В этот раз хочу тебя

Инна Деми

В этот раз хочу тебя

Глава 1

Приехала в город ранним утром. Чемодан колёсами стукался о трещины на тротуаре, и каждый звук будто подчеркивал: всё, я теперь одна. Без маминого контроля, без папиного «куда ты пошла и когда вернёшься».

Первая свобода. Та самая, о которой мечтала последние два года.

Общежитие встретило облезлой краской на стенах и запахом котлет из общей кухни. Вахтёрша, женщина лет шестидесяти, посмотрела так, словно я пришла сюда на пожизненное заключение, а не на учёбу.

Но да ладно. Мне с ней детей не крестить.

А вот соседок хотело бы подружелюбнее…

Комната, которую выделили на ближайшие годы, если конечно же не отчислят, оказалась пустой. Две кровати стояли у стены, третья – возле окна. И она, судя по вязанному сиреневому пледу и медведю, уже занята. Я выбрала ту, что явно свободна и подальше от двери: хотелось хоть какой-то иллюзии уюта. Но если вдруг окажется, что и она уже чья-то, то переберусь на оставшуюся. Тоже в этом проблемы не видела.

Чемодан с трудом взобрался на матрас. Открыла его, и сразу стало ясно: вещей у меня мало, слишком мало, чтобы заполнить это чужое пространство.

Разложила всё по двум полочкам шкафа: стопку джинсов и футболок, два платья «на выход», которые мама настояла взять («вдруг пригласят куда-то»), косметичку с минимальным набором, и старый блокнот с наклейкой в виде луны, в котором я писала всё подряд – интересные цитаты, понравившиеся стихи.

На прикроватную тумбочку поставила фото – мы с родителями и братом на пикнике, ещё в прошлом году. Папа держит меня за плечо, мама улыбается, и всех нас в охапку обнял Тихон.

Застелила постель своим бельем, с яишенками. Странный выбор для пододеяльника, но когда заказывала, мне показалось это прикольным. Натянула покрывало, чтобы не напугать соседок. Сначала нужно познакомиться и показать себя с максимально нормальной стороны, а уже потом, понемногу, можно будет и раскрывать свою чудинку.

В коридоре послышались веселые голоса. Кто-то явно встретил своих знакомых после каникул и был этому очень рад. Стоило представить, что и у меня появятся такие же знакомые, по которым буду скучать, как хлопнула дверь. В комнату влетела девушка с громким смехом и чемоданом на колёсиках.

– Привет! – она сразу направилась к кровати, где лежал тот самый медведь с одним глазом на сиреневом пледе. – Я Анжелика.

Она скинула куртку, встряхнула волосы – длинные, каштановые, с явно профессиональным уходом.

– На втором курсе уже, – добавила, будто это звучало как «королева кампуса». – Всё лето пришлось провести у родителей в деревне, это было мучение! Я же родилась, чтобы блистать на сцене, понимаешь? А там – коровы, картошка, клубника… Я чуть не умерла.

На этих словах вытащила из чемодана целую армию косметики, аккуратно расставила баночки на тумбочке и зеркало придвинула ближе к окну.

Я только молча наблюдала за всем этим, стараясь дружелюбно улыбаться. Но уже сейчас думала о том, что наши темпераменты явно не совпадают. Она прямо ураган, по сравнению со мной.

И что еще было примечательно, зачем ей столько косметики в деревне?

Ну а потом, какое мне дело?

В итоге выдернула себя из этих мыслей. Вообще, нужно для начала представиться, если хочу реально показать заинтересованность в общении. Потому что нам вместе еще жить и жить.

– Я Карина. На первом курсе.

– О, первокурсница! – глаза Анжелики зажглись. – Тебе повезло, у нас тут такая движуха! Преподы – звери, но классные. Все друг друга знают, тусовки, премьеры, кастинги. Я всё лето только и ждала, когда вернусь сюда. Потому что деревня – это, прости, не жизнь. А здесь… – она раскинула руки, как будто хотела обнять весь город. – Здесь мы рождаемся звёздами.

Я слушала её и чувствовала, что мои джинсы, аккуратно сложенные на полке, и блокнот с наклейкой луны смотрятся слишком скромно на фоне её блеска и амбиций.

– Ты ведь тоже ради сцены сюда поступила? – бросила через плечо, не ожидая особого ответа. – Ты увидишь, Кари, тут всё настоящее. Жёстко, грязно иногда, но если ты выдержишь – тогда точно твоё.

Она обернулась и улыбнулась.

– Я ведь могу так тебя называть?

Я немного опешила. Всю жизнь я была Кариной. Родители называли меня именно так. Подруги в школе тоже никогда не сокращали: максимум «Карька», и то, буквально, единожды.

А тут – «Кари». Вот так просто, будто мы знакомы не пять минут, а целую вечность.

Я ощутила, как во мне борются два чувства: лёгкое раздражение и желание согласиться. С одной стороны – это не я. Я не «Кари», у меня нет этого городского лоска, задора, которыми сверкала Анжелика. С другой… мы будем жить вместе. А жить бок о бок с человеком, который тебя раздражает, – худший вариант.

– Конечно, – выдохнула я, стараясь улыбнуться максимально расслабленно. – Зови, если так проще.

Анжелика довольно кивнула, словно только что заполучила новый реквизит для своей будущей роли.

– Отлично! Кари звучит куда лучше. Современно, запоминается. Прямо артистический псевдоним. Может, ты ещё и станешь знаменитой, и все будут знать тебя именно так.

Я кивнула, хотя внутри что-то кольнуло. Артистический псевдоним? Интересная мысль. Да, я конечно много раз представляла себя на сцене, но никогда не задумывалась над псевдонимом. Мол, так и буду, Карина Лакмусова.

Но, может, так и правда проще.

Отвернулась к своей кровати и начала раскладывать оставшиеся вещи, но в голове всё время звучало это короткое, непривычное имя. «Кари». Будто я вошла в новую жизнь и уже на пороге кто-то решил слегка переписать мой сценарий.

Я ещё не успела переложить белье и гигиенические принадлежности, когда телефон завибрировал на подушке.

На экране – «Мама».

Блин, совсем из головы вылетело сообщить, что добралась.

Вздохнула и ответила.

– Ну как, доехала? – сразу с ноткой тревоги.

– Да, всё нормально, заселилась, комната неплохая… – соврала, скосив взгляд на облезлые батареи и пожелтевший линолеум.

– Обязательно пришли телефоны своих соседок, чтобы если что, я всегда могла хоть до кого дозвониться. И Карина, еще раз прошу, будь осторожна и ни в какие сомнительные мероприятия не влезай. Ты же помнишь, дочка, о чем мы с папой тебя предупреждали?

– Знаю, помню, – я закатила глаза, хотя она этого не видела. – Я сюда учиться приехала, а не… ну, ты поняла.

В трубке повисла пауза. Слышно было только, как мама тяжело вздохнула.

– Обещай, – сказала она мягко, но с нажимом. – Обещай, что не полезешь в это.

Я потянулась к верхней пуговице кардигана, чувствуя, как под кожей дрожит всё тело. Она говорила так, будто наверняка знала: здесь мне придётся выбирать между сценой в театре и съемках в порно.

– Обещаю, – выдохнула устало, потому как уже начинало раздражать их отношение к актерской профессии, с этими примитивными стереотипами.

Попрощавшись, отключила звонок и какое-то время смотрела в погасший дисплей. «Кари» смотрела на меня из глубины экрана и молча спрашивала: А если всё окажется не так просто? Все-таки самостоятельная взрослая жизнь…

Но я была так воодушевлена новыми переменами, что просто отмахнулась от всех “если бы да кабы”…

После звонка родителей я еще какое-то время сидела с телефоном в руках, чувствуя, как обруч их сомнений и недоверия сжимает за плечи. Обещание, которое я дала, звучало как приговор: не вляпаюсь, не сломаюсь, не испачкаюсь, да и вообще, не буду отсвечивать.

Но я понимала – просто «не отсвечивать» тоже не получится. Здесь сотни таких, как я, и большинство всё равно не станут знаменитыми. Кто-то вернётся домой, кто-то сменит профессию, кто-то окажется на вторых ролях в провинциальном театре. Это жизнь. Но я ведь приехала сюда попытаться пробиться. Поэтому просто отсидеться за кулисами меня тоже не устраивало.

Вздохнула, положила смартфон на тумбочку и повернулась к Анжелике. Она уже разложила привезенные вещи, будто не уезжала на пару месяцев. А сейчас занималась тем, что прикалывала английской булавкой на стену фотографию, где она в ярком платье стоит на сцене.

– Ну что, Кари, если я правильно поняла, у тебя первый день без родителей, – проговорила, прикидывая, ровно ли повесила. – Чувствуешь, как дышится по-другому?

Я улыбнулась в ответ. Да, дышалось и правда странно: свободнее, но и как-то пустовато.

– А нам третьего подселят, интересно? – спросила, скорее чтобы поддержать разговор, но в тоже время сместить прицел с себя.

– О, подселят точно, – оживилась соседка. – Я только что у вахтёрши спросила. Та сказала, что все места должны быть заняты к концу сентября.

– Значит, будем втроём, – задумчиво произнесла я.

– Ага. В том году я жила с выпускницами, – сказала, наконец закончив с фото и укладываясь на кровать, вытягивая ноги. – Представляешь, какой у них был опыт! Я на них смотрела и думала: вот и я скоро буду такая.

– И как у них сложилось? – осторожно спросила.

Девушка оживилась, будто ждала именно этого вопроса.

– Одна вернулась в свой город и сразу попала в спектакль в местный театр. Провинция, конечно, но она счастлива, что играет. – Анжелика говорила так, словно сама чувствовала гордость за чужую победу. – А вот вторая… она ушла в шоу для взрослых.

– В шоу? – я не сразу поняла.

Анжелика усмехнулась, явно вырисовывая в голове то, что уже видела ранее.

– Ну, типа бурлеска. Всё театрально, наигранно, с обнажёнкой только. Поделилась, что платят очень хорошо.

– И она… довольна?

– Ещё как, – соседка пожала плечами. – Говорила, что когда прошла отбор, прям выдохнула: мол, теперь есть работа, не надо больше париться, куда пойти после выпуска.

Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Для меня театральная сцена была чем-то возвышенным, почти священным. А тут – «бурлеск, обнажёнка». В голове всплыл голос папы: актёрская жизнь – это грязь и постель.

Отвернулась к своей тумбочке, будто что-то нужно срочно проверить в телефоне, но на самом деле прятала выражение лица.

Заметив моё смущение, соседка проговорила:

– Да ладно, Кари, не придумывай там себе. Это не то чтобы позор. Просто путь. У каждой он свой. Главное – оказаться на сцене.

Ночь выдалась беспокойная. Я ворочалась на жестковатом матрасе, то слушая шорохи в коридоре, то пытаясь унять мысли. Фраза Анжелики крутилась в голове, будто кто-то включил её на повтор: «У каждой путь свой. Главное – оказаться на сцене».

Я пыталась понять – а какой мой путь?

Я приехала, не сказать, что ради денег, скорее потому что верила: сцена может быть чем-то большим, чем просто профессия. Но если всё сведётся к тому, о чём говорил папа… получится, что родители были правы со своими стереотипами?

В итоге заснула только под утро, когда поняла, что особо не буду принимать за чистую монету слова Анжелики, которая периодически бормотала во сне:

– Я создана для сцены… я создана для сцены…

Будто заклинание.

Да она реально повернута! А я еще переживала, что меня могут счесть ненормальной.

Улыбнулась сквозь сон, подумав напоследок, что у моей новой знакомой точно хватит сил добиться своего, и провалилась в темноту.

Разбудил утренний шум – включенный фен за тонкой стеной и запах сладкого парфюма, уже из нашей комнаты. Я приподнялась на локтях: Анжелика уже во всю собиралась, энергично цокая каблуками по линолеуму, будто по подиуму.

Я сонно посмотрела на часы – и сердце ухнуло вниз.

– Блин-блинский, – воскликнула, хлопнув себя по лбу. – Забыла завести будильник!

Соседка хмыкнула, разглядывая себя в зеркале, явно довольная своим образом:

– Привыкай, Кари, здесь мамы рядом нет.

Точно. Теперь никто не войдёт в комнату и не отдёрнет одеяло с привычным «Вставай, проспишь всё на свете». Надо учиться поднимать себя самой.

Стоило подумать про маму, как телефон завибрировал. На экране высветилось: «Мама». Я прямо обрадовалась.

– Дочка, ты проснулась? – её голос звучал так, будто я до сих пор жила за стенкой, а не в другом городе.

– Конечно, мама, уже скоро выбегаю, – ответила, подрываясь с кровати, придерживая мобильник плечом.

Врать не хотелось. Но в какой-то степени это и было правдой: выбегать всё равно придётся – хоть полностью собранной, хоть наполовину.

– Молодец, – сказала, подбадривая. – Помни, главное – не опоздать в первый же день.

– Помню, – кивнула я, хоть она и не видела. – Я наберу, как вернусь с учебы.

Попрощавшись, отключила звонок и, глянув на Анжелику, которая уже красила ресницы, поймала себя на мысли: Вот уж кто точно не опоздает – не только на пары, но и в жизни.

Прибежав в институт, и еле найдя свою группу, очень удивилась, что вместо того, чтобы раздать расписание и пожелать удачи, как я наивно ожидала, нас собрали в актовом зале.

– Строимся! – скомандовала строгая тётенька с короткой стрижкой и в массивных бусах. – Первокурсники, все в зал!

Я сжала ремень сумки, переглянулась с какой-то девушкой и пошла за потоком. Сердце колотилось, ладони вспотели – всё было ново, громко, слишком быстро.

В зале уже ждал кто-то на сцене. Высокий, в идеально сидящем пиджаке, с прической, словно сошёл со съёмочной площадки. Молодой, максимум тридцать. Улыбка – до ушей, глаза – такие, что половина девочек моментально начала поправлять волосы.

– Ну привет, мои будущие звёзды, – сказал и театрально развёл руки.

Я сразу поняла: он в курсе, что выглядит эффектно. Даже не в курсе – он этим живёт.

Вздохи пронеслись по рядам, а та девушка, что шла рядом, толкнула меня локтем и прошептала:

– Смотри, какой красавчик!

Я невольно засмотрелась. Да, он был из тех, кто умеет нравиться. Но ещё из тех, кто об этом прекрасно знает. И кайфует от собственной значимости.

– Я – Вячеслав Сергеевич, – представился, чуть качнув подбородком. – Актёр театра и кино. – сделал паузу, будто ждал оваций. – Да-да, вы наверняка видели меня в сериалах.

По залу прошёл шёпот. «Видели?», «А, это он!» – девчонки оживились.

– В свои двадцать девять я уже сыграл главные роли, – продолжил он, чуть наклонив голову, как будто рекламировал собственный профиль для кастинга. – А теперь решил поделиться опытом с вами, зелёными ростками.

И засмеялся над собственной шуткой. Несколько девчонок захихикали в унисон, буквально ловя каждое его слово.

Я же сидела и смотрела не на него. Честно, мне было куда интереснее наблюдать за одногруппниками: как кто-то кусает губы, как один парень записывает в блокнот каждое слово (всерьёз!), как девчонка с первого ряда откровенно строит глазки.

А Вячеслав Сергеевич всё витал в своей орбите.

– …Но, – вдруг сказал, сделав паузу, – пришёл я сюда не просто красоваться перед вами.

«Серьёзно?» – пронеслось у меня в голове.

Он окинул нас взглядом и ухмыльнулся.

– У нас сегодня кастинг.

Зал буквально взвыл. Кто-то захлопал, кто-то вскрикнул. Даже те, кто пару минут назад сидел сонно, выпрямились.

– Что? – прошептала я, ни от кого не ждя ответа.

– Ты слышала? Настоящий кастинг! – глаза девушки по соседству загорелись так, будто ей пообещали главную роль в Голливуде.

А у меня внутри зарылись сомнения. Кастинг? Уже сегодня?

Я даже не успела как следует привыкнуть к своей новой комнате, а меня уже собирались бросить в воду.

Но все же сначала решила, что под словом «кастинг» он имеет в виду какой-нибудь номер к посвящению в студенты. Ну, максимум сценку с переодеваниями и нелепыми танцами. Все посмеются, нас «окрестят артистами» и отпустят.

Но Вячеслав Сергеевич снова повёл бровью вверх и выдал:

– Кастинг на роль. Настоящую.

И опять сделал паузу, от которой у половины аудитории дыхание сбилось, и с наслаждением добил:

– Во второстепенный эпизод молодёжного сериала.

Зал застыл. Даже хихикающие девочки открыли рты. Все переваривали услышанное, потому что ну… правда не верилось. Сериал? Прямо сразу? В первый день?

Я смотрела на него и думала: ну ты и артист. Слова-то простые, а преподнёс так, что вся аудитория уже в экстазе.

И тут он добавил, как будто невзначай:

– Роль женская.

И это стало сигналом.

Парни, сидевшие за нами, хором, басовито, протянули:

– Уууууу…

Кто-то из задних рядов выкрикнул:

– Ну и тут через постель, кто бы сомневался!

Все заржали.

У меня внутри что-то перекосило. Я почувствовала, как лицо вспыхнуло. Нет, не потому что их слова касались лично меня. А потому что это «ууу» и эта тупая шутка показались, до мерзости, предсказуемыми.

Ну да, конечно. У них же в голове только одна ассоциация. Кино = постель. Идиоты.

И в ту же секунду мне снова стало противно. От того, как легко всё обесценили. От того, что слова родителей, сказанные перед отъездом, вдруг зазвучали гораздо громче, чем хотелось бы.

– А чего это им такой шанс в первый же день? – выкрикнул кто-то из парней. Голос был с вызовом, и даже те, кто собирался молчать, одобрительно загудели: «Ага, правильно!»

Я приготовилась увидеть, как Вячеслав Сергеевич начнёт выкручиваться, но, к моему удивлению, он даже не моргнул. Улыбка осталась той же самодовольной, только чуть мягче.

– Хороший вопрос, – сказал, глядя прямо в зал. – Я вам отвечу. Для одной это будет толчок вперёд, первый кирпичик в её карьеру. А для остальных – напоминание, что роль может найти вас в любую минуту. В коридоре, в метро, на улице. Главное – быть готовыми.

И надо признать, сказал он это красиво. Даже я, которая успела мысленно обозвать его «петухом в расшитом пиджаке», вдруг подумала: ладно, не только красивый. Умеет держать публику.

А потом он резко поменял тон:

– Итак, девушки. Сейчас по очереди выходите на сцену. Ваша задача – показать страсть и невинность одновременно.

На этих словах те, что сидели в первом ряду, словно по команде расправили плечи и заулыбались. Видно было – уже уверены, что справятся.

Ага, конечно. Все сразу, блин!

С задних рядов снова что-то буркнули про «постель», но я уже не обратила внимания. Оно переключилось на дверь актового зала.

Он вошёл так, будто не спешил. Высокий, чуть взъерошенные волосы, футболка и кожаная куртка, которую явно носили не для тепла, а для образа. В руках – ничего. Даже тетради нет.

Неизвестный парень, явно не заплутавший первокурсник. Прошёл вдоль прохода, будто ему было глубоко плевать, что на него смотрят, и направился к сцене. Преподаватель улыбнулся шире, пожал ему руку.

Оба отвернулись от нас и о чем-то заговорили вполголоса.

Я не слышала слов, но итак было понятно, что они знают друг друга. И этот парень здесь не просто так.

Глава 2

Он встал рядом с Вячеславом Сергеевичем, и сразу бросилось в глаза: они как будто из разных миров. Препод – отполированный до блеска, всё при нём: ухоженные руки, белозубая улыбка, костюмчик, явно купленный не на студенческую стипендию. А этот… не то чтобы неряха, нет. Но весь какой-то… словно вышел прямо с улицы.

И по сравнению с этой слащавой картинкой от Вячеслава Сергеевича, парень выглядел… чертовски интереснее.

Я поймала себя на том, что разглядываю: плечи, походку, взгляд. И хоть видно, что он младше нашего препода, в нём чувствовалась какая-то грубая притягательность. Не из тех, что можно ухватить словами. Она цепляла подсознательно, как запах дыма после костра или звук басов за стеной: вроде раздражает, но не можешь оторваться.

И если первый купался во внимании студенток, то этот – будто бы и внимания не искал. Но именно поэтому его и хотелось рассматривать ещё дольше.

Я сама себе удивилась: стоп, Карина, с чего это вдруг?

А он тем временем скользнул взглядом по залу. Ничего особенного – просто посмотрел. Но когда его глаза прошлись по мне, я почему-то выпрямилась.

Тьфу, вот же дура!

– А теперь сюрприз, – протянул Сергеевич, и в зале стало тихо-тихо. – Сегодня кастинг пройдёт не в одиночку. У вас будет партнёр по сцене.

И он повернулся к этому парню.

– Знакомьтесь. Филипп, наш выпускник. Уже снимается, уже пробует себя в большом кино. Живой пример того, что и студенты могут получать роли.

В зале раздалось сдержанное «вау», но его тут же перебили ребята с задних рядов:

– Ага, но студентки быстрее! – раздалось басом.

И заржали.

Филипп даже бровью не повёл. Он сел на край сцены, широко расставив ноги, будто сидит дома в кресле, и чуть ухмыльнулся. Вот так, без слов – и уже ясно: этот парень уверен, что все зрители на ладони.

Первая кандидатка на роль попыталась изобразить своеобразную страсть: закатывала глаза, хватала себя за шею – выглядело немного нелепо. Но Филипп, главное, не рассмеялся. Нет. Он ухмыльнулся так, что девчонка тут же покраснела, словно поняла, что реально позорится.

Вторая вышла, сразу села ближе, чем надо. Тоже старалась: прикусывала губу, наклонялась вперёд, дышала тяжело. А он просто чуть подался навстречу – и в зале зашептались.

И тут меня осенило.

Господи, да он ещё больший нарцисс, чем Вячеслав Сергеевич!

Только если препод кайфует от самого себя, то Филипп – от реакции на себя. Ему явно доставляло удовольствие видеть, как девчонки готовы вывернуться наизнанку, лишь бы понравиться. И это не только игры касается.

Я поймала себя на том, что уже тоже думаю: а что будет, когда выйду я? как он посмотрит на меня?

И от этой мысли стало противно.

– Следующая… Карина.

Я вздрогнула. Всё. Вот и пришёл мой звёздный час – или полный провал.

Под шёпот и насмешливые ухмылки поднялась на сцену и села на стул напротив Филиппа. Он даже не повернул головы. Будто меня там и не было.

Сердце заколотилось в груди, и, как обычно, когда я нервничала, рука сама собой потянулась к верхней пуговке моего серого пуловера. Я стала её крутить, теребить, ногти царапнули пластик…

И тут, наконец, он посмотрел.

Не на меня. На мою руку.

А потом – чуть ниже.

Я сразу почувствовала этот взгляд – прямой, будто прожигающий ткань насквозь. Казалось, ещё чуть-чуть, и он реально оставит дыру. В груди стало горячо и неуютно одновременно, дыхание сбилось.

Боже, что я делаю? Я же сама его внимание привлекла… прямо туда.

Дёрнула руку, словно обожглась, выпрямилась на стуле и попыталась взять себя в руки.

Ну давай, Карина, ты же будущая актриса, чёрт побери. Изобрази хоть что-то!

Подняла взгляд, посмотрев в его глаза. Они были слишком цепкие.

Я прекрасно понимала задачу: страсть и невинность одновременно. Ну да, легко сказать. До этого я репетировала только какие-то этюды про яблоко и солнце, а тут – на тебя смотрит парень, который выглядит так, будто знает про страсть всё.

И вот я сижу напротив него, пытаюсь выстроить в голове картинку: томный взгляд, лёгкая полуулыбка, губы приоткрыты… да кого я обманываю? Получится по-любому так деревянно, что сама скорчусь от неловкости, как те, двое.

Но чем дольше ловила его взгляд, тем больше ощущала какой-то странный ток. Хотя он и сидел спокойно, чуть откинувшись на колонку, будто ему всё равно. Но именно это «всё равно» делало его опасным. Как будто я здесь – очередная, и он заранее знает, чем всё закончится. А я – не знаю.

Вот этот странный интерес, этот трепет внутри и оказался той самой искрой.

Я на самом деле просто… смотрела на него. И ловила себя на том, что пальцы дрожат, а в голове пустота. А невинность? Да она и не требовала игры – она и была во мне, настоящая, неразбавленная.

И всё, что в итоге смогла выдавить из себя – это нервное, сбивчивое дыхание, чуть приоткрытые губы и какое-то жалкое подобие «страсти», замешанной на стыде и непрошенной тяге к нему.

Я не играла – я действительно терялась и пылала.

И от этого было вдвойне страшнее.

В зале стало слишком тихо. Даже не сразу заметила, что люди перестали перешёптываться, хихикать и ерзать на стульях. Они просто смотрели.

Что, правда?.. Это я так умею?

– Вот! – голос Вячеслава Сергеевича разрезал тишину. Он поднял руку, словно дирижёр, зафиксировавший удачную ноту. – Чистая органика. Никакой игры – только правда.

Я чуть не рассмеялась.

Правда? Ну спасибо, я тут чуть не провалилась под землю от стыда, а это, оказывается то, что нужно.

– Заметьте, – продолжал он, – никакого перебора. Никакой искусственной страсти. Всё – изнутри. Именно это и работает на камеру.

Я кивнула, будто соглашаясь, но хотелось только одного – сбежать из актового и спрятаться.

Филипп всё это время молчал. Он так и сидел, локоть на колене, пальцы переплетены. Но потом вдруг поднял взгляд к моим глазам. И не просто глянул вскользь, как раньше, а задержался.

Буквально секунда, может две. Но я почувствовала это кожей.