» экстренно вызывается штабом. Получен приказ о немедленной подготовке к вылету за пределы Солнечной системы.

Максим замер с бокалом в руке на полпути к губам. Веселье и счастье в его глазах мгновенно погасли, словно кто-то задул свечу, уступив место тревожному пониманию того, что их мирная беседа подошла к концу.

– Назовите пункт назначения экспедиции, – спросил Алексей тем же официальным тоном, автоматически переключившись в рабочий режим опытного следователя.

– Звёздная система Глизе-581, экзопланета G, сектор дальних колоний, – отчеканил диспетчер. – Ваша первоочередная задача – провести полное расследование серьёзного инцидента в научной колонии «Первый луч». Согласно предварительным данным, поступившим от автоматических систем мониторинга, там произошло нечто экстраординарное, требующее вмешательства специалиста вашей квалификации. Связь с колонией была внезапно и полностью прервана четыре дня назад, в 15:42 по Гринвичскому времени. Все попытки восстановить контакт оказались безуспешными.

– На Глизе? – не удержался от восклицания Максим, и голос его звучал растерянно и почти испуганно. – Но это же… это на самом краю исследованной части Галактики! Двадцать световых лет от Солнца! Зачем туда Лёху? Там же одни учёные сидят, какие могут быть преступления?

Диспетчер, разумеется, не мог его слышать и продолжал монотонно зачитывать инструкции:

– По данным последнего технического осмотра, ваш корабль «Святогор» находится в отличном техническом состоянии после планового профилактического ремонта, проведённого на верфях Цереры. Все системы функционируют в штатном режиме. Полный экипаж должен собраться на борту не позднее чем через два часа после получения данного приказа. Старт назначен на завтра, 06:00 по марсианскому поясному времени. Маршрут проложен через гравитационные колодцы Юпитера с последующим выходом в межзвёздное пространство.

– Но… – начал было Максим, потом осекся, прекрасно понимая полную бессмысленность любых возражений против прямого приказа штаба.

– Приказ понят и принят к исполнению, – коротко и чётко ответил Алексей, не позволив себе ни малейшего намёка на эмоции. – Экипаж будет готов к назначенному времени.

– Удачной вам экспедиции, следователь Лебедев, – сухо пожелал голос из коммуникатора.

Схема мигнула и погасла. Повисла тяжёлая, гнетущая тишина. Даже громкий смех игроков в марсианский бильярд теперь казался Максиму издевательски неуместным, словно насмешка судьбы над их короткими мгновениями счастья.

Алексей медленно опустил руку и посмотрел на друга долгим, тяжёлым взглядом.

В этой тишине, наполненной неожиданностью и горечью разлуки, Максим ощутил, как рушится его прекрасно выстроенный мир. А послезавтра – свадьба, которую он планировал уже полгода, продумывая каждую деталь церемонии.

– Лёх, – произнёс он хрипло, и голос его дрожал от едва сдерживаемого отчаяния, – но ведь послезавтра… моя свадьба… Анна уже в пути, она прилетает завтра утром!

Алексей поднял на него глаза, и Максим с ужасом увидел в них то самое выражение, которое появлялось у друга в минуты предельного напряжения – смесь сочувствия и непреклонной решимости. Следователь протянул руку и крепко сжал его плечо, стараясь передать через это прикосновение всю глубину понимания и сожаления.

– Макс, дорогой мой друг, – сказал он медленно, выбирая слова с особой осторожностью, – я понимаю, как тебе больно. Поверь, если бы от меня хоть что-то зависело, я бы ни за что не покинул Марс именно сейчас. Но приказ есть приказ.

– Но почему именно ты? – в голосе Максима прозвучали нотки детского отчаяния, которые он безуспешно пытался скрыть за взрослой рассудительностью. – В Корпусе Развития тысячи следователей! Неужели нельзя было послать кого-то другого? Кого-то, у кого нет лучшего друга, который завтра женится?

Алексей горько усмехнулся, и в этой усмешке было столько печали, что Максим почувствовал укол совести за свои слова.

– Знаешь, Макс, иногда мне кажется, что именно поэтому меня и выбирают для самых сложных миссий, – сказал он тихо, вращая пустой стакан между пальцами. – У меня нет семьи, которую я оставляю дома. Нет детей, которые плачут, когда папа улетает к далёким звёздам. Нет жены, которая ждёт не дождётся моего возвращения. Я идеальный космический следователь: никого не жалко, ничто не отвлекает от работы. Мобильная боевая единица без лишних привязанностей.

Он замолчал, и Максим увидел, как сжались его кулаки на столешнице. В этом жесте было столько подавленной ярости на собственную судьбу, что инженер почувствовал острый укол сочувствия к другу.

– Извини меня, Лёх, – тихо сказал Максим, искренне раскаиваясь в своих словах. – Я не подумал… не хотел делать тебе больно. Просто я так мечтал, что ты будешь на нашей свадьбе. Анна тоже рассчитывала познакомиться с тобой лично, а не только по моим рассказам.

– Всё в порядке, Макс, – Алексей поднялся из кресла, и движения его были полны привычной служебной решимости. – Передай Анне мои самые искренние поздравления и пожелания счастья. Скажи ей, что её муж – лучший человек, которого я знаю. А когда я вернусь с этого чёртового расследования, мы обязательно отметим вашу свадьбу как следует. Обещаю.

И он исчез в толпе посетителей комплекса, оставив Максима одного за столиком.

Полтора часа спустя Алексей Лебедев шагал по длинным, ярко освещённым коридорам административного комплекса марсианского космодрома «Арес-Сити». Здесь, в этих стерильно чистых проходах с блестящими металлическими стенами и приглушённым гулом систем жизнеобеспечения, царила совершенно иная атмосфера – деловая, сосредоточенная, пропитанная духом дальнего космоса и великих открытий. Каждый человек, встречавшийся ему навстречу – инженеры в рабочих комбинезонах, администраторы в строгих костюмах, пилоты в лётных куртках – двигался с той особенной целеустремлённостью, которая свойственна людям, связавшим свою жизнь с покорением просторов Вселенной.

Служебный коммуникатор на запястье следователя периодически вспыхивал мягким голубым светом, сообщая о поступлении новых данных по делу колонии «Первый луч». Алексей не торопился их просматривать – опыт подсказывал, что предварительная информация часто бывает неполной или вводящей в заблуждение. Лучше начинать расследование с чистого листа, без предрассудков и предварительных теорий.

Но уже сейчас, анализируя скупые факты, которые сообщил диспетчер, Алексей чувствовал характерное покалывание в затылке – то самое ощущение, которое всегда возникало у него в начале по-настоящему сложных дел. Колония «Первый луч» была одним из самых амбициозных проектов программы дальнего освоения космоса. Триста лучших учёных человечества, отправленных на край Галактики для изучения уникальных условий экзопланеты в системе красного карлика. И вдруг – полная тишина, словно триста человек случайно исчезли с лица Вселенной.

«Нет, – подумал следователь, автоматически просчитывая возможные сценарии происшедшего. – Так не бывает. Люди не исчезают просто так. Особенно триста учёных в изолированной колонии с мощными системами связи и безопасности. За этим стоит что-то конкретное. Что-то, что потребует всего моего опыта для разгадки».

Лифт доставил его на сорок второй этаж административного здания, где располагались личные каюты старших офицеров Корпуса Развития. Алексей прошёл по узкому коридору с приглушённым освещением до двери с надписью «А. С. Лебедев, следователь 1-го класса» и приложил ладонь к биометрическому сканеру. Замок щёлкнул, и дверь бесшумно отъехала в сторону.

Его жилые помещения были спартанскими даже по космическим стандартам: небольшая комната с функциональной мебелью, рабочий стол с терминалом, узкая кровать, встроенный шкаф с личными вещами. Никаких украшений, никаких семейных фотографий, никаких сувениров с далёких миров – только самое необходимое для существования профессионального космического следователя. И всё же эта аскетичная обстановка была ему дорога – здесь он мог позволить себе сбросить служебную маску и просто побыть самим собой.

Алексей быстро собрал свои вещи в стандартный дорожный контейнер: запасную форму, личное оружие, коммуникационное оборудование, несколько книг на планшете. Движения его были автоматическими, отработанными за годы службы до безупречности – он мог собраться к вылету с закрытыми глазами.

Но когда дело дошло до последнего ящика письменного стола, рука его невольно задержалась на небольшой капсуле. Внутри неё хранилось изображение Кати – единственная фотография, которую он сохранил после их разрыва. На снимке она смеялась, запрокинув голову назад, её каштановые волосы развевались на ветру весны, а глаза сияли тем особенным счастьем, которое бывает только у влюблённых людей.