Под розой

Я сглотнула. За последние четыре месяца я была здесь не менее тридцати пяти раз, но каждый раз нервничала как перед сдачей сложного экзамена. Надеюсь, вибрация и специальный материал, которым была обита комната, действительно работали – иначе моя тревога становилась дверью к моему сознанию.

За неимением физического собеседника я посмотрела в глазок камеры, представляя, что просто говорю с мамой по телефону.

– Я писала тест по испанскому, когда ощутила боль в боку. Это было примерно в половине одиннадцатого.

– Где именно ощущалась боль?

– Здесь, – я прижала пальцы к правому боку, ниже ребер. Больно больше не было, но ощущения были такими сильными, что я вряд ли скоро их забуду.

– Как бы ты ее оценила по шкале от единицы до десяти?

Хуже, чем когда я упала на катке, но раз я смогла сдержаться и не закричать в голос, маловероятно, что это был максимум.

– Шесть?

– Хорошо. Теперь расскажи, что видела.

– Он был в гостиной, напротив стоял мужчина средних лет. Его пистолет все еще дымился. Затем… затем он выстрелил.

– Мужчина?

– Нет… Харон, – я потерла большим пальцем правое запястье. – Мужчина сразу же упал. И Харон вытолкнул меня из головы. Кажется, он не ожидал, что в него выстрелят. Он не был испуган, только зол на что-то.

– На что?

– Не знаю.

– Должно было быть хоть что-то. Какая-то мысль. Образ.

Я посмотрела на свои руки.

– Я не уверена, – пробормотала я. – Но, кажется, на меня.

Динамик молчал. Я знала, что это значит. Еще больше правил. Еще больше проблем.

– Ты слышала какие-нибудь имена или названия?

– Нет.

– Опиши мужчину.

– Лет сорок, плюс-минус пять лет. Низкий, сложение неспортивное. Волосы короткие и темные, виски седые. Нос кривой, думаю, его ломали.

– Цвет глаз? Татуировки? Шрамы?

Разговоры между мамой и дочкой не должны были проходить вот так. Когда-то я страдала от нехватки ее внимания, теперь же хотела, чтобы она куда-нибудь запропастилась.

– Не видела.

– Гостиная?

– Все на своих местах, никаких лишних предметов. Большой телевизор, панель с имитацией огня в камине. Светлый ковер, – я вздрогнула, вспомнив, как быстро он пропитался кровью. – Светлые стены. Картина – большие маки в зеленой вазе.

– На что выходят окна? Какой этаж?

– Не знаю. Я стояла… то есть, Харон стоял слишком далеко.

– Теперь момент выстрела. В какой руке он держал пистолет? Ты заметила что-нибудь, что могло бы помочь его идентифицировать?

– Пистолет держал в правой руке. На нем были кожаные черные перчатки и черная рубашка. На левой руке часы. Вроде те же, что и раньше.

– Из какой ткани рубашка?

Я раздраженно вздохнула.

– Я не знаю. Могу только сказать, что она была хорошо отглаженной и без единой складки.

Им всегда было мало. Они хотели деталей, много деталей, но только важных, а я понятия не имела, как отличить значимые от незначимых. В дополнение к предметам по основной специальности мне пришлось изучать анатомию, дизайн и географию, чтобы давать более точные описания. И все равно я едва справлялась с поставленными передо мной задачами.

Следующие два часа я провела, по кругу отвечая на одни и те же вопросы. Каждый раз, когда я закрывала глаза, я видела мертвого мужчину на полу, а «Акации» все спрашивали и спрашивали, заставляя заново все вспоминать.

– Да, я абсолютно уверена, что не видела его отражения ни на какой зеркальной поверхности.

– Хорошо.

Но ничего хорошего не было. Я торчала в голове Харона несколько месяцев, но не узнала ничего, кроме его имени. Ни фамилии. Ни внешности. И ничего, что могло бы вывести нас на его босса Меркурия.

На моей стороне были прибамбасы и хорошо подготовленные агенты, но этого оказалось недостаточно, чтобы пробраться в голову опасного преступника.

И во всем этом была моя вина.

***

Домой меня отпустили только под самый вечер, после того как мамин босс ознакомился с моими показаниями и пришел к выводу, что больше я ничем им помочь не могу. Я заикнулась о брошенной у колледжа машине, но мама так на меня посмотрела, что я сразу же поняла: ни завтра, ни послезавтра я на занятия не попаду. Хуже всего, что я не могла объяснить подругам причину своего резкого отстранения. Эмма шутила, что у меня завелся тайный любовник, поэтому у меня не остаётся времени на друзей и учебу.

«Знала бы ты,» – подумала я.

Я закрыла глаза и прислонилась головой к окну, пока мама везла меня домой. Мне дали сэндвич, но к этому времени мигрень стала слишком сильной, чтобы я могла есть. Голова болела от голода, но я не могла поесть из-за головной боли. Замкнутый круг.

– Кэра хочет попробовать кое-что новое, – сказала мама, сворачивая к дому.

– Чтобы усилить связь или ее ослабить?

– И то, и другое. Возможно, нам удастся заблокировать связь в одну сторону, чтобы ты могла слышать его, а он не мог слышать тебя, – мамины пальцы так сильно сжали руль, что костяшки побелели.

– Прости.

Мама обернулась.

– За что ты извиняешься? – когда она хмурилась, у нее на лбу появлялась глубокая морщинка. Мама терпеть не могла свои морщины, а я подбадривала ее, называя их дополнительными ямочками для поцелуев.

– Мне не следовало идти за тобой тогда, в отеле.

Мамин взгляд переместился с меня на дом.

– Не имеет смысла обсуждать то, что мы не можем изменить. Я закажу на ужин суши.

– Я не голодна.

Я взялась за ручку двери, но мама положила руку мне на локоть.

– Я ни в чем тебя не виню. Я… мне следовало рассказать тебе. Или хотя бы предупредить, что меня нельзя отвлекать во время работы.

Да, было бы неплохо.

Я пожала плечами. Я и сама винила маму во всем, но не хотела, чтобы она и правда чувствовала себя виноватой.

– Я бы все равно за тобой пошла. Ты же сама сказала: у меня запоздалый подростковый бунт. Запретила бы мне подходить к тебе ближе чем на километр, а я бы сделала все наоборот тебе назло.

Мама невесело хмыкнула.

– Почему-то я так и думала.

Подъем на второй этаж был сродни восхождению на Эверест. Оказавшись в своей комнате, я рухнула на кровать, даже не раздеваясь. Надо было включить прибор и обезопасить себя вибрацией, но я сомневалась, что тогда смогла бы пережить эту ночь. Голова так гудела, что я начала понимать средневековых медиков, просверливавших своим пациентам череп, чтобы уменьшить в нем давление.

От собственной бесполезности хотелось выть. Мне не говорили этого в лицо, но я видела, как мама и Кэра неодобрительно поджимали губы, когда я не могла ответить на их вопросы или путалась в собственных словах. Мама полгода готовилась к этой операции, училась медитации, изучала как работают радиоволны, читала исследования о телепатии. Мне же с трудом удавалось даже скрывать, кто я такая.

«Акаций» интересовали три вещи: личности всех, кто входил в банду Меркурия, имена их заказчиков и местоположение прибора под названием «Лоза», который те украли несколько месяцев назад. Про последние мне было известно ровным счетом ничего. К тому времени, как меня ввели в курс дела, Харон научился прятать от меня некоторые свои мысли, так что я понятия не имела, была ли Лоза все ещё у него или же попала на черный рынок краденого. Заказчики периодически повторялись и, кажется, «Акациям» удалось узнать одно или два имени – хотя это тоже была не моя заслуга.

А вот с членами банды все было одновременно и проще, и сложнее. «Акации» знали некоторые из прозвищ: Меркурий2 – главарь, и именно он принимает заказы и составляет планы краж и убийств; Харон3 – его правая рука, посредник и доверенное лицо; и Тот4 – хакер, ответственный за взлом базы данных перелетов крупной авиакомпании несколько лет назад. Сидя в голове Харона, мне удалось узнать прозвища еще трех членов команды: Хор5, Янус6 и Стикс7, но мы понятия не имели, каковы их функции.

Все это казалось мне бессмыслицей. Что за дурацкие кодовые имена, да еще и мешанина из разных религий? Меркурий и Янус были древнеримскими богами, Харон перевозил души мертвых по реке Стикс в древнегреческих мифах, а Тот и Хор (этого я не знала, и мне пришлось загуглить) – вообще из Древнего Египта. Такое ощущение, что кто-то просто открыл детскую энциклопедию и выбрал красивые слова со случайных страниц. Подробное ожидаешь от школьника, но не от преступника, который держит в страхе федеральных агентов.

Хотя это было глупо, я потянулась к Харону. Чистое любопытство, попытка узнать что-то для «Акаций». Доказать, что не такая уж я и бесполезная.

Это было как согнуть руку в локте или сделать вдох. Я расслабилась и позволила себе плыть по невидимому течению.

«Проверяешь, не умер ли я?»

Я распахнула глаза, но, конечно же, в комнате никого не было. Его голос продирался сквозь мои воспаленные нейроны мозга как река, холодная и освежающая.

«Не хочу тебя расстраивать, – продолжил Аарон. – Но это была всего лишь царапина.»

Мне следовало промолчать, но это было нелегко. Голос контролировался связками, но мысли – бесконечный поток. Я могла регулировать… громкость, скорость, но не более.

«Слишком сильная боль для царапины.»

«Иногда место играет бо́льшую роль, нежели размер.»

«Ты убил человека.»

Он рассмеялся.

«Это моя работа, милая.»

Я ухватилась за эту возможность.

«И кого же ты убил?»

Его мысль мелькнула и исчезла. Я не успела разобрать ни имени, ни ассоциаций с ним. Я попыталась ухватиться за образ, проникнуть в его голову, а затем ощутила ответное давление и отпрянула. Повернувшись на бок, я щелкнула выключателем, и комнату заполнила вибрация.

Я осталась одна.

Глава 2

– Скажи что-нибудь.

Я с трудом открыл глаза и уставился на конструкцию из металлических квадратов и кругов – Лорелай называла это люстрой в стиле модерн, а в моем понимании это кусок скрученной проволоки, которую зачем-то прикрепили к потолку. Предыдущий владелец квартиры страдал от нехватки хорошего вкуса и неумения держать дружка в штанах, за что и попал в мой список дел. Его жена любезно отдала квартиру в качестве платы за заказное убийство, и вряд ли я мог ее винить в нежелании видеть любовное гнёздышко мужа.

– ¿Cuanto tiempo necesitamos para llegar al aeropuerto para tomar nuestro vuelo?8

Глен склонился надо мной, нахмурившись. В черном отутюженном костюме он походил на гробовщика или на юриста по наследственному праву.

– Что?

Я сел на диване, охнув, когда швы на боку натянулись. Действие обезболивающего закончилось почти час назад, и теперь мне хотелось выть. Донован был «белым воротничком9» и совершенно не умел стрелять, но каким-то чудом смог в меня попасть. Пуля не задела ни кости, ни органы, только кожу и пару кровеносных сосудов, да ещё и в самом неудачном месте. Теперь любой поворот и наклон корпуса сопровождался болью. Глен считал, что рана быстро затянется, но скорее всего останется шрам.

– Она изучает испанский.

В глазах Глена появилось понимание.

– Нужно добавить это в список. Как себя чувствуешь?

– Как если бы в меня выстрелили, а затем наспех зашили. Дом?

– Сгорел дотла вместе с уликами. Лорелай проследит, чтобы в отчете пожарных следователей не попало ничего лишнего. Официальная версия: утечка газа.

Я натянул через голову чистую футболку, старательно игнорируя боль. Ужасно хотелось залезть в душ и смыть с себя кровь и пот, но я и так потратил драгоценное время на отдых. Застегивая на запястье ремешок часов, я пробежал глазами документы, украденные из квартиры Донована. Я пришел не за ними, но не смог удержаться и залез в сейф. Больше всего меня сейчас интересовала его недвижимость: оформленное на него имущество было ни к чему, а вот от тайного убежища я бы не отказался. Ещё один день в этом «произведении» современного искусства, пусть и в центре Бостона, я не выдержу.

Глен продолжал стоять у меня за спиной, нервно постукивая носком ботинка по полу. Читать документы, когда тебе в затылок пялятся, было той еще задачкой.

– Говори уж, – скомандовал я, не оглядываясь.

– Что пошло не так? Мы видели по камерам, что ты успешно зашел внутрь и прокрался в гостиную, а затем без причины замешкался.

– Я не замешкался, а выбирал удачную позицию.

– Это из-за нее, верно? Тебя закинуло в ее голову.

Я не стал отвечать, понимая, что отрицать бесполезно. Глен был единственным, кто знал, что на самом деле произошло в отеле четыре месяца назад. Он прикрывал меня, и когда произошел взрыв, вытащил меня, оглушенного и дезориентированного, пока вокруг царил хаос.

У «Акаций» давно был зуб на Меркурия. В преступном мире он был если не Мориарти, то хотя бы Биттлджусом – эдакой палочкой-выручалочкой с оружием, верными наемниками и полностью отсутствующей совестью. По моим подсчетам, в первый раз «Акации» заинтересовались талантливой бандой, не стесняющейся брать самые грязные дела, где-то после ограбления трех банков в Вашингтоне. Тогда мы украли не только деньги, но и правительственные документы, оставленные в одной из ячеек не самым умным госслужащим. С тех пор для «Акаций» мы стали бельмом на глазу. Они расширили штат по всей стране, закупились новейшим оборудованием, однако все равно оставались позади. По крайней мере, я так думал. Пока мне в руки не попала Лоза.

Такой расклад не устроил «Акаций». Они знали, что прибор у меня, и тот факт, что он не всплыл на черном рынке, их нервировал. Я догадывался, что рано или поздно они предпримут очередную попытку пробраться в наши ряды, но даже в самом страшном сне я не мог представить, что они получат доступ к моей голове. Сама идея о неком оружии, благодаря которому можно будет копаться в чужих мыслях, казалась мне невероятной и пугающей. И вот, пожалуйста.

Мне удалось найти уловки, блокирующие связь, но путь к ним сопровождался ошибками. Я знал об Амелии не больше, чем она обо мне, и всё-таки в первые дни мы сболтнули друг другу много лишнего. Испуганные, дезориентированные, мы не справились с тем, чтобы закрыть свои мысли от чужих ушей. Со временем стало легче. По большей части мы лазили друг к другу в головы с единственной целью – узнать информацию о противнике. Но иногда это получалось неосознанно, например, когда один из нас испытывал сильные эмоции или был слишком уставшим, чтобы сопротивляться притяжению.

Или если кое-кто нервничал из-за теста.

– Думаю, ее фамилия на «Ф» или «Р», – сказал я, убирая украденные бумаги в сейф. – У нее слишком ужасный почерк, чтобы можно было разобрать.

– С этим нужно что-то делать.

Я закрыл сейф картиной и повернулся к Глену. Ему было двадцать пять – всего на два года старше меня, – но в здешней иерархии он был не больше, чем моей правой рукой. Я доверял ему настолько, насколько мог кому-то доверять, и мы знали друг друга почти целое десятилетие, однако последнее слово всегда должно было быть за мной. Я не мог иначе, в противном случае потерял бы контроль над командой. Мне не следовало давать слабину и обращаться с Гленом, да и с любым другим, как с равным себе. Проще уж дать им пистолет в руки и направить себе на грудь.

– Она – моя проблема. И я с ней разберусь. Лучше подумай, как нам теперь проверять заказчиков. Если бы Джаред не нашел запись с видеокамеры, где Донована арестовывают, мы бы уже были в руках «Акаций».

Я не мог не восхищаться их гениальностью. Подкупить Донована иммунитетом от его финансовых махинаций, попросив взамен нанять нас для убийства конкурента – идеальный план. У Донована уже были дела с Меркурием, поэтому у нас не было причин не доверять его звонку. «Акациям» оставалось ждать меня в условленном месте с распростертыми объятиями и наручниками наготове.

Нет, пожалуй, я поспешил, назвав их гениями. Вот если бы они поставили у Донована охрану, а не списали со счетов сразу после звонка Меркурию, вот тогда бы это было умно. А так – дилетанты. Не умеют играть даже со всеми козырями на руках.

Глен посмотрел на свой телефон.

– Лорелай освободилась.

– Хорошо. Поехали.

Мне нравилось водить. Легковушки, грузовики, мотоциклы. Едва получив свои первые права – вполне законным способом, между прочим – я стащил у матери ключи и стал кружить по городу, позволяя ему открыться с новой стороны. Держась за руль, я представлял, что управляю пиратским кораблем или, быть может, космическим судном. Казалось, теперь мне будет доступен весь мир, будто именно машина, а не деньги или социальное положение были барьером, отделяющим меня от него.

Когда я вернулся домой поздно вечером, мать так сильно отхлестала мои ладони ремнем, что я потом несколько недель ничего не мог держать в руках. О вождении пришлось на время забыть, и это разбило мне сердце.

Вот и теперь, сидя на пассажирском сиденье из-за раны в боку, я не мог не ощущать себя ребенком, не контролирующим свою жизнь.

Чтобы скоротать время, я достал блокнот, в котором вел заметки об «Акациях», и открыл лист с нумерованным списком. Я быстро добавил в конец еще два пункта: испанский и фамилия на Ф/Р. Подумав немного, добавил шестнадцатый пункт: грызет карандаш.

Сомневаюсь, что это поможет установить ее личность, но никогда не знаешь, какой факт сыграет решающую роль. Я не знал, как она выглядит, сколько ей лет, где она живет. Доступными оставались крупицы информации, полученные из-за вспышки эмоций или проблеска мысли в самом начале нашего «общения». Ее любимый напиток (капучино с сахаром), музыка (хотя тут проще сказать, что она не слушает, чем перечислять все, что играет у нее вперемешку, пока она готовится к занятиям), даже менструальный цикл (что-что, а вот эта информация точно была для меня лишней. Странно, что среди женщин так мало серийных убийц, когда они каждый месяц переживают такие кровопролития). Еще я думал, что ее мать либо в разводе, либо она вдова – за то время, что я сидел в голове Амелии, она ни разу не думала об отце.

Джаред написал программу, которая мониторила социальные сети и открытые базы данных, но моего списка было недостаточно, чтобы ее найти. К тому же, «Акации» наверняка хорошо зачистили данные о ней, когда выбрали на роль «уха». Я чувствовал, что отгадка кроется в базе данных колледжа, но так и не смог узнать, где именно она учится. Единой базы не существовало, а перебор занял бы все время Джареда, который был нужен мне для других заданий.

По пути в штаб я тщательно следил, не появится ли в голове знакомое давление, но Амелия сидела тихо. Я подозревал, что сейчас она докладывает своим то, что успела разглядеть, когда я неосмотрительно пустил ее в свою голову. Для меня оставалось загадкой, как ей удается общаться со своими так, чтобы я ничего не слышал. Если бы только я смог узнать, в чем секрет, наши шансы бы уравнялись.

Текущий штаб располагался в подвальном помещении торгового центра на окраине Бостона. Его не было ни на каких планах, так что о незваных гостях можно было не беспокоиться, однако меня смущало соседство с полицейским участком, служащие которого в последнее время зачастили на фудкорт.

Я задержался в кафе и купил себе американо, после чего мы с Гленом прошмыгнули через дверь для сотрудников и завернули в левый коридор. Глен отодвинул паллету с коробками какого-то магазина и открыл неприметную дверь. Спустившись по лестнице и открыв еще одну дверь, на этот раз с кодовым замком, мы попали в просторное помещение без окон. Кондиционер гудел, но лично мне было жарковато.

Увидев меня, Лорелай кивнула, не отрываясь от чистки пистолета. А вот близнецы вскочили с мест и вытянулись по струнке, как оловянные солдатики.

– Вы в порядке, босс? – уточнил Льюис. От брата Люка его отличало более круглое лицо и привычка дергать себя за волосы, когда он нервничает. Я постоянно забывал, кто из них старше, но если говорить о командной работе, то Льюис обычно слушался Люка.

– Буду в порядке, когда карта окажется у нас. Что мы знаем? – спросил я, присаживаясь в кожаное кресло. Я прикрыл лицо стаканчиком с кофе, чтобы не было видно, что я при этом поморщился.

Джаред повернул ко мне широкий монитор, и я увидел 3D модель музея. Парнишка откашлялся, прежде чем начать.

– Три этажа плюс подвал, который тянется под музеем и двумя соседними строениями. Интересующая нас карта сейчас находится в хранилище в подвале, вот здесь, – он шевельнул мышкой. 3D модель разложилась на четыре блока, по одному на этаж. Красная неровная линия обвела одно из подвальных помещений.

Довольно близко ко входу, но само хранилище занимало почти две трети подвала и состояло сплошь из стеллажей и ящиков.

– Мы знаем, где именно держат карту?

Джаред погрустнел.

– Если они и ведут записи по инвентаризации с точностью до места хранения, то на локальном компьютере. Мне не удалось ничего найти.

– Ну еще бы, – буркнул я. Это было бы слишком легко. – Охрана?

Лорелай подняла руки над головой и потянулась.

– Явно набраны с улицы, преимущественно это пожилые или люди не спортивного телосложения. По три сотрудника в каждой смене: один у входа, двое патрулируют. Я не видела, чтобы кто-то входил или выходил из подвала, пока я была в музее. Так что либо они не делают пересменку, либо там вообще никого нет.

– Полагаю, доступа к видеонаблюдению у нас тоже нет?

Джаред мотнул головой.

– Их камеры не подключены к городской системе, поэтому придется подкинуть им вирус. Лорелай сделала пару снимков, так что мы знаем имена некоторых из охранников. Пришлю всем письмо с трояном, наверняка хоть кто-то пользуется рабочим компьютером в личных целях.

– Отлично. И заодно поищи какие-нибудь данные о том, где именно держат карту. Пока все указывает на то, что у них хилая охрана, но мне все равно не хочется проторчать там всю ночь. И попробуйте выяснить, кто именно когда будет на смене. Не хочу, чтобы мы готовились к пенсионерам, а нарвались на частников, у которых закончился сезон отпусков. Льюис? Подготовь оборудование. Мне не нужны осечки, как в Ланкастере. Люк? На тебе организация переезда. Как только карта будет у нас, едем в Вегас.

Люк скрестил руки на груди.

– Сколько там пробудем?

– Пару дней, не больше. Передадим карту заказчику и сразу же уезжаем.

Лорелай то ли фыркнула, то ли хмыкнула. Я посмотрел на нее, прищурившись.

– Есть какие-то вопросы?

Лорелай дернула плечом.

– Я всего-то хотела узнать, не войдет ли у нас в привычку убивать заказчиков. А то, знаешь, немного теряется весь смысл в наших рисках и тратах на операцию, если в результате мы остаемся без денег, да еще и с репутацией убийц своих нанимателей.

– Приказы Меркурия не обсуждаются, – отрезал я. – Если что-то не нравится, где выход – ты знаешь.

Лорелай явно хотела сказать что-то еще, но передумала. Только посмотрела на меня так, что по спине пробежали мурашки.

У меня не было причин считать, что она ведет нечестную игру, но в последнее время она вела себя как-то странно. Задавала вопросы, которые больше никто не осмеливался озвучивать. Ставила под сомнения приказы. Я знал, что сильно рискую, отказываясь отдавать Доновану Лозу, но не думал, что угроза будет исходить от моей собственной команды.

– Приступайте к выполнению заданий, – приказал я, обводя взглядом команду. – Последнее, что нам сейчас нужно – это чтобы Меркурий решил, что мы потеряли хватку.

Когда стали расходиться, Джаред повернулся обратно к трем мониторам и начал быстро что-то печатать, но остановился, когда я положил руку ему на плечо.

– Запусти повторный поиск, но на этот раз добавь следующие условия, – я показал ему обновленный список фактов.

– Фамилия на Р или Ф, изучает испанский… грызет карандаш, – на последнем пункте Джаред улыбнулся. – Последний факт, безусловно, интересный, но не думаю, что она стала бы упоминать это в соцсетях.

– Зато это может значить, что она частый клиент стоматолога. Сомневаюсь, что это полезно для зубов.

– Если она не из состоятельных, то вряд ли часто ходит к стоматологу, – сказал Глен.

Я обернулся. Я то был уверен, что он ушел, как и остальные. Глен внимательно на меня посмотрел. Он что, проверяет, действительно ли я ищу ее?

– Добавь условия, – обратился я к Джареду, игнорируя Глена. – Я подумаю, как истолковать факты, чтобы это можно было найти в сети.

– Ладно. Но мне было бы проще работать, если бы я знал, откуда ты берешь о ней информацию.

Я не хотел, чтобы команда знала, как близко «Акации» к нам подобрались. Вытаскивая меня из зала, Глен успел заметить на полу девушку без сознания, но из-за пыли и спешки не сумел ее рассмотреть. Команде я сказал, что считаю ее ответственной за взрыв: мол, «Акации» хотели меня убить, но что-то пошло не так, и теперь я желаю от нее избавиться. Джаред раздобыл записи видеонаблюдения из отеля за тот день, и я просмотрел их не менее сотни раз, но безуспешно. Камеры стояли только в холле, но в огромной толпе было практически невозможно определить, кто именно свернул в коридор, ведущий в свадебный зал.