Неверная

«…

– Я даже ни разу не слышал её голоса.

И, чуть помедлив:

– Какая-то странная боль.

Тихо.

– Так умирают от тоски по тому, чего не испытают никогда.

…»

В памяти всплывает один из первых твоих чатов. Я столько раз возвращался к нему, любовь моя, что выучил наизусть.

«Знаешь, это был очень длинный день…

У меня такое чувство, что сегодняшний день для многих людей будет долгим…

Я бы хотела представить, что знаю тебя давно: просто забыла на какое-то время, а теперь снова начинаю вспоминать…

Я бы хотела свернуться в клубочек и положить ноги тебе на колени…

Ты бы гладил мои стопы и рассказывал, как прошёл твой день…

А потом… мы бы занимались любовью…

Чувственно и эмоционально…

Утром я бы снова вернулась к своим драконам, а ты бы начал новый день своей привычной и комфортной жизни…

Но где-то между сегодняшним длинным днём и завтрашним утром останется намёк на приятное воспоминание…»

Тоскливо кольнуло сердце. Эта случайная книга обращается ко мне?

Я захлопываю книгу и направляюсь к стойке, чтобы узнать, могу ли её купить. Меня останавливает короткий звонок. Адвокат сообщает, что всё готово, и я могу забрать сына. Невольно вздрагиваю: никак не привыкну к новому рингтону. В спешке оставляю книгу администратору, так и не задав свой вопрос.

9. Неверная

«Шёлк» – знакомое название на обложке сразу привлекает моё внимание. Я беру книгу в руки и провожу кончиками пальцев по переплёту, чувствуя шероховатую текстуру. На ней тонкая царапина, тянущаяся, как молния.

– Один человек перед вами выбрал эту книгу, но так и не купил её, – говорит мне администратор.

– Иногда не мы выбираем книги, а они нас, – отвечаю ему с улыбкой, протягивая кредитную карту для оплаты.

***

Как всё-таки тесен мир. Всего несколько звонков – и вот я уже в кабинете тюремного психолога.

– Знаете, я ведь заранее изучала систему, – начинаю я, пока он ещё раскладывает бумаги на столе. – Мне кажется, что для нашего проекта как раз подойдут такие закрытые молодёжные центры, как этот.

Он поднимает взгляд, чуть прищуривается:

– Почему именно они?

– Потому что они в самом уязвимом положении, – говорю я слишком быстро, будто боюсь, что он меня перебьёт. – В ювенальных центрах для несовершеннолетних всё расписано: и спорт, и образование, и психологи рядом. А здесь… – я делаю паузу, подбирая слово, – будто их крылья срезают раньше времени.

Он кивает, снимая очки, и кладёт их на стол.

– Вы правы. Эти ребята… Им восемнадцать, девятнадцать… самое большее двадцать один. Формально – взрослые. Но когда они приходят сюда, я вижу в их взгляде всё то же, что и у семнадцатилетних… Система смотрит на них уже как на «почти взрослых». А это значит меньше программ, меньше надежды. Они как в коридоре между двумя дверями: в одну уже не войти, а вторая ещё не открыта.

Я наклоняюсь вперёд.

– Верно. Именно там они больше всего нуждаются в точке опоры – в шансе, который не выглядит подачкой. В работе, где можно почувствовать себя нужным. Например, в приюте для животных. Там доверие строится на простых жестах: покормить, выгулять, погладить…

Он берёт паузу, задумчиво барабаня пальцами по столу.

– Интересно. Это ведь не просто занятость, это зеркало. Животные возвращают эмоцию почти мгновенно. Если парень злой – собака отпрянет. Если он искренний – примет.

Я улыбаюсь.

– Да. Мне кажется, это может сработать лучше любого тренинга. Они сами поймут, что их действия имеют вес, что доверие можно потерять или заслужить.

Он смотрит на меня чуть пристальнее, чем нужно.

– Вы ведь и сами говорите так, словно понимаете, что значит потерять доверие.

Я молча прикусываю губу.

– Возможно, – выдыхаю я не охотно, – но сейчас важно не это.

Он не отступает, мягко, но настойчиво уточняет:

– Ваш интерес к этой группе… он только профессиональный? Или в нём есть что-то личное?

Я отвожу глаза в сторону окна.

– Личное всегда есть. Иначе не было бы смысла сюда приходить.

Он кивает, будто получил подтверждение того, что искал.

– Тогда ваш проект действительно имеет шанс. Потому что в нём есть Вы – со своей собственной историей. А значит, ребята почувствуют, что перед ними человек, а не просто программа.

И, немного помедлив, добавляет:

– Не каждый из ребят подойдёт для вашего проекта, но у меня есть на примете несколько человек.

10. Ронин

Свобода – это не пространство улиц за стенами, которые давят. Это плечо напротив. Его плечо. Слишком взрослое для того, чтобы я называл его мальчиком.

Я думал, что воссоединение будет похожим на праздник. Салют, смех, жареный симит на костре. А оказалось – это почти тишина. Тёмная и тяжёлая, как море ночью. В ней каждый мой вдох звучит слишком громко.

Я вижу, как он смотрит – внимательно, будто проверяет: тот ли я человек, к которому он так долго шёл. В его глазах нет детской наивности. Там – недоверие, тревожность и осторожность, как у зверя, что привык жить в клетке. И в этом я узнаю себя. Даже враждебность к миру он носит так, как носил её я.

– Теперь будешь учить меня жизни? – бросает он. Слишком самонадеянно для юноши, слишком прямолинейно для мужчины.

– Нет. Уроки кончились. Я могу только быть рядом.

– Смешно. Быть рядом – это ничего не значит. Это для слабаков.

Он бьёт по самому центру, провоцируя на ответный удар. Но я не отвечаю, мне нужно выстоять.

– Мир тебе ничего не должен, – спокойно говорю я.

– А я и не жду. Я сам себе всё возьму. Я же твой сын.

Я слышу не слова, а тень за ними: он хочет доказать, что достоин. Его злость – не против меня. Она за меня. Она за то, чтобы я увидел его, признал его право.

Я вспоминаю твои слова, тоска моя. Что любовь к ребёнку – это не подарки и не купленные улыбки. Настоящая сила любви – в непопулярных решениях. В том, чтобы суметь сказать «нет» тогда, когда всё в тебе просит сказать «да». И выдержать злость и досаду, направленные на тебя… если чувствуешь, что это во благо.

Я должен быть именно таким отцом. Не щедрым торговцем, а опорой. Не тем, кто держит на цепи, а тем, кто вовремя отпустит.

– Ты можешь презирать меня сколько хочешь, – отвечаю тихо. – Но я не позволю тебе идти по кривому следу.

– А ты кто вообще такой, чтобы что-то позволять? – Он смотрит на меня с вызовом. – Где ты раньше был?

– Я здесь. Сейчас. И пока нужен – я рядом.

Он отводит взгляд, но плечи напряжены. Я понимаю: он слушает – и этого пока достаточно.

Моё дело – держать дверь открытой. Но пройти через неё он должен сам.

11. Неверная

Ксюша, старшая дочка основателя и идейная вдохновительница приюта для бездомных животных, легко находит общий язык с новыми ребятами. Юный возраст и схожие интересы помогают им легко преодолевать и культурные различия, и языковой барьер.

Я внимательно наблюдаю за их коммуникацией между собой и взаимодействием с обитателями приюта.

Один из парней всегда держится особняком, словно чувствует себя не на своем месте: он закрытый и молчаливый, но это больше похоже на собранность перед прыжком. В глазах читается буря, которую он сдерживает с огромным трудом. Его реакции противоречивы: он не особенно интересуется уходом за животными, но в своё свободное время предпочитает уединение с ними, а не общение с другими ребятами. Я часто вижу, как он делит свой симит с кем-нибудь из питомцев. Он сам, как волчонок среди них, словно всегда начеку.

В один из дней прошу его помочь с перепланировкой в рабочем пространстве. Мой попутчик, будучи программистом, тоже нашел себе применение в нашем проекте, плотно занявшись приложением, поэтому понадобилась небольшая перестановка.

Я обращаю внимание на то, что Волчонок оживился и ищет повод задержаться в этом пространстве, бесконечные строчки кода завладели его вниманием, и он с любопытством расспрашивает Попутчика то об одном, то о другом.

Попутчик что-то увлечённо рассказывает ему, а тот перебивает новыми вопросами, впитывая свежую информацию как воду в сухую землю.

– Этот парень, Рони, – настоящий самородок, – говорит Попутчик, не скрывая восторга. – Я буквально не поспеваю за скоростью его реакций, он словно видит код в трёхмерном пространстве. Это открывает почти безграничные возможности. Сегодня он без труда разобрался с узлом, о который я споткнулся неделю назад. Что если он побудет ещё какое-то время при мне?

– Похоже, мы наконец нашли занятие, которое пришлось Волчонку по душе, – подмигиваю я Попутчику.

Видеть, как кто-то открывает в себе новые возможности и получает шанс чуть лучше понять себя – это приносит мне тихую радость.

***

Сегодня снова была на встрече с тюремным психологом. Мы видимся достаточно часто, и наши разговоры уже вошли в привычку. Я рассказываю ему об успехах с ребятами, иногда прошу совета, а он охотно предлагает мне новых подопечных или делится своими наблюдениями.

Мне нравится, что он не даёт оценок, только подсвечивает возможности.

После нашего первого разговора он больше не касался моих внутренних переживаний, поэтому сегодняшний вопрос застаёт меня врасплох.

– Как Вы? – мягко интересуется он. Снимает очки привычным жестом и кладёт их на стол.

– Спасибо, я в порядке, – вежливо отвечаю я.

– Нет, я хотел узнать… КАК Вы? – он немного повышает тон голоса, повторяя свой вопрос.

Я гляжу на него и неожиданно для самой себя отвечаю:

– Очень устала…

Он молчаливо смотрит на меня, и я продолжаю:

– Немного обижена – немного зла…

Немного потеряна – немного раздражена…

Немного вспыльчива – немного резка…

Немного разочарована – немного огорчена…

Немного враждебна – немного грустна…

Немного растеряна – немного обозлена…

Немного тревожна – немного строга…

Немного напугана – немного пуста…

Я декламирую с задорным надрывом, наблюдая за его реакцией, и вижу, как она меняется с каждой фразой. Когда я заканчиваю, он перестаёт улыбаться и задаёт вопрос:

– Как давно Вы несёте эту потерю?

12. Ронин

Телефон звонит в тот момент, когда я уже разобрался с делами и собирался немного отдохнуть, наслаждаясь закатом на открытой террасе. Тёплый ветер ерошит мои волосы, а горизонт медленно окрашивается в оранжево-розовые тона.

– Пап, спасай… – его голос звучит без привычного сарказма, с ноткой растерянности. – Я залип в коде и забыл, что обещал Ксюше. Ты можешь заехать на склад и забрать коробки с мишурой, а потом привезти их в приют? Это для Abla…

Он впервые просит меня прикрыть его, как прикрывают спину товарища.

Я соглашаюсь без колебаний. Потому что сын доверил мне нечто важное для него. А значит, я снова оказался на территории, где моё присутствие может быть чем-то большим, чем просто случайность.

***

В приюте пахнет сырым лесом и кошачьим кормом. Я редко прихожу в такие места по доброй воле. Здесь всегда слишком много жизни и слишком мало места.

Я вношу коробки, на ходу приветствуя ребят. В углу Ксюша машет мне рукой, смешно закатывая глаза:

– Вашего Рони только летом за санками посылать. – Она шутит, но я вижу – для неё эта вечеринка больше, чем просто праздник. Для всех них Abla – неформальный якорь, человек, который умеет держать дистанцию, но в нужный момент оказывается ближе всех.

– Вы какой торт любите, шоколадный или ягодный? – мило морщит свой веснушчатый носик Ксюша.

Я задумываюсь на мгновенье:

– Определенно шоколадный…

– А оставайтесь с нами, – не дослушав перебивает она, – будет и тот, и другой, – говорит она звонким голосом и подмигивает мне.

Я дружелюбно улыбаюсь, оставляю коробки и интересуюсь, где мне найти сына.

В приюте царит привычная суматоха: кто-то возится с животными, кто-то таскает коробки, кто-то громко смеётся. Я прохожу по коридору, здесь пахнет не только кормом. Есть ещё один след – тонкий, как выдох.

Тёплый, живой.

Только что оставленный…

Попав в общее рабочее пространство, я замечаю её не сразу – книгу, на краю стола, рядом с кипой бумаг. Тёмный переплёт, шероховатая поверхность, и та самая царапина, похожая на молнию. Я замираю. Я знаю эту линию…. Узнаю её так же, как шрам на собственном теле.

Провожу пальцами по ней – и мир сужается до одного прикосновения.

Я хочу взять её в руки, вдохнуть запах страниц и понять, зачем она здесь.

В этот момент кто-то хлопает меня по плечу.

– Эй, вы ищете Рони? – какой-то парень останавливает меня. Он не виноват, просто не понимает, насколько этот момент особенный для меня.

Я вздрагиваю, убираю руку, словно меня поймали на воровстве. Книга остаётся лежать на столе.

Сегодня я ухожу с пустыми руками. Но в этой пустоте мерцает тихий свет.

13. Неверная

В последние несколько дней замечаю изменения в поведении окружающих меня людей. Ксюша бесконечно мельтешит перед глазами, что-то украдкой обсуждая с Попутчиком. Одни ребята замолкают, когда я попадаю в их орбиту, другие – отводят глаза в сторону.

Я почти уверена, что они задумали какую-то глупую вечеринку-сюрприз по случаю моего дня рождения. А мне не сложно доставить им удовольствие, притворившись, что я не замечаю этих приготовлений.

Нарочно планирую дела вне приюта на остаток дня, чтобы дать им время.

***

Я за рулём. Микроб привычно качается и мягко поскрипывает на поворотах, когда я выезжаю на перекрёстки.

Время тянется – и дорога кажется бесконечной: привычные улицы стали длиннее, каждый светофор словно ставит меня на паузу. Попутчик звонит уже в который раз:

– Эй, ну где ты там? Всё готово, – говорит он почти шёпотом, будто делится тайной. – Ребята очень старались.

– Супер, я в пути, – предательский хрип в голосе выдаёт мою неуверенность.

– Они хотят, чтобы ты просто пришла…

Я облизываю сухие губы. «Просто прийти» – звучит не сложно, но для меня это целое испытание. Микроб дрожит вместе со мной. Каждый метр, который приближает меня к приюту, кажется пыткой. В ушах шум ветра, смешанный с биением метронома моих сомнений.

– А если… я не смогу? – тихо спрашиваю скорей у себя.

– Ты справишься, детка, – отвечает Попутчик, словно читая мои мысли. – Мы рядом.

Микроб мягко подпрыгивает на брусчатке. Я закрываю глаза на мгновение и представляю украшенное пространство приюта, людей, которые мне рады, – настойчивое приглашение к тому, чтобы быть уязвимой. А я не уверена, что готова к этому прямо сейчас.

Проезжаю крайний перекрёсток, зелёный свет мерцает на капоте. Сердце стучит быстрее, чем двигатель. Попутчик снова звонит:

– Ну же, детка, дверь уже рядом…

Я поворачиваю к приюту, вижу движение на крыльце: атмосфера кричит о празднике. Дыхание сбивается. Всего несколько шагов – и всё случится сразу – яркий свет, подарки, смех…

Это не должно быть так сложно. Но я чувствую, что ещё не готова. Я просто не могу быть там, где все ждут от меня улыбки.

Я паркуюсь и выхожу из Микроба. Делаю несколько несмелых шагов, закрываю глаза и глубоко вдыхаю. В горле комок. Я тянусь к дверной ручке и тихо, почти шёпотом, говорю трубке:

– Прости…

Не ту дверь я открываю. Не в ту жизнь я готова сейчас войти. Я пью этот момент в одиночестве, в другом месте, где свет мягкий, и никто не ждёт от меня улыбки. Там, где я могу просто быть.

***

Микроб остался припаркованным у приюта – немой свидетель моего выбора.

Я слышу стук своих каблуков где-то вдалеке, наблюдаю движение улицы: вечерний город медленно засыпает, свет фонарей играет на мокрой от недавнего дождя брусчатке. Мир привычный, но сейчас я вижу его иначе. И в этот момент мой маленький выбор кажется мне свободой.

Я сворачиваю туда, где никогда не была. Пальцы скользят по холодной латунной ручке, и я решаю – здесь… Пусть будет здесь.

Внутри пахнет вином и сигарным дымом. Атмосферный зал, полумрак, сцена согрета тёплым светом. Низкие вибрации контрабаса заставляют меня дрожать – будто я нарушаю какие-то правила, но именно этого и хочу.

Я не хочу быть одна. Я не хочу быть с кем-то из «своих». Сегодня я хочу потеряться – в бокале, в чужих руках, в случайном взгляде, в мужчине, имя которого забуду к утру.

Затянувшийся аккорд проникает в меня – он вибрирует где-то внутри, будто струна резонирует с моим нервом. Музыка тянется во мне, не отпуская, как чьи-то пальцы.

Я сажусь вполоборота за барную стойку, делаю заказ. Широкий бокал с крупным кубиком льда. Обжигающая пряная жидкость пахнет свободой – горькой, жгучей, той, что нужно пить залпом. Я не смакую – пью большими глотками, позволяя огню скользить по моему горлу – хочу, чтобы тело скорее заглушило мысли. Сейчас каждый глоток для меня пахнет дымом, который тянется из чужих костров, – и я будто греюсь у этого огня, где меня никто не ждёт.

Музыка режет воздух. Я делаю новый глоток. В нём запах мужчины, который ещё не со мной: крепкий, горячий, опасно близкий к моей коже. Я закрываю глаза, представляя, что он уже рядом, тепло его дыхания на моём плече… а завтра я могу сбежать без оглядки.

Этой ночью я не ищу смысла.

Я ищу случайность.

Мой взгляд бесстыдно скользит по залу. Публика пёстрая, беспокойная, словно городской ветер: от шумных студентов до усталых дельцов с глазами, в которых погасли огни офисных зданий.

Бармен ставит передо мной высокий бокал.

– От парня за угловым столиком».

Я опускаю средний и безымянный пальцы в напиток и пробую на вкус.

Морковный сок.

Забавно.

Тыльной стороной ладони демонстративно отодвигаю его в сторону, беру свой бокал и опустошаю одним глотком. Прошу бармена повторить.

«Парень за угловым столиком» уже рядом. Я смотрю на него с вызовом – и он принимает его. Он молча двигает морковный сок, оставляя высокий бокал между нами, а я не могу оторвать взгляд от его рук – сильных, уверенных и одновременно мягких… Хочу, чтобы его пальцы были повсюду на моём теле.

Я представляю, как они легко скользят по тонкой ткани вдоль моего позвоночника – так же просто, как сейчас он двигает стакан по стойке. Пространство вокруг нас становится вязким – тесным, пропитанным музыкой и его дыханием в каждом углу.

Он садится рядом. Его локоть почти касается моего. Я не отстраняюсь. Хочу, чтобы его колено обездвижило меня, как незримая точка отсчёта.

Он берёт в руки бокал, делает глоток и снова ставит его между нами. Как под гипнозом, повторяю его движение: делаю глоток – из того места, где только что были его губы. На секунду его дыхание становится моим.

Я представляю, как он наклоняется ближе – губы скользят по линии моей шеи, пока кубик льда тает между моими пальцами.

Мои мысли путаются…

Полумрак ночного бара – секундная пауза после первого касания губ…

Ветер в его волосах – жаркие поцелуи на заднем сиденье…

Зеркальное отражение в лифте – его пальцы повсюду на моем теле…

Тёплый дождь смывает границы между нами – мои влажные волосы щекочут его лицо…

Запах солнца и свежих простыней на кровати – каждый вдох становится общим…

Вкус дыма кажется таким сладким – мерцание его глаз погружает в глубокий сон…

14. Ронин

На улице жадно глотаю влажный воздух, оставшись наедине с самим собой. Мысли всё ещё заняты книгой – молния рассекает грудь.

Я не замечаю, как ноги сами ведут меня в знакомый переулок. Это место с годами не меняется. Клуб в подвальном этаже старого дома, где стены пахнут дымом и дорогим вином.

Я прихожу сюда редко. Только тогда, когда хочу почувствовать, что всё ещё жив – одинокий саксофон умеет напомнить, что сердце не может долго работать на холостом ходу.

Я сажусь за привычный столик в углу. Бармен кивает и не задаёт вопросов. Этот бар не для разговоров. Это место для тех, кто умеет молчать.

Я никого не ищу и никого не хочу.

Это мой угол.

Здесь я растворяюсь в пространстве, чтобы впитать в себя чужую тоску и не исчезнуть окончательно.

Но сегодня что-то меняется.

Я замечаю движение. Не на сцене – у барной стойки. Женщина без компании. Она пьёт слишком быстро. Её плечи дрожат не от холода. Она будто тоже хочет раствориться в пространстве, и это делает её ещё заметнее для меня.

Её взгляд отрешённо блуждает по залу. В памяти что-то тоскливо всплывает – её карие с дымкой глаза сегодня смотрят сквозь меня.

Я не собирался вмешиваться. Хотел просто наблюдать. Но она пьёт слишком быстро – любому было бы сложно устоять на ногах. Отправляю ей стакан морковного сока, чтобы немного заземлить.

Она сопротивляется.

Крепкий напиток меняет настроение, которое она излучает. Теперь её вижу не только я. Мужчины вокруг тоже чувствуют это, как хищники чуют кровь.

Я не планировал вмешиваться. Но смотрю на неё – и уже знаю: я не смогу не встать.

Она не помнит меня, и оттого видеть её здесь – почти чудо. Она смотрит на меня с вызовом – я не пытаюсь её сломить, просто хочу, чтобы она почувствовала – я рядом.

15. Неверная

Чувство падения с большой высоты возвращает меня из глубокого сна. Я распахиваю глаза и не сразу понимаю, где нахожусь.

Моё платье аккуратно висит на спинке стула. Из ванной доносится ровный шум душа.

Значит, это не было сном?

Я пытаюсь вытянуть из памяти обрывки прошлой ночи. Всё смазано, как акварель под каплями дождя. Помню только, как он красиво смотрел на меня… Этот взгляд пустил во мне корни.

Стараюсь вспомнить больше – и это усилие отдаётся тупой болью. Голова тяжёлая, как камень, который нужно тащить на себе.

Я сползаю с кровати и начинаю одеваться. Каждое движение даётся с большим трудом: я словно движусь в вязком болоте, пытаясь это осмыслить.

Тянусь к сумочке – пальцы неуверенно шарят вслепую: помада, ключ-карта, салфетки, ещё несколько мелочей… С раздражением высыпаю всё на постель. Взгляд наконец цепляется за серебряную пластинку.

– Вот ты где…

Сглатываю пилюлю почти всухую, надеясь, что облегчение уже в пути. Но горечь во рту вызывает рвотный рефлекс.

Бутылка воды на тумбочке с другой стороны кровати. Тянусь за ней, не удерживаю равновесия – и локтем смахиваю на пол несколько его вещей.

Тупой звук падения.

Сердце колотится.

Спешно опускаюсь на пол и собираю дрожащими руками: какие-то чеки, ключи на брелке и… паспорт.

Я замираю на мгновение, рассматривая обложку. Чужая жизнь среди хаотичных мелочей…

Вода в душе перестаёт литься – и тишина обрушивается на комнату.

Он сейчас выйдет…

Я не успею…

В панике сгребаю всё в сумочку, не разбирая, что моё – что его. Натягиваю тёмные очки, как броню, и почти бегом выскальзываю за дверь.

Быстро иду по коридору, оглядываясь как беглянка. Сумочка тянет плечо вниз.

Головная боль наконец затихает, и на её месте тут же появляются другие голоса.

Внутренние. Колючие. Беспощадные.

…Кто ты теперь? Пустышка, которая в первый же вечер отдалась случайному парню?

…Ты даже имени его не знаешь?

…Ты хоть лицо его помнишь?

Я закрываю уши руками, словно это поможет заглушить навязчивые мысли.

***

Я дома. Горячая вода бьёт по коже. Стою неподвижно, позволяя струям стекать по лицу. Хочу смыть с себя вчерашнюю ночь, запах дыма, чужих рук, постороннего взгляда… Но вода только разогревает память, делая её ярче.

Я прижимаю ладони к лицу – и мне кажется, что они пахнут виной…

Перед мужчиной, которого нет. От него пахло домом. Его руки, его привычка поправлять мою майку – это не то, что когда-нибудь можно забыть… Его имя режет больнее любого воспоминания – и я словно предаю его тем, что его больше нет.

И перед мужчиной, который жил в переписках. От него пахло надеждой. Он видел меня такой, какая я есть. С ним я могла говорить обо всём: ценила, боролась, подпустила так близко – и обесценила это пьяным огнём.

Бракованная… Неудачница… Виновата… Хочется кричать это всем и сразу.

И правда виновата.

Вчера ребята готовили для меня праздник. Ждали, старались – а я не пришла. Даже не предупредила.

И ради чего?

Ради мимолетной слабости и чужого взгляда, от которого я потеряла почву под ногами?

Стыд жжёт сильнее, чем утренний перегар.

Собираюсь в приют как на голгофу. Одежда кажется тесной, а сумочка словно наполнена уликами против меня.

Я появляюсь в нашем рабочем пространстве, опускаю глаза, готовясь принять последствия вчерашнего выбора.

Меня встречает Попутчик и с тихой улыбкой протягивает мне бумажный стаканчик.

– Тебе сейчас это нужно больше, чем мне, детка, – говорит он так просто, словно ничего не произошло.