Кольцо Разбойника

– На этот счёт можете быть спокойны, – он насмешливо улыбнулся. – Однако у вас высокие отношения. То строчите на госпожу доносы, а то – такая трогательная забота.

– Перестаньте издеваться.

– Я даже не начинал, уверяю вас. Выйдите, – повторил он Грете. – Я хочу поговорить. Пока – только поговорить.

– А не боитесь, что она побежит в полицию?

– Скатертью дорога. Только придётся объяснить, как вы оказались в чужом доме.

– Выйди, Грета, – сказала я, кусая губы. – Здесь ты не поможешь.

– Я буду рядом, – угрожающе предупредила она и протопала к двери. Напоследок задержалась, попыталась испепелить его взглядом, но вышла. Дверь за ней была тут же заперта на замок.

Мы остались вдвоём в пустой комнате. Солнце, ярко полыхнув, ушло за мансарду соседнего дома, и теперь углы кабинета тонули в полумраке.

С полминуты стояла тишина. Блондин спокойно, но с явным любопытством меня разглядывал – я видела это краем глаза, потому что смотрела в сторону, изо всех сил делая вид, что мне всё равно. Наконец он нарушил молчание:

– Ваше возмущение выглядит так убедительно… Ещё немного – и я поверю, что у вас есть для него все основания.

– А вы считаете – нет ни малейших?

– Даже если есть, они не такие веские, как кажется. Хотя на вашем месте я и сам бы потребовал объяснений. Так что на сей раз обойдёмся без визитов в полицию и прочих взаимно неприятных вещей. Поговорим, как…

–…старые добрые друзья, – с возможнейшим ядом сказала я.

– Вовсе нет. Как люди, которым есть что обсудить, – он наконец-то убрал свою убийственную игрушку. – Вы очень порадовали меня своим письмом. Задумка неплоха – видимо, опыт в подобных вещах имеется, только упускаете из виду существенные детали. Сложно поверить, что ваша прелестная камеристка смогла написать такое изящное иносказательное послание…

– Не надо оскорблять мою…

–…от которого шёл запах ваших духов. Очень узнаваемый и очень вам идёт. – Комплимент был оставлен без ответа, и хозяин продолжил: – Для начала будьте любезны выложить на стол всё, что принесли.

– Бумажник, украшения?

– Вы знаете, о чём я. На Вандервельтах записана пропасть разрешений на оружие, и у меня нет желания проверять, какие из них действующие.

Я не двинулась, и он, не повышая голоса, резко спросил:

– Мне самому вас обыскать?

– Не утруждайтесь, – я щёлкнула замком сумки, вытащила маленький «Леонард Мессер», оправленный в перламутр. – Надеюсь, не сломаете.

Блондин глянул на него, улыбнулся то ли насмешливо, то ли одобрительно. Затем быстро и умело разрядил. Повернул рукоять и рассмотрел гравировку с моим настоящим именем.

– То чернильница с монограммой, то более серьёзные вещи… – он бросил пистолет на стол. – Собирались пустить в ход сегодня вечером, не так ли?

– Судя по ситуации, – сухо ответила я. – Мне неизвестно, с кем имею дело.

– Тогда самое время познакомиться. Эрик.

– А дальше?

– Меня устроит обращение по имени. Забавно… Так вот как вы выглядите на самом деле.

– А вы, надо думать, как-то меня себе представляли, – я забрала «Леонард». – И как, если не секрет? Солидной дамой в возрасте?

– Нет, отчего же – я знал, сколько вам лет. Просто думал, что вы окажетесь немного красивее…

– Очень рада, что вы разочарованы, – отрезала я. – Мне вас совершенно не жаль.

Я почувствовала, что краснею, да и досада в голосе слышалась явственно, что было вовсе не к чему. Эрик подошёл ближе. Теперь нас разделяла только высокая спинка стула.

– А я, знаете ли, не разочарован. Мне казалось, вы гораздо менее интересны. Ожидал, что будете похожи на нашу Луизу. Очень мила. Ни на шаг от моды. Словом, такая же, как все. – Он сменил тон на деловой и продолжил: – Я так понимаю, смысла темнить нет, кое-что вы и так поняли. Как думаете, кто такой Шаванн?

– Рискну предположить, что нотариус.

– Правильно. Я видел, как вы глянули на его часы, и понял, что гравировку заметили. Ну что же – да, Густав Шаванн является нотариусом Королевской нотариальной палаты, и должен был удостоверить, кем в действительности вы являетесь.

– Для чего?

– Пока – только удостоверить.

– Основания у него, согласитесь, были бы странные.

– Соглашусь. Но бывали прецеденты установления факта путём выявления неоспоримой цепочки других фактов, и ваше кольцо в такой прецедент укладывается, – он отодвинул кресло. – Описание перстня содержится в официальных документах, и то, что записал бы Шаванн, могло стать доказательством. Не желаете присесть?

– Мне удобно и так.

– Как знаете. Хотя беседа предстоит долгая. Возможно, вашей обворожительной горничной стоит устроиться тут на ночлег.

– Оставьте уже этот мерзкий тон. Кем вам приходится ваша «сестра»?

– Луиза? Секретарша Густава. Должна была отвлечь внимание, переведя ваши мысли в мирное русло. Судя по всему, не слишком удачно с этим справилась.

– Как раз она-то справилась. Завалили всё дело вы.

Эрик приподнял бровь.

– Да? И каким образом?

– Самым откровенным. Тоже мне – сын торговца. Кстати, про себя вы так ничего и не сказали. Кто вы такой?

– Сейчас это неважно. Про нашу компанию вы узнали предостаточно, теперь поговорим о вас. Итак, госпожа Альяни, она же Анна-Леста Вандервельт, обманным путём явилась сюда, чтобы разузнать кое-что насчёт своих гостей, – он помедлил, ожидая, что я выйду из себя, не дождался и продолжил: – а если подвернётся случай, то и выкрасть кольцо. Знаменитое кольцо Разбойника.

– Выкрасть? – переспросила я.

– А вы собирались открыто его потребовать?

– Это слово предполагает, что берут чужое. А кольцо Разбойника относится к фамильным реликвиям дома Вандервельтов, и согласия на передачу его в другие руки не было. Мне об этом неизвестно, а единственным наследником всего состояния, – я запнулась, потому что слово «состояние» в значении того, что сейчас имелось, звучало нелепо, – являюсь я. И только я.

Эрик облокотился о спинку кресла и вкрадчиво произнёс:

– А оно указано в вашем свидетельстве о праве на наследство? Указано, мадам? – с нажимом повторил он.

Вот ведь подлец!

– Судя по всему, вы знакомы с наследственным делом, – заметила я.

– В общих чертах, – кивнул он.

– Про оружие тоже оттуда узнали?

– Такое вообще следует узнавать в первую очередь. Но тут, признаюсь, даже меня удивило. Впрочем, учитывая славное прошлое вашей семьи, чему тут удивляться… Ах, простите. Ну, вы поняли мою мысль. Безумные долги, пропажа коллекции драгоценностей, сервитут на имущество и прочее. В общем, никаких законных прав в настоящее время у вас нет.

– Ещё раз благодарю, что напомнили! – грубо ответила я. – Говорите быстрее, что от меня хотели, сударь, мне не терпится избавиться от вашего противного общества…

Эрик подпёр рукой подбородок.

– Нахальство ваше так непосредственно, что даже подкупает. Как будто это я влез к вам в дом с воровскими целями. Что ж, как хотите. Мы взялись за ваши поиски… назовём это просьбой… По просьбе Рудольфа Вандервельт-Немена.

Это было так неожиданно, что я не сразу нашлась. Дядя?

– Кольцо получили тоже от него. Равно как и описание того, как оно себя поведёт при встрече с вами. И если бы не ваша проделка вчера – видимо, что-то сделали со своими руками – всё бы выяснилось сразу.

– А кто подал идею, что Элен Альяни и Анна-Леста Вандервельт могут быть одним лицом?

– Нам посодействовал в этом профессор Иезекиил, – просто ответил мой собеседник.

Вот как… При мысли о том, что мой пьяница-учитель, чудак и умница, который, несмотря на свои недостатки, был мне другом, знал мою историю и, как казалось, уважал меня и сочувствовал, мог выдать ученицу непонятно кому, стало совсем неуютно. Но лучше уж так, чем по-другому… Например, если бы эта шайка развязала Иезекиилу язык иными способами.

– Не волнуйтесь за вашего наставника, – сказал Эрик, разом прочитав на моём лице все мысли, – он к вам искренне привязан, и ему ничего не угрожает. Разве что спиться раньше времени. Он долго вещал о талантливой никому не известной студентке из бедной семьи, у которой даже денег толком не было на учебу, пришлось окончить курс заочно. Матушка ваша, с его слов, давала уроки иностранных языков и рисования, отец днём чинил цепочки в мастерской, а ночами чертил эскизы шедевров…

Да, это была наша с ним легенда, придуманная для Элен Альяни.

– В жизни, видимо, всё было несколько иначе. Раза два Иезекиил проговорился и выдал несколько деталей вашей настоящей биографии, из чего я сделал вывод, что иду в правильном направлении. Профессор совершенно не умеет врать. Да ещё в нетрезвом виде, – с насмешливой улыбкой добавил Эрик. – А то, что любитель выпить, видно с первого взгляда.

– Вы его напоили, да? – со злостью спросила я.

– Ну почему же сразу напоили, – он пожал плечами. – Предложили слегка угоститься в приятном обществе. И в ходе беседы слегка понизили крепость благородных напитков. Без его ведома.

– Мне ясно, с кем имею дело.

– Тем лучше, а то я не расположен рассказывать. Не стоит злиться, сударыня. Я честно пытался разузнать о вас у прежних знакомых и друзей, но со времени разорения дома Вандервельтов судьбой его единственной наследницы мало кто интересовался. Должно быть, вам и самой это известно.

– Вы на редкость деликатны, сударь. Что с дядей? Судя по всему, сидит под замком где-то в сарае… или в подвале гостиницы на задворках какой-нибудь деревни. После такой же вот приятной беседы.

– Да нет, с ним-то как раз всё хорошо. Посещает планетарий, любуется видами реки с Часовой башни… Живет в своё удовольствие.

В голосе Эрика прозвучало что-то похожее на пренебрежение или даже презрение, что мне не понравилось: не его дело решать, что собой представляет дядя – человек, возможно, и легкомысленный, но по-своему добрый и великодушный.

– Впрочем, его дела меня не касаются, – добавил Эрик. – Мне нужно было вас разыскать.

Непонятно всё это было.

Да, дядя действительно вряд ли что-то знал об Элен Альяни – это имя появилось, когда Рудольф уже не один год жил на другом конце страны. Все отношения между ним и Ванессой-Терезией, которые и так-то не отличались теплотой, к тому времени давно прекратились.

А мы с ним были друзьями – во всяком случае, мне так казалось. Он был беспечный, весёлый, похожий на игристое вино. Мама говорила – копия отца в молодости, бабушка с кривой улыбкой это подтверждала. Жил на доходы от расстроенного семейного имения, где-то иногда служил, но служба ему быстро надоедала. На просьбы определиться и заняться делами часто отвечал, то ли в шутку, то ли серьёзно, что великий ум его не создан для скучных дел… А таких слов, как служба и жалованье, приличный дворянин и знать не должен.

После его отъезда я ещё получала открытки со штемпелями разных городов – Рудольф всё так же колесил по стране и жил то в одном месте, то в другом – а потом перестал и писать. Несколько раз я отправляла по его старым адресам письма, но все они вернулись назад.

Последнюю весточку я получила через месяц после бабушки – событие было громкое, о нём писали в газетах. Соболезнование было корректно, вежливо, и слово в слово взято из официальных посланий, которые обычно направляются в таких случаях. Я понимала, что скорбеть по поводу кончины Ванессы-Терезии дядя Рудольф не будет, и всё же мне стало грустно. Казалось, тогда он мог найти для меня другие слова.

Из этого письма я сделала два вывода: что дела у дяди идут неплохо, он живёт своей жизнью где-то в приличном месте, куда доходят столичные газеты, и что общаться с нашей семьёй даже в моём лице желания у него нет. Что ж, это было его дело, он имел на то полное право. Потом и я сменила место жительства, покинув Брокхольм и переселившись в домик на окраине провинции, который бабушка заблаговременно приобрела на моё имя.

А теперь, значит, дядя почему-то захотел встретиться. Или вынужден…

– Где Рудольф? – спросила я.

– Не слишком далеко от Бестама. Это всё, что вам следует знать. – Эрик перегнулся через стол. – А я бы на вашем месте задал другой вопрос. Не интересуетесь, откуда у него кольцо?

Полумрак в комнате сгущался от наступавших сумерек – надеюсь, не очень заметно, что у меня снова начинали гореть щеки. Да, я весьма интересовалась это узнать. Но никогда бы не показала чужаку, да ещё непонятно с какими намерениями, что происходило в нашей семье и какие дрязги в ней бывали.

Эрик усмехнулся.

– Что ж, доподлинно мне это неизвестно. Но если у него есть что-то одно, уже повод задуматься, а не там ли и всё остальное. Или хотя бы часть.

Он открыл ящик, достал знакомый футляр и положил передо мной.

– Ваше кольцо, мадам. Будьте так любезны, продемонстрируйте вживую свойства этой знаменитой бижутерии. Меня уверяли, что камень светится, когда перстень надевает кто-то из Вандервельтов. Это правда? Тогда можно сократить кое-какие расходы, а то Густав вечно сетует, что освещение дорожает. В некоторых, гм… семейных ситуациях любая экономия кстати, – с галантным сарказмом закончил он.

– Вы просто свинья, сударь, и это всё, что я имею вам сказать.

Эрик оставил последние слова без внимания. Я не стала на него смотреть – слишком много чести, – открыла футляр и вытащила кольцо.

Теперь оно отозвалось сразу. Агат посветлел и стал наливаться красным цветом. Скоро он уже полыхал всеми оттенками огня, яркого и живого, словно настоящий костёр, вычерченный на багрово-угольном фоне.

Мои руки, холодные от волнения, потеплели. Неприятная дрожь унялась. Странно, каким влиянием наделены подчас вещи – это старинное грубоватое кольцо с крупным камнем, которое я и надевала-то раза два, не больше, теперь согрело и успокоило. Тревожные мысли светлели, рассеивались, и вот я уже знала, что смогу всё. Нет ничего такого, с чем не справится Анна-Леста Вандервельт, даже если через минуту снимет кольцо. Оно всё равно останется со мной навсегда. Хотя… лучше бы его не снимать.

Эрик смотрел на пылающий агат, приподняв бровь – всё-таки был поражён, как ни старался это скрыть. Да, такое мало кому доводится видеть, и уж точно не каждый день. Я встретилась с ним взглядом, и в моих глазах светилось такое торжество, что он почёл за лучшее не показывать свои восторги. С усталым и снисходительным видом взял со стола пачку писем. Ну, конечно, дверь заперта, внизу сторожит его прихвостень, из окна не выпрыгну, куда деваться…

– Развлекайтесь, – спокойно сказал он, откладывая одно письмо за другим.

Интересно, другие свойства у кольца имеются? Или нет? Если оно называется кольцом Разбойника, должно же такое имя значить хоть что-то? Или вправду только дань традициям…

Я прошла к окну, чтобы рассмотреть агат, и неосторожным движением задела ящик стола. Тот самый, из которого Эрик достал кольцо. Ящик со скрипом двинулся из пазов. Этот звук отвлёк меня. Я уставилась на ящик, ещё не понимая, что произошло.

Но я же видела, точно видела, как его заперли. Точнее, слышала щелчок, с которым он закрылся. А теперь ящичек, один-единственный с этой стороны стола, был выдвинут. Вон бумаги, перья, чернильница, ещё какие-то мелочи…

Я другой рукой коснулась ящичка и вернула его на место. Снова тихий щелчок. Потянула на себя – ничего. Потом коснулась ладонью с кольцом, зацепила узорную ручку и выдвинула ящик.

– Пытаетесь камень из оправы вытащить? – не отрываясь от писем, подал голос Эрик.

Ответа не последовало. Я замерла на месте, стараясь унять бешено колотившееся сердце. Неужели это правда, и на то оно и кольцо Разбойника, чтобы… Ну да, конечно же! И сейчас так вовремя явилось на помощь хозяйке, и всё, что ей осталось – хотя бы не испортить всё дело.

Я украдкой глянула на Эрика – он по-прежнему сидел, поглощённый своими бумагами, но я знала, что краем глаза он за мной следит. Не мог не следить. На миг я даже ощутила что-то вроде сочувствия – всё ведь сделал, как надо, а вот получишь сейчас… Ну, держись!

От неожиданности и восторга сердце всё не хотело успокаиваться, и теперь отдавалось в ушах. Мне казалось, что эти громовые удары слышны во всём доме. Только бы не заподозрил ничего раньше времени, а то ещё сломает мне руку, потому что добром кольцо назад не получит, особенно если сообразит, что к чему…

Я глубоко вздохнула, закатив глаза. Качнулась вперёд и оперлась рукой о спинку стула – того, что стоял ближе к двери.

Да, так и есть – он внимательно за мной наблюдал, потому что немедленно поднял голову. Свет падал на его гладко зачёсанные волосы и строгие серые глаза. До чего глупая мысль мелькнула в голове – я представила, что в другое время не думала бы так яростно о том, чтобы сбежать отсюда… К счастью, эта нелепость мигом испарилась, уступив место более нужным соображениям.

Видя, что он на крючке, я продолжила – судорожно вцепилась одной рукой в обивку, второй держалась за затылок. Пальцы мои подрагивали. Бледность и красные пятна на лице не сыграешь, но я и сама чувствовала, как от волнения меня бросает то в жар, то в холод, так что со стороны полуобморочное состояние, наверное, выглядело правдоподобно.

Письма с шорохом скользнули на пол. Эрик встал с места, пристально глядя на меня, и на его лице больше не было ни сарказма, ни яда.

– Что с вами? – спросил он, делая шаг навстречу.

– Голова кружится…

– Сядьте! Да не стойте вы, сейчас упадёте…

Он отвернулся, ища глазами графин с водой, но тот, как назло, точнее, как на счастье, стоял на столике в дальнем углу комнаты. Только Эрик отвернулся, как я уже коснулась дверной ручки. Ага! Вот оно! Дверь, запертая на ключ, мгновенно подалась и бесшумно отворилась на хорошо смазанных петлях.

Я сорвалась с места и опрометью бросилась вон, захлопнув дверь, которая тут же щёлкнула замком у меня за спиной. Мне хотелось расхохотаться от счастья и заодно – чего греха таить – от злорадства.

Жаль, что не видела выражение его лица, просто ужасно жаль – посмотреть наверняка стоило. Но возвращаться даже ради этого было не с руки. Я слетела по лестнице, прыгая через ступеньку, чуть не подвернула ногу, но вовремя подхватила Грета. Во взгляде её мелькнул лёгкий ужас, видно, поняла – что-то наверху всё же стряслось.

Я вцепилась ей в рукав:

– Бегом отсюда!

У дверей привратник – а, вернулся-таки! Ах, хоть бы поблизости не оказалось Шаванна! Только его тут не хватало!

Привратник привстал, подозрительно глядя на нас, но меня было не остановить. Я схватила его воротник и умоляюще простонала:

– Быстрее, прошу вас! Стреляли из соседнего окна, ну что встали! Ждёте, пока он богу душу отдаст?!

Тот ахнул, бегом кинулся по лестнице, а мы – к двери. Я дёрнула её, но она не поддалась. Дёрнула сильнее, чувствуя, как всё холодеет внутри: да в чём дело?! Тут же оглушил ворох предположений – то ли кольцо не действует на какие-то двери, то ли открывает не больше двух замков зараз…

– Да куда ж вы на себя-то трясёте! – Грета отпихнула меня от двери и распахнула её наружу. – Вот наказание!..

Да уж, против глупости даже такое кольцо вещь бесполезная…

Мы выскочили на пустынную темнеющую улицу, вдоль которой ходил фонарщик, зажигая газовые фонари. Я метнулась в арку, оттуда – на улицу Менял, или на какую-то другую, потому что все проулки и дома казались одинаковыми.

Гретхен пыталась что-то сказать, но я тащила её вперёд, и наугад заворачивала то на одну улицу, то на другую. Одни казались мне слишком освещёнными, другие – слишком тёмными, и на каждом углу чудились погони и засады.

Когда мы оказались за Колоннадой, я начала выбиваться из сил, а Гретхен уже не могла терпеть.

– Вы его убили? – с ужасом и восхищением прошептала она.

От неожиданности я споткнулась и чуть не полетела на мостовую.

– Да как тебе пришла в голову такая дикость?! Нет, конечно! С какой стати… Идём, нечего тут стоять.

Я пыталась отдышаться на ходу. Раскалённые ребра корсета впивались в кожу. Мы сбавили шаг – здесь, у Колоннады, было полно людей, и две бегущие вприпрыжку дамы вызывали недоумевающие взгляды. А раз я приняла сидящего на скамье господина за нашего нотариуса, отпрянула в сторону и едва не снесла столик кафе.

– Что значит – с какой стати? – не отставала Грета. – Да он так нагло вас рассматривал, неужто сами не заметили? Попробовал бы так на меня глянуть, – мечтательно сказала она, – получил бы жердью по голове!

– Хорошо, что он смог скрыть свои чувства к тебе, – буркнула я, – видела бы ты, каких сил ему это стоило!

Гретхен округлила глаза, одновременно возмутившись и зардевшись, но потом поняла, что тревога ложная, и сделала вид, что ничего такого не услышала.

За углом Колоннады она меня остановила.

– Нам туда, мадам!

– Что? – встрепенулась я.

– К «Двум медведям» туда, направо…

Я глянула на сверкающую огнями улицу, в конце которой виднелась Биржа. Возвращаться к «Двум медведям» не хотелось. Сегодня – нет. Надо где-то переждать.

– Туда не пойдём… Поищем что-нибудь у крепостного вала.

Хорошо ещё, что в Бестаме хватает мест, где можно спокойно и с комфортом переночевать – на любой вкус и кошелёк.

Пройдя по набережной Тёплой, мы взобрались на вал и в стороне от сияющих и людных улиц нашли какую-то «Виллу Маркус» – тихий пансион, населённый старушками и котами, скрытый за домами и окружённый запущенным садом.

Пожилой флегматичный служащий, дремавший за стойкой, оглядел нас и неохотно спросил, где забрать багаж. Когда я ответила, что багажа нет, и уточнила, есть ли в гостинице охрана, он на миг удивился и ответил, что, разумеется, есть – как не быть. Кивнул на такого же пожившего швейцара, сладко спавшего на козетке в углу. К ножке козетки был прислонён костыль.

Я бросила взгляд на часы – уже без четверти десять, искать что-то другое поздно – и попросила номер на эту ночь. Служащий вытащил потёртую амбарную книгу, вписал гостей и вернулся к своей обычной апатии. Через минуту мы поднялись в мансарду. Да, если снимать по две гостиницы сразу – никаких заработков не хватит…

Круглое оконце мансарды выходило на набережную реки и открытые кафе под крепостным валом, расцвеченные вечерними огнями.

Люди медленно расходились. Торговцы сворачивали лотки. Припозднившиеся скрипачи наигрывали отрывки старого, очень известного вальса.

С минуту я стояла, закрыв глаза и прислушиваясь к знакомым звукам, вспоминала, как сама танцевала когда-то под эту мелодию – её играли на балах и в театрах, когда настраивали инструменты. Ею же начинали танцы. Всё это, вместе с кольцом, горевшим на пальце, снова и снова возвращало меня туда, назад, к прежней моей жизни. Никогда ещё не казалась она такой желанной и притягательной, и ни разу за два этих долгих, тяжёлых и изматывающих года не ощущала я так ясно, что смогу к ней вернуться… Не знаю, правда, как, но смогу.

Скрипка умолкла. Сразу вслед за этим Грета загремела чем-то в ванной комнатке. Я вздохнула и нехотя открыла глаза – пора было возвращаться в настоящее. Когда вся эта странная и суетливая история закончится, причём, надеюсь, с наилучшими для меня последствиями… Здесь меня одолели сомнения. Ну, хотя бы, с приемлемыми последствиями, добавила я мысленно. Тогда непременно вернусь сюда и позволю себе неделю беззаботного отдыха. А сейчас – к делу.

Как в любой гостинице, здесь была карта Бестама и окрестностей, с указанием всех источников, водолечебниц, памятников и прочих достопримечательностей. Я внимательно изучила большой потёртый лист, перевернула и нашла то, что нужно – маршруты почтовых путей и расписание дилижансов почтовой службы.

Так… Из Бестама в нужном направлении можно доехать тремя разными дорогами, и ближайший экипаж отправляется завтра в час дня, что весьма удачно. Правда, надо обдумать наши действия прямо сейчас…

Грета заснула быстро, а я всё сидела у окна, смотрела на ночной город и размышляла о завтрашнем дне. До наших окон ещё долетала музыка – теперь из ресторана на соседней улочке, – голоса отдыхающих и плеск воды на плотине в предместьях, до которых отсюда было рукой подать.

Волнение от событий этого вечера наконец-то унялось, да и усталость брала своё. Я сняла мой перстень и улыбнулась, глядя на потухающий костёр. Мы же теперь опять вместе, так? И всё у нас будет хорошо. Камень согласно вспыхнул и через мгновение погас. Заснул.

Спала я не так крепко, как Грета, и всю ночь напролёт мне в разных видах являлись персонажи двух последних дней.

Стоило закрыть глаза, как представлялась Луиза, отбирающая мои перчатки, а вслед за этим потрошащая остальной гардероб, и без того сильно поредевший за последний год, со словами: «Мне, как мануфактурщику, будет любопытно!» Когда она добиралась до моего серого платья, я не выдерживала, бросалась отнимать и просыпалась от того, что вытаскиваю из-под себя простыню.

Потом возникали томящиеся в заточении профессор Иезекиил и дядя, истомлённые и иссохшие от голода. Оба пилили решётку своей темницы с отвратительным скрежещущим звуком, пока их не прерывал Эрик словами: «Не волнуйтесь, с ними всё хорошо»…