Песнь безродного

Карина Сергеевна Володина

Песнь безродного

© Володина К., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава 1

Добро пожаловать

Академия называется «Румынско-американский институт физического воспитания, спорта, медицины и фармации Бухареста».

Враньё начинается с названия: академия находится не в Бухаресте.

– Нам сказали, что нас встретят, – тянет моя сестра Тóма. – И где?..

Это второе враньё: встречать нас явно никто не собирается.

Меня зовут Али́н Фуна́р, и я – потомственный охотник на вампиров. В обозримом будущем. Пока я только гордый обладатель широко известной в узких кругах родословной, прибывший к месту обучения, – вернее, к его надёжно запертым воротам.

– Он уезжает. – Тома оборачивается к такси. – Алин, он!..

– Ага, – выдыхаю я, провожая взглядом грязно-белый раздолбанный автомобиль неизвестного происхождения. – Уезжает. Уехал.

Не без труда развернувшись на узкой горной дороге, тот ползёт к виднеющейся далеко внизу трассе. Тома громко стонет, запрокинув голову, порыв сырого ветра сдувает её короткие тёмно-рыжие кудри со лба.

Не знаю, зачем Томе таксист: вряд ли ему что-то известно о нашем учебном заведении. Да и поглядывал он на нас всю дорогу не слишком дружелюбно. Наверное, его смутил наш акцент и одновременно неплохое владение языком. Академия красуется чуть выше деревеньки Мэгу́ры, куда нет-нет да должны заезжать проложившие оригинальный маршрут туристы, – но таксист, отловленный нами в Брашове, долго недоумевал, «че драку»[1] мы забыли в этих краях.

Вообще-то нам обещали трансфер до академии ещё из Бухареста.

Бухарестский аэропорт встретил нас приветливейшим персоналом, чувством «о чёрт, вот мы и в Румынии» – и полным отсутствием какого-либо академического трансфера.

Мы прождали в зале прилёта полчаса. Вышли на улицу. Куратор не отвечал на звонки, затем абонент и вовсе стал недоступен. Я начал злиться. Раза с пятого открыл через аэропортный вайфай почту, нашёл номер дирекции, позвонил туда.

– Чине ешть?[2] – озадаченно спросили меня. – А-а-а! Алин! Бине аць венит! Пакат ка Фéрка н-а путут вени! [3]

– Ну штиу ничь ун Ферка[4], – раздражённо ответил я. – Унде есте трансфер ностру? [5]

– Ферка н-а путут вени, – повторили мне.

Ферка, наш горе-куратор, как я выяснил позже, и отвечал за наш трансфер. Но к сожалению, «Ферка н-а путут вени», и меня споро проконсультировали, как добраться до академии самостоятельно. Сесть на поезд до центра Брашова, потом поймать такси до пункта икс. Звучало не так уж сложно.

Но Тома уже была на взводе: что за организация? Мы добирались сюда из Луизианы почти сутки: девятичасовой перелёт в Лондон – четырёхчасовая пересадка – ещё три с лишним часа в самолёте до Бухареста. Нам уже не хотелось думать о поездах и такси.

Однако пришлось.

– Алин, позвони им, – цедит Тома.

Да, это хорошая идея. Сначала я тщетно пытаюсь дозвониться до куратора, но нет даже гудков. Затем сдаюсь и жму на последний набранный номер: дирекция.

– Алин! Ай ажунс дежа аичь?[6] – бодро спрашивает голос в трубке.

Я объясняю голосу, что мы стоим прямо у ворот, но Ферки всё ещё не видим. Если он вообще существует, этот Ферка.

– Вине имедиат![7] – обещают мне.

Родители много рассказывали нам об академии – не обходилось и без студенческих фотографий. Здание всегда казалась мне гораздо внушительнее, а окрестности – куда более дикими.

На самом деле я вижу деревенские дома и поля для скота, разбросанные по волнистой горной долине внизу, а сама академия – довольно скромных размеров старый румынский замок. Как раз из тех, что впечатляют на фотографиях, но в реальной жизни не больше ратуши.

Кроме того, академия, кажется, разваливается.

– Тут дыра в стене, – подмечает Тома. – Алин. В стене – дыра. Как это понимать?

Иногда Тома начинает говорить так, будто я виноват во всех бедах человеческих. Я всё равно люблю её – она очень хороший человек. Просто излишне требовательный и впечатлительный.

– Ун мик инчидент[8], – пытаюсь пошутить я.

Тома раздражённо морщит маленький курносый нос. Томе совсем не смешно.

Ну а мне пока смешно. Не совсем смешно… забавно. Вот и хвалёная академия охотников на вампиров, прославленная многими выпускниками, великая альма-матер моих родителей, их родителей, родителей их родителей… Древний потрескавшийся камень, крошечные окна, обгаженные птицами, и такие же обгаженные ворота – уже не столь старые, но всё равно повреждённые временем. На воротах дирекция почему-то решила сэкономить. Если поднапрягусь, я смогу попросту через них перелезть, удобно поставив ногу на одну из перекладин.

Какое-то время мы с Томой молча разглядываем компактный двор, открывающийся нашему взору за железными прутьями. Яркая горная трава, протоптанная дорожка к большой деревянной входной двери, несколько табличек, предупреждающих нас, что «объект находится на реконструкции», на румынском, венгерском, болгарском и немецком. Английского нет. Это немного настораживает. Я хорошо знаю румынский, но в дирекции нам клятвенно обещали, что всё обучение, конечно же, будет проходить на английском.

– Ну хотя бы башенки есть, – вдруг по-детски непосредственно выдыхает Тома.

Я улыбаюсь.

– Ага, – отвечаю я. – Как на фотографиях.

– Как на фотографиях… – повторяет Тома.

Замок стоит к нам чуть боком, и я сразу угадываю очертания каменного прямоугольника с конусообразными пристройками-башнями по бокам. Правда, на родительских фотографиях камень основной кладки казался ярко-белым, а не грязно-серым, а деревянная (боже мой) крыша замка – каменной.

Но родителям же всё нравилось?..

Дверь открывается.

Брови Томы ползут вверх в неумолимой смеси насмешки и недоумения.

– Привет! – кричит молодой человек, пинком распахнувший тяжёлый деревянный массив.

Я и не подозревал, что простое «привет» можно произнести по-английски с таким дичайшим акцентом.

Дверь со скрипом встаёт обратно, молодой человек подлетает к воротам, возится с уродливым дешёвым замком.

– О, простите, я не смог, – сообщает он с ещё большим акцентом, сдувая со лба чёлку.

Тома открывает рот – и поспешно закрывает его, покосившись на меня.

Я знаю, что она хотела сделать: нелестно отозваться о молодом человеке на румынском, как мы делали всегда в Америке, чтобы никто не понял, – но, к сожалению, здесь с этими уловками придётся распрощаться.

Молодой человек словно сбежал из местного бара, где всю ночь праздновал… ну, скажем, окончание академии. Белая изжёванная рубашка свисает поверх мятых костюмных брюк; на груди – буро-жёлтое пятно, будто он пролил на себя вино и его стошнило; длинные чёрные волосы тоже не отличаются чистотой и выбиваются из неопрятного хвоста. Судя по брезгливому взгляду Томы, она уже готова вынести нашему новому знакомому беспощадный модный приговор. Тома и внешний вид – слишком хорошо знакомый мне дискурс; я выслушал больше стонов об укладке коротких кудрявых волос и маскировке веснушек, чем лекций всех домашних учителей, вместе взятых.

– Я зовут Ферка, – выпаливает молодой человек, справившись с замком и протягивая мне руку между решётками. – Рахат![9] Одна секунда! Два!

Он держит ладонь в воздухе и, не смотря на меня, тянется другой ко второму замку. «Двухфакторная защита от вампиров», – с усмешкой думаю я.

И послушно жму ему руку, пока он занимается своим делом.

– Алин, – представляюсь я. – Еу ворбеск ромынеште. Ну-ць фэ грижь[10].

– О, славэ Домнулюй![11] – оживляется Ферка.

И всё – больше ни одного английского слова мы от него не слышим.

– Тома? – недоумевает он, узнав имя моей сестры. – Но это же мужское…

– А ты же наш куратор, – прищуривается Тома. – Ты что, даже не знаешь наших имён?

Ферка неловко кашляет. Так же неловко улыбается.

– Алин и Тома, – говорит он. – Конечно, знаю.

– Фунары, – почти выплёвывает Тома. – Алин и Тома Фунары. Род Фунаров. На каком ты курсе? Ты серьёзно о нас не слышал?

Я незаметно толкаю Тому в бок.

Бесполезно.

– А-а-а, род Фунаров… – Я вижу по глазам Ферки, что он не знает о нас ничего. – Да, конечно, слышал. История родов-основоположителей…

– Основоположников.

– Ну что, пойдём? – торопливо спрашиваю я. – Как насчёт небольшой экскурсии?

Ферка, тянувший ворота на себя, замирает.

– Экскурсии? – Он снова кашляет. – Ха. Ну конечно, если вы хотите. После собрания.

– Какого собрания?.. – моргаю я.

– Ну общекурсового собрания, – настороженно поясняет Ферка. – Вам что, не сказали?

Теперь Тома толкает в бок меня. Почему-то она смотрит не на Ферку – на его ботинки.

Я опускаю глаза туда же.

Ах, чёрт.

На чёрных ботинках Ферки, узких, армейских – в таких же стою и я, и Тома, – чёрные шнурки.

Не цветные.

Безродный.

Ну да, стоило догадаться сразу: никакого Ферки среди юношей охотничьих родов я, как ни стараюсь, припомнить не могу.

Ферка ловит наши взгляды. Вопросительно смотрит на меня.

Вопросительно – и ещё более настороженно.

– Подожди, какого, ещё раз, собрания? – повторяю я, пытаясь собрать мысли воедино. – Общекурсового? Разве оно не должно быть… завтра?..

– Ну вы же уже приехали, – пожимает плечами Ферка. – И Дан тоже. Прямо перед вами. Остальные заселились вчера.

– Да, но… – озадаченно начинаю я.

И заминаюсь: кажется, Ферка не понимает моего удивления.

– Нам сказали, – Тома прищуривается уже совсем нехорошо, – что собрание будет завтра. А занятия начнутся послезавтра.

– Завтра, – поправляет её Ферка.

– Что – «завтра?» – Тома готова взорваться.

– Занятия начинаются завтра. Вы же уже приехали. Сегодня.

– Да, и мы…

Тома замолкает. Потрясённо взмахивает головой, будто Ферку со всеми его словами можно отогнать от себя, как назойливую муху; «Ну и идиотизм», – читается в этом чувственном и лаконичном жесте.

– Мы приехали на день раньше, чтобы спокойно распаковать вещи и обустроиться, – прихожу ей на помощь я. – И нам сказали, что все организационные моменты будут завтра.

– Да, но Хэ́нрик сказал – сегодня. Потому что все курсы уже здесь. А вещи… ну вы можете спокойно распаковать их вечером? После собрания.

Разговор начинает идти по кругу. Я кидаю на Тому предупреждающий взгляд, киваю Ферке:

– Хорошо, как скажешь. И когда собрание?

– Прямо сейчас, – невозмутимо отвечает Ферка. – Вы ведь уже приехали.

– Мы-то приехали, – не удерживается Тома. – А вот некий Ферка, наш куратор, почему-то не смог.

Ферка одаривает нас очередной неловкой улыбкой – и приглашающе распахивает ворота.

– Алин, это беспредел, – шипит мне на ухо Тома. – Что здесь происходит? Они хотя бы доставили наши вещи?

– Думаю, это надо спрашивать не у него, – бормочу я, указывая глазами на Ферку. Тот бредёт впереди пошатывающейся походкой.

– Это – наш главный вход и выход, – сообщает он; видимо, всё-таки решил провести краткий обзор локаций после замечания Томы. – Официально на каждый выход с территории академии нужно получать разрешение, но мы обычно просто перелезаем через ворота. Вы пьёте?

– Нет, – цедит Тома.

– Да, – говорю я.

Ферка оглядывается на меня через плечо. Вслепую наваливается на деревянную дверь, которая вблизи уже не кажется такой массивной и тяжёлой.

– Тогда тебе точно нужна экскурсия по Мэгуре после экскурсии по академии, Алин, – весело усмехается он. – Есть одно просто отличное ме…

– Ты, похоже, прямо из него? – ядовито перебивает Тома.

Ферка вновь игнорирует её издёвку, сторонясь и пропуская нас вперёд.

– Ну экскурсия временно закончена, – заявляет он, закрывая дверь. – Мастер Хэнрик, я их привёл!

Внутренний двор – а мы попадаем именно в него – куда приличнее фасада. Мой взгляд сразу привлекает огромная скульптура в центре: две фигуры высотой в два-три человеческих роста, вампир и охотник. Вампир беззвучно кричит, сжав руками горло и застыв в вечном падении; охотник с разящим мечом замер в таком же вечном развороте, спокойный и сосредоточенный. Судя по характерным железным трубкам, торчащим из горла вампира, и небольшой чаше у земли, некогда эта композиция использовалась как фонтан.

Фонтан хорош – это бесспорно.

Менее бесспорно хороша шумная студенческая толпа, заполонившая почти всё свободное пространство.

Я не вижу никакого «мастера Хэнрика» (более известного как Ге́нри Лазаре́ску, поистине бессмертного и нестареющего директора академии). Мой взгляд мечется от фонтана к доброй полусотне юношей и девушек, не обращающих на нас с Томой никакого внимания: слишком заняты друг другом. Я улавливаю краем глаза, как взгляд Томы устремляется вниз. Оценивает количество цветных и чёрных шнурков. Я обещаю себе поговорить с ней об этом – когда останемся наедине.

Большинство юных охотников стоят не у фонтана и дверей, а чуть поодаль, под сводами галерей, широкой буквой U окаймляющих весь двор. Кое-где виднеются новые деревянные двери, похоже ведущие во внутренние помещения, кое-где – скульптуры, скромнее и меньше центральной, приютившиеся по углам. Ферка задирает голову.

– Мастер Хэнрик, последние новички здесь! – гаркает он на весь двор – но никто даже не оглядывается.

Я тоже поднимаю голову. Ах вот оно что: длинный балкон-переход из одной части каменного колодца в другую. На балконе человек десять, но Генри Лазареску я узнаю первым.

Генри Лазареску трудно не узнать: при всей огромной (как он утверждает) директорской нагрузке он не пропускает ни одного светского приёма. Чудо, что нам удалось застать его здесь и сейчас. Наверное, решил перенести очередной охотничий раут в горах Швейцарии.

Генри Лазареску стабильно бывал в нашем доме раз в год – даже в худшие для себя времена. Иногда он приезжал два, три, а то и пять раз – в зависимости от того, сколько приёмов устраивала наша семья. Я с ранних лет знаю его тонкое, умное, но чуть испорченное излишней хитрецой лицо; оно совсем не менялось из года в год. Разве что становились длиннее и ухоженнее густые белые волосы – Генри всегда кокетливо говорил, что седеет, но все понимали: обычная краска.

Сейчас волосы Генри перевязаны ярко-золотой лентой – цветом его рода. Я встречаюсь с ним взглядом; Генри слегка прикрывает глаза и улыбается.

А потом произносит хорошо поставленным, громким голосом:

– Господа охотники! Атенцие, вэ рог! [12]

«О нет», – думаю я.

И мои худшие опасения подтверждаются: дальше Генри не произносит ни слова по-английски.

Шум стихает, все смотрят на балкон. В основном – нехотя.

– Добро пожаловать в старейшую на свете академию охотников на вампиров! – провозглашает Генри. – Или, как мы её теперь называем, Румынско-американский институт физического воспитания, спорта, медицины и фармации Бухареста…

– А я боялся, что здесь всё будет на английском, – низким шёпотом говорит парень в очках позади меня.

Тома мгновенно инспектирует цвет его шнурков. Мне это не нужно: я сразу понимаю, что это безродный. Я знаю в лицо всех, кто поступил с нами на один курс, и этот парень не был ни на одном званом ужине, посещённом моей семьёй. А моя семья их очень любит. Пожалуй, не уступая в этом Генри.

– Ты из местных? – тоже шёпотом спрашиваю я. – То есть… из Румынии?

– Вообще-то, всё и должно было быть на английском, – шипит Тома.

– Это Дан, – вставляет Ферка. – Дан… эм…

– Не думаю, что вам что-то скажет моя фамилия, – улыбается парень. – Дан Попе́ску. Я из Брашова.

– Брашова?.. – моргаю я. – Но как же…

– Как ты сюда попал? – перебивает меня Тома. – Они совсем охамели?

Они – это вампиры.

Или Генри Лазареску и остальное местное руководство.

И я полностью разделяю возмущение Томы.

У безродных есть только один способ попасть в академию: каким-то образом узнать о существовании вампиров. А это довольно сложно: тайна вампирского существования сохраняется нашим охотничьим институтом и государственными органами тщательно и неукоснительно. Единственный возможный вариант – стать жертвой нападения вампира и выжить.

Большинство вампиров в наше время – малокровники, они не нападают ни на кого и питаются кто чем (и кем) горазд: животными, человеческими компаньонами (не до смерти, разумеется) и просто краденной из больниц или сцеженной из сырого магазинного мяса кровью. Законопослушные вампиры внесены в общую базу данных, регулярно посещают контрольные пункты и всегда готовы к неожиданным проверкам от охотников, прикреплённых к их региону. Удел последних – прорва бумажной волокиты, государственные тайны, иногда забавные, а иногда печальные бюрократические курьёзы; моя мать работала в органах надзора и классификации, и я с детства слышал множество историй об ошибках этого аппарата. Вампир сменил фамилию и забыл об этом уведомить: он пустился в бега и стал полнокровником, – решает вампирский надзор! Вампир нашёл давно обращённое дитя и по глупости сообщил об этом: он обратил его сам, на прошлой неделе, – немедленно решает надзор! Если нет – докажите. А как доказывать? А это уже ваши проблемы.

Полнокровники – совсем другая история. Ни в каких инстанциях они, естественно, не зарегистрированы, ни на какие полумеры не согласны. В лучшем случае этот вампир подмешает вам что-то в напиток и выпьет литр-другой вашей крови в клубном туалете, не особо заботясь, выживете вы или нет.

В худшем случае…

– На меня напали, – отвечает Дан. – Ну… не совсем напали, но…

– Это на меня напали, – подмигивает Ферка. – А его… так. Чуть-чуть подсосали.

– Брашов, – ошарашенно повторяет Тома. – Но это же рядом. Мы взяли оттуда такси. Меньше часа.

– Меньше часа? – усмехается Ферка. – А как тебе Пеште́ра? Я оттуда. Это вообще километрах в пяти от академии.

– Деревня Пештера? – переспрашиваю я.

– Деревня Пештера, – гордо кивает Ферка.

И мне уже нет дела ни до Генри, ни до молодых людей, машущих руками и бросающих на меня многозначительные взгляды, – я видел их всех недавно на ежегодном североамериканском летнем балу, и у меня будет достаточно времени и возможностей с ними пообщаться.

Сейчас я полностью концентрируюсь на новых безродных знакомых. Слишком интересные вещи они говорят.

– Вампир в Пештере и вампир в Брашове, – резюмирую я. И Ферка, и Дан кивают. – Не малокровники.

– Кто?.. – переспрашивает Дан.

– Да, не малокровники, – отвечает Ферка.

– Полнокровники здесь. – Я обвожу взглядом внутренний дворик. – В двух шагах от академии. И никто ничего об этом не рассказ…

Лицо Ферки вдруг меняется на глазах. Слетает с губ расслабленная улыбка, бледнеют худые щёки, и без того не отличающиеся румяностью.

– Рахат, – выдыхает он. – Послушай, Алин…

– Я звоню родителям, – цедит Тома.

– Нет, нет, нет, – поспешно бормочет Ферка. – Алин. Тома. Это секрет.

– Секрет? – хмыкает Тома презрительно. – Нет, дружок, я не собираюсь хранить такие секреты.

– Но тебе придётся, – говорит Ферка.

– Прости?

– Тебе придётся, – повторяет Ферка. – Я уверен, ты знаешь правила. Ты же не безродная, как я. Если ты поступаешь в академию, она становится твоим вторым домом и семьёй – на время учёбы и после. И если академия просит сохранить секрет, ты должна сделать это. Иначе о дальнейшем обучении придётся забыть.

Взгляд Томы становится острым-острым, словно она с удовольствием пронзила бы им Ферку насквозь.

Ферка не врёт – правила действительно таковы. У нас вообще много правил, одно древнее и неудобнее другого, целый кодекс чести, и его нарушения в нашем обществе крайне не любят. Даже если эти нарушения во благо. Семья превыше всего, но и место, где ты получаешь охотничье образование, тоже в некотором смысле твоя семья – поэтому к его секретам нужно относиться трепетно и бережно.

– Что ж, видимо, от этой семьи мне придётся отказаться, – заявляет Тома.

– Вперёд, – пожимает плечами Ферка.

Они буравят друг друга неприязненными взглядами добрую минуту, но я знаю, что ни от чего Тома не откажется. Два пришлых вампира в окрестностях замка за несколько лет – не настолько большая проблема, чтобы жаловаться семье и отрезать все пути в академию.

– Ферка, – прерываю я их игру в гляделки, – на каком ты курсе?

Почему-то этот вопрос застаёт Ферку врасплох.

– …шестой год, – отвечает он после заминки.

– Научная работа? – поднимаю я брови.

В академии всегда учились пять лет и особо не задерживались; оставались только те, кто хотел связать жизнь с преподаванием.

– Ну да, – отвечает Ферка ещё неувереннее. – Вроде… того. Да, я занимаюсь наукой. Как и все мы. В каком-то смысле.

Странно звучат его слова, странно и неубедительно, но я лишь киваю.

Шестой год… это вызывает уважение. Не к желанию Ферки стать преподавателем – ко всем здешним студентам. Все хранили секрет с пештерским вампиром на славу. Даже после выпуска.

Наверное, это правда был единичный случай, заключаю я. Заблудший полнокровник, быстро осознавший, где оказался, и поспешивший смотать свои вампирские удочки.

Но полнокровник в Брашове, напавший на Дана Попеску, «заблудился» тут совсем недавно.

– Ребят, вы какие-то очень продвинутые, – мягко улыбается Дан. – А в чём проблема?

– Ты совсем ничего не знаешь? – с внезапным сочувствием интересуется Тома, вновь кидая быстрый взгляд на его ботинки.

Ладно. Я сдаюсь и смотрю туда же.

На ногах Дана даже не берцы – белые, потрёпанные временем кроссовки.

– Практически ничего. – Улыбка Дана становится обезоруживающей. – Мне сказали только…

И мы с Томой слушаем его историю.

Дану двадцать лет, и он вёл тихую, однообразную жизнь. Работал в небольшом туристическом агентстве родителей в Брашове, в основном – водил экскурсии в знаменитый замок Бран и окрестности. На одной из экскурсий он и познакомился с удивительной, бесподобной, самой замечательной девушкой на свете.

Дальше Дан мог не продолжать. Удивительная и бесподобная девушка быстро уговорила его остаться на ночь в одном из ближайших отелей; цены в таком туристическом месте были заоблачными, но Дан был на короткой ноге со многими владельцами гостиниц и быстро нашёл бюджетный вариант.

Секс был прекрасен – пока Дан вдруг не понял, что девушка не целует его шею, а впивается в неё зубами, а по телу расползается нехорошая, сковывающая слабость.

Дан вырвался чудом: девушка разъярилась, «Такого я ещё не видел», – признаётся Дан, и я понимающе киваю. Полнокровник, которому срывают трапезу, – зрелище, должно быть, буквально сногсшибательное.

Дан вывалился из окна второго этажа, пробежал голышом по крутому склону до замка – замок сиял вечерней иллюминацией, на шее Дана сияли две аккуратные кровоточащие дырочки. На следующее утро все местные газеты и мессенджеры не гудели о сумасшедшем окровавленном нудисте лишь потому, что Дану повезло наткнуться на машину скорой помощи, которая тут же его упаковала.

Дан, естественно, сразу сообщил обо всём родителям и близким друзьям и сначала не заметил, как странно смотрели на него врачи.

– Это похоже на фармацевтический заговор, – говорит Дан с восхищением. – Большая Фарма, всё такое… только с вампирами! А врачи… врачи тоже знают?

Тома насмешливо шикает на него, но я вижу, что Дану она симпатизирует гораздо больше, чем Ферке. Возможно, дело во внешнем виде: Дан выглядит опрятно и интеллигентно, его русые волосы вымыты и коротко острижены, а очки блестят чистотой.

– Ну не все, – поясняю я. – Не все врачи. Но мы стараемся просвещать как минимум руководителей крупных медицинских учреждений. Особенно в красных зонах.

«Хотя местные земли уже давно не в красной зоне», – подсказывает скептический голос внутри.

На следующий день в палату к Дану пришёл сам «мастер Хэнрик».

Мастер Хэнрик заверил Дана, что тот нарвался не на сбрендившую извращенку, а на настоящую вампиршу. Теперь же всё в порядке и «вопрос решён» – а Дан просто обязан поступить в академию. Ведь через пару месяцев начнётся учебный год, а Дан, мастер Хэнрик чувствует, рождён для того, чтобы стать охотником на вампиров.

«Вербовка кадров среднего звена», – скучающе думаю я, вежливо улыбаясь сияющему от предвкушения Дану. Всё ясно. В последнее время у нас острая нехватка этих кадров – пару веков назад, когда вампиров убивали, а не классифицировали и проверяли, всё было куда банальнее и проще, но сейчас…

Сейчас вампиры стали цивилизованнее, а работы у тех, кто о них знает, лишь прибавилось. Охотники из древних родов вроде моего на бумажную волокиту размениваться не хотят, на спасательные операции в джунгли Южной Америки, где процветает сейчас основная популяция полнокровников, – тоже. Нам нужно охотиться на кровососущих подонков у себя на родине, в Северной Америке или Европе, другое нас не интересует. Это довольно снобистски, я понимаю. Но такова правда жизни сегодняшней охотничьей элиты.